Андрей Степанович проснулся с первыми лучами от очередного утреннего громыхания артиллерии. Громовые раскаты пушек и систем залпового огня на окраинах города стали теперь ежедневной и ужасной нормой жизни осажденного Луганска. Он подошел к окну и посмотрел на безлюдную улицу, где кроме бродячих собак не было ни души. Эхо псиного лая, разрывая июльский рассвет и отталкиваясь от бетонных стен многоэтажек, каскадом летало над кварталом. Андрей Степанович стоял у окна и смотрел с высоты восьмого этажа на посеченные осколками кроны деревьев. Накануне рядом с его домом разорвался снаряд и огненные жала впились в абрикосы, которые он посадил много лет назад. По весне, рассыпая снежную россыпь цветов, деревья первыми расцветали и, после зимних холодов, радовали глаз людской, а потом щедро одаривали пахучими, сладкими плодами всех жильцов его дома. Теперь дорогие абрикоски понуро стояли с изломанными ветвями и, как показалось Андрею Степановичу, плакали. Осколки снаряда, огненно прошипели сквозь хрупкие ветви деревьев, веером разлетелись во все стороны, облизали стены, влетая в окна квартир, пробивая и щедро выкусывая куски бетона панелей дома вплоть до шестого этажа. Верхним этажам досталось поменьше, но несколько небольших осколков долетело и до квартиры Андрея Степановича. Один осколок насквозь пробил двойной стеклопакет окна и на излёте упал на пол, ещё несколько застряли в раме. Колючий кусочек железа, как подарок от украинских братьев, теперь он хранил в своем кармане.
Андрей Степанович наскоро позавтракал и выкатил из коридора своего железного коня, продел в раму велосипеда плечо, грузно зашагал вниз по лестничному маршу. Обесточенный лифт давно застрял между этажами, поэтому, идя на работу ему приходилось на себе таскать велосипед.
С началом активных боевых действий вокруг Луганска город был практически парализован и обезлюдил, редкие маршрутки и такси в светлое время суток проезжали по улицам соединяя районы города, но в основном теперь повсюду громыхала военная бронетехника, тяжелые «Уралы» и «Камазы» ополчения. Больше недели на шахтерский посёлок Юбилейный не ходил общественный транспорт и пожилой горняк, механик стационарных установок, Андрей Степанович Кондауров каждый день, по пять километров, крутил педали до шахты «Луганской».
На площадке пятого этажа на корточках сидел сосед и курил.
- Привет, Степанович. Ты всё продолжаешь ездить на шахту?
- Здорово, Юрка. Что поделаешь, воду качать нужно, затопит кормилицу, а потом кто шахту восстанавливать будет?
- Её хоть так, хоть иначе затопит.
- Типун тебе на язык!
- И как ты не боишься, Степанович, вот это ездить по посадкам и полям, ненароком пристрелят, если не нацики, так ополченцы могут долбануть.
- Устал я бояться, Юрка, а шахту я до последнего не брошу, тебе же оболтусу может быть ещё придется поработать.
- Навряд-ли, я с заместителем главного инженера Петровым вчера разговаривал, так он говорил, что шахтную подстанцию разбомбили, обесточена твоя кормилица, всё встало: и подъем, и вентиляция, и водоотлив... Людей с третьей смены ночью через «Мащинку» выводили из шахты. Ты что, не знаешь?
Андрей Степанович снял с плеча велосипед.
- Не бреши.
- Вот тебе и не бреши! Не веришь, поезжай сам посмотри...
Кондауров отработал на шахте больше тридцати лет и давно был на пенсии, но продолжал трудиться. Он был мастером своего дела и руководство предприятия ценило его как знающего и добросовестного специалиста. Полный кавалер «Шахтерской Славы» давно подготовил себе смену, но шахта тянула, не отпускала старого шахтера. Жена частенько вздыхая говорила, что пора бы угомониться, но Андрей Степанович отмахивался: «Ещё малость поработаю, а там видно будет...»
Так он и встретил гражданскую бойню четырнадцатого года на посту механика стационарных установок, на плечах Кондаурова были практически все агрегаты жизнеобеспечения шахты.
