Операция «Крещение Руси»

Часть 1

Часть 2

Часть 3

ОПЕРАЦИЯ «КРЕЩЕНИЕ РУСИ», или Апология отечественных спецслужб от Аскольда до Андропова

СОДЕРЖАНИЕ

ОПЕРАЦИЯ «КРЕЩЕНИЕ РУСИ»

ИСЛАМ И ЕГО МÓРОКИ

ИСЛАМ И ЕГО МÓРОКИ – 1

1. О бедном буддизме замолвите слово

2. Порождения драконов Аравийских

3. Пассионарность и конкистадоры

4. Где взять слово?

5. Поэты. Весь вред от них!

6. Мекка и Кааба

7. Пророк и его детство

8. Пора исканий

9. В пещере Хиры-горы

10. На Бураке в Иерусалим

[Вместо введения.

Намереваясь дать самый краткий очерк искоренения «химеры катарства» в ходе так называемых Альбигойских войн, автор в очередной раз столкнулся с неприятным, но, увы, ожидаемым фактом. С тем, что подавляющее большинство и томов по истории этих войн дают недостоверное их освещение, поскольку основаны на принципиально ложной информации.

Для ясности, представим себе в качестве примера, что ныне проходящая спецоперация по искоренению укро-бандеровского неонацизма на сопредельных, по существу исконно русских землях, завершится, как мы все надеемся, полной его зачисткой вместе с его носителями на всей территории так называемой «Украины». Все освобожденные исконно русские, повторюсь, земли, вплоть до земель бывшего Галицкого княжества войдут в состав «единой и неделимой».

Представим себе это и, более того, приложим все усилия на фронтах и в тылу, чтобы так именно и произошло. Иначе – конец России и Русскому миру, и тогда, в принципе, можно ничего не делать и ни о чем не писать, «посвятив» остаток своей жизни выживанию на осколках России, если таковые останутся.

И представим, что в случае этого победного варианта, наши потомки в единой и неделимой России лет через сто и далее будут читать в учебниках и научных трудах историю этой победной войны исключительно в «про-бандеровском» изложении. Со стыдом за своих дедов и прадедов, уничтоживших веселую, дружелюбную, богатую и высококультурную Украину. Богатству, веселью и культуре коей они завидовали из своих северных далей.

Скажете – бред, и так не бывает, и быть не может?

Но именно так написаны в абсолютном большинстве своем, ‒ простите за выражение – «исследования» по истории Альбигойских войн. В них почти под копирку описывается, как веселый, богатый, трубадурный, куртуазный и свободомыслящий Юг Франции, именуемый тогда Окситанией, был «зачищен» завистливыми, жадными и фанатичными «северными» французскими рыцарями и сопровождающим их отребьем.

Во избежание подобного автору пришлось уяснить, вначале для себя, истинные историю и значение Альбигойских войн в истории христианства. И сформулировать христианский, а не либерально-манихейский взгляд на них.

Очерк, воздающий должное доблестным французским рыцарям, стерших с лица земли мерзость катарства, так напоминающего мерзость, возникшую в бывшей Малороссии за последние тридцать лет, будет, надеюсь, предоставлен вниманию читателей в самом обозримом будущем.

А пока продолжим изложение Доклада спецслужб Великому Князю Владимиру, о том, что творилось в мире «идеологем», готовых найти себе место на будущей Святой Руси].

ИСЛАМ И ЕГО МÓРОКИ

Зараза мироотрицающих учений проникла и в мир ислама. Третьей, так называемой, авраамической религией в мире. И третьей, считая по времени появления, мировой религии после буддизма и христианства, поскольку иудаизм, пусть и авраамический, мировой религией назвать сложно.

1. О бедном буддизме замолвите слово

Впрочем, за буддизмом слово «религия» сохраняется по чистому недоразумению. Если, конечно, не называть религией веру в переселение душ. А весь духовный запал буддизма направлен как раз на то, чтобы вырваться из череды этих переселений, когда не знаешь, куда завтра твоя бедная душа попадет.

