В рамках рубрики «Исторический календарь» мы продолжаем наш историко-популярный проект, посвященный приближающемуся 100-летию революции 1917 года. Проект, названный нами «Могильщики Русского царства», посвящен виновникам крушения в России самодержавной монархии ‒ профессиональным революционерам, фрондирующим аристократам, либеральным политикам; генералам, офицерам и солдатам, забывшим о своем долге, а также другим активным деятелям т.н. «освободительного движения», вольно или невольно внесшим свою лепту в торжество революции ‒ сначала Февральской, а затем и Октябрьской. Продолжает рубрику очерк, посвященный видному участнику революционного движения в России Н.Н. Суханову.
Николай Николаевич Гиммер, а именно таковой была настоящая фамилия известного революционера, родился 27 ноября 1882 года в Москве в дворянской семье из обрусевших немцев. Его отец был мелкий железнодорожный служащий, мать ‒ акушеркой. Семейная жизнь Гиммеров не была счастливой. В 1895 году отец Николая, не сумев получить развод, по договоренности с женой инсценировал самоубийство и скрылся, чтобы таким образом дать своей супруге возможность повторно выйти замуж (эта история послужила Л.Н. Толстому материалом для пьесы «Живой труп»). Однако афера была раскрыта, ее виновники были приговорены к 7-летней ссылке, замененной годом тюремного заключения. Оторванный от родителей, Николай воспитывался дальними родственниками и уже с 14 лет был вынужден зарабатывать себе на жизнь репетиторством.
Во время обучения в 1-й московской гимназии Николай увлекся толстовством, от которого воспринял критику существующего политического строя, стал симпатизировать левым идеям, вступил в нелегальные кружки, выступал со страниц рукописных гимназических журналов с пропагандой социализма. Эсер М.В. Вишняк впоследствии вспоминал: «Была у нас, классом ниже, и (...) будущая достопримечательность ‒ Николай Николаевич Гиммер, впоследствии Суханов, эс-эр, потом меньшевик-интернационалист, вдохновлявший политику "революционной демократии" в самые первые дни и недели февральской революции и ставший ее первым историографом. В гимназии он держался всегда в стороне, как бы стараясь быть незаметным. Невзрачный и сутулый, он обращал на себя внимание умным лицом с не сходившей с него ядовито-иронической улыбкой и такой же речью. Учился он отлично. Тоже окончил с золотой медалью».
Окончив в 1901 г. обучение в гимназии, Суханов уехал в Париж, где продолжил свое образование в Русской высшей школе общественных наук (свободном университете для российской революционной молодежи), где слушал лекции В.И. Ленина, Ю.О. Мартова, Л.Д. Троцкого, В.М. Чернова. Вернувшись в России в 1903 году, Суханов поступил в Московский университет, однако закончить его не сумел, так как был отчислен по политическим мотивам. К этому времени он примкнул к партии социалистов-революционеров, был членом московской эсеровской организации. Вишняк вспоминал о нем: «Спорить с ним было трудно: он был въедлив, как аналитик, и неугомонен, как диалектик. Суханов был лично связан с членами, так называемой, московской оппозиции в партии с.-р., из которой вскоре выделились, так называемые, "максималисты"... Уже тогда Суханов был много радикальнее всех нас».
В мае 1904 года Суханов был арестован и приговорен к полутора годам тюрьмы, но начавшаяся революция 1905 года позволила ему оказаться на свободе раньше срока. Сразу же после опубликования Манифеста 17 октября, провозглашавшего политические свободы, в числе других Суханов оказался на свободе по требованию революционных демонстрантов и тут же с головой окунулся в революцию. Он был одним из участников декабрьского вооруженного восстания в Москве, после подавления которого перешел на нелегальное положение и эмигрировал в Швейцарию.
В 1907 году Суханов организационно порвал с эсерами, сблизившись с социал-демократами и стал сторонником объединения большевиков и меньшевиков. «Объединимся, ‒ призывал он два противоборствующих направления в РСДРП, ‒ ибо, во-первых, разногласия суть нормальное и неизбежное явление, а, во-вторых, наши разногласия не настолько значительны, чтобы оправдывать раскол». Называя себя «законченным марксистом», Суханов вместе с тем продолжал отстаивать в своих трудах по аграрному вопросу народнические взгляды. «Может ли в XX веке каждый коллективист не мыслить по-марксистские? ‒ вопрошал он. ‒ И может ли каждый социалист не быть народником?». Примыкая к группе внефракционных социал-демократов, Суханов поддерживал связи и с меньшевиками, и с большевиками, и с деятелями неонароднических партий и групп. По его собственным словам, он был «связан фактически, в силу личных знакомств и деловых сношений, со многими, можно сказать, со всеми социалистическими партиями и организациями». Не последнюю роль в широких контактах Суханова играла его принадлежность к масонству (являлся членом ложи «Великий Восток народов России»). Он выступал сторонником объединения всех революционных и оппозиционных сил страны, ибо только в нем видел залог успеха революционного движения.
