Не так давно, уже в этом десятилетии, я едва ли не впервые прочитал подробно Переписку Царя Иоанна Васильевича с государственным изменником Курбским, одним из первых «генералов Власовых» отечественной истории. И буквально мороз по спине прошел. В ответах Грозного Курбскому, особенно в Первом Послании, встает перед глазами, будто не та эпоха, а наши совсем не столь давние времена.
Значительная часть этого послания Ивана Грозного беглому князю Курбскому посвящена «военным вопросам». В своем послании Царю бывший воевода делает упор на то, что Иван Васильевич несправедливо карал «боярских генералов» ‒ «сильных во Израиле», по определению Курбского, ‒ принесших Государю столько побед.
Геополитическое положение России в середине XVI века
Ответ Грозного заслуживает самого тщательного изучения и разбора, как с политической, в том числе и геополитической, точки зрения, так и с чисто военной – генерально-штабной.
А чтобы оценить все акценты и нюансы этого ответа, постичь разницу в стратегическом даровании Царя и его воевод, надо напомнить читателю о геополитическом положении Русского Московского Царства в середине XVI века, скажем – на 1557 год. И, заодно, осознать какие стратегические задачи по самосохранению – вечно актуальная русская тема! – это Царство должно было себе ставить в качестве первоочередных.
Если взглянуть на карту тех времен, то увидим, что, конечно, по сравнению с 1462 – годом начала правления деда Грозного Ивана III Васильевича – Московское Царство на 1557 год занимает во много раз большую территорию и несравненно более выгодное стратегическое положение.
Особенно после присоединения в 1552 и 1556 году Казанского и Астраханского ханств. Присоединение ханств, сделало Волгу внутренней русской рекой, естественным рубежом от нашествий с востока. Каспийское море-озеро также стало непосредственно доступным Москве, и у нас вскоре появились первые точки опоры на Северном Кавказе.
Вместе с тем Московское Царство продолжает оставаться существенно континентальным образованием. Единственное открытое море, к которому у Москвы был свободный выход – это Белое, весьма мало подходящее для круглогодичной связи с остальным миром и даже с Европой. Дорога за Большой Камень – Урал ‒ была разведана и частично пробита еще Великим Новгородом, а после его воссоединения с Московским княжеством и войсками Ивана III. Но дальнейший путь на Восток к Тихому океану преграждало Сибирское ханство – одно из зауральских обломков великой империи Чингиз-хана.
Южная граница Московии с 1554 года определялась строящейся и движущейся «засечной чертой», начинающейся уже в ста верстах к югу от Москвы. Свою актуальность эта черта сохраняла более ста лет. Пробиваться к Черному морю через Дикое поле – предполье Крымского ханства, вассала Оттоманской империи, мощнейшей на то столетие из «средиземных» империй, ‒ было мало осуществимо. А в плане выхода в «открытое море», ‒ вовсе безполезно: Царьград и сегодня в турецких руках. Что же говорить о Москве тех лет.
Оптимальный и единственный
Единственным, и при этом оптимальным на тот день вариантом выхода на театр европейской, а значит и мировой политики, было пробитие дороги на Балтику, «возвращение отчин», прежде всего земель Ливонского ордена.
Для наших предков исключительную важность имели понятия исторического права, традиций, преемственности. С этих позиций Ливония для Ивана Васильевича была действительно прародительской вотчиной, ибо со времен Ярослава Мудрого, конкретно с 1030 года, и до XIII века в Юрьеве-Дерпте ‒ и некоторых других ливонских городах сидели русские князья, Рюриковичи. А Ливонский орден был узурпатором, захватившим русское достояние в 1224 году.
Так что выход к Балтике становился освободительным походом.
Царь и Великий Князь Иван Васильевич видел все это и понимал совершенно отчетливо. И ставил «балтийскую войну» первой в ряду стратегических задач своего царствования.
А вот «сильны люди своей земли», «сильные ‒ по мнению Курбского ‒ во Израиле», в их числе и сам Курбский, были с Царем категорически не согласны. И советовали другое.