Хорошо если просто в кролика. Съедят и ладно. Еще и добрая память надолго останется. В виде шапки. А если в того же ужа – и не укусишь никого, и вдобавок перепутают с испуга с гадюкой и насмерть палками забьют. Даже интеллигент ранних советских лет такой судьбе не позавидует!

Дальше – еще веселее. Фантазия у людей на такие темы всегда хорошо работала.

Так вот. Пресловутая буддийская нирвана, добиться которой можно лишь постоянными умерщвлениями плоти и благочестивыми, на буддийский манер, делами и размышлениями, есть простая немудрящая смерть. Без превращений, переселений и, уж конечно, без воскрешений.

То есть та самая смерть, которую любой советский, а ныне РФ-ский атеист, а также, возможно, атеист отделившихся республик, − хоть коммунист, хоть демократ, хоть националист, хоть сочувствующий − получает без всяких затруднений и усилий с его стороны. Буддисту же для этого ох как расстараться надо!

Но видно по сердцу пришлась поклонникам царевича Гаутамы сама идея этой нирваны, и как начали впадать в нее, аж за 600 лет до Рождества Христова, так по сию пору остановиться не могут.

2. Порождения драконов Аравийских

В отличие от буддизма, ислам, он же магометанство или мусульманство, появился на свет аккурат на 600 лет после Рождества. Так что Христианство возникло строго посередине между двумя основными верованиями человеческого духа в истории. Не зря говорят Святые Отцы: «Царский Путь – средний!».

История зарождения и начального распространения ислама, как и возникновение шестьсот лет спустя монгольской империи, является блестящей иллюстрацией теории пассионарности Льва Николаевича Гумилева, нравится она кому или нет.

Из недр Аравийского полуострова, где испокон веков ничего не происходило. Где 40-летние кровавые войны между племенами ограничивались двумя-тремя убитыми за весь период боевых действий[1]. Из Аравии, через земли которой как ничейную собственность столетиями привыкли проходить что персидские, что эфиопские войска, решая свои персидско-эфиопские проблемы[2].

Из этих самых недр, как из жерла вулкана, хлынула раскаленная лава, состоящая вроде из тех самых арабов − любителей чудного йеменского кофе-мокко, игроков и пьяниц. Арабов, которых ни одна армия тогдашнего мира не желала держать в своих рядах. Ни на контрактной, ни на добровольной основе.

И затопила эта лава в мгновение исторического ока – за столетие – почти весь цивилизованный мир. Считая с Запада: Испания и Франция до Луары[3], вся Северная Африка, Малая Азия, Персидская империя, наша Средняя Азия и половина Индии.

Западная граница арабского халифата в VIII веке отстояла от восточных его пределов на 10 тысяч километров.

Понятно, что в процессе пассионарного перегрева «первопроходники» и их потомки перерезали друг друга, а их остатки в массе своей вернулись в Аравию пить кофе, − раз вина больше не дают.

Но их дело не пропало − знамя пророка было подхвачено руками курдов, турок, берберов, омусульманившихся персов и других народов, принявших веру пророка, – и пронесено еще дальше – до границ Китая, до берегов Индонезии и на север – до Волжской Булгарии.

Образовался гигантский мусульманский суперэтнос, с одними и теми же священными книгами, судебными и бытовыми нормами, арабским языком как языком культуры и многим, многим другим.

В 750 году халифат занимал половину цивилизованного мира

И все это − за какие-нибудь 50-100 лет. Тот самый цивилизованный мир чирикнуть не успел. А ведь сказано было почти за тысячелетие в великой «Книге книг»:

«Выступят порождения драконов Аравийских на многих колесницах и с быстротою ветра понесутся по земле, так что наведут страх и трепет на всех, которые услышат о них». [3 Ездр. 15:28-29].

Священное писание читать надо внимательно, господа. И клювом не щелкать.