В 1909 г. Суханов снова поступил в Московский университет, на экономическое отделение юридического факультета, но окончить курс не сумел ‒ в 1910 г. он был выслан на 3 года в Архангельскую губернию. В ссылке Суханов подготовил серию статей, в которых призывал делать ставку на широкое просвещение народных масс, без которого успех революции казался ему труднодостижимым, так как простонародье, по его наблюдениям, было не способно в полном объеме понять революционные идеи из-за недостатка образования. Отбыв ссылку, Суханов в 1913 года приехал в столицу империи ‒ Санкт-Петербург, где взялся за редактирование журнала «Современник» (позже преобразованного при участии М. Горького в журнал «Летопись»). Он также сотрудничал с народническими изданиями ‒ газетой «Стойкая мысль» и журналом «Русское богатство». В мае 1914 года за свою антиправительственную деятельность Суханов снова был приговорен к высылке, но, не подчинившись постановлению властей, продолжил проживать в столице нелегально. В годы Первой мировой войны Суханов выступил с серией антивоенных статей и брошюр, изданных, которые закрепили за ним репутацию интернационалиста.
В дни Февральской революции Н.Н. Суханов как представитель «социалистической литературной группы» был избран членом Исполкома Петроградского совета и стал организатором первого выпуска его «Известий», хотя, по словам меньшевика О.А. Ерманского, это был человек, «никого не представлявший, известный только как журналист и противник войны, ни с какой партийной организацией не связанный, да еще с неопределенной политической физиономией». В Совете он поддерживал предложение о передаче власти Временному правительству, так как был убежден, что «власть, идущая на смену царизму, должна быть только буржуазной». Кроме того, отмечал Суханов, «задачи внешней политики мне представлялось совершенно необходимым временно возложить на буржуазию, с тем чтобы при буржуазной власти, продолжающей военную политику самодержавия, создать возможность борьбы за скорейшую безболезненную ликвидацию войны».
В конце мая 1917 года по рекомендации лидера меньшевиков Ю.О. Мартова Суханов вступил в группу меньшевиков-интернационалистов, но, по его же собственным словам, «на деле оставался диким и во всяком случае чувствовал себя таковым». Это чувствовали и сами меньшевики. «Наиболее сложным и зигзагообразным был политический путь Н.Н. Суханова, но и он с меньшевизмом имел мало общего, ‒ вспоминал социал-демократ Б.И. Николаевский. ‒ До революции он вообще был социал-революционером, ‒ правда, занимая в их рядах весьма своеобразную позицию (его тогда называли "марксистообразным народником"). В мае 1917 г. он формально вступил в организацию меньшевиков-интернационалистов (группа Мартова) и оставался в этой партии до лета 1920 г., наиболее значительную роль играя в начале 1918 г., когда он был одним из немногих представителей партии в ВЦИК 4 созыва (апрель-июнь 1918 г.). Никакого отношения к меньшевикам после осени 1920 г. он не имел».
В 1917 году Суханов полемизировал с большевиками, поскольку считал, что «Апрельские тезисы» Ленина являются «беспардонной анархо-бунтарской» системой, так как объективных предпосылок для социалистической революции в «отсталой, мужицкой, распыленной, разоренной стране» он не видел. Одновременно Суханов критиковал и политику Временного правительства. Являясь редактором ежедневной социал-демократической газеты «Новая жизнь», он критиковал власть за империалистическую политику. Статьи Суханова спровоцировали Ленина на ряд работ, в которых давалась иная оценка ситуации в стране. Свое внимание к статьям Суханова Ленин объяснял тем, что он, будучи одним «из лучших представителей мелкобуржазной демократии», имел взгляды, типичные для «тысяч и тысяч».
По иронии судьбы историческое заседание ЦК РСДРП(б), принявшее решение о вооруженном большевистском восстании, происходило 10/3 октября 1917 года на квартире Суханова (хотя и в его отсуствие), поскольку его жена ‒ Г.К. Флаксерман была большевичкой и работала в партийном Секретариате. «Троцкий, уведя свою армию из Предпарламента, определенно взял курс на насильственный переворот. Ленин заявил, что преступно ждать съезда Советов. (...) ...Внутри партии [большевиков] вопрос: как? ‒ поставлен на ближайшую очередь. Он должен быть тут же решен, ‒ вспоминал Суханов. ‒ 10 октября он был поставлен в верховной инстанции. Собрался полностью большевистский партийный Центральный Комитет... О, новые шутки веселой музы истории! Это верховное и решительное заседание состоялось у меня на квартире, все на той же Карповке (32, кв. 31). Но все это было без моего ведома. Я по-прежнему очень часто заночевывал где-нибудь вблизи редакции или Смольного, то есть верст за восемь от Карповки. На этот раз к моей ночевке вне дома были приняты особые меры: по крайней мере, жена моя точно осведомилась о моих намерениях и дала мне дружеский, бескорыстный совет ‒ не утруждать себя после трудов дальним путешествием. Во всяком случае, высокое собрание было совершенно гарантировано от моего нашествия».