На Балтику или в Крым?
Разногласия во взглядах Царя и «советников» на внешнюю политику обнаружились сразу после завоевания Казани и Астрахани. «Советники» считали, что основные военные усилия Москвы должны быть по-прежнему направлены исключительно против басурман-«бесермен». А не против западных и северо-западных, все же, как бы «христианских» соседей.
То есть, наступать надо на юг, на Крым. Курбский и единомышленники, «мужие храбрые и мужественные, советовали: да подвижется сам [царь Иван], с великими войсками на Перекопского [Крымского хана]». Плодом этого, по выражению Царя, «злосоветия» был поход Ивана Шереметева в 1555 году, окончившийся неудачей, несмотря на героизм русских войск.
Неудачны были и походы на Днепр и Дон запорожского атамана, перешедшего на русскую службу, Димитрия Вишневецкого и брата Алексея Адашева ‒ Даниила в 1558-1559 годах.
Заметим, что благовидными религиозными соображениями о борьбе с «бесерменами», а не христианами, прикрывались вполне земные цели. К югу от Москвы до самого Крыма лежали практически пустые черноземы Дикого поля. Самой «судьбой» предназначенные для создания новых обширных и богатых имений.
Поход же за обладание ливонскими городами и портами ничего подобного не сулил. И земли там были хуже качеством. И заселены и распределены плотно.
Внутренняя политика глазами Царя и бояр
Так же сильно отличались «царские» и «боярские» взгляды на внутреннюю политику в отношении инородцев, вошедших в состав Русского Царства, прежде всего татар.
Грозный считал таких, как «Курбский со товарищи», виновниками гражданской войны, которая полыхнула в Казанском ханстве после 1552 года и длилась «множае седми лет». Царь пишет Курбскому: «Когда же город [Казань] по Божьему милосердию был взят, вы, вместо устроения, занялись грабежом! Это ли покорение царств, которым ты надменно хвалишься?
Ни единой похвалы оно, по правде, не стоит, ибо все это вы совершили не по желанию, а как рабы ‒ по принуждению и даже с ропотом. Лишь те воины достойны похвалы, которые воюют по собственному побуждению, с охотой. А подчинили вы эти царства так, что там еще семь лет не утихала бранная лютость!»
«Какие же светлые победы ты совершал, и когда ты со славой одолевал наших врагов? Когда мы послали тебя в Казань привести к повиновению непослушных, ты, вместо виновников, привел к нам невинных, обвинив их в измене, а тем, против кого ты был послан, ты не причинил вреда».
Грозный говорит об участии Курбского вместе с воеводами Семеном Пунковым-Микулинским и Иваном Шереметевым в подавлении восстания в Казанском ханстве в 1553-1554 годах. Чрезвычайная жестокость этих «карательных экспедиций» вызвала недовольство Царя.
Сам Иван Васильевич был сторонником всемерного привлечения «бесерменских сил» на русскую службу. Политика царя Ивана, как до этого политика Великих князей Московских, а затем и политика Русских царей, была направлена на возможно более «мягкое» включение тех же татар в число верных подданных Московского Царства, без принуждения смены веры. И, как следствие, на привлечение татарских воинских контингентов для усиления русских войск во внешних войнах, в данном случае – в Ливонской войне. Надо сразу сказать, что это Ивану Васильевичу вполне удалось. После падения «избранной рады» мусульманские области сами стали поставлять русскому войску воинов. Десятки тысяч воинов, по словам Царя.
Современник событий, англичанин Джером Горсей, в своих «Записках о Московии» говорит о «непреодолимой силе татар», поступивших на русскую службу после завоевания Казани и Астрахани. В ливонских походах Грозного значительную роль играли татарские войска во главе с бывшим казанским ханом Шах-Али.
Но боярские советники и воеводы были этим недовольны.
Царь напоминает Курбскому: «Когда началась война с германцами [ливонцами], и мы послали своего слугу царя Шигалея [Шах-Али] и своего боярина Михаила Васильевича Глинского с товарищами воевать против германцев, сколько мы услышали укоризненных слов от попа Сильвестра, от Алексея и от вас. Что бы плохое ни случилось с нами, ‒ все из-за германцев!
