Операция «Крещение Руси»

Часть 1

Часть 2

Апология отечественных спецслужб от Аскольда до Андропова

СОДЕРЖАНИЕ

ОПЕРАЦИЯ «КРЕЩЕНИЕ РУСИ»

II-3. ГНОСТИЦИЗМ ‒ ОН КТО?

ГНОСТИЦИЗМ ‒ ОН КТО?

Сатаниил ‒ как родной отец богумильства

А чем хуже декабристы?

Прованс. Явление Химеры

Лангедокские куролюбы

Сатаниил − как родной отец богумильства

К сожалению, высшее византийское руководство проявило к пленным павликианам[1] недопустимую гуманность, и, вместо развешивания их «высоко и коротко» вдоль дорог для вразумления местной византийской интеллигенции, отправило на север – на границу с Болгарией – пограничную службу нести. Нашли, понимаешь, погранцов-следопытов!

Мухтаров на них не хватало!

Ну, они и наследили. Неизвестно как они пограничную службу на заставах вели, но то, что через них манихейско-маркионитская зараза на Балканы проникла, и влезла змеей во многие неискушенные балканские души – это факт. Здесь она назвалась внаглую богумильством [богомильством], хотя вряд ли милы были Богу злостные враги его. И пригрелась на много веков, то заползая в норы, то вновь выползая и издавая свое шипение.

Для уточнения: богумильство распространилось преимущественно в Болгарии, а вот Македонию захватило манихейство близкое к классическому прототипу.

Но богумильство, конечно оригинальней. Не могли пытливые болгарские умы не внести свою лепту в восточную мудрость. Вместо вечного противостояния Света и Мрака богумилы изобрели следующий взгляд на пред-мировую и начально-мировую историю.

Глава ангелов Божиих Сатаниил – хорошее имя и со значением: одно «ил» в конце чего стоит, исправить на «эл», сразу наведет на размышления – за гордыню был низвергнут в воды – те самые из первой главы Бытия – поскольку суши еще не было.

Озверев от безделья и одиночества, Сатаниил создал землю и людей, а вот воодушевить их не смог. Пришлось обращаться за поддержкой к Богу.

Архангел Сатаниил

Богумильский Бог, кроткий и незлопамятный как последний русский император Николай Александрович, пошел навстречу пожеланиям бывшего верноподданного и вдохнул в людей душу. Неблагодарный Сатаниил в ответ на милость Божию немедленно сотворил Каина.

Тут уж и Бога проняло, − благо станции Дно на Небе не оказалось! − и он дунул в одно ухо Марии, а из другого вышел призрачный Иисус для руководства ангелами, тоже безплотными.

Ну, безплотные там, не безплотные, а Сатаниила повязали, и вместо кутузки сунули сразу в ад, предварительно, в качестве высшей меры, отняв суффикс «ил» − «единый», в котором и таилась вся магическая сила.

Теперь он просто Сатана.

А Иисус, по выполнении спецзадания, вернулся в объятья и чрево Отца, покинув материальный, созданный Сатаниилом мир.

Вывод болгар из приведенной концепции был прост до банальности: «Бей ромеев!». Нашли, мол, пограничников на свою голову!..

По счастью – на текущий момент, (имеется ввиду, 987 год – время доклада спецслужб кн. Владимиру) – с богумильской заразой было покончено, казалось навсегда. Но об этом чуть позже.

Но разве человеческими силами эту заразу уберешь?

Это вам не сыпно-тифозная вошь, это много хуже. Идейной борьбой, а еще плюрализмом иной раз называется. Мóрок, напомним, не вещь, а упырь, высасывающий кровь и душу из прельстившегося им этноса.

А чем хуже декабристы?

Вот, к примеру, возьмем декабристов, И круг узок и от народа страшно далеки. Казалось бы, в ясный день, не ночью, а вообще-то, строго говоря, полдня про супругу Цесаревича Константина – Конституцию проорали. Ну, глотки слегка содрали. Мороз все же ‒ 14 декабря. И климат суровей был. Хотя опять же день. Возможно даже солнечный. А ребенка криками все же разбудили.

Он, бедный, как во сне вскинулся, да как пошел звонить во всех Лондóнах во все колокола. Герценом парнишку кликали. Большим спецом стал по разворачиванию революционной агитации.

