Ново-Иерусалимский монастырь в Московской области полностью восстановлен. Об этом заявил глава правительства Дмитрий Медведев на итоговом заседании попечительского совета благотворительного фонда по воссозданию обители. За десять лет проведена колоссальная работа по созданию инженерной инфраструктуры и восстановлению интерьеров монастыря.
Существует мнение, будто патриарх Никон, начиная строить Новый Иерусалим, пытался сделать центром Православия Москву вместо Константинополя, давно уже превратившегося к тому времени в Стамбул.
Своими размышлениями о значении и смысле восстановления обители реке Истре делится наш автор Владимир Янчевский.
Сердце будет пламенем палимо// Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,// Стены Нового Иерусалима// На полях моей родной страны. Николай Гумилев, 1921 г.
Чтобы понять замысел патриарха Никона и царя Алексея Михайловича, нам надо углубиться в историю более чем на 250 лет назад, в конец 14 века. В места, находящиеся практически рядом с Ново-Иерусалимским монастырём. В город Звенигород. В 90-е годы 14 века здесь княжил Юрий Дмитриевич Звенигородский и сюда же по его просьбе из Сергиева Посада приходит Савва Сторожевский. Начинается строительство Звенигородского городка (кремля) и Сторожевского монастыря. Возникает идея - «Небесного Звенигорода» как «Небесного Града» и Нового Иерусалима. Это идея симфонии власти светской и духовной. К сожалению, по целому ряду причин после смерти прп. Саввы эта идея не получила дальнейшего развития, но её помнили и строительство Никоном величественного Воскресенского монастыря практически рядом со Звенигородом нельзя назвать случайным. Саввино-Сторожевский монастырь очень любил и Алексей Михайлович и неоднократно приезжал туда.
Дело в том, что наряду с идеей «Москва - Третий Рим», существовала и идея «Москва - Новый Иерусалим».
Надо понимать, что под понятием Новый Иерусалим понимался не некий земной храм, копия храма Гроба Господня, а Новый Иерусалим как Небесный Град из Откровения св. ап. Иоанна Богослова.
Первый раз эта идея возникает при Борисе Годунове. Постройка храма Гроба Господня в Московском Кремле. Тогда идеи Москва - Третий Рим и Новый Иерусалим были бы объединены. Но кончина Бориса Годунова, гибель его сына и последовавшая затем Великая Смута положили конец этим замыслам.
При Алексее Михайловиче приходит осознание огромного долга и ответственности, которые ложатся на плечи Московского Царства. Это - единственное православное государство в мире на тот момент.
Церковная реформа и исправление богослужебных книг исходит более от власти светской, нежели церковной. И это скорее идея «Москвы - Третьего Рима». Государство мыслится как защитник православных христиан всего мира.
Патриарх Никон эти идеи разделяет, но только отчасти. Ему ближе идея Москвы как Нового Иерусалима и всемирного православного сакрального центра.
В своих поздних посланиях, в 30 ответах боярину Стрешневу и Лигариду, он высказывался против идеи «Москва - Третий Рим». Он видел в этом огромную опасность подчинения церкви государству, что позже при Петре Первом и произошло.
Парадоксально, что идею «Москвы - Третьего Рима» поддерживал как раз Аввакум. Он видел русское православие именно национальным, а государство и московского царя - защитником именно национальной идеи и русского православия.
Оба - и протопоп Аввакум, и патриарх Никон - видели опасность в подчинении церкви государству, но выход из этой ситуации искали каждый по-своему.
Никон своей основной целью видел попытку переноса сакральных ценностей Афона и Палестины. Строительство Иверского, Кийского и Воскресенского монастырей - вот его основная задача и цель. Как он это понимал для себя.
Иверский монастырь - это святыни Афона, Кийский - огромный кипарисовый крест с более чем 300 мощевиками и святынями со Святой Земли и, наконец, центр замысла - огромный храм и монастырь Нового Иерусалима. Место было выбрано неслучайно - и по перекличке через столетия с замыслом прп. Саввы, и по некоторой географической схожести со святынями Палестины.
Местность здесь холмистая. Звенигород вообще называли Подмосковной Швейцарией, да и округа Воскресенского монастыря изобилуют небольшими холмами и горками.
Идея патриарха Никона одновременно проста и вдохновенна до дерзости: если Иерусалим в Палестине есть только некое отражение первообраза Нового Иерусалима - Града Божьего, явленного в Ветхом и Новом Завете, то почему на земле России нельзя создать нечто похожее?
