Жизнь и подвиг архиепископа Вениамина (Новицкого)

Рисунок 1. Епископ Вениамин (Новицкий) после ссылки. 1956 год

 

Часть I. 1900–1930-е годы. Становление пастыря

Часть II.1 Война

Часть II.2. Война

Продолжаем знакомить читателей с жизнеописанием видного пастыря Русской Православной Церкви архиепископа Вениамина (Новицкого), постриженика Свято-Успенской Почаевской лавры, всю свою жизнь посвятившего Церкви и борьбе за чистоту Православия. В 1944 году Владыка был арестован и отправлен в ссылку на Колыму, где провел 12 лет. Этому мученическому периоду его жизни посвящен данный очерк.

Через Колыму прошли тысячи невинно осужденных людей, многих из которых, по словам апостола Павла, «весь мир не был достоин» (Евр. 11:37). По рассказам и воспоминаниям светских людей, писателей мы знаем тяжелую физиологию той жизни, знаем ее звериную психологию, знаем о законах ада и власти тьмы там, где в сердцах масс и даже целого народа нет Бога. Но мало осталось свидетельств духовных событий и духовной жизни на Колыме, которую порой называют мученическим «антиминсом России»[1].

Май 1944 года. Остался год до Великой Победы. Волынь и Почаев освобождены Красной армией от оккупантов. В Свято-Успенской Почаевской лавре, под Покровом Божией Матери – как на духовном незыблемом острове среди всех бурь и страшных трагедий военного времени льется неустанная молитва. В эти весенние дни 1944 года вместе с братией молился и епископ Вениамин (Новицкий) – в прошлом архимандрит и наместник лавры. Последние несколько месяцев он занимался пастырскими курсами при лавре, организовывал подготовку будущих священников. Пришел день, когда после богослужения он прощался с обителью и ее святынями, не зная, увидит ли свою родную лавру и братию еще когда-нибудь…

«Я разделяю участь Православной Церкви в полной мере…»

Период испытаний и страданий для православных не завершился. Из «пламени» фашистского режима, давившего на Церковь, пришлось окунуться в «лед» советских гонений, где Православная Церковь считалась опасной и «контрреволюционной», участие в ней каралось «высшей мерой наказания» или большими сроками заключения.

18 мая 1944 года епископ Вениамин (Новицкий), пребывающий в Свято-Успенской Почаевской лавре, был вызван в Киев, там арестован и заключен в тюрьму №1 УНКГБ по Киевской области[2]. Пять месяцев он находился под следствием. С 1937 года следователям дозволялось применять «особые методы» для получения информации – использовать побои и пытки. Владыка выдержал эти месяцы допросов, пыток, издевательств, никого не скомпрометировал, виновным себя не признал.

Рисунок 2. Фото из личного дела епископа Вениамина

В октябре 1944 года военным трибуналом УНКГБ по Киевской области он был осужден по 58 статье, пунктам 8, 10, 11 Уголовного Кодекса [7]. Приговор – 15 лет исправительно-трудовых лагерей. Местом отбывания срока был назначен Севвостлаг на Колыме, где непосильно трудились и погибали тысячи невинных, оклеветанных людей на золотых приисках.

Согласно приговору, ему, как епископу Украинской Автономной Православной Церкви вменяли участие в контрреволюционной террористической организации, антисоветскую агитацию и антисоветскую деятельность. Опасность церкви по меркам того времени заключалась, во-первых, в «реакционно-религиозном» Православии, во-вторых, в политическом национализме. Следствие не доверяло Православной Церкви в целом и тщетно пыталось найти факты, порочащие Святую Почаевскую лавру.

«Совсем молодым человеком я дал обещание в душе: никогда не идти против Родины и русского народа, который находится под Покровом Пресвятой Богородицы»; – говорил Владыка Вениамин на следствии 1944 года. «Я посвятил свою жизнь Церкви. В руках насельников Лавры никогда не было оружия, мы духовно вооружены. Я разделяю участь Православной Церкви в полной мере, хочу служить Богу и православному народу…» [7]

… «Я разделяю участь Православной Церкви в полной мере» - это внутренний выбор Владыки, сделанный давным-давно, еще в 1928 году, когда он пришел послушником в Свято-Успенскую Почаевскую лавру. Это был его выбор, сделанный и в 1943 году во время побега с немецкого поезда, вывозящего население оккупированных территорий на Запад. «Я разделяю участь Православной Церкви в полной мере» – означало в ХХ веке быть на Голгофе с Господом и Его последователями: епископами, священниками, иноками и верующими, расстрелянными и томящимися в заключении, на каторге и в ссылке.