Когда же мы послали тебя и воеводу Петра Ивановича Шуйского на год против германских городов …, мне пришлось более семи раз посылать к вам, пока вы, наконец, пошли с небольшим числом людей и лишь после многих наших напоминаний взяли свыше пятнадцати городов.
Это ли ваше старание, если вы берете города после наших писем и напоминаний, а не по собственному стремлению?»
А теперь послушайте следующие слова Царя со вниманием:
«Как не вспомнить вечные возражения попа Сильвестра, Алексея и всех вас против похода на германские города, и как, из-за коварного предложения короля Датского, вы дали ливонцам возможность целый год собирать силы?»
Почти вся Ливония за год!
Для понимания царских слов стоит напомнить, что Ливонская война началась в 1558 году, ввиду нарушения Ливонским орденом предыдущего договора с Россией. В январе этого года русские войска под командованием бывшего казанского хана Шах-Али и Михаила и Даниила Глинских провели в Ливонии «разведку боем».
В мае 1558 года была взята Нарва.
Похоже, что уже тогда «избранная рада» позволяла себе «словесные отягчения» по этому поводу. Но боевые действия против Ливонии были продолжены, а в июне 1558 года в них вынужден был принять участие и Андрей Курбский, вместе с князем Петром Шуйским и Даниилом Адашевым.
К осени 1558 года была завоевана почти вся Ливония и взято порядка 20 городов[1]. В них были оставлены русские гарнизоны, разрушенные укрепления Царь приказал восстановить.
Первый год войны закончился блестящими победами русского оружия. Тевтонский орден в Ливонии осознавал безнадежность своего положения. Был избран сорок шестой и последний магистр ордена Готхард фон Кетлер.
Кроме гарнизонов в покоренных городах, русское войско вернулось в Россию. Уход нашего войска показался Кетлеру удобным поводом для возобновления военных действий. Но единственным успехом ливонцев стало взятие многотысячным германским войском замка Ринген, пять недель обороняемым отрядом из 140 воинов во главе с сыном боярским Русином Игнатьевым. Немцы смогли захватить Ринген только в ходе третьего штурма, который продолжался три дня, после того, как у защитников закончился порох.
Тех воинов, которые не пали в ожесточенном бою, ливонцы добили, в нарушение собственного честного слова сохранить жизнь пленным. Кетлер потерял под Рингеном пятую часть войска ‒ около 2 тыс. человек и потратил на осаду полтора месяца.
Русский ответ не замедлил.
17 января 1559 года передовой полк русского войска во главе с воеводой князем Василием Серебряным-Оболенским в битве при Тирзене [ныне село Тирза в Латвии] уничтожил большой отряд Ливонского ордена под началом Фридриха фон Фелькерзама. Пало 400 рыцарей, в том числе сам Фелькерзам. Большая часть ливонского войска попала в плен.
После этой победы русское войско огненной метлой прошлось по землям Ливонского ордена до самой Риги, где сожгло стоявший на рейде ливонский флот. В феврале войско вернулось в пределы Русского государства с огромной добычей и большим количеством пленных.
Казалось, еще небольшое усилие и вся Ливония станет русской!
До чего переговоры и уступки доводят
Однако с конца февраля 1559 года в военных действиях внезапно наступает перерыв. Оказалось, что Алексей Адашев доложил Царю «челобитье» Датского короля о перемирии Москвы с ливонцами. Не знаю уж какими доводами, Ивана Васильевича убедили дать «кроткое предстояние магистру и архиепископу Рижскому и епископу Колыванскому» сроком на шесть месяцев от мая до ноября 1559 года. Характерно, что перемирие как раз совпало с походом Даниила Адашева на Крым.
Похоже, что причиной согласия Царя на «лукавое предложение» короля Датского стали настойчивые убеждения представителей «избранной рады», предпочитавших войну на юге: Орден-де и так достаточно наказан, а глядишь, и сам под царское покровительство перейдет.