Дальше круче…. Сами небось знаете.

Ни этноса, ни страны, ни пассионарности. Пепел.

И опять ведь все начиналось со лжи и удивительной к ней нечувствительности со стороны вроде благородных людей – дворян из лучших семей, офицеров Гвардии, героев 1812 года, поэтов и красавцев, по которым до сих пор вздыхают старые дуры, вроде Нечкиной[2].

А ведь никто из них [автору, во всяком случае, об этом неизвестно] по гроб жизни не покаялся, что «во имя идеалов» сломали жизни нескольким сотням доблестных солдат Русской Императорской Гвардии, иные из которых участвовали в еще Итальянском походе Суворова. Для которых Присяга и Служение были смыслом жизни, и хуже чем царский гнев стало для них наступившее понимание того, что не законного царя Константина против узурпатора защищали они своим безнадежно-твердым стоянием у Сената, а против Веры и Царя пошли, поверив «отцам-командирам».

Была бы в этих «отцах» капля православной совести – сами просили бы себе казни. Но отнюдь! Ведь они из обычных людей уже стали превращаться в «знающую» нелюдь.

Какое там покаяние. Перед кем?!

Прованс. Явление Химеры

Да! Одним словом, пока Болгарский царь Петр по совету константинопольского патриарха Феофилакта, наводил порядок у себя в стране, размещая своих богумилов по виселицам да тюрьмам, гадючий хвост высунулся на солнечном Юге «Belle France» – в Лангедоке. А вслед за хвостом вылезла и вся любимая дочка мамы Ехидны – Химерочка и, обернувшись львиной головой к окружающим, грозно рыкнула, чтоб не замали.

После чего вольготно разлеглась в Лангедоке, протянув козьи копыта от Тулузы на Западе до Северной Италии на Востоке.

Впрочем, почему вылезла? Не крот ведь, не землекоп и не гном даже, чтоб под землей лазить. И воспитание не позволяет, и слуг и спонсоров навалом. Скорее пришла с комфортом, а то еще в карете привезли, да еще опахалами по дороге обмахивали, что бодрее и свежее была. А может и вовсе прилетела.

Встречающим знатная иностранка, представилась графиней Альби Катар-Задунайской, прибывшей с Балкан вступить во владение майоратом в виде городов Альби, Безье, и Каркассона и прилегающих окрестностей. А как раз весь Лангедок и прилегал. И вступила.

Крепость Каркассон, цитадель Транкавелей ‒ второго по значимости рода Лангедока

Шармированный местный высший свет во главе с графом Тулузским Раймундом VI и Раймундом Роже Транкавелем, виконтом Альби, Безье и Каркассона. немедленно пожелал ближе познакомиться с важной дамой.

Граф Раймунд VI Тулузский с «Крестом Тулузы» на груди

За бомондом потянулось и остальное население Лангедока и не только его.

Вспомним. Великий Шелковый путь, начавшись в Китае, пройдя по бескрайним евразийским степям, и перевалив через Карпаты или Родопы, держал курс на мусульманскую Испанию, Кордобу, Гренаду и Севилью.

Аккурат по этому курсу лежал и богатый, изобильный дарами земли Лион[3], и величественная Тулуза, да и известная уже нам Нарбонна была рядом. В отчетное время весь этот гигантский караванный тракт был, по-прежнему, в руках многоумных рахдонитов.

Страшный удар Святослава, уничтоживший один из главных торговых центров на этом пути − Иудейскую Хазарию, смешал на некоторое время карты финансовым владыкам полу-мира, но они устояли.

Силы были перегруппированы, маршруты смещены, торговля продолжалась.

А с международной торговлей как тогда, так и сейчас, и всегда, связано разнообразие людей и идей, часто неспособных слиться друг с другом, а значит образующих химерное сообщество.

Сей печальный факт не плохо бы зарубить на носу всем поклонникам «открытых дверей».

А в теле возникшей Химеры часто, если не всегда, прорастают раковыми опухолями Мóроки.

Проникшее по Великому Шелковому пути с Балкан в Лангедок дуалистическое учение Катар впитало в себя черты манихейства, павликианства и богумильства, образовав из них и вовсе взрывчатую смесь.