Андрей Степанович с тревогой в сердце напрямую ехал по грунтовой дороге в сторону предприятия. Из-за посадки выглядывал копёр, стометровая башня, которую венчала огромная красная звезда, упиралась в небо. Солнце устало высовывалось из-за горизонта и утренний птичий гвалт в зарослях посадки постепенно утихал в прохладной свежести. Совсем скоро вся округа заполнится жаром июльского дня, птицы спрячутся в тенистых кронах и степь укроет знойным маревом.
«Дождика бы надо...» - подумал Кондауров. Почти из-под самого колеса велосипеда вылетели две куропатки и описав дугу упали в придорожную траву. Степанович от неожиданности нажал на тормоза, заблокированное колесо с шипением, поднимая пыль, проползло по грунтовке. Дорога в этом месте расходилась, одна колея шла к оврагу, а другой рукав наезженного пути, огибая пригорок, вился среди кустов шиповника и упирался в пахотное поле, а затем поворачивал к широкой лесополосе. Андрей Степанович увидел, что со стороны оврага выехали три бортовых «Урала», машины тащили длинноствольные пушки. Колона подъехала к развилке и остановилась. Кондауров оттащил велосипед в сторону и посмотрел на сидящих в кузове бойцов. Это были ополченцы. Неплохо экипированные, вооруженные автоматами солдаты также смотрели на Степановича не совсем понимая, что он делает здесь с раннего утра. Из кабины высунулся бородатый мужик, облаченный в бронежилет поверх тельняшки.
- Дед, ты что здесь катаешься?
- На шахту еду, на работу.
- Какая работа, нацики к Юбилейному прорвались! Ты бы ехал, от греха подальше, домой.
- Не могу, мне на шахту надо...
Ополченец махнул рукой и тягачи тяжело урча двигателями с трудом вписались в развилку, примяв колесами противотанковых пушек МТ-12 «Рапира» придорожные кусты, запылили в сторону шахты. Андрей Степанович, минуту подождал пока осядет пыль, запрыгнул на велосипед и поехал следом за пушкарями.
Кондауров крутил педали и думал: «Неужели и правда шахту обесточили? Беда! Центральный водоотлив и так захлёбывался на одном насосе, сегодня нужно сальники поменять на резервном. Срочно нужно поменять... Тьфу ты! Какие сальники если вся шахта без электроэнергии! Да, беда! Вот и заползла война в город. Что же будет теперь?..»
Он ещё месяц назад отправил детей и внуков в Россию, уехала с ними и жена Полина. Как не звала она Степановича, как ни причитала, но Андрей Степанович стоял на своём: «Не брошу я шахту! Всё, точка! Да и за квартирой присмотр нужен. Утихомирится и вы назад приедете...»
«Не утихомирится, вот увидишь, что не утихомирится!» - смахивая слезу со щеки говорила жена.
«Видать права была Полина, не утихомирится...» - рассуждал Кондауров.
За широкой посадкой на окраине посёлка в километре от шахты в поле между двух бугорков знакомые Андрею Степановичу пушкари разворачивали орудия. Кондауров проехал мимо позиции. Артиллеристы, не обращая внимания на велосипедиста, занимались своим делом, выкатывали пушки на танкоопасное направление, разгружали ящики со снарядами, окапывались.
Андрей Степанович не знал, что несколько десятков украинских танков вчера подошли к обороне ополченцев, тяжелая техника наступала на Луганск с западного и юго-западного направления огибая шахтерский посёлок. Севернее в районе Александровска и Металлиста шли позиционные бои. Жарко было и на южной окраине областного центра в Георгиевке и Роскошном. Готовился штурм города. Украинские силовики отрезали все дороги на Донецк, чтобы оттуда защитникам Луганска не пришло подкрепление. Оставалась единственная дорога на Краснодон, которую также укронацисты пытались перерезать в районе Новосветловки и Хрещеватого. Одним словом, положение защитников города было - критическим.
