«Ездили на тот свет публику отправлять»

Сомнения в принадлежности пяти останков из захоронения под «мостиком из шпал» членам Царской Семьи подтверждаются косвенными доказательствами, которые приведены в протоколах допросов свидетелей следствия «белых». Эти факты, позволяют сделать вывод о том, что захоронение под «мостиком из шпал», оказавшееся с «двойным дном» [версию о «двойном дне» могилы в Поросенковом логу не разделяет никто из серьезных экспертов. - Ред.], скрывало тайный замысел «захоронщиков». Не случайно, а скорее преднамеренно, захоронение совершалось, по сути, на виду множества людей [тогда возникает вопрос - почему же тогда следствие белых его не обнаружило? - Ред.]. О том же свидетельствует нагромождение лжи в «Записке Юровского» и в других документах под его именем.

Ночная, 18 июля 1918 года, срочная поездка на рудник Юровского «со товарищи» и тогда же, в лесное урочище Четыре Брата человека Войкова с первой партией кислоты не должна пройти мимо внимания, в отличие от предыдущего, новейшего следствия.

Первые шаги «захоронщиков» - всех кто занимался сокрытием следов злодеяния - выдавали их глубоко сокрытые замыслы, и ночная доставка на рудник первой партии кислоты из этих первых шагов. Но сохранить в тайне замыслы организаторам злодеяния не удалось. Правды ради, скажем, что для установления истины в вопросах принадлежности останков к «царским», разоблачение этих тайных замыслов пока не дало существенных, признанных официальным расследованием, результатов.

История о том, как происходила доставка на рудник первой партии кислоты, в какой-то, сразу не понятной и трудно объяснимой спешке, подробно изложена в протоколе допроса от 21 января 1920 года в г. Чите Н.А.Соколовым агента И.М.Сретенского [Гибель Царской Семьи. «Материалы следствия по делу об убийстве Царской Семьи (Август 1918 - февраль 1920). Сост. Николай Росс. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1987. Д. 276. С. 505]. Иван Матвеевич представлял собой типичную личность служащего, не за страх, а за совесть, по эффективности работы неповторимой более нигде в мире, царской полиции. Выполняя поручение Соколова, Сретенский, по его словам, «агентурным путем получил сведения, что в дни убийства Царской семьи из комиссариата снабжения отправлялись к Ипатьевскому дому и к лесу за Верх-Исетский завод какие-то предметы».

О том, как это происходило, Сретенский узнал от Злоказова, швейцара дома в котором располагался комиссариат снабжения во главе с Войковым. Если изложить услышанное Сретенским и проверенное им затем путем допросов всех, кто имел к этому отношение, кроме ушедшего с большевиками кучера Черных, то вырисовалась следующая картина. Ящик с кислотой из аптекарского магазина был доставлен Зиминым, одним из секретарей комиссариата снабжения, во двор дома комиссариата, а поздно вечером 17 июля, ближе к ночи, он был доставлен кучером Черных на простой телеге в Коптяковсий лес.

Об этом Сретенскому поведала Е.И.Спасская, «служившая в этом доме при большевиках горничной». Кучер Черных, в один из этих дней, «незадолго до бегства большевиков из Екатеринбурга, возвратился домой поздно ночью, мокрый и грязный. Он ворчал по этому поводу, и она слышала, что он говорил при этом, что он "доехал до леса, а дальше его не пустили"». Известно, что тела из шахты были подняты утром 18 июля и такая поспешность в доставке кислоты ночью была обусловлена другими, как мы увидим далее, обстоятельствами, в которых будут фигурировать Войков и Юровский.

Дотошный Сретенский допросил и заведующего аптекарским магазином «Русское Общество» Мецнера, который рассказал, что после того, как он выдал пять пудов серной кислоты по первому требованию Войкова, позже тот сам ему позвонил по телефону и потребовал, чтобы «было приготовлено еще три бидона с серной кислотой... Около полуночи на простой телеге к складу приехало несколько человек красноармейцев с винтовками, взяли от него кислоту и увезли в сторону Главного проспекта». Эта кислота и была доставлена на лесную полянку за переездом № 184 утром 18-го июля на грузовом автомобиле.