Подчеркнем еще раз. Все мóроки-антисистемы, как рассмотренные нами, включая пресловутый маздакизм, так и те, с которыми нам вместе с Князем Владимиром предстоит познакомиться, отличает общая родовая черта:

Деление мира на черное и белое по произвольному признаку и неукротимая страсть путем сколь угодно жестоких экзекуций над духом или телом непокорных добиться победы светлого начала, источником которого они считают только самих себя.

Лангедокские куролюбы

С внешней стороны катары, они же альбигойцы, а в Италии и вовсе патарены, отличались в повседневном быту простотой и скромностью, выражавшихся и в том, что в массе своей продолжали именовать себя христианами.

Заметим, что эти христиане отвергали все церковные таинства, обряды, богослужение, иконы, крест и догматику. Отрицали воскресение тела, утверждая, что лишь душа человека – и то катара! ‒ перенесется из земного в вышний мир.

Тем не менее, христианами альбигойцы себя именовали ‒ чтобы не выделяться среди населения. Еще отличались они необычайным куролюбием.

Последнее следует понимать отнюдь не как пристрастие к цыпленкам-табака, окорочкам имени будущих президентов Северо-Американских Соединенных штатов, и лапше на курбульоне, как писалось в меню учрежденческих столовых застойных времен. Напротив!

Когда наши скромники довели Римскую Курию, весьма терпимую обычно к грехам верных сынов апостольского престола, до создания Святой Инквизиции, то многие катары жизнью доказали искренность своих чувств к пеструшкам и рябам, шагнув на костер, за отказ лишить этих недоделанных, но полезных и вкусных, представителей птичьего царства их куриной жизни.

На обычных сограждан − не катар и не кур − эти благородные и достойные уважения чувства, к сожалению не распространялись. Отнюдь!

Здесь хороши были предательство, обман доверившихся, доносы, яды, кинжалы и прочие изобретения прихотливого людского ума, способствующие превращению земной жизни тех, кто не желал окатариться, в сущий ад. А значит, облегчающие расставание человеческой души с грешным миром.

Но и для «своих» задачи, ставимые «совершенным» катарским руководством были непросты. «Верным» ‒ они же «добрые мужчины и добрые женщины» ‒ надо вырваться из этого страшного мира. Для этого мало умереть, так как смерть ведет к новому воплощению души ‒ к новым мучениям.

Надо вырваться из цепи перевоплощений [этакой катарской сансары], а для этого мало убить тело, надо умертвить душу.

Каким путем? Убив, естественно, все свои желания. Аскетизм, полный аскетизм! Есть только постную пищу. Правда в Лангедоке оливковое масло было хорошее, так что овощи с рыбкой и, скажем лягушками, были достаточно вкусным и полноценным питанием.

Но главное – никакой семьи, никакого брака, вообще никаких привязанностей. Надо изнурить свою плоть до такой степени, чтобы душа уже не захотела оставаться в этом мире, тогда она в момент смерти воспарит к светлому Богу.

Но плоть, опять же, можно изнурять двумя способами ‒ или реальным аскетизмом, или неистовым развратом. В разврате ведь плоть тоже изнуряется, а приятно. И время от времени альбигойцы устраивали ночные оргии. Обязательно в темноте, чтобы никто не знал, кто с кем изнуряет плоть. [Нечто похожее столетия спустя было у нас на хлыстовских радениях].

Темнота была обязательным условием, чтобы не пригляделся бы к партнеру, и – не дай светлый Бог – не полюбил. Ведь если он или она полюбили кого-то, это шаг к миру плоти, привязанность к нему. Так из мира и неизъимешься – все труды насмарку. Вот если в ночной свалке плоть изнурять, или на худой конец в публичном доме, так, пожалуйста.

По учению альбигойцев, полезен сам по себе всякий акт изнурения плоти, ведущий к отвращению к жизни. Но, категорически, без брака и воспитания детей. И дети, и любимая жена, и хороший муж ‒ все они являются частями, составляющими этот мир, и, следовательно, соблазном дьявола, которого надо избегнуть.

А как же мораль, спросят некоторые. Общечеловеческие ценности и права? Ведь именно о них так любят говорить историки нового и новейшего времени, сетующие на христианских средневековых фанатиков, уничтожавших кротких альбигойцев исключительно за их убеждения.