Противник атаковал блокпосты прикрывающие входы в город, ночью украинские силовики разрушили заслон на подступах к посёлку Юбилейный и танки вплотную вышли к шахте. Штурмовые группы украинских силовиков проникли на территорию угледобывающего предприятия и на копре «Луганской» оборудовали наблюдательный пункт, там засел артиллерийский корректировщик. С высоты стометрового шахтного копра, до самого центра столица Луганской Народной Республики была как на ладони. Начался методичный обстрел города. После удачной ночной атаки укры, по какой-то причине, не стали продвигаться в глубь Луганска, они рассредоточились и остановились.
Кондауров подъехал к шахте со стороны частных гаражей, у бетонного забора автостоянки его остановили ополченцы.
- Батя, ты куда прёшь, с ума сошел! - схватил Степановича за плечо боец.
- На шахту...
- Какая шахта тебе, укропы там, очумел что ли, старик. Ложись, снайпер работает.
Андрей Степанович бросил велосипед и присел у забора рядом с ополченцами. Недалеко от с шахтной столовой и комбината с неистовым шипением упало две мины, раздались оглушительные взрывы.
- Ус, Индеец, вперед! - подал команду старший.
Ополченцы перебежками огибая здание столовой добрались до комбината, за ними в здание ворвалось ещё пятеро автоматчиков и гранатомётчик. Кондауров оказался в самом эпицентре огневого боя.
- Батя, лежи здесь пока и не рыпайся, понял? - сказал ополченец и побежал вслед за бойцами.
На шахтном дворе и в районе лесного склада началась интенсивная стрельба из автоматического оружия, звуки очередей постепенно откатывались в сторону обогатительной фабрики. Со стороны посёлка к шахтной стоянке подъехало два бронетранспортера, десант ополчения быстро спешился и рассредоточился на территории предприятия. БТРы проехали дальше по асфальту к часовенке и ударили из крупнокалиберных пулемётов по верхнему этажу шахтной канторы, со стен здания посыпались стекла и облицовочная плитка. Протяжное эхо тяжёлой очереди на некоторое время заглушило автоматную стрекотню, с окон второго этажа комбината повалил густой дым. Одина бронемашина, проломив забор у обогатительной фабрики и скрываясь за бетонными стенами недостроенного здания открыла огонь из башенных пулеметов в сторону лесного склада. Бой постепенно откатывался к электроаппаратному заводу.
Андрей Степанович перетащил велосипед за забор автостоянки и осторожно выдвинулся в сторону механического цеха. Он прошел мимо подстанции. Истерзанное здание ударом вчерашнего авианалёта и артиллерии изрыгало зловоние горящего масла, дымили трансформаторы. Оборванные высоковольтные провода гирляндами свисали с металлических опор и изоляторов. Кондауров добрался до своей мастерской в здании механического цеха. Он вошел в нарядную и столкнулся в дверях с Барсуковым, слесарем участка Андрея Степановича Кондаурова.
- Степанович, ты как здесь оказался?
- Видишь, на наряд приехал, - хмуро улыбнулся Кондауров.
- Ну ты даешь! - удивился Барсуков. - Тут такое творится, страсть!
- А ты, Иван, что на шахте делаешь? - спросил механик и подошел к своему столу, на котором лежали новенькие сальники для насоса.
- На наряд пришел! - попытался в такт отшутиться слесарь.
Кондауров хозяйски, даже с какой-то нежностью потрогал сальники и вздохнул:
- Не пригодились... Рассказывай, Иван, каким ветром тебя занесло на шахту.
Иван Барсуков жил в Сабовке неподалеку от Юбилейного. Живописное село на берегу реки Белая несколько раз за последнее время подвергалось жесткому обстрелу с обеих сторон, практически все жители покинули насиженные места и разъехались кто куда, только Иван не оставлял своего подворья и говорил, что пусть меня похоронят здесь, но я не брошу дом и хозяйство. Барсуков присел на лавку, тяжело опустил голову и смотря под ноги, прокручивая в голове пережитое, начал рассказывать о своих приключениях.