«Нас почитают умершими, но вот, мы живы…» (2 Кор. 6: 9)

Жизнь Владыки Вениамина показывает, как вопреки всем материальным обстоятельствам Господь ограждает Свою Церковь и управляет Ею. Сколько раз архиерей находился в одном шаге от гибели и как часто Господь откликался на Его мольбы – знал только Владыка. Свидетельством великого милосердия Божия и ответной горячей любви Владыки к Господу были молитвенные слезы пастыря, неудержимо срывавшиеся во время Божественной литургии в Алтаре в последующие после ссылки годы служения[3].

В ноябре 1944 года начался этап – Владыка среди многих осужденных поездом был отправлен к Тихому океану, в Хабаровский край, в порт Ванино, откуда кораблем узники отправлялись на Колыму в бухту Нагаева. Два месяца шла пересылка – поездом через Европейскую часть СССР и Сибирь и пять дней морем. По прибытии на Колыму заключенные были размещены в карантинном пункте в отстраивавшемся Магадане. Затем в машинах по 20-25 человек с вооруженной охраной направлялись в лагеря на прииски.

Рисунок 3. Живопись заключенных на Колыме «Ледокол ведет корабли в бухту Нагаева»

Это был 1945 год. Как и большинство заключенных, Владыка Вениамин должен был трудиться в рудниках на добыче золота. Современники писали: «Шла война. Золотые прииски Колымы были для страны «цехом номер один», и само золото называлось тогда «металлом номер один». Фронту нужны были солдаты, приискам — рабочая сила».[4]

Как долго Владыка проработал в забое на добыче золота – с тачкой, лопатой и кайлом – неизвестно. Каждый прииск представлял собой ОЛП – отдельный лагерный пункт. Северное горное управление УСВИТЛ (или неформально Севлага) в 1930-40-х годах включало прииски: имени Водопьянова, «Партизан», «Верхний Ат-Урях», имени Ягоды, «Штурмовой», «Нижний Хатыннах». На одном из них и пребывал в ссылке Владыка.

Приведем описание прииска «Верхний Ат-Урях», где в 1955-1956 годах Владыка проживал на поселении и работал бухгалтером. Один из заключенных так описывал это место: «Прииск Верхний Ат-Урях, был изрезан целой системой водоотводных каналов и канав. Нагромождение высоченных отвалов промытых «песков», высокие, похожие на лыжный трамплин промывочные приборы, разведочные шурфы. Много открытых забоев, в которых трудились бригады заключенных, вооруженных кайлами, ломами, лопатами и тачками. Добывали пески, в тачках отвозили на эстакады, под которыми стояли небольшие вагоны, запряженные лошадьми. Наполненный грунтом вагон лошадь тянула на промывочный прибор по рельсовой дороге. В конце смены, поздно вечером производилась выемка намытого золота, которое в специальных запломбированных банках отправлялось под охраной в золотоприемную кассу прииска. Вся долина была окружена высокими сопками. На производственной площади разбросаны несколько приземистых построек: кузница, плотницко-ремонтная мастерская, контора участка. Вдали от производственной зоны – поселок вольнонаемных … и в стороне от него лагерный пункт с разнокалиберными бараками, палатками, всевозможными службами. Все это окружено колючей проволокой и вышками». [5]

Рисунок 6. Золотые и урановые рудники Колымы

Рисунок 4.

Рисунок 5.

Труд заключенных

Рисунок 7. Типичный вид отдельного лагерного пункта (прииск «Партизан»)

Тяжелый неподъемный труд вкупе с плохим питанием был не единственным испытанием. Давила сама атмосфера бесчеловечности и богооставленности в лагерях. Хотя большая часть заключенных являлись осужденными по политической 58 статье, дух зоны ощущался во всем. Священников, людей в сане было немало. Были и сектанты с католиками. Многие из них страдали от унижений, издевательств уголовников, осужденных по бытовым статьям, охранников и начальства лагеря.

Тяжелая работа с недостаточным питанием в условиях сурового северного климата и убогих жилищных условий обрекала многих людей, даже физически крепких на гибель в скорейшем времени.