3. Пассионарность и конкистадоры

Но пассионарность – пассионарностью. Чтобы направить, канализировать ее взрыв, обязательно должно быть сказано слово. Иначе все вдруг вколовшиеся иголки в известные места, огонь в крови и шум со звоном в голове могут свестись к массовой графомании, взаимной резне за каждый косой взгляд, ну и, в крайнем случае, массовым уходом в солдаты, моряки, казаки и конкистадоры.

Кстати о конкистадорах. Тоже, между прочим, пассионарии. Хоть цели там были на вид вполне приземленные – золотишко хапнуть, да протратить его нескучно.

А все ж взводами или ротами неполного состава, империи завоевывали. А у империй – многотысячные армии, храбрые, не боящиеся смерти воины. И привычный климат. Ведь дело − в приэкваториальных областях происходило. Сквозь джунгли Юкатана и Амазонки и сейчас не больно пройдешь, проедешь.

Попробуйте в качестве эксперимента: без радио, лекарств, антибиотиков, компактной группой, человек так в 100-200, прогуляться подобно Бальбоа от Атлантического до Тихого океана, избегая проезжих дорог с их кафе и бензоколонками. Консервов тоже не брать. Подножная пища и охота.

Представьте себе еще, что на вас стальные шлемы и панцири, в левой руке щит, а в правой меч. И идти придется через заросли векового леса, столь густые, что днями не увидите клочка синего неба. В этих же доспехах надо забираться на крутые утесы, переходить заросшие травой болота и трясины, переплывать горные реки. Прорубаться сквозь кустарники и лианы. И при этом в постоянном окружении москитов, что тучами вьются вокруг.

Вдобавок периодически свистят индейские стрелы с ядом кураре. Вы, конечно, можете ответить грозным залпом из пищалей. Скорострельность себе представляете? Вот так. И можете при этом никого даже особенно не завоевывать. Многие ли из вас дойдут?

А у Тихого океана, если дойдете, надо построить пару-тройку каравелл и к новым открытиям и завоеваниям. Вот так.

Конкистадоры доходили. По дороге заодно царства завоевывали. И как-никак, бытующую там очень похожую на сатанизм религию, христианством заменяли.

8 ноября 1519 года конкистадоры вошли в Мехико и покончили там с властью людоедов

А уж золота в свою Испанию, не без этого, на неповоротливых каравеллах и галеонах столько привезли, что тогдашняя Европа не сразу и переварить смогла.

Вот только досталось это золото в конечном итоге не конкистадорам, и даже не королю Испанскому, а каким-то домам банкирским. Как грибы-поганки немедленно расплодившимся.

Но Бог с ними, с конкистадорами. И с индейцами пока тоже. Надо будет, разведка и ими займется. В свое время. Назад, читатель, в Аравию.

4. Где взять слово?

Какое же все-таки слово или слова смогли настолько «раскрутить» ленивых и добродушных детей пустыни, что, сорвавшись с насиженных мест, они рванули так, что только Карл Мартелл на Луаре и Роне смог их тормознуть?

Да вы посмотрите вокруг. На что и где. У меня ребята − солдаты с пеленок. Кроме сабель, да луков других игрушек не знали.

А у вас кто? Ремеслуха, сапожники холодные и купчишки проторговавшиеся. Как еще досюда доковыляли. Нет. Нам такой обмен производственными навыками даром не нужен. В сапожники не пойдем!

А значит и вера ваша не про нас. Извиняйте![4]

Но это хан Сулу! Такого человека еще найти надо. И как справедливо замечено, дойти до него. Но ведь дошли!

Регулярные армии двух мощнейших империй − Ромейской и Иранской смели – не заметили! А недавно еще нос за границу своей Аравии сунуть не смели. Сотни лет. И ничего ведь не изменилось вроде. Ни способ производства, ни климат.

Что же произошло в Счастливой Аравии?

5. Поэты. Весь вред от них!

Началось все тихо и мирно. Просто во второй половине VI века вся Аравия вдруг бросилась писать стихи. И раньше стихотворцы были там не в дефиците. Расстояния большие, население редкое. Оазис от оазиса, а тем более город от города не на один день пути на верблюдах отстоит.