- Я ночью пришел. Вчера в час дня на окраине Сабовки началась сильная стрельба. Ополчение отошло к Александровску. Я спустились в погреб, часа через два в селе появилась украинская пехота, они заехали в Сабовку, бронетранспортерами выламывали заборы, врывались в дома. Жуть сколько много их было. Вели себя нагло, хозяйничали, грабили, но оставшихся жителей не тронули. Стояли не долго, уехали вдоль реки к мосту. Вечером бомбили шахту и блокпост ополчения на въезде в Луганск. Оставаться в селе стало совсем опасно, и я пошел в сторону Александровска, но там всю ночь громыхало и мне пришлось повернуть к «Луганской», а сегодня утром и здесь началось, сам видишь, что творится... Степанович, не знаешь, под землёй людей нету?
- Скорее всего нет, слава Богу. По моим данным ещё вчера успели вывести всех через Мащинский блок.
- Что делать будем, Андрей Степанович?
- В Луганск пойдём, у меня пока перекантуешься, а там видно будет.
Хлопнула железная дверь и в механический цех вошли ополченцы. Они внесли тяжело раненного в грудь бойца. Увидев шахтеров старший крикнул:
- Мужики, помогите!
Кондауров и Барсуков подхватили ополченца и уложили его в нарядной на лавку. Раненый тихо стонал и был в сознании, он смотрел на Андрея Степановича гаснущими глазами. С бойца сняли разгрузку и бронежилет, Степанович ножом разрезал футболку и увидел, что пуля прошла сверху вниз чуть ниже левой ключицы и раздробив лопатку застряла в бронежилете. Кровь залила всю спину.
- Как больно... - прошептал ополченец, закрыл глаза и умер.
- С**и! - словно выстрелил прохрипел старший.
В мехцех вошли ещё несколько бойцов. Кондауров накрыл убитого шахтёрской робой. Командир ополченцев, настойчиво выкрикивая позывные, пытался с кем-то связаться по рации. Краткие фразы с шипением вылетели из динамика, было понятно, что бой не закончился, а нарастал с новой силой.
- Повтори, не понял! - кричал старший.
- Танки, много танков... Бугор, как понял? Приём!
- Откуда идут? Приём!
- Обошли троллейбусное депо и движутся в обход посёлка в сторону Луганска. Танки! Много танков! Прием! Как понял!
- Принял! Конец связи!
Командир с позывным «Бугор» беспокойно, взад-вперед, вышагивал по большому листу железа, расходный материал металла лежал на бетонном полу механического цеха и шумно вибрировал. Его шаги издавали железный грохот шагающего великана, но ополченец не обращал на это внимания продолжал нервно маячить, как будто специально наступая на играющий металлический лист. Бугор принимал боевое решение.
- Ус, бегом к нашим птурщикам, пусть тащат свои балалайки к троллейбусному депо, обеспечить им прикрытие!
- Понял, командир!
Бугор вошел в нарядную. Кондауров сидел за столом, слесарь Барсуков зачем-то рылся в своем ящике перебирая ключи и запчасти к разным шахтным механизмам. Командир ополченцев посмотрел на убитого товарища, который теперь тихо лежал на лавке прикрытый рабочими спецовками. Бугор вздохнул и, глядя на Андрея Степановича, спросил.
- Мужики, попить есть что?
Кондауров достал из-под стола пятилитровую баклажку и налил в кружку воды. Ополченец залпом выпил и присел на стул рядом с механиком.
- Всё плохо, мужики, всё плохо, укропы прут...
Андрей Степанович не нашел слов, что ответить ополченцу и почему-то стал убирать со стола новые сальники пряча их в ящик. Бугор включил рацию.
- «Игла», «игла», приём. «Игла», «игла»...
- Игла на связи, - щелкнуло в передатчике.
- Встречайте со стороны депо, танки, много. Как понял? Приём.
- Видим! Встречаем! Приём.
- Держитесь, братцы! Конец связи...
