Мы привыкли воспринимать войну чёрно-белой - как на старых фотографиях и в кинохронике. Для нас война - это громкоговорители в форме цветка, это грузовики-полуторки, это небогатое коллективное житьё с примитивным бытом... Весь антураж современной жизни - неоновые рекламы, мягкие кресла, исполнение желаний в одно касание экрана - как будто недоумевает: ну какая война?!
Но войны идут. И не менее жестокие, чем та единственная, которая и стала для нас обозначаться этим словом без дополнительных определений. И участники этих войн возвращаются к нам, в нашу красочную и сытую мирную жизнь... нет, не как альпинисты с вершины. И не как "герои былых времён", которых, если только они выжили, встречал весь народ. Так каковы же они - те, кто ходит с нами по одним улицам, живёт в тех же домах, но имеет профессию, смысл которой стал непонятен для многих наших современников - "Родину защищать"?
...Три войны, четверо детей, пять высших образований. Не всё на свете можно выразить цифрами, но эти цифры, согласитесь, впечатляют. А женщин, наверное - впечатляют его юмор и мужество. И портретное сходство то ли с Тургеневым, то ли с Хемингуэем. Подполковник в отставке, мотострелок, а ещё - поэт и реставратор, волгоградец и петербуржец Сергей Александрович Гончаров.
- Семнадцать пятьдесят девять, - улыбается Сергей Александрович. - Договаривались на шесть. Военное - из души не вытравишь!
Мы садимся за столик.
- Ну, с чего мы начнём?
- По порядку, наверное. С первой войны.
Назначения и предназначение
Для кого-то восьмидесятые были концом эпохи застоя. А для кого-то - огневой юностью. Например, для выпускников военных училищ, молодых лейтенантов.
- В 1981 году мы заканчивали Орджоникидзевское общевойсковое командное училище. Те, кто был старше нас на год - многие отправились в Афганистан. И они писали нам письма, полные романтики, писали, как они горды тем, что заняты своим прямым делом... и мы все, конечно, мечтали попасть туда же. Было чёткое понимание, что если исламистов не остановить там, завтра они будут у нас в Средней Азии. И что именно мы, военные, обязаны это сделать. Рапорты писали почти все. Я, естественно, тоже. В Афганистан посылали лучших. И я по своим результатам вполне мог рассчитывать быть среди них.
...И был бы, если бы не... невеста!
- Это у вас, у гражданских, - добродушно улыбается Сергей Александрович, - «обещать не значит жениться», а у нас - всё чётко.
Жениться он обещал в отпуске перед четвёртым курсом. Правда, сам отпуск оказался в подвешенном состоянии - лето восьмидесятого года, олимпиада в Москве, отпуск переносится на ноябрь, но... сказано в отпуске - значит, в отпуске!
...А перед самым выпуском, как гром среди ясного неба - «указивка сверху»: женатых на войну не брать!
И отправился лейтенант Гончаров крепить оборону и строить семейное счастье туда, где и выжить-то под силу лишь наиболее мотивированным.
Север Амурской области, город Сковородино. Ударение, как в Бородино - на последнем слоге. Но кто-то из полковых острословов сказал: «Наша родина - Сковородино!» Прижилось мгновенно. Ибо в самом деле, кто там пожил - считай, заново родился...
Население города составляло на тот момент двенадцать тысяч жителей. Потомков уголовников и политических, каторжан и ссыльных, сталинских и дореволюционных. А зимой, как любят говорить по телевизору, «столбик термометра опускался до...» минус 53! При этом от дома до места службы надо было идти семь километров. Закутавшись так, что оставались одни глаза. Двигатели в такой мороз не заводились. Но службу никто не отменял!
- А время в пути считалось служебным или личным?
- К счастью, служебным. В этом было известное преимущество: отследить, во сколько именно ты вышел из дома, было невозможно. Но в расположение дивизии надо было прибыть вовремя! Там отогревались, приходили в себя...
- А Ваша молодая жена?
- Сидела дома. Там для неё работы не было категорически.
Но именно там, в Сковородино, у Гончаровых родился первый сын. Сегодня - сотрудник российской дипмиссии в Израиле...
