Наш паровоз, вперёд лети! В коммуне остановка...

 

 

Часть 1

Часть 2

VII

 

Продолжаем чтение статьи священника Сергия Карамышева «Исповедь перед Богом от лица всего русского народа (взгляд на творчество Ф.М. Достоевского)».

 

Вновь цитируем отца Сергия, цитирующего - позвольте мне улыбнуться - своего старца от литературы Феодора Достоевского: «Мы не враждебно (как, казалось, должно бы было случиться), а дружественно, с полною любовию приняли в душу нашу гении чужих наций, всех вместе, не делая преимущественных племенных различий, умея инстинктом, почти с самого первого шагу различать, снимать противоречия, извинять и примирять различия, и тем уже выказали готовность и наклонность нашу, нам самим только что объявившуюся и сказавшуюся, ко всеобщему человеческому воссоединению со всеми племенами великого арийского рода. Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только... стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите».

 

В предыдущих разделах отклика на статью о. Сергия нам то и дело приходилось уточнять смыслы слов, которыми нас утешают и наставляют великие «русские» писатели. Даже слово «русский», как видите, нам приходится часто брать в кавычки, потому что Достоевский в это слово вкладывает значение, отличное от нашего (см. раздел II отклика). Затем выражение «перевоплощение духа» повергло нас в полную растерянность, и пришлось выворачивать свой крестьянский под ум Достоевского, иначе главная мысль Пушкинской речи осталась бы за пределами нашего убогого понимания. Вот и теперь необходимо уточнить, кто эти «мы», которые, по утверждению Достоевского, «с полной любовью приняли в душу нашу гении чужих наций».

 

Я уверен, что для занятых сельскохозяйственным трудом 80-ти процентов населения Российской империи, т.е. для крестьян (или христиан, что, собственно, одно и то же) никакого дела не было до «гениев чужих наций»: им надо было себя прокормить и тех не занятых производительным трудом 15-ть процентов, к которым принадлежали Достоевский с «мы». Да и сам Федор Михайлович, как явствует с первых же слов Пушкинской речи, не относил себя к 80-ти процентам русского народа, причисляя себя к новым русским, началом самосознания которых стало творчество А.С. Пушкина. Поэтому логичнее всего предположить, что под словом «мы» Достоевский понимал тех оторванных от народа дворян, которых и показал в своей литературе Пушкин и другие «русские» классики.

 

Достоевский пишет: «Алеко и Онегин породили потом множество подобных себе в нашей художественной литературе. За ними выступили Печорины, Чичиковы, Рудины и Лаврецкие, Болконские (в «Войне и мире» Льва Толстого) и множество других, уже появлением своим засвидетельствовавшие о правде первоначально данной мысли Пушкиным». И ещё пишет: «Пушкин первый своим глубоко прозорливым и гениальным умом и чисто русским сердцем своим отыскал и отметил главнейшее и болезненное явление нашего интеллигентного, исторически оторванного от почвы общества, возвысившегося над народом» (выделено мной. - Г.С.).

 

Цитаты подобного рода из Достоевского и других классиков, доказывающие разобщённость народа и общества, можно приводить до бесконечности: у кого что болит, тот о том и говорит... «Она по-русски плохо знала, журналов наших не читала, и выражалася с трудом на языке своем родном», - иронию Пушкина вполне можно отнести и к той части наших соотечественников, которых Константин Аксаков уже в середине XIX века назовет, в противовес народу, публикой: «Средоточие публики в Москве - Кузнецкий мост. Средоточие народа - Кремль. Публика выписывает из-за моря мысли и чувства, мазурки и польки; народ черпает жизнь из родного источника. Публика говорит по-французски, народ по-русски. Публика ходит в немецком платье, народ - в русском. У публики - парижские моды. У народа - свои русские обычаи. Публика спит, народ давно уже встал и работает. Публика работает (большей частью ногами по паркету) - народ спит или уже встает опять работать. Публика презирает народ - народ прощает публике. Публике всего полтораста лет, а народу годов не сочтешь. Публика преходяща - народ вечен. И в публике есть золото и грязь, и в народе есть золото и грязь; но в публике грязь в золоте, в народе - золото в грязи. У публики - свет (monde, балы и проч.), у народа - мир (сходка). Публика и народ имеют эпитеты: публика у нас почтеннейшая, народ православный. "Публика, вперед! Народ - назад!" - так многозначительно воскликнул один хожалый (рассыльный, служитель при полиции для разных поручений. - Г.С.)». http://www.pravoslavie.ru/99593.html