Танки украинских силовиков, обходя посёлок Юбилейный, прорывались к южной окраине города пытаясь соединиться с группировкой, которая наступала с юга на Роскошное. Стальную армаду встретили артиллеристы. В общей сложности на этом направлении наступало около пятидесяти машин. Удар пушек был неожиданным для противника. Удачно выбранная противотанкистами позиция не давала броне место для маневра. В рядах наступающей, казалось несокрушимой армады, началась неразбериха, граничащая с паникой. Жалящие уколы батареи «Рапир» охладили пыл укронацистов. Пушки били во фланг колоны танков, не давая им развернуться по фронту. Три машины запылали в поле неподалёку от шахты «Луганской», ещё один взорвался около посадки, детонировал боекомплект, башня в огне и копоти дыма отлетела в сторону и упала в лесополосе. Начался пожар, горели деревья и сухая трава. Пылающие языки пламени, подхваченные степным ветерком, быстро поползли сквозь густые кусты выбрасывая в небо клубы дыма. «Рапиры» не умолкая посылали снаряд за снарядом, беспощадно кололи броню. Укропы бросали поврежденные машины на поле боя и спешно стали уходить с линии огня. Ещё один Т-64 был подбит противотанковой управляемой ракетой, умело выпущенной ополченцами Бугра. Пулемётчики отсекали пехоту. Атака захлебнулась.
Броня начала отходить к автомобильной трассе. После грохота пушек наступила тишина. Противотанкисты ожидая ответного артиллерийского удара снялись с позиции и ушли в сторону Луганска. Украинский корректировщик, засевший на копре шахты, успел передать координаты батареи, но нерасторопность укропов сыграла на руку ополченцам, ракеты «Градов» густо легли между буграми, где ещё несколько минут стояла батарея. Для украинских войск всё складывалось не в их пользу, с района александровских дач, по массовому скоплению врага у трассы, открыли огонь сто двадцатые миномёты. Неся огромные потери в живой силе укропы бежали в сторону Весёлой Тарасовки, туда откуда они пришли сутки назад. Теперь в отместку, нацисты били дальнобойной артиллерией, с невероятной злобой, сто пятидесяти двух миллиметровые смертоносные болванки, выпущенные из гаубиц, полетели в жилые районы города.
Бойцы группы Бугра окончательно зачистили укропов на территории шахты, обогатительной фабрики и электроаппаратного завода. Получив передышку, ополченцы зализывали раны. На усиление подошел взвод батальона «Заря». Раненных и убитых погрузили в машину, и повезли в город. Бугор получил приказ ликвидировать вражеского артнаводчика, что гнездился на копре и установить там свой наблюдательный пункт.
Командир отобрал двух бойцов, поставил задачу: войти в башню копра и выкурить корректировщика. Кондауров вызвался идти с ополченцами в качестве проводника.
- Я каждый уголок копра знаю, командир, разреши и мне пойти.
- Давай, батя, показывай дорогу. Индеец, будь на связи, возьмите гаденыша, только без фанатизма, осторожно. Понял?
- Сделаем всё как надо!
Андрей Степанович достал из ящика коногонку - шахтерскую лампу, и прикрепил батарею к поясу. Своеобразная группа захвата вышла из механического цеха и направилась к стволу. Они вошли в башню грузового копра и осторожно стали подниматься по внутренним винтовым ступеням, минуя одну отметку башни за другой. Кондауров шел первым иногда подсвечивая бойцам дорогу на опасных участках лестницы. Они поднимались всё выше и выше. На отметке семьдесят пять метров Кондауров остановился.
- Скоро машинный зал подъемных скиповых установок, - шепнул Степанович Индейцу. - Проход в зал с площадки лифта, затем железная дверь, дальше направо по глухому коридору вход в подъем, скорее всего там и засел корректировщик.
Зашипела рация:
- Индеец, приём.
- На связи.
- Доложи обстановку. Приём.
- Вышли к машинному залу.
- Нашли кукушку?
- Нет, но он где-то рядом...
В это мгновение над ополченцами и Кондауровым громко хлопнула дверь, из темноты донеслись шорохи шагов и раздалась автоматная очередь. Пули высекая искры рикошетом разлетелись в разные стороны. Андрей Степанович и ополченцы успели спрятаться за бетонным внутренним выступом башни.