А как время на верблюде в пути коротать? Чтоб тряска меньше ощущалась? Поскольку он, подлец, двадцатью семью разными аллюрами идти норовит. Только и остается стихи читать или песни петь. Двадцатью семью размерами, чтоб в такт верблюжьей рыси попасть. Одними ямбами да хорьками, простите, хореями, не обойдешься. Да и анапест с амфибрахием и дактилем не помогут.

Так что не думайте, не надейтесь. Лучше представьте себя между двух горбов. Шустро бьют песок подкованными копытами четыре голенастые ноги. Тряска неописуемая.

А вы пытаетесь с чувством произнести, скажем: «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына. Мощный, который …». Хотя, впрочем, как знать, может чего и выйдет. Запятых много, может в такт и попадете.

Но вот уж «Горит восток зарею новой…», или «Она пришла с мороза раскрасневшаяся…», или «И начинания, вознесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход…» − точно не пройдут. А других размеров в русском стихосложении нет.

Так что русскому человеку на верблюдах особо не раскататься.

А араб едет себе на верблюдах, и в такт двадцатисемиразмерной тряске, двадцатисемиразмерные стихи сочиняет. И тут же исполняет. Все больше на тему: «Как хорош мой верблюд и владелец не плох…». И все довольны. И владелец и верблюд.

Длилось это массовое общеарабское стихотворчество многие сотни лет и влияние на мировую, да и внутриарабскую культуру оказывало примерно такое же, как двадцатисемитактная верблюжья иноходь.

Во второй же половине VI века, не успел минуть 550 год, как словно из-под земли в Аравии возникла целая плеяда поэтов[5]. Поэтов и даже поэтесс – хороших, настоящих!

И стихи писали сильные. О сильных чувствах, о любви, о войне, вине и звездах, которые арабы того времени и считали богами. Сколько звезд – столько и богов. В стихах этих звучала неподдельная страсть. А страсть, между прочим, как известно, по-французски − «passion».

Эта возникшая ниоткуда страстность вначале не оказала заметного влияния на арабов, поскольку общей идеологии, как сказали бы сейчас, не было, и быть не могло при таком-то количестве богов. Что звезд на небе. Да еще южном.

6. Мекка и Кааба

И так бы весь этот поэтичный фейерверк ушел в никуда, в аравийский песок, если бы в 570 году в городе Мекке не произошло малозначительное, на первый взгляд, событие. Сам город Мекка расположен на западе Аравийского полуострова. В так называемой Каменистой Аравии, где довольно много оазисов, с финиковыми пальмами и зеленой травой. У оазисов – поселки городского типа. Местное население называет их городами.

Следует сказать, что вопреки общему мнению, весь гигантский – площадью в треть Европы − полуостров представляет собой не выжженную солнцем пустыню, а вполне приемлемую для человеческого жития-бытия сухую степь. Поскольку море-океан с трех сторон. Дожди выпадают. Воздух достаточно влажный. Не только верблюдов можно гонять, но даже и ослов. Хотя без привычки лучше туда не попадаться. Настоящие пустыни тоже там водятся.

Кроме Каменистой и Пустынной Аравии на юге полуострова располагалась Аравия Счастливая, или Йемен. Там был роскошный сад и рос, до сих пор лучший в мире, кофе-мокко. Добавим, что название «Счастливая» в те давние времена часто прилагалось и ко всей Аравии. Это теперь она стала просто Саудовской.

Так вот. Город Мекка расположен в 80 верстах от побережья Красного моря и примерно посередине Аравии, считая с юга на север или с севера на юг.

Славу и известность Мекке, если тогда и не в мировом, то уж точно в межрегиональном масштабе, составило древнейшее святилище Аравии – храм Кааба, история которого уходит в глубь аравийских веков.