Хотя о периоде жизни Владыки в заключении известно немного, но нет сомнения, что везде во всех обстоятельствах он был священником и пастырем, не терявшим свою веру и духовную связь с Богом. Свое положение он воспринимал как Крест. Известно, что Владыка обязательно читал утреннее молитвенное правило по дороге на прииск или лесоповал. Читал по памяти Псалтирь, совершал панихиду и литию по усопшим, вероятно и другие службы. Известно, что он прятал при обысках небольшую иконку Божией Матери, напечатанную на плотной папирусной бумаге. Возможно, это было изображение Богородицы Почаевской. Без молитвы и Божией поддержки в таких условиях, выжить было невозможно. [2] [7]

Несмотря на частые упоминания в литературе о том, что Владыка был на каторге, в терминологии советской системы исполнения наказания 1940-х годов, он каторжанином не считался. На колымскую каторгу, самые тяжелые работы, как правило, под землей, трибуналы или Военная коллегия Верховного суда СССР приговаривали военных преступников. Заключенные каторжане определялись как «з/к КТР», а остальные заключенные как «з/к ИТЛ». Врач Нина Владимировна Савоева, подвижнически работавшая на Колыме, вспоминала о том, как в ужасных условиях пыталась обустроить больницу для каторжан в долине Чай-Урми. Ей сообщили о месте будущей работы: «ИТЛ в сравнении с ними покажется курортом, а Беличья (больница Северного управления) – сном. Каторжане... Строжайший режим. Вместо фамилий — номера, на ногах – цепи. Полицаи, власовцы, немецкие прислужники – подручные оккупантов. Работают под землей». [6]

Владыка нес свой крест в исправительно-трудовом лагере, где работы по добыче золота выполняли большей частью в открытых забоях. Хотя и это оставляло по физическим законам немного шансов выжить в тех условиях. Но Владыка хорошо знал, что жизнь каждого человека в Руках Божиих.

Благородство и человеческий образ в таких условиях, как правило, сохраняли лишь религиозные люди. Даже Варлам Шаламов, автор «Колымских рассказов», с юности отвернувшийся от веры своего отца-православного священника и ставший троцкистом, признавал это. В своем программном эссе «Что я видел и понял в лагере» Шаламов пишет: «Увидел, что единственная группа людей, которая держалась хоть чуть-чуть по-человечески в голоде и надругательствах, - это религиозники…»

В отличие от остальных заключенных, верующие люди не стремились найти способ уклониться от работ (за исключением некоторых сектантов, принципиальное не желавших трудиться на богоборческую власть). Они не искали путей для попадания в больницы или на облегченные работы. Испытания колымского лагеря принимали безропотно, как ниспосланные Богом.

Больница, действительно была спасительным островком, дававшим надежду на жизнь. В годы войны начальство лагеря было заинтересовано в сохранении жизни заключенных, потому не препятствовало работе врачей, их инициативам. Сильно ослабленные авитаминозом и истощенные люди (дистрофики) направлялись в больницы или оздоровительные пункты. Туда попадали в результате травм, обморожений, простуд, инфекционных заболеваний. Больным давался отдых, лекарства, витаминные травяные настои и усиленное питание (как средство лечения).

Врач Н.В.Савоева, известная тем, что спасла писателей В.Шаламова и Е.Гинзбург, отмечала в своих воспоминаниях: «Речь шла о жизни и судьбе людей, брошенных в колымский лагерный ад, в своем большинстве оклеветанных, измордованных, вечно голодных и навсегда перепуганных… Сюда присылали с приисков и лесоповалов таких больных, с которыми не в силах были справиться…» [6]

«Мы оба стояли уже одной ногой на дне ледяной колымской могилы, когда лагерная медицина пришла нам на помощь, оживила и оставила в своих рядах»; - вспоминал, выживший благодаря больнице Б.Н.Лесняк. [4]

Многие заключенные мечтали о том, чтобы покинуть рудники. Владыка Вениамин не искал спасения, безропотно выносил все ниспосланные Богом обстоятельства, и когда наступило отчаянное положение, Господь вмешался и Сам освободил Владыку от работ в забое… Произошло событие, коренным образом изменившее тюремный статус заключенного епископа.