- Эй, чудила, сдавайся! - крикнул Индеец.
- Иди сюда и возьми меня, если такой смелый! - раздалось сверху.
Индеец на звук дал две коротки очереди, внутри копра запахло пороховыми газами и жженным металлом.
- Так мы его не возьмём, нужно что-то придумать.
- Давай, я с ним поговорю, - сказал Кондауров.
- Что с этой гадиной говорить, гасить его надо, но как? - сказал второй ополченец с позывным «Мастер».
Андрей Степанович, осторожно выглядывая из укрытия, направил луч коногонки вверх в сторону площадки лифта. По-шахтерски, как это делают под землёй горняки подовая сигнал опасности, частыми штрихами очертил вход в машинный зал.
- Эй, солдатик, слышишь меня, я старый шахтер и без оружия, давай поговорим, слышишь?
- Кто там вякает?! Я всё равно не сдамся! Попробуйте взять!
- Солдатик, слышишь? Меня зовут Андрей Степанович Кондауров, я работаю механиком на этой шахте. А тебя как величать?
Корректировщик молчал, Кондауров после минутной паузы продолжил говорить:
- Послушай, что скажу. Умирать то никому не хочется, хватит стрелять, выходи, тебя не тронут. Мы все вверглись в пучину братоубийственной войны и чем дальше мы будим сеять боль и смерть, тем больше и глубже между нами будет расширяться пропасть злобы и ненависти...
- Ты, проповедник, как тебя там Кондауров, я офицер украинской армии и защищаю свою родину, я давал присягу и готов умирать, выполняя приказ. А вас путинских ватников мы всё равно сотрем с лица земли, вы вторглись на мою землю и хотите разорвать Украину, но у вас ничего не получится - это я говорю, капитан Нефёдов!
- Нефёдов, ты же русский, как я понял, неужели у тебя совсем мозги набекрень? Какой я путинский ватник? Я тридцать лет проработал на этой шахте, а вы её кормилицу бомбами! Вот со мной ещё двое, как ты говоришь, ватников, местных молодых хлопцев, за что вы их пришли убивать? И говор у тебя наш луганский, откуда родом, Нефёдов?
- Да, я родился здесь в Луганске и школу здесь закончил, и поэтому я должен освободить город от террористов и сепаратистов, пощады вам не будет! Запомните это!
- Так ты, Нефёдов, поэтому и наводишь пушки на школу свою, поэтому и загнал земляков своих в подвалы? Поэтому и убиваешь стариков, женщин и детей?
- Не дави на слезу, старик, город практически пустой, все нормальные люди уехали, а кто остался значит - сепаратист, ватник и террорист!
- И я террорист? И десятки тысяч мирных жителей Луганска, тоже все террористы?
Корректировщик молчал.
- Мать то, где твоя, Нефёдов?
- В Харькове. И семья моя в Харькове, там мы в зародыше придушили сепаратистов и здесь придушим вас!
- А если бы здесь твоя матушка была, тоже пулял бы по городу?..
Корректировщик молчал. Кондауров хотел было уже выйти из укрытия, но Индеец его остановил:
- Батя, не надо, не рискуй.
Андрей Степанович посветил лампой вверх.
- Нефёдов, выходи, я гарантирую, что тебя никто не тронет...
- Зачем мне твои гарантии, сейчас вызову огонь на себя и погибну как герой, но и вас колорадов уничтожу!
- Капитан, за кого ты собираешься погибнуть как герой, за американцев, за киевскую хунту, которая расстреляла майдан и совершила переворот, сожгла Одессу, второго июня разбомбила центр Луганска, за продажных воротил, которые довели страну до такого мрака, за них?
- За вильну Украину!
- Но и мы тоже за свободу, мирную жизнь, за любовь стоим! Нужно говорить, договариваться, нужно понять друг друга, а не стрелять... Капитан Нефёдов, слышишь? Мы же одной крови, мы же русские!
- Я украинец!