 

А вот ещё одно, принадлежащее священномученику Андронику (Никольскому) († 1918), архиепископу Пермскому, свидетельство о том, как под именем «русской» проводилась в Российской империи антирусская политика: «Соседние народы, погибавшие или от междоусобий, или от внешних врагов, искали дружбы и соединения с русским народом... Изменилось это лишь за последнее столетие, или даже меньше того, когда сами мы, все дальше уходя от своего родного духа и пути жизни, и к подвластным народам начали применять политику искусственной и насильственной русификации. Но беда в том, что под именем русского проводилось как раз именно не русское, а чуждое нам и искусственно натасканное на нас самих, исполненное гордыни и самолюбия, сухой черствости и холодного формализма и безразличия ко всему и ко всем, соединенное с болезненным упорством все вогнать в строго определенные и одинаковые рамки (выделено мной. - Г.С.). Плодом этого и оказалось, что вместо того, чтобы всем под собою давать благо жить и развиваться, мы всех разозлили и вооружили против себя; мало того: теперь дело дошло даже до того, что присоединившиеся к нам по свободному договору и присоединение считавшие для себя величайшим благом теперь всеми силами ищут своей самостоятельности, а против нас настроены даже враждебно и почти воинственно. Все это плод того ложного пути, на который мы стали два века тому назад, презревши свое достояние и придя к кризису, под именем восхваляемой конституции представляющему конец и завершение всего петербургского, нерусского периода нашей истории».

 

Болит душа у Федора Михайловича, оторванного от своего народа, потому что, вновь цитируем его, «это все тот же русский человек, только в разное время явившийся. Человек этот, повторяю, зародился как раз в начале второго столетия после великой петровской реформы, в нашем интеллигентном обществе, оторванном от народа, от народной силы» (выделено мной. - Г.С.). Нельзя не посочувствовать больным людям, но нельзя и не спросить их: по какому праву и на каком основании оторванный от русского народа человек называет себя русским? Он - безродный интернационал, он лишён корней, он оторван от русского народа так, как француз от французского, немец от немецкого, англичанин от английского...

 

Вот и подходим мы к уточнению произнесённого Достоевским слова «мы». Кто они? Это небольшой треугольничек вверху пирамиды, который не только умозрительно, но воочию оторван от неё. Вы видели доллар, читатель? Обращали внимание на треугольник со смотрящим вверху пирамиды глазом? Вот он-то и «воплощает» тех оторванных от своих корней «мы», которые с любовью и радостью устремились в друг дружные объятья.

 

Я вас опять шокирую, читатель? А что делать? Не читайте. Я вас не заставляю, но если до конца выяснять значение слова «мы», сказанного Ф.М. Достоевским, то именно такая картина вырисовывается - пирамида, со смотрящим сверху глазом, и надписи: «благословенны всевышним» (один из переводов таинственной фразы на латыни) и «новый мировой порядок». Впрочем, если хотите, подойдемте к национальному вопросу с привычной для нас стороны - марксистско-ленинской. Но с этой стороны слово «нация» иначе как в кавычках и писать нельзя.

 

VIII

 

«Как только свет религии стал гаснуть, так из мрака религиозного неведения полезли всевозможные чудища, и выступил на сцену суррогат религии в виде культуры и национализма. Даже басенники марксизма-ленинизма, то есть сам Маркс и сам Ленин вдруг обнаружили, что нация появляется только с рассветом буржуазных отношений. Показательно. Пока была в силе религия, пока была самобытная национальная жизнь, "нации" почему-то не было. Хотя именно в это время господства попов, церкви и князей и было создано все, чем жила и живет любая нация в мире. Что отличает ее от других народов и дает ей право гордиться собой. В это время действительно не было нации, а была народность. Народность без Церкви и стала называться нацией (выделено мной. - Г.С.). Видимо, именно это и имели ввиду творцы этого термина, которые ввели его в оборот в век просвещения самым широким образом. Появились интересы национальные, никак не связанные с интересами религиозными. Появилась светская культура, и слова "народ", "простонародье" приобрели какой-то уничижительный смысл». (В.М. Острецов «Масонство, культура и русская история». http://rus-sky.com/history/library/ostretzv/ostr1.htm).