Рисунок 8

Скорее всего, это событие произошло осенью 1946 года. Золотодобычу проводили в сопках. За лето земля лишь немного отогрелась, заключенным приходилось взрывать слой вечной мерзлоты, откалывать куски золотосодержащей породы и грузить в вагонетки. Никто из работающих не понял, каким образом произошло ЧП – одна из груженых вагонетка с силой ударила стоящего рядом епископа Вениамина. Она повредила ему позвоночник. Когда пострадавшего доставили в больницу, окружавшие услышали скептические и безнадежные слова санитара-фельдшера. Владыка был между жизнью и смертью…

За несколько лет до этого события братия Почаевской лавры, ничего не зная о судьбе епископа Вениамина и считая, что он мученически погиб в киевской тюрьме, уже отпела его. [2] Но апостол Павел говорил о себе и о испытаниях юной Церкви, постоянно пребывающей среди угроз: «Нас почитают умершими, но вот, мы живы…». Владыка выжил.

Служитель лечебницы

Травма была тяжелой, перенеся большие физические страдания, епископ Вениамин поправился чудесным образом. Доктора стремились помочь ему, как могли. В тех обстоятельствах его дух и вера только крепчали. Он видел премудрость и милосердие Божие. Постепенно он начал двигаться, лишь несколько склоненная голова напоминала о случившемся с ним.

Эта страшная травма была и духовным событием – через нее Владыка навсегда вышел из забоев, бараков, лесоповалов. Специальная медицинская комиссия Северного горного управления исследовала состояние его здоровья и признала инвалидом, неспособным выполнять тяжелые работы на приисках. Известно, что в судьбе Владыки тогда принял участие лечсанинспектор Павел Дмитриевич Васильев, он был в комиссии врачей и избавил его от возвращения на работу в рудник. [7]

Для инвалидов на Колыме были разнообразные занятия: жестяные мастерские, столярные, пошивочные, где старые телогрейки, штаны и бушлаты перешивались в зимние бурки с подошвой из автомобильных покрышек. Но Господь так устроил, что Владыку оставили при больнице Северного управления (в 1940-х годах это была больница на Беличьей, затем она меняла местоположение). Постриженик Свято-Успенской Почаевской лавры и служитель Врача душ и телес Господа Иисуса Христа, Владыка остался служителем лечебницы – местной больницы – пожалуй, самого светлого места колымских лагерей, где можно было встретить среди докторов добропорядочность, любовь, милосердие и сострадание.

Рисунок 9. Сотрудники медицинско-санитарного управления лагеря

Врачи с уважением отнеслись к Владыке, к его сану, знаниям и опыту, его терпению и мужеству во время болезни. В больнице накануне скончался санитар и на его место нужен был сотрудник. К тому же мало кто из врачей, даже имевших высшее медицинское образование, знали так хорошо латынь, как Владыка[4]. Потому он был оставлен работать санитаром-фельдшером и отвечать за больничную аптеку.

Под аптеку в больнице был выделен кабинет, где Владыка изготовил плакат с красным крестом и написал «Чистота – залог здоровья». На этот Крест он молился. [2] В больнице Владыка смог послужить людям не только как санитар, но и как пастырь.

Работа в аптеке была очень ответственной. Все поступающие из Магадана медикаменты, инструменты и расходуемые материалы, должны были учитываться, правильно храниться, распределяться по остальным лагерным пунктам. Необходим был тщательный учет, ведение приходных и расходных документов, составление отчетов.

Из отдельных компонентов, обозначенных по латыни, врачи составляли лекарственные средства. Аптека занималась изготовлением лечебных отваров из хвои, местных трав и ягод.

Персонал больницы работал самоотверженно – ежедневно, круглосуточно и без выходных дней.

Помимо работ в аптеке, Владыка был лагерным санитаром-фельдшером[5]. Это давало ему возможность при необходимости напутствовать умиравших колымских мучеников. Некоторые авторы упоминают о том, что он осуществлял исповедь уходящих в мир иной священников и монахов, используя вместо епитрахили больничное полотенце. Молитвой провожал он в последний путь этих христовых исповедников. Часто ему приходилось читать по памяти 118 псалом и семнадцатую кафизму Псалтири, провожая души новопреставленных заключенных к Господу. [7]

Больных и отчаявшихся он вдохновлял и утешал, говорил ободряющие слова. Ему верили и серьезно воспринимали фразу над которой ранее посмеялись бы: «Господь тебе поможет!»