- Послушай, капитан, мой отец Степан Кондауров воевал с фашистами плечо к плечу с украинцами, грузинами, татарами и десятками других национальностей и победил, а дед, по матери, Иван Скоробогатько, настоящий украинец, погиб на Галичине от рук бандеровцев, но я же не пошел мстить за деда своего, не пошел бомбить их города, а ты пришел убивать своих земляков, одноклассников, соседей... Неужели это так трудно понять, что эта война самая гадкая из всех войн, которые когда-либо были на земле?
Твои деды, капитан, наверняка также проливали кровь, корчуя фашизм во время Великой Отечественной. Чтобы ты им теперь сказал, когда на шевронах ваших нацистская свастика, чтобы ты им сказал, Нефёдов?
- Я не нацист, я украинский офицер...
- Степанович, хватить с ним базарить, бесполезно, - шепнул Кондаурову Индеец. - Нужно его выкуривать, зря тратим время.
- Подожди, дорогой, видишь он пошел на контакт, нужно додавить. В лоб его не взять, у него позиция такая, что положит всех нас здесь...
Хрипнула рация. Индеец присел на ступеньку лестницы и вышел на связь.
- Бугор, приём! Приём!
- Индеец, слышу, на связи. Что там у вас?
- Забаррикадировался гад, матёрый, не подойти.
- Что собираетесь делать?
- Не знаю. Степанович с ним ведет переговоры, но я вижу, что бесполезно, укроп конченный, нацик, сдаваться не собирается.
- Где он сидит?
- В машинном зале подъема. Это почти в самом верху копра, там, где застеклённая часть башни. Приём.
- Ничего не предпринимайте, на рожон не лезьте. Будем думать. Конец связи...
Батарея противотанковых пушек «Рапира» ушла из-под обстрела, пушкари обогнули яр и по полям объезжая посадки выдвинулись на новую позицию недалеко от перекрестка технологической дороги на Мащенский блок шахты «Луганской». Развернули орудия определяя предполагаемый сектор обстрела. Слева они перекрыли направление в сторону посёлка Ленинский, справа хорошо была видена башня копра шахты, по фронту контролировали асфальтированную технологическую трассу к породному отвалу.
За спиной артиллеристов лежало в солнечной красоте огромное поле цветущего подсолнечника. Пчёлы мирно трудились, перелетая с одной шляпки на другую, быстро набирая на мохнатые лапки сладкий нектар, и, тяжело стартуя с широкого аэродрома желтого цветка, улетали к своим ульям. За спиной ополченцев в тревожной июльской дымке лежал осаждённый город. И казалось, что это поле, и посадки, и широкие девственные просторы луганской степи, и лазурная глубина небес, отбивают поклон защитникам трудового Донбасса. Протяжную песню жаворонка, порхавшего высоко в небе, не мог заглушить лязг тяжелых танков, взрывы мин, снарядов и гул самолётов, как не заглушить биение пылких сердец простых людей, вставших стеной с непоколебимой верой в правду, на пути поползновения зла и ненависти...
- «Игла», «игла», ответь, вызывает «шахта»! - вышел на связь с артиллеристами командир ополченцев.
- Игла на связи. Приём.
- Нужна помощь, не можем взять корректировщика, бес сидит на копре. Ориентир - застеклённая верхняя часть башни. Пришли поросёнка!
- Бугор, понял, поможем. Приём!
- Игла, по команде - «есть», там рядом наши, не промахнитесь. Как понял? Приём.
- Понял, ждите готовность.
Командир батареи посмотрел в бинокль на копер шахты, до неё было чуть больше двух километров по прямой, комбат установил дальномер и точно вычислил дальность и горизонтальные углы, взял планшет и сделал нужные расчеты.
- По местам! - дал команду комбат.
Старший по батарее вскочил на ноги и во все горло, на всю батарею продублировал приказ. После повторной проверки дальности, угла возвышения и других тонкостей прицельной стрельбы комбат для надежности посмотрел в панораму и вызвал шахту на связь:
- «Шахта», «шахта», - это Игла, ответь!
- Бугор на связи. Приём.
- Игла, готовы!
- Есть!
- Бугор, принял! Высылаем хрюшку!