 

Вновь обратясь для подтверждения своих мыслей к высокой простоте слов В.М. Острецова, мы хотим сказать, что без религии, т.е. без связи человека с Небом, потому как слово ре-лигия и означает буквально: вос-соединение, его как индивида, как личности, как особы не существует. И даже отвергающий связь с Небом атеист, по тому самому имеет свою связь с Небом и через неё свою атеистическую религию, что эту связь отвергает. Без религии человек - двуногое существо. А у таковых какие различия? Окрас, оскал, порода, экстерьер... Все рассуждающие о «национальном» вопросе и разделяющие людей по «национальному» принципу хотели бы различать людей по экстерьеру? Поневоле задумаешься, кто и зачем насаждает «националистические» разговоры? Кому это выгодно?

 

Разговор о «нациях» - это суррогат разговора о вере. Надо же о чём-то говорить бедным людям, лишённым духовного корня - веры. Но между нами говоря, «национальные» темы - уже почти пройденный этап. Разговоры о «нациях», насаждавшиеся в прошлые века, сделали своё дело. Какое? Привели к истреблению сотен миллионов христиан в двух мировых войнах. Теперь, в преддверии Третьей мировой, на экраны телевизоров и на страницы интернетов выходит из глубин (вернее сказать, спускается от смотрящего сверху глаза) «религиозный» вопрос. Людей вновь начинают приучать к тому, что они должны самоидентифицироваться (вот ещё лукавое словечко) по «религиозному» принципу.

 

Обратите внимание, читатель, когда это стало делаться? В то именно время, когда постсоветские люди настолько духовно одичали, что причисляющие себя к православным знают о своём православии столько же, сколько знают о своём мусульманстве те, кто причисляет себя к мусульманам, т.е. почти ничего не знают. Для чего это делается? Для чего внедряется в людские умы «религиозный» идентификатор именно тогда, когда оборвана связь времён, когда духовный опыт перестал быть живым, т.е. перестал преемственно передаваться от поколения к поколению, а знаниям о вере и самой вере стали учить телевизор и интернет? Надо полагать, для того, чтобы привести все религиозные конфессии к единому знаменателю. Какому? Который определит пропагандистская машина СМИ. Или же для того, чтобы разжечь третью мировую войну на спровоцированных теперь уже «межрелигиозных» конфликтах. Доказательства? Государство ИГИЛ. Назвать государство «исламским» - это что-то же значит! Зачем придумано и введено в медийный оборот это словосочетание? Почему-то прежде не было слышно, чтобы государства именовались католическими, буддистскими, иудаистскими... А тут, на тебе, нарисовался ИГИЛ, и с ним нужно бороться.

 

Впрочем, мы отвлеклись. Вернёмся к статье. «Мы намеренно не стали вымарывать из лебединой песни Достоевского столь неполиткорректных по нынешним временам слов о «великом арийском роде», - пишет отец Сергий. - Если современное человечество продолжает говорить о Великобритании или о великом Китае, что особенного в том, если кто-то скажет о «великом арийском роде»? Нам возразят: это понятие дискредитировал в ХХ веке германский нацизм. А мы скажем: германский нацизм дискредитировал только самого себя, а вовсе не народы арийского корня. Дискредитировал же по той простой причине, что величие человека, народа, государства, империи принялся определять степенью гордости и превозношения перед другими, а не степенью щедрости и великодушия по отношению к другим».

 

По-моему, лучше превозноситься открыто, чем делать это тайно, в глубине души, совершая при этом видимые дела «щедрости и великодушия по отношению к другим». Многое прощал и прощает грешным людям Господь, но фарисейства не терпит. Впрочем, не об этом я хотел сказать, а о том, что выражение «великий арийский род» меня настораживает по причинам, названным выше. Великий христианский род - согласен. А что такое «арийский род»? Не понимаю.

