***
Здравствуй, Ванечка, погибший в Сталинграде,
чей комочек тела грудкой белой
всклень упал от пуль. На циферблате
остановленное время онемело.
Всё горело. Всё вокруг горело.
Дом. Детсад. И Ге́ргардта мех зёрен.
Но взлетела птица из прострела,
то есть из тебя. Ты лёг – пронзённый!
Если встречу я – убью фашиста!
За тебя отмщу, малец погибший!
Завтра встречу, то убью я завтра,
сколько раз «увижу, столь убью я!»
Эй, в Канаде спрятавшийся нацик,
ты сиди и бойся подчистую!
Надо рвать с корнями всё отро́дье.
Я не злая. Но вскипает злоба
русская да скифская в грудине!
Я стреляю метко в парке в тире:
попадаю я в мишень любую!
И не дура, и не дура, и не дура
пуля-смерть летит и негодует!
Здравствуй, Ванечка, погибший в Сталинграде,
чьё легло, раскинув крылья, тело.
Обещаю: в гулкой канонаде
постоять за общее я дело!
Сколько их взлетевших в гарь и пепел?
Сколько их от пулей, глада, мора?
Не могу смотреть теперь я в небо:
там летают птицы-смерти, горя.
Се фашист – не человек! Зверь. Нелюдь!
Он пришёл топтать святую землю.
И сказал нам
Симонов: «Убейте»!
Он поэт. А я поэтам верю.
***
Они танцевали под звуками канонады.
Они танцевали под взрывами артобстрелов.
Бежать бы, Аня!
Бежать бы, Оля!
Бежать бы надо
по синим травам, вдоль ковылей, посреди чистотелов.
Шептала мама:
- Ой, не боли голова некстати.
Шептала бабушка:
- Сбереги от хромого, злого,
от пришлых мыслей, от непотребы, глухих полатей.
Бежать бы надо
от взрыва страшного, боевого.
Туда, где звон комариный, тонкий по-над водою.
Где удят рыбу. Где тишь да высь. Глубина покоя.
Бежать от войн неподсудным, вечным. Им надо, надо!
Но не оставили дети площадь, вокзал Сталинграда!
Скажи, что ж ты молчишь, глазастая, словно вечность?
(Но вырваны связки, но вырван голос. Сказать ей нечем!)
И горсть пуста. И ладонь пуста. Только лишь арматура.
И ось железная. Ось стальная сквозь девье тело.
Из было шестеро, их танцующих в парке – фигуры
летели словно над разбомблённым, как пепел белым,
пустым и выжженным Сталинградом: один лишь остов…
Станцуйте жизнь нам, станцуйте путь нам, станцуйте маму!
Страну станцуйте. Победу нашу! Танцуйте просто!
Как шесть апостолов, шесть детишек и шесть атлантов!
Вас шестерых, кто без рук, без ног и уже без пальцев
сюда вваяли, чтоб танцевать, чтоб натанцеваться.
Чтоб обтанцовывать нам войну всю до сбитых пяток,
чтоб отвести, чтоб отколдовать ужас танцплощадок.
Мои лампадки! Мои изумруды, мои ребятки!
Какую песню для вас пропеть, гимн или колядки?
Опять танцуйте за Сталинград наш, за Украину!
Едва родившись, едва рассекнут лишь пуповину!
Едва научишься лишь ходить мой родной дитёнок,
и оттанцовывает беду он почти с пелёнок!
Не надо памятники сносить, ну уже достали,
оставьте их на своём граните, на пьедестале.
Оставьте в белом нарядном мраморе или гипсе,
оставьте стелы, оставьте площади, обелиски!
Вам места мало под цумы-гумы, под after party?
Оставьте танки, оставьте спасшего в Трептов-парке.
Вучетич, Мухина – их талант так велик, что страшно.
Детей оставьте, растёт их танец, как будто башни,
как будто крепость из-под земли, из-под красной горки
до самой зорьки,
до самой лучшей победы стойкой!
***
…И выращивать Русь. Ибо Русь – это тоже любовь,
и протяжная песнь-колыбельная, что про волчонка,
он из самого тёмного леса, где много грибов,
он из самого синего поля, где много хлебов,
он из самого певчего мира, где звонко.
Кукушиный мой край, волчий вой, волчий глаз, волчий плач.
Я бы рада прожить по-другому: наладить ремёсла,
например, не писать, а вязать, не творить, печь калач,
ткать да шить, да вязать, вот вам – спицы, вот – кросна!
Говорят, там, где тонко, там рвётся, но как порвать крепь?
Как металл раздробить кулаком, как алмаз прокусить вам?
Я сама виновата, табличку бы надо: не сметь!
Не касаться руками! Не лгать, не просить, не таиться!
Моя Русь вырастала из веры сперва в коммунизм,
в христианство, в расхристанность, в Будду, Иуду и деньги.
На круги возвращалась не «под» и не «над», прямо «из»
мегагерц, мага-тонн, мега-боли и слов-мега, меги:
возвращений своих, превращений, распятий себя.
О, я видела это: снимают с креста, кисти пали…
Рядом много народа: кто плачет, кто воет, скорбя,
разночинный народ – много добрых и множество швали.
Как мне выцедить боль в эти фразы сплетённые, две,
что обнявшись, стоят, разомкнуться не смеют, не могут.
Ибо в них всё, что выше сказала про нас, Русь, путь, свет,
про Христа про Иуду, про волка, про лес и дорогу.
Эти фразы сплетённые…тени их тоже сплелись,
что ходила я, как полу-мёртвая, полу-живая,
как сползала в рубахе одной я на пол прямо вниз,
распластавшись лежала, корнями как будто врастая…
СНОС ПАМЯТНИКА ВАТУТИНУ Н. Ф.
…Раскинул руки и упал.
Упал так, как взлетел.
Ватутин! Вы же генерал!
- Война, брат!
На прицел,
обозы грабившей, УПА
попади в западню.
И вновь УПА. И вновь стрельба
по мёртвому в броню.
- Меня два раза не убьёшь!
- Товарищ, генерал,
вставай, вставай ядрёна вошь!
И он из праха встал.
Из камня он вопил, орал,
из взрывов, пулей, мин.
Вставай, товарищ генерал,
и войско встало с ним!
Мы злые так, как никогда,
во мне – вся татарва,
Бурятия, Якутия и одолень-трава!
Вертай нам, погань, города,
что дадены за так.
И не уйдём мы никогда.
Теперь мы будем навсегда.
Ты видишь русский флаг?
Товарищ генерал, прости,
товарищ генерал, всех нас.
…И держит прах в своей горсти
Александрийский Спас!
***
Ты не убит. Ты смертью смерть поправ,
оставил нам, живым, большую землю,
ты рядом с дедом, ты в тени дубрав,
попал ты в строй, в полёт, во церковь, в келью.
А деда твой в морщинах весь, седой
- Ну вот и встретились. Обнимемся, родной мой!
Не правда, что становятся травой,
рудой, землёй, деревьями, водой.
Восторгом – стали! Как сказал Суворов.
И встали воин воину плечом.
И встали воин воину единством!
- Ну вот и встретились, мы речкой потечём,
сбивая камни, вместе ось качнём,
скрепляя русское исконное с российским!
От Кандалакши до АнАдыря повдоль
наш колокол Херсонский ввысь взметнётся!
Так призывает, так терзает боль,
и так терзает, что взмывает солнце!
Мы смертны все в понятии земном.
Бессмертны лишь в понятии небесном.
Герой не погибает. Он ничком
восходит. Он становится мостом,
он рядом с дедом во строю совместном!