Кааба представляет собой куб слегка неправильной формы (отсюда и название Ка¢ба ‒ куб) из грубого камня, не скрепленного известью. В юго-восточный угол наружной стены Каабы вделан черный, поглощающий свет камень – Хаджар-ал-Асвад – главная святыня Каабы[6]. С незапамятных времен Кааба и Асвад ее являлись объектом всеаравийского, и не только, паломничества. На местном наречии − хаджа.

Рационалистические умы ученых атеистов времен Прогресса усматривают в камне Каабы метеорит или что-то вулканическое. Но древние хранители знали точно. И до потомков донесли. Черный камень вручен самим Архангелом Гавриилом – будущим Благовещенским – Измаилу, старшему сыну Авраама от Агари, − рабыни, которую ревнивая Сарра выгнала с младенцем в пустыню[7].

Отцовское сердце – не камень. Прошло время, и Авраам захотел навестить ребенка. А Сарре, небось, наплел что-нибудь. Типа заседания Малого Синедриона под председательством известного Мелхиседека − в районе города Салима, с дальнейшей командировкой на Синай или в иные солнечные и благодатные места.

Обнявшись с сыном и пролив скупую праотеческую слезу, Авраам, решил в рамках семейного подряда, и в память своего визита в Мекку, который правоверные и считают первым хаджем, воздвигнуть что-нибудь на память о себе и всем семействе Авраамовом ‒ в его арабском варианте Ибрагимовом. Этим что-нибудь и оказалась Кааба – небольшой такой кубик высотой примерно в 20, а периметром в 80 метров. Место стройки выбрали у колодца Земзем, выкопанного или обнаруженного самой Агарью. Так что хоть с водой у строителей был порядок.

Несмотря на относительно скромные размеры сооружения, читатель думаю, согласится со мной, что для престарелого папы с юным сыном, работа была выполнена немалая, а без помощи Божьей и вовсе невозможная. Все же 400 квадратных метров и высота − со сталинскую шестиэтажку.

В рамках небесной поддержки и был послан Архангел – в местном произношении Джебраил. Под взмахами ангельских крыл сами стали укладываться в несокрушимую кладку камни. Под конец, уж вовсе от себя лично, расчувствовавшийся Гавриил вручил Измаилу тот самый черный камень и лично же помог закрепить его в стене. В знак того мол, что Измаил тоже не забыт, − не одному же Исааку радоваться!

Кааба с Хаджар-ал-Асвадом

Некоторые, впрочем, утверждают, что камень этот был вручен Гавриилом не Измаилу, а самому Адаму. То ли в самом Эдеме, то ли при изгнании из него[8].

Но тогда уж следует предположить, что Гавриил и был тем самым ангелом с огненным мечом, коего Господь поставил в Эдемских вратах, охранять их от возможного возвращения вкусившей райского яблочка парочки и ее потомков.

А камень в таком случае не вручен Адаму с благими пожеланиями, а, напротив, – был запущен могучей ангельской рукой вслед, чтобы и духу тут близко не было. До сих пор и нет. А после бомбежек самой демократической в мире американской авиацией Ирака – предположительного земного местонахождения Эдема, − уж видно и не будет.

Однако представляется мне, что во втором варианте, хранить небесный дар большого стимула не было. Ни у Адама, ни у его потомков. А потом еще Ною на ковчеге по водам год возить. Нет, как хотите, а история с вручением Джебраилом Хаджар-ал-Асвада Измаилу представляется куда как более соответствующей исторической правде.

Как бы то ни было, местом Кааба была действительно намоленным. Вместе с вмонтированным в нее Хаджаром к VII веку по минимальной оценке 2 500 лет насчитывала, считая от Авраама.

Кааба в сравнении масштабов

В доисламский период Кааба играла роль общеарабского пантеона, в котором мирно уживались изображения примерно 360 наиболее чтимых в Счастливой Аравии богов и святых, включая, разумеется, Авраама и, что интересно, Деву Марию с младенцем Иисусом.