У Войкова личным кучером был Волков, которого он не забрал с собой в Пермь, что явилось его большой ошибкой. Волков рассказал Сретенскому: «...в четверг (18-го июля - В.К.), он ездил с Войковым по городу и, вернувшись домой часа в 3-4 дня, увидел, что их одноконный рессорный экипаж стоит весь в грязи, в глине преимущественно, и одно его крыло помято. Спустя с час после этого какой-то пленный "австриец"... принес три лопаты. Они, как и рессорный экипаж, были запачканы глиной. У Волкова был по этому случаю разговор с садовником Полковым и последний, по словам Волкова, сказал ему, что лопаты куда-то увозились в среду в этом самом рессорном экипаже. На другой день, т.е. в пятницу утром, он подал лошадь для Зимина, и, когда тот садился в экипаж, Волков сказал ему про испорченный экипаж, выразившись приблизительно так: "Какой-то черт ездил куда-то в экипаже, колесо смял, экипаж весь в грязи". На это Зимин, по словам Волкова, сказал ему: "Ездили публику на тот свет отправлять". В ночь на субботу Войков и другие большевики покинули Екатеринбург».

Садовник Полков рассказал Сретенскому, что в эти же дни «его позвал Войков и секретно спросил (т.е. спросил его так, что на Полкова его вопрос произвел характер именно секрета), есть ли у них и сколько лопат. Полков сказал, что найдется лопаты три. Лопаты Полков приготовил. Это были, по его словам, обыкновенные железные садовые лопаты. Войков дал ему новую рогожу и велел завернуть их в рогожу».

Продолжим рассказ Полкова Сретенскому: «Около полночи (на 18-е июля - В.К.) Войков же сам приказал кому-то запрячь надежную лошадь в экипаж "покрепче", объяснив при этом, что "придется, быть может, ездить всю ночь". Эти слова Войкова Полков категорически удостоверил. Скоро приехал к дому какой-то мужчина, довольно полный, с черной бородой, в непромокаемой желтой накидке. Он приехал верхом на лошади. Личности этого человека Полков не знал, а я сам не выяснял, знает ли он Юровского. Этот человек сел в приготовленный рессорный экипаж и куда-то уехал, захватив с собою лопаты. На его же лошади сел и сын Полкова Павел, мальчик лет 13. Они подъехали к дому Ипатьева, откуда вышли еще двое каких-то мужчин. Они сели также в экипаж к неизвестному и втроем поехали по направлению к Главному проспекту (т.е. как раз в ту именно сторону, где надо ехать по направлению к Верх-Исетскому заводу). У Павла же верховую лошадь взял какой-то охранник при доме Ипатьева, а сам он пришел домой». Мальчик Павел подтвердил Сретенскому слова отца о неизвестном «с черной бородой», рассказал о своей езде за экипажем к дому Ипатьева, дополнив: "а на верховую лошадь сел какой-то молодой... человек в военной одежде. Они все поехали по направлению: в сторону Главного проспекта"».

Павел, ровесник Наследника Алексея, ехал к дому Ипатьева следом за убийцей Царя и Цесаревича менее суток спустя после того, как убитая Царская Семья и Ее слуги были увезены в урочище Четыре Брата, куда и направился потом Юровский с тремя его помощниками, взятыми по числу лопат, лежащих в экипаже, и завернутых в войковскую рогожу. «Ездили на тот свет публику отправлять»? Наверное, но не только это: надо было сразу же закопать (или откопать?) останки, предварительно обезобразив серной кислотой лица. Остается только один вопрос: чьи они были - эти лица? Одиннадцать тел, останков жертв расстрела в Ипатьевском доме, начнут извлекать из шахты только утром 18-го июля.

Все сошлось в эту ночь на 18-ое июля: доставленная на рудник кислота, подходящий для езды по лесным тропам и сверткам конный экипаж «покрепче» с верховым-разведчиком впереди, и, приобретший опыт группового убийства, Юровский с помощниками. Даже «какой-то пленный "австриец"», принесший садовнику запачканные глиной лопаты, которые забыли положить в возвращенный, «весь в грязи, в глине», рессорный экипаж. 

Василий Лобухин, 15-ти летний сын сторожа переезда № 184, допрошенный 10 июля 1919 года Н.А.Соколовым, показал: «18 июля утром часов в 7 прошел времянкой грузовой и пошел по Коптяковской дороге, но в саженях в 150 (около 320 м) он остановился... Показалось мне, что на нем были или бочки или ящики. После обеда еще один грузовой автомобиль прошел и в том же месте остановился... Тут я хорошо заметил, что в этом автомобиле в железных бочках бензин везут... бочки три бензина или, может быть две... Через некоторое время оба грузовых автомобиля времянкой же вернулись назад пустыми...» (Гибель Царской Семьи... Д.230. С. 394).