После прихода к власти большевиков, Суханов вместе с другими членами меньшевистской делегации хоть и покинул заседание 2-го съезда Советов, но приветствовал факт смены коалиционного Временного правительства властью Советов и первые декреты Совнаркома. Тогда ему казалось, что после ликвидации власти Временного правительства лучшим решением стало бы установление «диктатуры советской демократии», осуществляемой блоком всех социалистических партий. «Стоя на левом крыле социализма, ‒ писал Суханов, ‒ я в самый первый период революции видел главную для нее опасность в большевиках, поскольку они выдвигали лозунги немедленного захвата власти рабочим классом, я же видел в этом верный срыв революции. (...) Власть большевистской партии была в моих глазах якобинской диктатурой, и она представлялась мне гибельной...»
Однако такая позиция не помешала Суханову стать членом высшего законодательного, распорядительного и контролирующего орган государственной власти Советской республики ‒ Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК) 2-го, 3-го и 4-го созывов. На заседаниях ВЦИК он критиковал большевистское правительство и лично Ленина за «анархизм», произвол и развал экономики, а в период ведения переговоров о Брестском мире выступил сторонником продолжения революционной войны с Германией.
После исключения в июне 1918 г. из ВЦИК вместе с другими меньшевиками и правыми эсерами, Суханов приступил к написанию 7-томных мемуаров о событиях 1917 года ‒ «Записок о революции». Эта фундаментальная работа, основанная на огромном фактическом материале, стала как ценным источником по истории революции 1917 года, так и одним из первых опытов ее осмысления. В книге Суханов не только восстанавливал ход событий, давал яркие характеристики их участникам, но и обобщил свои основные идеи о возможностях и перспективах революции в России, роли в ней различных политических течений. Суханову также удалось подметить и такую характерную черту революции, которую он назвал «самотермидоризацией». Революционные идеалисты и утописты, отмечал Суханов, очень быстро оказались оттеснены циничными прагматиками и реалистами, завершившими революционный цикл поворотом «к консервативным государственным началам, жесткой централизации», авторитарной диктатуре.
Но на этом «политические зигзаги» Суханова не закончились. В конце 1920 года он вышел из меньшевистской партии, а с переходом к НЭПу окончательно порвал с меньшевизмом, заявив в дальнейшем о том, что все им написанное до 1921 г. о большевиках и их роли в революции было ошибкой. Суханов вступил в коммунистическую партию, но не российскую, а германскую (в РКП(б) ему в членстве отказали). В 1920-е годы он работал в советских учреждениях на Урале, в Москве, за границей; редактировал экономические журналы, издававшиеся на немецком и французском языках при торгпредствах СССР в Германии и Франции, был сотрудником Института монополии внешней торговли при Наркомате торговли РСФСР, занимался исследованиями в области экономики сельского хозяйства. Являясь членом Коммунистической академии, Суханов предлагал отказаться от форсированного колхозного строительства, повысить цены на сельскохозяйственную продукцию, увеличить ее экспорт и расширить импорт предметов потребления.
Как и многим революционным деятелям, находившимся в той или иной степени в оппозиции большевистскому курсу, Суханову не удалось избежать политических репрессий. В июле 1930 года он был арестован по обвинению в «контрреволюционной деятельности», приговорен к 10 годам тюрьмы и направлен отбывать наказание в Верхне-Уральский изолятор. В 1935 году приговор был пересмотрен и заменен ссылкой в Тобольск, где Суханову позволили работать экономистом, а затем учителем немецкого языка. Но в 1937 году он был подвергнут новому аресту, на этот раз по обвинению в связях с немецкой разведкой, приговорен 29 июня 1940 года к расстрелу и в тот же день приговор был приведен в исполнение в омской тюрьме.
Возможно, отмечает биограф Суханова А.Л. Корников, это была месть за оценку, данную Сухановым И.В. Сталину в переведенных на многие языки «Записках о революции», о котором «дикий социал-демократ» отзывался в следующих словах: «Этот деятель ‒ одна из центральнейших фигур большевистской партии и, стало быть, одна из нескольких единиц, державших (держащих до сей минуты) в своих руках судьбы революции и государства. Почему это так, сказать не берусь: влияния среди высоких, далеких от народа, чуждых гласности, безответственных сфер так прихотливы! Но во всяком случае, по поводу роли Сталина приходится недоумевать. Большевистская партия при низком уровне ее "офицерского корпуса", в массе невежественного и случайного, обладает целым рядом крупнейших фигур и достойных вождей среди "генералитета". Сталин же за время своей скромной деятельности в Исполнительном Комитете производил ‒ не на одного меня ‒ впечатление серого пятна, иногда маячившего тускло и бесследно. Больше о нем, собственно, нечего сказать».
Подготовил Андрей Иванов, доктор исторических наук