Ясно, что за честь охранять святое место и собирать соответствующие взносы с ходжéй на обновление, украшение и просто поддержание Каабы в чистоте и порядке, боролись многие племена и роды. Дрались крепко, поскольку и вода была рядом. Священный колодец Земзем.

С V века роль слуг, хранителей и держателей ключей от Каабы выполняли корейшиты. Племя небольшое, но воинственное, упорное в намерениях и неплохо смыслящее в региональной торговле. На все предложения друзей, родственников и соседей сдать трудную вахту, отдохнуть немного и расслабиться, всегда следовал ответ:

«Нет, нет, что вы! Мы и сами вовсе не устали».

А связываться с корейшитами почему-то никто не хотел. Правда, в 570 году такую попытку совершили неугомонные эфиопы. Даже слона огромадного с собой привели. Чуть на Каабу не наступил. Но как-то все обошлось. Запомнилось, правда, надолго.

И еще, чтоб не забыть. В Мекке очень любили поэтов. Даже поэтические состязания устраивали. А так как город был богатый, то победителей щедро поощряли.

Самые же удачные стихи воспроизводились золотым шитьем и подвешивались к потолку самой Каабы[9].

7. Пророк и его детство

В том же 570 году в знатном, но обедневшем корейшитско-мекканском роде Хашимов или Хашимитов, появился на свет мальчик, названный простым арабским именем Абу. То есть, конечно, как у всякого ребенка из сколько-нибудь приличной семьи, полное имя его насчитывало существенно больше слов. Не равняясь, может быть, с испанскими грандами, но вполне. Хотя связь тут может быть и обратная. Вспомним об арабском завоевании Испании и последующей Реконкисте. Победители часто усваивают себе привычки побежденных!

Доскональные сотрудники Добрыни не поленились выяснить и воспроизвести в Докладе полное имя новорожденного:

Абу ал–Касим бен Абд Аллах ибн Абд ал-Муталиб ибн Хашим[10].

Впечатляет?

И все это цветистое многозвучие Абу в один прекрасный день заменит на краткое, но солидное слово – Мухаммед – «достославный» на арабо-корейшитском наречии. Но славы этой еще предстояло достичь.

А пока – жизнь совсем не улыбалась малышу. Папа Абдаллах – мелкий торговец – умер еще до рождения. Возможно оставив завещание, но уж точно никакого состояния. Мама Амина, родом из Ятриба – будущей Медины, натура тонкая и чувствительная, роды, по-видимому, перенесла плохо. Сына отдала на воспитание бедуинке Халиме, в пустыню, чтобы немного прийти в себя. Но здоровье так и не восстановилось. В шесть лет Абу остался сиротой.

От мамы ему досталась ее натура с повышенной нервной возбудимостью. Иногда у ребенка бывали и видения.

После смерти матери Абу пригрел дедушка Абд ал-Мутталиб, а после дядя – тоже Абу, но Талиб, детство его легче не стало.

Абу-Талиб был человек добрый и любящий, но бедный. И племяннику, чтобы снискать хлеб насущный, пришлось и с бедуинами скитаться, и тех же верблюдов пасти, и с караванами ходить − торговым делам понемногу учиться.

8. Пора исканий

И все это время мальчика, потом подростка, юношу и вовсе уже молодого человека мучили вопросы. Самые важные. О смысле жизни, о вере, о боге или богах.

Мекка была довольно крупным духовным и торговым центром Аравии, куда съезжалось немалое количество людей, также озабоченных вопросами поиска веры истинной и выгодного помещения капитала. Были среди них и христиане, и иудеи.

Сами-то соотечественники ал-Касима, несмотря на свое авраамо-исмаилистское происхождение, были, в сущности, язычниками. Хотя местные интеллектуалы, именуемые ханифами, уже много веков исповедовали, без лишнего шума, единобожие чем-то похожее на то, что Мухаммед положит в основу ислама. И даже бога называли Аллах.

Вера эта – ханифизм, по-научному − была хороша тем, что никакой догматикой не осложнялась и никаких лишних требований к верным не предъявляла. «Аллах акбар!» и ладно.