Современники Владыки рассказывают, что после ссылки он бережно хранил рукописную книгу. На рыжей некачественной бумаге, самостоятельно сшитой, аккуратно от руки очень мелкими буквами был написан текст. Это было Евангелие, созданное другом Владыки – одним из ссыльных, знавших Священное Писание наизусть – в качестве подарка на День Ангела или День рождения. Уже после лагеря Владыка бережно хранил эту книгу как великую драгоценность и святыню, использовал ее во время богослужений. [1] [7]

Книга прошла с Владыкой остаток лагерного срока на Колыме, на поселении и, возможно, помогала ему тайно совершать по мере возможностей свое пастырское служение в колымской ссылке.

Епископ Вениамин сохранял свое христианское и архипастырское достоинство. Через больницу проходили разные люди. А он был хоть и сотрудником больницы, но заключенным. Владыке нельзя было носить бороду, но все знали, что он Почаевский епископ. Архиерей был молчалив, с больничными интеллигентами-заключенными не сближался, но и не чуждался их.

Сколько раз он был свидетелем духовного падения, унижения людей и даже духовных собратьев, но встретил и стойких верных, не изменявших Богу. Он так говорил об этом: «В лагере встретил и духовных варваров, неисправимых негодяев, духовных капитулянтов, и преследуемых, не теряющих духовной щедрости подвижников». [7]

Рисунок 11_1. Центральная больница Северного управления в Беличьей

Особая тема – отношения с уголовными заключенными. Здесь проявлялась мудрость Владыки и глубокое понимание человеческой натуры и природы добра и зла. Собеседники Владыки 1970-х годов, вспоминают рассказанную им историю: однажды в небольшой компании выздоравливающих, игроков в домино, один уголовник, использующий язык зоны, задал ему вопрос. «А почему ты, фраер чистой воды, не говоришь по блатному? С тобой трудно иметь дела!» Владыка объяснил ему, что он ни к кому не испытывает неприязни и не скрывает свои намерения, ведь «блатной язык нужен ворам для того, чтобы скрывать свои намерения, свое ремесло от посторонних»; - пояснил он. «Мне нечего скрывать. Это язык вражды, ненависти. В нем обычные слова заменяются другими, так, чтобы унизить человека. Из всего многообразия одинаковых по значению слов выбираются издевательские, грязные, оскорбительные … Я не должен кого-то ненавидеть». [7]

Лагерная жизнь выковывала, сделала крепким и бескомпромиссным в вопросах веры характер Владыки. Пройдя Колыму, в жизни, в материальном ее измерении, он уже мало чего боялся – не боялся скорбей, голода, смерти, тюрьмы, угроз, давления – все это не могло разлучить его с Богом. Ссылка нанесла отпечаток на его характер и поведение – в исключительных случаях в бытовой жизни Владыка, уже Иркутский архиерей, мог использовать в качестве шутки непонятные для простых людей слова, он видел подоплеку поступков и событий, в которых большая часть людей ничего бы не поняла. Например, митрополит Вениамин (Пушкарь), в юности служивший иподиаконом у Владыки Вениамина (Новицкого) вспоминает, что во времена хрущевских гонений, в одном из приходов обширной Иркутско-Читинской епархии, его, архиерея, отслужившего торжественную службу, кто-то мягко попросил выйти из храма через боковой выход, не привлекая внимания и не задерживая людей для благословения.

На это Владыка ответил такой фразой: «А мы что, ворованные?!» И торжественно, с иподиаконами вышел из алтаря в храм, чтобы достойно попрощаться и благословить паству, как подобает архиерею.

С 1954 года начались амнистии заключенным по 58 статье. Срок заключения Владыки был сокращен с 15 до 10 лет. 15 августа 1955 года Владыка был освобожден из Севвостлага и направлен на проживание в поселок Верхний Ат-Урях Магаданской области, работал в конторе, освоив бухгалтерский учет. А через год он получил предварительное разрешение «отбыть в распоряжение Московской Патриархии»…

Святая Русь жива!