И ещё как минимум одно обстоятельство согревало даже в лютый мороз. Не только денежное довольствие, но и жизненный опыт, и карьерный рост у молодых офицеров там шли «с северным коэффициентом». И вчерашний выпускник уже очень скоро стал командовать ротой... но не перестал мечтать о «настоящем деле». Ведь если «женатиков» не берут из училища, то... может быть, возьмут отсюда?
И взяли! Причём - в порядке поощрения за службу!
...Из Амурской области в Кандагар лететь долго. И всё-таки акклиматизироваться не успеваешь. По прибытии новый ротный продолжил этот процесс, принимая дела. Как вдруг...
- Нет, ну согласитесь, женщины играют повышенную роль в Вашей жизни!
- Согласен, - смеётся Сергей Александрович.
Спрашивается, какие силы могут не пустить на войну офицера, когда он фактически на ней уже находится?! Ответ прост: шерше ля фам-два. Крест на карьере фронтовика-«афганца» поставила телеграмма из дома: родилась дочь! С двумя детьми на ту войну не брали вообще...
Первое, что сделала эта девочка в своей жизни - сломала папе планы и, возможно, спасла ему жизнь.
- Начальник управления кадров всего нашего контингента лично прилетел за мной в часть - и как я ни брыкался, меня тут же отправили в Союз... вот теперь и сам не понимаю: по документам я - участник боевых действий в Афганистане, а по факту...
С востока на запад
...его рота ждала его в Группе советских войск в Германии. И вот там, вспоминает Сергей Александрович, была настоящая армия. Как учили в училище. Порядок - идеальный, но главное - всё продумано, солдаты заняты только делом, но делом заняты все и всегда...
- Мы все чувствовали: НАТО под боком. Пять лет провёл я в Германии, дорос до комбата. И действительно гордился службой.
Интересная деталь: чтобы на Западе не сложилось впечатления, что наша группировка в Германии имеет наступательный характер, бронетанковые соединения в ней были расформированы. Но бронетехника - никуда не делась. Танковыми ротами усилили и без того усиленные мотострелковые батальоны. В результате их численность от стандартных четырёхсот человек возросла почти до шестисот. Плюс не свойственная пехоте материальная часть. И такой грозной силой наш собеседник командовал... в двадцать семь лет!
- Кстати, в одной роте, - продолжает Сергей Александрович, - было три чеченца. В кулаке держали всю роту. Но они были лучшими по боевой подготовке! Вот только сержантами их нельзя было назначать категорически - хотя порядок они бы поддерживали идеальный. Но - своими методами... Так что на гауптвахте они у меня сидели по очереди и проводили там больше времени, чем в казарме.
Из Германии путь комбата Гончарова лежал в Москву, в Академию имени М.В. Фрунзе.
- Когда мы выезжали, второму сынишке было семь дней. У него ещё не отвалился пупок, и всю дорогу жена его обрабатывала присыпкой...
- А каково было Галине Павловне приходить в себя после родов, собирая вещи и пускаясь в дальний путь в незнакомое место?
- Видите ли... жена военного - это особое служение. И для неё это - в общем, норма. Во все времена.
Ну да, мысленно соглашаюсь я. Всё-таки - в Москву... а могли бы и в Амурскую область!
Но в Москве семью ждали испытания посерьёзней, чем в самом глухом гарнизоне в начале пути...
Наступало безвременье. Армия рушилась вместе со страной. Республики откалывались, как глыбы от айсберга. Да и то, что оставалось, рассекали трещины - одна за одной... Паёк по карточкам, квартиры «нет и неизвестно»... Грустные мысли лезли в голову слушателям академии. Будто взбираешься на мачту тонущего корабля.
Но самое главное - рушился смысл... Пройдёт ещё пять лет, и замечательный поэт Борис Чичибабин - кстати, некогда очень больно обиженный советской системой - напишет:
С мороза душу в адский жар
впихнули голышом:
я с родины не уезжал -
за что ж её лишён?
Напишет - и уйдёт из жизни... Не раз и не два, от людей самых разных профессий приходилось слышать об этом времени: закончилась большая геология, закончился золотой век физики, закончилось мореплавание и судоходство... не только республики, но и сферы деятельности целиком прекращали своё существование. Умирало дело жизни - от мечты детства до планов на будущее. Для многих это оборачивалось мучительным выбором: либо любимое дело, либо Родина. А для военного человека и этого выбора не было. И что оставалось?!