Сравнивая события 2022-24 годов, нетрудно понять, как враги России по максимуму использовали «кроткое предстояние» 1559 года, длившееся вдобавок до начала года 1560.
Во-первых, в августе-сентябре 1559 года новый магистр Ливонии фон Кетлер признал власть польского короля над южной и центральной Ливонией, фактически «подарив» ее Польше.
Во-вторых, орден обратился к помощи своего номинального патрона ‒ германского императора Фердинанда, также в начале 1560 года вступившегося перед Царем за Ливонию.
Русская готовность к переговорам, наши доверчивость и миролюбие и в тот раз дорого нам обошлись. Уже в октябре-ноябре 1559 года «не дождався сроку, на колко их государь пожаловал», ливонцы под командованием Кетлера напали на русские войска вблизи Юрьева «и побили многих людей: убили семьдесят сынов боярских да с тысячю боярских людей».
Русь ответила, но успехов, подобных 1558 году, больше не было.
В феврале 1560 года Царь «отпустил на немцы» Курбского и Даниила Адашева, и в мае «большой наряд» во главе с Иваном Мстиславским, Михаилом Морозовым, Алексеем Адашевым.
В августе 1560 русские войска разбили войска ливонского ландмаршала Шалль-фон-Белля, попавшего в плен, взяли крупную крепость Вильян [Вильянди, Феллин]. Но в конце того же года под Пайдой [Пайде, Вайссенштейн] мы потерпели неудачу. Затем, в конце 1561 года «литовские люди» захватили у русских в Ливонии город Тарвас [Тарвасту].
Вслед за поляками в ливонские дела вмешались шведы, заняв Колывань [Таллин, Ревель] и не доставшуюся русским Пайду [Вайссенштейн].
Именно эти факты имеет в виду Грозный, когда говорит в своем Послании, что единомышленники Курбского, затянув войну, подняли «литовский язык и готский [шведский] на православие» ‒ дали Польше и Швеции возможность выступить против России.
Как видим, «избранная рада» весьма успешно саботировала усилия Царя Ивана по выходу России к открытому морю. В чем ее немеркнущая заслуга в глазах ненавистников России прошлого, настоящего и будущего.
Вся Германия была бы под православными…
Теперь нам значительно прозрачнее стали приведенные царские слова про то, «как, из-за коварного предложения короля Датского, вы дали ливонцам возможность целый год собирать силы». Приведем их продолжение:
«Сколько христианского народу они перебили, напав на нас в начале зимы!
Не это ли старания наших изменников? Вот старания наших изменников и ваше добро ‒ губить христианский народ!
… Тогда же вы подняли против православия литовский народ и готский [шведский]».
А вот сейчас особое внимание! Царь продолжает:
«Если бы не ваше злобесное противодействие, то, с Божьей помощью, в том же [1559] году вся Германия была бы под православными».
Обратим внимание на эти слова Царя!
Долгое время над ними потешались разные историки, вроде Костомарова, пока в 1890-х годах профессор Императорского Санкт-Петербургского Университета Георгий Васильевич Форстен в двухтомной докторской диссертации: «Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях» не показал их справедливость.
Оказывается, Ливония в начале 1559 года была настолько ошеломлена «мгновенными» для тех лет успехами русских войск, что «общественное мнение» склонялось в пользу подданства Русскому царю.
Малейшего бы усилия с нашей стороны хватило бы. Только не прекращать натиск!
Вместо него врагам было дано «кроткое предстояние». Результат нам очевиден.
Русская победная Ливонская «спецоперация» 1558 – начала 1559 гг., отныне приобрела характер международной, фактически общеевропейской, Ливонской войны против России.
С известными последствиями. Напрашиваются очень сиюминутные аллюзии и аналогии.
Остается надеяться на милость Божию, и на осознание этих аналогий и аллюзий современным руководством России.
Честь имею.
[1] Коротков А.И. Военная деятельность Ивана Грозного. – М.: Воениздат, 1952.
1. Аналогии