Командир батареи дал команду:
- Первому! Прицел восемь - пять! Доворот семь - пять! Фугасным! Один снаряд!
Командир орудия следом повторял команды расчету. Номера принялись за дело. Наводчик поставил доворот и прицел. Замковый открыл затвор орудия, наводчик поднял ствол пушки, совмещая риски прицела и ствола. Ящичный выхватил нужный снаряд, обмахнул «поросёнка» тряпкой и передал подносчику. Установили взрыватель снаряда на фугасное действие.
Командир орудия, наблюдая за быстрой работой расчета, поднял руку вверх, подал знак готовности и крикнул:
- Первое готово!
- Первое, выстрел! - крикнул старший по батареи.
- Орудие, выстрел! - опустил руку командир первого орудия.
- Выстрел! - крикнул наводчик и резко нажал рычаг спуска.
Пушка подпрыгнула и в сторону башни шахтного копра полетело жало «Рапиры». Укол оказался точным, пробив остекление машинного зала подъема сто миллиметровый фугасный снаряд разорвался внутри здания...
После связи с артиллеристами Бугор был в неимоверном напряжении, переживал, вдруг пушкари не попадут в цель, он посмотрел на Барсукова. Слесарь всё слышал и невнятно произнёс:
- Там же дорогостоящие машины, кто восстанавливать всё это будет?
- Там засел враг, там наши бойцы и твой механик под прицелом у этого подонка, который наводит на город и шлет смерть. Это война, мужик! А железки твои восстановим, после того как уничтожим эту мразь! Ты понял?! - завёлся Бугор.
- А я что, я так к слову, - испугано промямлил Барсуков.
Командир ополченцев уже не слышал оправдательные слова слесаря вызвал Индейца:
- Башня, приём! Индеец, ты слышишь меня? Приём!
- На связи...
- Уходите ниже от машинного зала, как можно дальше, как понял? Шлём подарок! Приём.
- Принято...
Кондауров, Мастер и Индеец, минуя несколько отметок копра, ушли вниз в безопасное место. Прошло несколько бесконечно утомительных и тревожных минут ожидания. И вот, внезапно, стометровая железобетонная башня копра шахты вздрогнула от оглушительного взрыва в машинном зале, в пролёты лестницы посыпались куски бетона, поднялась перемешанная с гарью тротила породная и угольная пыль. От клубов дыма и пыли внутри копра стало темно. Индеец и Мастер наощупь медленно начали подниматься вверх. Входная железная дверь машинного зала была вырвана взрывной волной. Когда ополченцы вышли к подъему, пыль и дым, в разбитые проёмы окон, унесло сквозняком. Стало светло. Первым шел Мастер, они вошли в глухой коридор и добрались к залу. Мастер держал на изготовке автомат внимательно осматривая каждый закуток подъема. Вдруг, у редуктора подъемной машины, он увидел корректировщика. Окровавленный капитан лежал на кафельном полу и, зажимая в руке гранату, пытался подняться. В это мгновение Мастер крикнул и отпрыгнул в сторону:
- Граната!
Индеец молниеносно отреагировал и рыбкой влетел в глухой коридор. Артнаводчик разжал кулак, отлетела чека и раздался взрыв. Всё было кончено.
- Мастер, живой? - окликнул друга Индеец.
- Зацепило!
Из обеих ног Мастера текла кровь, Индеец подскочил к нему и стал оказывать помощь. В машинный зал подъёма вошел Кондауров и увидел страшную картину.
На полу валялось то, что осталось от корректировщика, искалеченные, искорёженные уколом «Рапиры», агрегаты и механизмы подъемных машин были забрызганы кровью, повсюду валялись стекла, битый кирпич и куски бетона, ветер завывал в пробоинах копра, отпевая протяжно-занудную мелодию войны...
Андрей Степанович Кондауров грустными старческими глазами смотрел на весь этот мрак и тихонько прошептал:
- И какой же ты украинец, капитан Нефёдов, ты же, что не наесть, самый настоящий русский...
Владимир КАЗМИН
Голицыно, 6 апреля 2019 г.