Н.А.Соколов приводит письменное требование, за подписью Войкова, на пять пудов серной кислоты и повторное на три кувшина. «Всего было выдано 11 пудов 4 фунта... Поздним вечером 17 июля и днем 18 эта кислота в деревянных ящиках... была доставлена на рудник... В дни оцепления рудника туда доставлялся также в большом количестве бензин... Оценивая показания свидетелей, я утверждаю, что его было доставлено на рудник самое меньшее 40 пудов» (Соколов Н.А. Убийство Царской семьи. М., 1990. С. 258, 259). Н.А. Соколов осторожен, говоря, что не утром, а «днем 18 эта кислота... была доставлена на рудник», хотя Василий Лобухин называет время «в семь утра 18-го». [Вопрос о количестве кислоты на самом деле не столь однозначен, как представляет автор. Сколько было кислоты сказать определенно на основании документов затруднительно. Войков запрашивал 5 пудов и 3 кувшина, его помощник Зимин оставил расписку в получении 2 пудов 31 фунта и 3 кувшинов. Подробно тему разбирает Е.В. Пчелов здесь. - Ред.]

Решение о сожжении останков Царской семьи было принято Голощекиным еще до ее убийства. 840 кг бензина [количество бензина Н.А. Соколов, на самом деле, определял приблизительно. - Ред.] - это веское доказательство принятия именно такого решения. Потому-то и была сделана могила с двойным дном, чтобы в будущем была возможность дополнить (или подменить) останки захороненных там двойников Царской Семьи. Эти факты, вместе с заявкой на автомобили и бензин, поступившей в комиссариат Снабжения и принятой дежурным по нему до полуночи на 17 июля 1918 года, ставят крест на долгие, тщетные поиски доказательства принадлежности останков к «царским».

Приведенные в статье «Мостик "преткновения" начинался у шахты "временного погребения"» факты и косвенные доказательства того, что грузовик шофера Сирика привез на рудник шпалы и бревешки опровергнуть невозможно. Вот они.

I. Прямые факты

1. При устройстве ямы в логу были использованы укороченные шпалы и бревешки (вскрытие мостика в 1979, 1991 гг.)

2. В Поросенков лог до ночи на 19 июля не приезжали машины, все они шли по «времянке» (показание сторожа переезда). В логу не находились (до ночи на 19 июля) шпалы и бревешки.

3. Шпалы и бревешки привезли с собой люди, приехавшие в лог в ночь на 19 июля (наличие шпал и бревешек в яме для захоронения).

II. Косвенные доказательства

1. Ожидание прибытия на рудник грузовика со шпалами, необходимыми для сооружения ямы с «двойным дном», доказывает задержка на полсуток поездки на глубокие шахты (документы Юровского). И это при нехватке времени в период эвакуации Екатеринбурга!

2. К шахте приходили грузовики: тяжелый с грузом шофера Сирика и без груза шофера Люханова (остались следы их разворота на руднике возле шахты).

3. Грузовик был с грузом под брезентом, заполнившим кузов до половины (свидетель). Объем укороченных шпал и бревешек, равный 1.2 м куб, подтверждает это свидетельство.

2. После прибытия грузовика шофера Сирика все транспортные средства, стоящие на руднике, отправились на глубокие шахты (сопоставление времени прихода грузовика и начало поездки на «глубокие шахты» в документах Юровского).

3. Все транспортные средства с рудника пришли к переезду № 184 и пошли дальше в лог.

Вывод: Прямые факты и система косвенных доказательств подтверждает, что шпалы и бревешки не могли быть доставлены на рудник, иначе как в тот вечер 18 июля 1918 года на тяжелом грузовике шофера Сирика.

Представленный материал, после проверки его экспертами следствия, должен быть включен в состав исторической экспертизы, как один из самых важных аспектов рассматриваемой темы по екатеринбургским останкам. Его аналитический разбор позволяет сделать вывод о сооружении захоронения под «мостиком из шпал» в Поросенковом логу, завершенном на рассвете 19 июля 1918 года.

Виктор Корн, писатель и исследователь Царского Дела