- Я всё обдумал и понял, что надо перебираться к корням, в Волгоград. Хотя после Академии предлагали заманчивые варианты - я просто не видел в них смысла. И попросился на военную кафедру в Волгоградский мединститут.
- После Академии?!
- Да. Не Вы один удивляетесь. Мне тогда пальцем у виска крутили все. Но я твёрдо решил.
И стал - почти гражданским человеком. Вузовским преподавателем. В Волгограде родилась вторая дочь. И служебная карьера, перевалив за свой экватор, похоже, стала перетекать в фазу заката. Знал ли майор Гончаров, что главное у него - впереди...
Делай, что должен...
Это называлось - командировка. Так безобидно и буднично. Сначала одна командировка, потом - вторая. На две чеченские войны.
- Война познакомила меня с замечательными людьми. В первую командировку - с генералом Львом Яковлевичем Рохлиным, во вторую - с генералом Сергеем Афанасьевичем Макаровым. Меня поразила интеллигентность этих людей, их эрудиция, и при этом - постоянная готовность к самопожертвованию и отвага. При Рохлине я состоял оперативным дежурным.
Вообще-то оперативный дежурный - должность штабная, «телефонная». Но только не на той войне. Одним из её самых страшных событий стала гибель на улицах Грозного 131й Майкопской бригады во время «новогоднего штурма» города 31 декабря 1994 г. Впоследствии из этих событий один очень востребованный тележурналист слепит свой фильм «Чистилище». А тогда...
- Хаос стоял полный. Никто не мог предположить, что боевиков окажется так много и что они так хорошо подготовлены. Ну и наши просчёты, конечно, были налицо...
К группировке Л.Я. Рохлина Майкопская бригада не имела отношения. Но именно Рохлин смог прийти ей на помощь и спасти тех, кого ещё можно было спасти. Под руководством наиболее опытных офицеров создавались сводные отряды, оперативные группы - чтобы высвободить, организовать, успокоить, внушить уверенность, наладить взаимодействие... тут пригодились и командирские, и преподавательские навыки! Вот только «вверенные силы» были очень не похожи ни на образцово-показательную Группу войск в Германии, ни на волгоградских студентов - кстати, ровесников этих ребят... живших в другой реальности. Нереальной реальности, с точки зрения воюющего человека.
Но именно она, эта самая «нереальная реальность», переживёт любую войну, и именно в неё те, кто выжил - солдаты ли, офицеры - всё равно вернутся рано или поздно.
И когда они возвращаются - ищет ли их глаз царапины и выбоины на стенах домов? Тщится ли слух различить в шуме города отдалённую канонаду?
- Да нет. Просто радуешься, и всё. Хотя встречал я таких, кто даже в отпуск не уезжал. Врос в войну и уже не мог адаптироваться дома. Но меня ждала семья. И, знаете, когда меня отпускали на короткую побывку на несколько дней - с таким удовольствием оказывался на своей кухне! Смешно говорить об этом, но там, в этом аду - очень хотелось домашней жареной картошки...
- А каково было вставать из-за стола и идти собираться - назад, на войну?
Ответом мне был внимательный взгляд поверх очков. О чём, мол, спрашиваешь - или сам не мужчина?
...Недалеко от Пскова, на федеральной трассе Р-23, в посёлке Черёха стоит памятник. Под огромным стилизованным парашютом выбито 84 фамилии. Солдаты и офицеры шестой и четвёртой рот 104 полка 76й Псковской парашютно-десантной дивизии войск ВДВ. Той самой шестой роты, которая 29 февраля - 1 марта 2000 г почти вся полегла в неравном бою на высоте 776.0 в Аргунском ущелье. Но прежде, чем умереть, практически каждый десантник забрал с собой двоих-троих боевиков Хаттаба. И то, что осталось от Хаттабова воинства, было накрыто огнём артиллерии, который последние десантники вызвали на себя, и повернуло назад зализывать раны.
Об этом событии, ставшем символом Второй чеченской войны - не менее жестокой, чем первая, но всё-таки победоносной - тоже сняты фильмы. «Прорыв» и «Русская жертва». И написаны книги. Но это сейчас. А тогда связь с шестой ротой была потеряна, и несколько дней командование не знало ни о её подвиге, ни о её страшном конце. Обо всём этом мир узнал только 3 марта.