 

Ещё раз прочтём выжимку этого предложения Достоевского: «Мы ... не делая преимущественных племенных различий ... выказали готовность и наклонность нашу, нам самим только что объявившуюся и сказавшуюся, ко всеобщему человеческому воссоединению со всеми племенами великого арийского рода». Предлагаю переписать это предложение по-христиански, т.е. соотносясь с истинно Христовым, а не с предложенным от Ф.М. Достоевского «евангельским законом». «Мы, христиане, не делая племенных различий (ни преимущественных, ни непреимущественных, никаких) выказали (выказываем и выказывать будем) готовность нашу, заповеданную нам Христом Богом (а не вдруг «только что объявившуюся и сказавшуюся», словно с Луны свалившуюся) ко всеобщему во Христе воссоединению со всеми племенами человеческого рода». Т.е. вместо слов «великого арийского» пишем - человеческого рода. Вот и всё.

 

Теперь скажите, читатель, что нами написано не по-христиански? По-моему, ошибок нет. Но если мы говорим согласно Христову евангельскому закону, то, значит, Федор Михайлович говорит не по этому закону. Скажу больше, Достоевский превращает Христов закон, как о том говорится в Послании к Галатам: есть люди, смущающие вас и желающие превратить благовествование Христово (Гал. 1:7). Вспомним и дальнейшие слова апостола Павла: если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, да будет анафема (Гал. 1:8). Напоминать эти слова приходится, потому что, к великому сожалению, отцом Сергием на полном доверии и без какой-либо критической оценки были приняты идеи Ф.М. Достоевского как христианские. А вы говорите, читатель, что мы знаем всё, что написали классики. Увы, мы почти ничего не знаем.

 

IX

 

Достоевский: «Да, назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским, стать вполне русским, может быть, и значит только... стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите». «В этом, между прочим, - пишет о.Сергий, - принципиальная разница, имеющая непосредственное отношение к Федору Михайловичу. Потому что он говорил о всечеловеке и всечеловечестве, тогда как нацизм - о сверхчеловеке и сверхчеловечестве».

 

Принципиальной разницы между словами «всечеловек» и «сверхчеловек» я не вижу, сколько бы не убеждал меня в обратном о. Сергий. Если обе идеи не христианские, то какая между ними разница? Принципиальная разница возникла бы, если бы Федор Михайлович сказал: «Стать настоящим русским ... и значит только... стать братом во Христе всех людей». Если бы сказал так Достоевский, то все вопросы к нему тотчас бы отпали. И если бы он так сказал, то следующие его слова - «стать всечеловеком, если хотите» - были бы не нужны. Вот и всё. Однако спросим Федора Михайловича, что это значит - «стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите»? Я потому так заговорил, что хочу опять привести цитату из статьи «Антихристианская направленность...», опубликованную в книге «Загадка 2037 года» (см. ссылку на неё в разделе II отклика), и опять шокирующую.

 

Д.: «Знаю, слишком знаю, что слова мои могут показаться восторженными, преувеличенными и фантастическими. Пусть, но я не раскаиваюсь, что их высказал. Этому надлежало быть высказанным, но особенно теперь, в минуту торжества нашего, в минуту чествования нашего великого гения, эту именно идею (идею «великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову евангельскому закону». - Г.С.)  в художественной силе своей воплощавшего».  

 

Воплощать идею - пророчески сказано. Спустя полвека русский человек, превращённый в советского раба, как приговорённый (не Вашим ли, Федор Михайлович, проречением?), будет воплощать эту идею уже не в художественной только, но в самой что ни на есть вещественной форме, не щадя своих душевных и телесных сил, жертвуя этой идее жизнью. Чтобы оказаться у разбитого корыта.