Ново-Иерусалимский монастырь создавался не как точная копия храма Гроба Господня, не как простое подражание или муляж. Нет, идея была совсем в другом.
Как иконы отражают Образ Господа, так и храм Воскресения в Новом Иерусалиме должен быть образом Небесного Града. Поэтому обмеры храма в Иерусалиме делались, но храм строился не копией земного, изменённого к тому времени многочисленными пристройками более поздних времён. Названия местности и рек также давались по палестинским. Поток Кедрон, река Иордан, Гефсимания, Голгофа... Это подобие написания иконы по канону. Но каждая икона при этом отличается от другой.
Патриарх Никон совершенно сознательно строил свой монастырь рядом с Москвой, но не в Кремле. Он разделял власть светскую и духовную и ставил вторую выше первой. Священник помазывает на власть царя, а не наоборот.
Исправление церковных обрядов и книг для Никона было задачей очень важной, но вторичной.
Если посмотреть на его замысел как бы сверху, то мы увидим грандиозную картину. Москва и Новый Иерусалим находятся рядом, но не вместе. Это система «двойной звезды», где власть светская получает смысл существования в церкви, ею окормляется и её защищает. Власть же духовная находится под защитой власти светской и может заниматься деятельностью духовной, окормляя народ и выступая его защитником против произвола власти светской.
Церковь - это всё собрание верующих, монашество - это большая ответственность и внутренний круг, монастырский храм - это центр всего. Так Новый Иерусалим оказывался в центре замысла патриарха Никона. Вот как об этом писал протоиерей Лев Лебедев: «Никоновский Новый Иерусалим в духовном значении по своему замыслу оказывается всё же самым центром мира, центром определенных смысловых концентрических кругов. Если принять, что православный Восток затоплен мусульманством, то Россия - остров среди волн враждебного иноверного мира; в самой России остров спасения - Церковь Божия; в ней самой остров спасения от суеты «мира сего» - монашество; центром же русского монашества должен стать Новоиерусалимский монастырь; центром монастыря - храм - образ тех мест, где совершились спасительные подвиги и победное Воскресение Господа Иисуса Христа - залог общего воскресения верных в радость вечной жизни в Царстве Небесном. Такое положение Новоиерусалимского собора нельзя не признать даже более «центральным», чем если бы он был построен в Москве как отдельный храм. Тогда он оказался бы вне монашеского круга («острова»), среди суетной стихии мира» («Новый Иерусалим в жизни Патриарха Никона»).
Если бы его попытка Никона удалась, то Новый Иерусалим стал бы сакральным центром всего мирового православия и авторитет Церкви уравновесил бы Государство. Вот идея патриарха Никона. К сожалению, его замыслам не суждено было сбыться. В том числе и в силу характера самого патриарха Никона, его «оппонента» протопопа Аввакума и царя Алексея Михайловича. Это были очень яркие и страстные натуры, не терпевшие противоречий и «ломавшие реальность через колено». Всё это привело ко многим бедам в истории России.
Интересно, что Петр Первый относился к патриарху Никону и к монастырю с огромным уважением, хотя сам, скорее, продолжил линию своего отца.
Сложно сказать сейчас, могли идеи патриарха Никона реализоваться в 17 веке? Масштаб задачи был невероятным, а Россия была ещё, по сути, государством-подростком. Я бы употребил образ мальчика из фильма Тарковского «Андрей Рублев». Который якобы знал секрет колокольной меди и отливает огромный колокол на молитве и вере. У него всё получилось. Получилось ли у патриарха Никона? Чем больше пытаешься разобраться, что же он нам пытался сказать и сказал, возникает вопрос: «А понимал ли он сам до конца свой замысел?». Он считал это самым важным делом своей жизни, но вот мог ли логически и стройно изложить? Может быть, действовал также по вере и молитве, скорее прозревая, чем логически понимая?
Во всяком случае, есть упоминания об исцелениях по его молитвам, пророчествах и духовных откровениях. Сам он канонизирован как местночтимый святой.
Что нам осталось сейчас от его грандиозного замысла?
Монастырь преодолел годы разрухи и лихолетья и восстановлен полностью в первоначальном виде. Восстановлен государством и властью, что тоже очень символично.
Ситуация всё более напоминает времена Никона, когда в мире осталась лишь одна православная держава. Конечно, до благочестия тех времён нам далеко, но и времена другие, и ситуация на самом деле меняется к лучшему.
Из провинции это видно гораздо лучше, чем из Москвы.