- Во вторую командировку я служил в оперативном отделе. То есть - участвовал в планировании операций. Но Сергей Афанасьевич (Макаров - К.П.) всегда желал лично ознакомиться с обстановкой. Мы часто совершали ночные полёты на вертолёте с тепловизором, чтобы увидеть позиции боевиков.
- Ночью? На вертолёте?! В горно-лесистой местности?! Так по вам же могли из любых кустов! И никакой тепловизор...
- Могли. Но, знаете, неверующих на войне не бывает.
...В 1944 г лихой комбат Раппопорт в полной темноте подъезжал к фашистским позициям на автомобиле - и врубал фары. И несколько секунд беспрепятственно осматривал боевые порядки врага. Главное было - не увлечься осмотром...
Кстати, Иосиф Абрамович Раппопорт к тому времени уже был доктором биологических наук. У интеллектуалов на войне свои методы...
Вот и тогда, 3 марта 2000 г Макаров приказал вылететь в Аргунское ущелье. Он отправился на поиски пропавшей роты лично.
...Они нашли поле боя и погибших бойцов. И тем самым - обрадовали врага!
Когда вертолёт завис над этим страшным местом, по нему... с убойной дистанции, из засады - ударил гранатомёт. В лучших традициях афганских душманов.
...Лётчик, герой России, совершил невозможное - он увернулся.
- Сергей Александрович, а вот, сравнивая с афганской войной...
- Их нельзя сравнивать. Другая эпоха была, другие ценности. Если в Афганистан мы все рвались, то тут принцип был - от войны не уклоняйся, на войну не напрашивайся. И нелепо скрывать, что офицеры ехали туда, думая в том числе и о заработке. Особенно во вторую кампанию. В день платили тысячу рублей. Двести дней командировки - двести тысяч. Это, например, машина...
Всего каких-то пять лет разделяют эти две войны - и как изменился взгляд на вещи! Казалось бы, в Афганистане воевали на чужой территории, угроза прихода исламистов была ещё гипотетической, и своя страна была огромна - а в Чечне исламисты УЖЕ пришли на нашу землю, и не в Среднюю Азию, а гораздо ближе к сердцу России и не скрывали, что намерены двигаться дальше - ан нет...
- В первую очередь мы видели, что эта война - это столкновение чьих-то бизнес-интересов. Ну а потом на любой войне «большие причины», убеждения заслоняются сиюминутными - отомстить за товарища, всё-таки взять эту высоту, всё-таки что-то доказать себе или другим...
С этими словами трудно не согласиться любому, кто хоть немного знаком с войной лично. И, пожалуй, самые сильные из этих резонов - боль и страх. Страх - это явление физиологическое, он парализует. И что делать, если он парализует твоего бойца? А если - тебя самого, а ты командир, и на тебя люди смотрят?! И наконец, страх, даже самый сильный, может быть, можно побороть, если есть хоть секунда собраться с духом. А если нет этой секунды?! Может быть, через мгновение ты закроешь кого-то собой, но сейчас от неожиданности юркнул за чью-то спину сам... и тот погиб или стал инвалидом. Но даже став героем, ты можешь струсить через час...
- Знаете, однажды во вновь освобождённых Автурах мы говорили с офицерами именно об этом. Все были с передовой. Долго говорили. И знаете, что? Ни к чему не пришли. Подлеца на войне вычисляют мгновенно и куда-то его убирают с фронта. Но от ЭТОГО - нет, не застрахован никто. Равно как и от боли. И у меня был момент - в БМП травмировал палец! Всего-то... а больно было так, что сознание потерял. Ничего, привели в чувство, командовал дальше...
А вот душа на войне болела гораздо чаще. Когда в руки офицеров попадали видеозаписи пыток наших бойцов в плену. Когда они видели раненых и убитых. А ещё...
- Когда под Улус-Кертом я узнал, что те два главаря боевиков, которые воюют с нами в этом районе, и есть те чеченцы, что служили в моей роте в Германии! Это же я, я учил их военному делу! И радовался их успехам...
От Волги к Неве
Но все войны когда-то заканчиваются...
- И служба тоже. И сначала офицеру кажется, что он может руководить чем угодно. А потом - выясняется, нет, управленцы, да и политики - это другой тип личности... Я не знаю, при всём уважении к покойному Л.Я. Рохлину, смог бы он быть хорошим президентом страны...