Через всю Сибирь шел поезд – из Хабаровского края в сердце России, Москву. Он вез скромного человека пятидесяти пяти лет, который был молчалив, внутренне сосредоточен и почти ни с кем не общался. Видно было, что лишь недавно начала отрастать его борода. Опытный взгляд мог определить, откуда едет человек – из магаданских лагерей. В сумерках он часто стоял у окна несущегося поезда, смотрел на мелькавшие поселения, поля и таежные просторы Сибири и тихо молился. Проехав через всю Сибирь, он не увидел ни одного купола церкви, ни одного сияющего креста. Возникал вопрос: где ты, Святая Русь, жива ли? Негромкий ответ приходил свыше и рассеивал всякие сомнения – жива!..

Посетив Московскую патриархию в Чистом переулке, осенние месяцы 1956 года Владыка Вениамин провел у своего небесного покровителя, в честь которого до монашества носил имя Сергий. С сентября по ноябрь 1956 года он «пребывал на покое» в Троице-Сергиевой лавре. После 12-летнего перерыва епископ Вениамин (Новицкий) смог участвовать в богослужениях. Он сослужил великим подвижникам, тоже возвращавшимся по амнистии из тюрем и лагерей[6]. Важным духовным событием стало совместное служение Литургии с вернувшимся из заключения святителем Афанасием (Сахаровым).

Рисунок 12. 30 сентября 1956 года в Успенском соборе Троице-Сергиевой лавры. Первая Божественная литургия архиепископа Афанасия (Сахарова) по выходе из лагеря была отслужена вместе с епископом Вениамином (Новицким)

В ноябре 1956 года состоялось заседание Священного Синода Русской Церкви и епископ Вениамин (Новицкий) был назначен правящим архиереем на Омско-Тюменскую кафедру. Начался новый и очень важный этап его жизни – архипастырского служения в Сибири.

Троице-Сергиева лавра с древними храмами, святыми мощами угодников Божиих во главе коих игумен Земли Русской преподобный Сергий, колокольным звоном, ароматом ладана, с монахами, церковными мирянами, священниками, семинаристами – была зримым свидетельством того, что не смотря на все десятилетия борьбы с Богом Святая Русь жива.

Рисунок 10. Свято-Троицкая Сергиева лавра в 1956 году

«… Где Небо с человеческой волей сочеталось, не может быть смерти – писал в 1961 году земляк Владыки, и его духовный соратник епископ Митрофаний Зноско-Боровский – там испытание, подобное тому, которое испытал Авраам, ведя своего сына на заклание, которое испытывали Апостолы, которые испытывает Церковь Христова на протяжении веков... испытание, венчанное победой Духа над бездуховностью, Истины и Правды над дьявольщиной и ложью, Жизни над смертью.

Русь, жива ли ты? И из-под солдатской шинели, из-под лохмотьев колхозника и рабочего, из притаившихся тайников сердец писателей и ученых, верных Христу и церкви Его мы слышим в ответ: Жива Русь святых князей Владимира и Александра Невского, Русь святого Георгия Победоносца, Николы, Сергия и Серафима, Русь новомучеников Российских – ЖИВА!» [3]

Примечания

[1] Архиепископ Вениамин (Новицкий) / Интернет портал «Новомученики и исповедники колымские» // URL: http://kolyma-martyrs.pravorg.ru/2015/06/08/arxiepiskop-veniamin-novickij/

[2] Вениамин (Новицкий Сергей Васильевич) / Интернет-портал «Новомученики и Исповедники Русской Православной Церкви ХХ века»

[3] Зноско-Боровский Митрофан, епископ. Из книги бытия Руси-России/ В защиту правды // URL: https://azbyka.ru/otechnik/Mitrofan_Znosko_Borovskij/v-zashitu-pravdy/

[4] Лесняк Б.Н. Я к вам пришел! Магадан: МАОБТИ, 1998. – 296 с.

[5] Миндлин М.Б. Анфас и профиль: 58-10. М: Возвращение, 1999. – 175 с.

[6] Савоева Н.В. Я выбрала Колыму Магадан: МАОБТИ, 1996. – 48 с.

[7] Шарунов А. Подвижник. Памяти архиепископа Иркутского, Читинского, всего Дальнего Востока Вениамина III (Новицкого) 1900–1976 // Сибирь 2019, №3, сс. 156-175

Романова Владислава Николаевна, Центр церковно-государственных отношений «Берег Рус»

Впервые в печатном виде опубликовано в журнале «Берег России» №1(7) 2021 г. (см. о номере)