Что касается мекканских иудеев и христиан, то иудеи-то были как иудеи. Абу хоть и сирота был, но сразу сообразил, на чью мельницу там воду льют, и дальше больше слушал да ехидные вопросы задавал. А те с неудовольствием отвечали: «А ты, неграмотный, помолчал бы что ли».

Взаимной симпатии такие диспуты не вызывали. Скорее наоборот. Отголоски этой антипатии сохраняются и доныне. Вспомним хотя бы сектор Газа. Но все же отвращение к свинине, при общении с иудеями Мухаммед успел приобрести.

А вот с христианами парню не повезло. Сплошные попадались еретики − ариане, да несториане – подальше от Византии бежавшие.

И еще савеллианцы и «монархиане» − не путать с монархистами! – всякие. Ну, эти уж просто изверги какие-то. Говорить про них тошно[11].

Первые, то есть ариане, разъяснили юноше, что Иисус никак не равен Отцу, а несториане добавили, что страдания Христа на кресте и вовсе были призрачными.

Слава Богу, был у будущего Мухаммеда здоровый практицизм – все же из торговой семьи был. Так что ни манихеем, ни богумилом не стал, и антисистемы не создал.

А вот то, что Иисус, несомненно, великий, но лишь Пророк и Святой, как Свята и мать его Мария, это он усвоил прочно. Как и то, что пророческая харизма на Иисусе не закончилась.

Есть еще место. И место это пока вакантно.

К этому времени − примерно к 594 году – все материальные затруднения в жизни Абу Абдаллаховича завершились. На него обратила внимание, а говоря попросту, влюбилась его хозяйка − самая богатая женщина Мекки, 39-летняя вдова Хадидже.

Для Мухаммеда она навсегда осталась женщиной его жизни: женой, матерью и лелеятельницей харизмы.

Уже после смерти Хадидже, а дожила она до вполне почтенного по тем временам возраста 65 лет, прожив с Мухаммедом более четверти века, когда Мухаммед, основатель новой религии, пророк Аллаха, завел на старости гарем из юных красоток, любимая из жен Аиша ревновала его только «к той бабе».

Жаль вот, что все сыновья Мухаммеда и Хадидже рано умерли – не оставив потомства. Остались только дочки, а у них мужья – Осман и Али − зятья Мухаммеда. И еще, кроме верного дяди Абу-Талиба, дядя Аббас – пронырливый родоначальник династии Аббасидов.

И каждый потом утверждал, что именно он наиболее правильно понял и верно истолковал слова незабвенного родственника. Отсюда, и разнотолки в исламе пошли. Суннизм там, шиизм. Но это все почтенные, освященные временем течения. С точки зрения обустройства земного быта правоверных можно сказать – позитивные. Бывало похуже. Но об этом после.

А пока, обретший собственный дом, слуг и обожающую жену, Абу мог свободно предаться мыслям о вечном, и разговорам об этом вечном со знающими людьми. Занятиям приятным и значительным.

Обычно задумчивый, мечтательный и молчаливый меланхолик, он, когда хотел, мог быть обворожительным собеседником, вкрадчивым и обаятельным. Воображение у сына Абдаллаха было живое и поэтическое, и речи его стали привлекать внимание окружающих. Прежде всего родных и близких. В первую голову, конечно, самой Хадидже и ее кузена − ханифа Варака. Под их влиянием он постепенно стал примерять на себя одеяния пророков, голос которых гремит в Ветхом Завете и которых признает Евангелие. Может быть, именно тогда его впервые стали называть «достославным».

И еще, он все больше убеждался, что нынешние хранители Заветов исказили их смысл, и нужно новое откровение свыше, чтобы восстановить его.

Так прошло полтора десятилетия.

9. В пещере Хиры-горы

Последние годы Абу, по примеру ханифов, полюбил проводить определенные священные дни года в уединенных размышлениях. Для чего выбрал уединенную пещеру в горе Хира, недалеко от Мекки.