Какая мораль, господа? Мораль, естественно, упразднялась. Ведь если материальный мир – зло, то все, что служит уничтожению его – благо. Хорошо хоть курей это не коснулось.

Иногда новообращаемые робко пытались вякнуть, что вот был в этом мире человек – Иисус Христос – любивший «есть и пить вино», и чуть не тысячу литров воды в вино обратил – на свадьбе, заметим. Да еще исцелявший больных, не дававший в обиду женщин, даже грешниц, и воскресивший телесно друга своего Лазаря.

Может все же мир сам по себе не так уж и плох?

На этот безтактный вопрос следовал тактичный ответ. Точнее – два ответа: явный для новообращенных и тайный для «посвященных».

Первый – вариант ответа богумильского: Христос, мол, имел лишь эфирное тело, ни в чем земном нужды не имел. А что ел и пил, то делал это, чтобы не смущать людей и не вызывать лишних подозрений у Сатаны, который искал случая погубить Избавителя.

То, что уже этот – безобидный ответ – однозначно был от духа антихриста: «всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста, о котором вы слышали, что он придет и теперь есть уже в мире» (1 Ин. 4:3), большинству новообращаемых и в голову не приходило.

Латынь они не знали, а, значит, Евангелие не читали, и, слушая, не понимали. А переводить Священное Писание на доступный христианскому народу язык, Римская курия с упорством, достойным лучшего применения, категорически воспрещала. Так что вина Римского руководства тут очевидно в наличие.

Второй ответ – для самых «верных» − был лаконичен и однозначен: «Христос – творение демона, пришедший в мир обмануть людей и помешать их спасению».

Настоящий же не приходил, а жил в особом мире, в небесном Иерусалиме[4].

Что называется – приплыли!

Ясно, что манихейское альбигойство – не ересь, а просто антихристианство, и что оно дальше от христианства, нежели ислам и даже теистический буддизм.

Не вдаваясь в дальнейшие детали, добавим только, что именно катарство и альбигойство дали толчок массовому распространению сатанизма на просвещенном Западе.

Бог и дьявол в этом вероучении поменялись местами, и многим это понравилось. Догматика катаров немногих интересовала – главное было осознать, что Сатана для них ‒ не враг, а владыка и помощник в затеваемых ими преступлениях.

Тайно исповедовал это учение император Генрих IV, враг папы Григория VII Гильдебранда.

А Ричард Львиное Сердце простодушно заявил, что все члены дома Плантагенетов пришли от дьявола и вернутся к дьяволу. Правда, что касается Ричарда, думаю, он слабо понимал значение им сказанного. Может, конечно, из «Айвенго» осталась к нему симпатия.

Кроме императоров доктрину, упразднявшую совесть, исповедовали в XII веке священники, ткачи, рыцари, крестьяне, нищие. Ученые законоведы и безграмотные бродячие монахи, причем большинство из них не отдавали себе отчета в значении своих умонастроений.

Но атмосфера на юге Франции, и даже в Италии была проповедью «совершенных» столь наэлектризована, что сам папа боялся покидать свой укрепленный замок, дабы вне не подвергнуться оскорблениям возбужденной толпы, среди которой были и рыцари.

Вдобавок, на это время пришелся очередной «пассионарный толчок», затронувший примерно те области, где и возникло и стало развиваться катарство и альбигойство. Одно наличие связи с аналогичными течениями на Балканах и в Малой Азии не может адекватно объяснить скорость распространения этих мистических учений.

Атмосфера, как говорится, становилась предгрозовой. Юг Западной Европы массово отходил от апостольского христианства, хотя бы в католическом варианте. Стремительно превращался в антисистему.

Так что, чтобы не говорили защитники кротких катар, папство в лице папы Иннокентия III (1198-1216) просто вынуждено было убрать эту заразу с лица земли.

Методы были, конечно, жесткие, мягко говоря. Так что вы хотите? Начало альбигойских войн приходится на 1209 год, а перед этим в 1204 году христианские рыцари, в якобы Крестовом походе, разграбили первый город мира, его духовную и имперскую столицу – Константинополь. Так что и католическая мораль была та еще.

Но антисистемой католичество не было. Во всяком случае, в те времена.

Про то, как происходило искоренение провансальской химеры, расскажем далее.