Вполне возможно, что через какое-то количество лет или десятилетий мы поймём замысел патриарха Никона и Алексея Михайловича лучше. Ведь невозможно представить себе, чтобы «человек погибели», которому по откровению попущено будет захватить в последние времена Иерусалим, сможет смириться с существованием храма Гроба Господня рядом с собой. Храм будет или уничтожен или осквернён.
Может быть, патриарх Никон - сам того не ведая - прозревал эту ситуацию?
Тем более, что времена второй половины века 17-го по своим эсхатологическим ожиданиям были схожи?
Почему тогда Россия не может стать последним ковчегом?
Тогда замысел патриарха Никона, может быть, получит своё окончательное воплощение. Хотелось бы верить, что и чудо схождения Благодатного Огня, которое Господь посылает в утешение и поддержку людям, тоже не прекратится. И подмосковный Новый Иерусалим станет в последние времена утешением всем христианам.
Для Бога всё возможно. Было же явлено чудо над гробом св.кн. Димитрия Донского. О самовозгорании свечи в Архангельском соборе Московского Кремля (из «Разрядной книги» 1475-1605 годов): «Лета 7033-го [1525] году загорелась о себе свеща в Орхангиле в церкви над гробом великого князя Дмитрея Ивановича Донскаго и гореша шесть дней, а угасла о себе же».
Нам же надо: «трезветь, бодрствовать и надеяться».
Россия как государство имеет огромную и великую историю. Надо воспринимать как невероятное чудо сегодняшний православный ренессанс.
К сожалению, общее направление и у западных постхристианских стран, и у России - одно. Но есть надежда, что мы будем двигаться медленнее, как в анекдоте про медведя и двух охотников. Не надо бежать быстрей медведя, надо быстрее другого охотника... Ну, в нашем случае - медленнее. А там - как Бог даст.
Были же сказаны когда-то пророческие слова Апокалипсиса: «Знаю твои дела; вот, Я отворил пред тобою дверь, и никто не может затворить ее; ты не много имеешь силы, и сохранил слово Мое, и не отрекся имени Моего. <...> И как ты сохранил слово терпения Моего, то и Я сохраню тебя от годины искушения, которая придет на всю вселенную, чтоб испытать живущих на земле» (Откр. 3: 8, 10)
Послесловие от редакции: Статья Владимира Янчевского заслуживает внимания, несомненно. Однако не со всеми тезисами автора можно согласиться.
Во-первых, что это был совместный «замысел патриарха Никона и Алексея Михайловича». Скорее это был замысел именно Патриарха Никона, реализацией которого он хотел в том числе поставить Церковь над Государством, или добиться, чтобы «авторитет Церкви уравновесил бы Государство», как пишет автор. В контексте тех реалий замысел Никона был вызовом царской власти. Неслучайно Государь Алексей Михайлович решительно пресёк эти попытки, добившись низложения Патриарха Никона. Конфликт Царя и Патриарха использовали в полной мере греческие Патриархи, для которых замысел Никона представлял угрозу изменения их статуса в диптихе Церквей.
Во-вторых, никак нельзя согласиться с тем, что Патриарх Никон поддерживал идею «Нового Иерусалима», а идею «Москвы - Третьего Рима» поддерживал его церковный оппонент протопоп Аввакум. Автор справедливо пишет, что Аввакум «видел русское православие именно национальным, а государство и московского царя - защитником именно национальной идеи и русского православия». Однако Царь Алексей Михайлович понимал призвание Москвы как вселенскую задачу, Москва должна была превратиться не в русский национальный центр, а стать Третьим Римом, несущим задачу быть удерживающим.
Конечно, нынешняя ситуация отличается от той, в которой находилось наше Отечество в середине XVII века. Однако нельзя не признать глубоко символичным восстановление Нового Иерусалима именно сегодня. В условиях, когда греческие Церкви снова находятся под гнётом только теперь не турок, а американцев, точнее, под властью «золотого тельца», наш конфликт с греками становится неизбежным. И вполне возможно представить ситуацию, когда русским православным будет закрыт доступ к святыням Святой Земли, как закрывается сейчас доступ к святыням Афона. В этих условиях значение Нового Иерусалима может только возрастать.
Однако при этом мы должны помнить, что образ Нового Иерусалима несёт в себе и негативную коннотацию, поскольку он стал поводом конфликта Царя и Патриарха, власти светской и власти духовной. Поэтому как никогда остро сегодня стоит задача выстраивания церковно-государственных отношений. Гл.редактор «Русской народной линии» Анатолий Степанов.