Любящая Хадидже устлала пещеру коврами, расставила всюду светильники, чтобы разгонять тьму. Самолично следила, чтобы, не приведи Аллах, недостаток необходимых припасов не нарушил молитвенные размышления мужа.

В 610 году Мухаммеду, а именно так он привык называть себя, стукнуло 40. Вскоре после дня рождения он удалился в свою пещеру.

40 − это возраст, поневоле задумаешься о том, что «вот и прожили мы больше половины». А ничего пока не произошло. Мысли эти вызвали приступ привычной тоски и слезы. А потом Мухаммеда неудержимо потянуло в сон.

Внезапно он резко очнулся. В пещере горели десятки светильников, но они не могли разогнать тени в углах. Опираясь на собственные слова Мухаммеда, дальнейшее можно представить так.

Мухаммеду показалось, что в одном из углов тени сгустились и обозначили огромную фигуру. И еще Абу почувствовал на себе пристальный взгляд, пронизывающий его целиком.

Упав на колени, он спросил: «Кто ты, господин?». «Я, Джебраил, посланный к тебе Аллахом. Возьми и прочти!». И гость протянул Мухаммеду свиток, завернутый в парчевое покрывало.

И вновь повторил: «Читай! Во имя Господина твоего, который сотворил …..»[12]

Мухаммед запоминал все дословно. А под конец назвавший себя Джебраилом сказал:

«Этот свиток – Коран для правоверных. Он вечно хранится у ног Аллаха. Ты же донеси его слова людям. Отныне ты ‒ пророк Его».

Когда дома Абу рассказал о случившемся, реакция ближних была однозначна:

«Конечно, это был посланец небес, Джебраил. Тот, что принес Измаилу Хаджар-ал-Асвад. А ты теперь воистину пророк Аллаха, достославный Мухаммед».

10. На Бураке в Иерусалим

Через месяц «небесный гость» вновь посетил избранника. На сей раз, Мухаммеду предложено было немного попутешествовать для расширения кругозора.

Мухаммеда посадили на странное животное – полуженщину-полулошадь, по имени Бурак. Женщина-кентавр оказалась отменным скакуном и в мгновение ока доставила будущего пророка в Иерусалим, а потом и в иные города Святой Земли.

Вознесение Мухаммеда с горы Мориа – Храмовой горы в Иерусалиме

Смущенный Мухаммед пытался бормотать что-то вроде: «Ну что вы, право…». Про себя же думал: «А ведь молодец, Хадидже! Все как есть поняла. Женское сердце – вещун».

И от волнения непроизвольно притопывал ногой так, что на горе Сион навсегда остался отпечаток стопы. Впоследствии халиф Омар воздвиг на этом месте мечеть[13].

Мечеть Омара Куббат ас-Сахра ‒ «Купол Скалы»

Так что все скептики могут слетать в Иерусалим − на чем Бог пошлет! И убедиться своими глазами. Мечеть Омара стоит до сих пор. Несмотря на недовольство нынешних хозяев Иерусалима. Аллах Акбар!

Перед самым же возвращением спутник Мухаммеда поднял его высоко над священным городом и описал полукруг рукой с Запада на Восток.

Пространство Земли будто свернулось, и Мухаммед ясно узрел на Западе Геркулесовы столпы, а на Востоке – приблизившийся треугольник Индостана, гигантские горы над ним, и дальше огромные острова в океане. Громом прогремел голос:

«Все это дам в руки твои и учеников твоих. За то, что ты поклонился Мне. Сегодня Я завершил для вас вашу религию и удовлетворен ей»[14].

Голос не обманул. Он дал обещанное Мухаммеду и ученикам его настолько, насколько они были готовы поклониться ему.

В следующий миг Мухаммед был дома. Встретившим его Хадидже и Вараке он сказал: «Отныне я пророк Аллаха!».

И убедительно, видно, сказал, поскольку оба изменились в лице и падше поклонились ему. До первого года Хиджры оставалось двенадцать лет.