- А такие амбиции у него были?
- Полагаю, что были.
- Как сложился Ваш путь на гражданке?
- Он начался ещё в армии. Когда я вместе с группой офицеров, готовившихся к демобилизации, в Ростове-на-Дону получил диплом... Лондонской школы экономики!
Журналисту не положено терять дар речи. Но тут...
Сергею Александровичу пришлось самому прочесть вопрос в моих глазах.
- Почему-то англичане очень озаботились тем, что же мы, бедные, будем делать после службы... скорее всего, их интересовало вовсе не это, но - ничего лишнего мы им не сказали, а вот они нам передали очень ценные знания. Преподаватели показывали нам свои сертификаты с подписью королевы Елизаветы...
Эти знания помогли ему стать успешным предпринимателем в Волгограде. И понять, что для развития успеха нужно четвёртое образование - юридическое! Которое и было им с боями добыто на вечернем отделении юрфака Волгоградского университета.
Это как в скалолазании - подтянувшись на руке, видишь, куда поставить ногу; оттолкнувшись ногой - находишь новое место для руки... С дипломом юриста его позвали на госслужбу. На госслужбе он понял, что хочет... служить красоте. И что нужно для этого - строительное образование. Пятое.
Строитель с чувством прекрасного рано или поздно бросит взгляд в сторону реставрации. Ну а для реставратора едва ли не лучшее место в стране - Петербург...
- Наши объекты - от Петропавловки до выборгского парка Монрепо... И сейчас мне самому порой странно думать, что вообще-то я - деревенский!
Есть люди, способные удивлять до последних минут разговора.
Да, Сергей Александрович Гончаров - родом из деревни. И само её название, как будто протянувшись через три десятилетия воинской службы, три войны, три страны и множество городов - нарисовало его новый путь в мирной жизни: Красивка!
- Действительно, место это - удивительно красивое. Настоящая Русь. Речка, холмы, лес вдали... Деревня Красивка в Тамбовской области.
Но не только его жизненный путь стал служением прекрасному. Трое из его четырёх детей служат Мельпомене... Да и перечень его собственных «объектов» далеко не исчерпывается памятниками архитектуры!
«Наскальность душ, взращённых на камнях, застывшую действительность рисует...» «В толпу, где каждый под своим зонтом идёт по направленью в никуда...» «Мы где-то около и между значений «фарс» и «пастораль»...» «До какой глубины добирается смысл, уличая в никчёмности цели и мысли, когда вижу подбитый течением мыс, на котором берёзка скорбит коромыслом». И, наконец: «Метели в вихрях канительных, не поддающихся суду, от льда Невы до труб котельных цвета у города крадут»...
- Так Вы - петербургский поэт?
- Петербургский - наверное, уже да. Поэт... да нет, знаете, я как-то всю жизнь писал посвящения друзьям, поздравления в стихах - и не воспринимал это всерьёз.
...Но почти десять тысяч читателей на «Стихи.ру» за каких-то четыре года без малейших усилий по «продвижению» - если представить себе такой тираж сборника, по нынешним временам это был бы более чем неплохой результат для профессионального поэта!
- Ну, может быть, сяду за книжку... уговорили! А с Питером наша семья была связана всегда. Здесь трое моих детей учились и стали актёрами. Но ещё мой отец в юности жил в Тосно. А в школе у нас была первая учительница - ленинградка. И, пожалуй, её рассказы о Блокаде связали меня с этим городом крепче всего.
- Как Вы думаете, способны мы сегодняшние на такой подвиг, какой совершили наши деды?
- Не уверен. Не знаю. Вновь вспоминаю тот разговор в Автурах... Сказать Вам правду? Я сомневаюсь в современной Российской армии. При всех её успехах в Южной Осетии и в Сирии. И дело тут не в оружии - оно как раз есть - и не в кадрах. Герои у нас будут всегда. Дело - в отсутствии идеи. В нашей юности мы точно знали, что есть наша Родина и от кого нам её защищать. Сегодня моё отношение к войне изменилось на противоположное. Нельзя воевать без Идеи. А её у нас нет. И придёт ли она, если грянет беда, и на что мы все будем способны - все вместе, как единое целое - узнать это можно, только попробовав. И я не знаю, хочу ли я это знать.