 

Д.: «Да и высказывалась уже эта мысль не раз, я ничуть не новое говорю. (Конечно, ничего нового: либерте, эгалите, фратэрните, так, кажется, звучит эта мысль по-французски? - Г.С.). Главное, все это покажется самонадеянным: «Это нам-то, дескать, нашей-то нищей, нашей-то грубой земле такой удел? Это нам-то предназначено в человечестве высказать новое слово?» Что же, разве я про экономическую славу говорю, про славу меча или науки? Я говорю лишь о братстве людей и о том, что ко всемiрному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено, вижу следы сего в нашей истории (какой именно? - Г.С.), в наших даровитых людях (каких именно? - Г.С.), художественном гении Пушкина (а, теперь всё понятно. - Г.С.). Пусть наша земля нищая, но эту нищую землю «в рабском виде исходил благословляя Христос». Почему же нам не вместить последнего слова его? (Какого «последнего слова Его»? Которое Вы сами только что сочинили? - Г.С.). Да и сам он не в яслях ли родился?»

 

Последнее слово Христово, дорогой Федор Михайлович, мы перечитали со вниманием в V-ом разделе отклика, и ничего в нём не нашли о «всечеловечески-братском единении».  Вообще, удивительные совпадения открываются. Изрёк Ф.М. Достоевский призыв «ко всеобщему человеческому воссоединению со всеми племенами великого арийского рода», которое должно было начаться с русского человека, и - и через полвека внутри этого рода началось такое противостояние, какого мiр не знал. «Железным занавесом» была огорожена 1/6 часть суши, и началась страшная мировая бойня. Так и третья мировая. Она начнётся с борьбы за мир столь необратимой и беспощадной, что камня на камне от мiра в этой борьбе за мир не останется. Совершенно так, как пишет апостол Павел: Ибо, когда будут говорить: "мир и безопасность", тогда внезапно постигнет их пагуба...(1 Фес.5:3).

 

X

 

Читаем далее статью отца Сергия Карамышева «Исповедь перед Богом от лица всего русского народа (взгляд на творчество Ф.М. Достоевского)».

 

«В этом, между прочим, - принципиальная разница, имеющая непосредственное отношение к Федору Михайловичу. Потому что он говорил о всечеловеке и всечеловечестве, тогда как нацизм - о сверхчеловеке и сверхчеловечестве. Первая идея - объединяющая человечество в Боге (вспомним о «всеродном» - как поется в пасхальной службе - первом человеке Адаме); вторая - всевающая в людей сатанинскую гордыню, которая не может дня прожить, не попирая достоинства других».

 

Отец Сергий продолжает убеждать меня в принципиальной разнице между сверхчеловечеством и всечеловечеством, а я, негодный, никак не хочу в этом убеждаться. Но обратите внимание, читатель, что не мною поднята эта тема. Мне никогда не приходило в голову искать различий между нацистскими идеями и идеями Достоевского, потому что и сходств между ними я никогда не видел, и если бы не доказательства о. Сергия, то я остался бы в полном неведении в этом вопросе, что, оказывается, между сверхчеловечеством Гитлера и всечеловечеством Достоевского существует принципиальная разница. Какая? Всечеловечество -

это идея объединения в Боге, а сверхчеловечество это идея объединения в сатане (или в «сатанинской гордыне») - выразим кратко мысль отца Сергия.

 

Объединение в Боге? Нам, христианам, известно, что Бог есть Христос. Но тогда и нужно так писать - объединение во Христе. И называется такое объединение христианством. И не Достоевскому эта идея принадлежит. И не идея это вовсе, но спасительное для всех людей дело воплотившегося Бога - Христа. Однако слово «Бог» можно понимать по-разному. Не доводилось вам, читатель, заглядывать в документ, принятый на XV Всемирном Русском Народном Соборе 26 мая 2011 года под названием «Базисные ценности - основа общенациональной идентичности»? Весьма любопытное свидетельство современной эпохи. Подробный его разбор можно прочесть здесь:  Русский Сход.

«Начинается документ так: «Вера. Вера в Бога, забота о сохранении религиозных традиций народов, воплощение этих традиций в делах. Верность убеждениям и нравственно обоснованным жизненным принципам, в том числе у нерелигиозных людей».

 

Замечательные слова, и всё как будто верно сказано, но стоит только задуматься, и возникает недоумение: какую мысль хотят выразить этими словами авторы документа? «Вера в Бога (какого?), забота о сохранении религиозных традиций народов (каких?), воплощение этих традиций в делах (каких?). Верность убеждениям (каким?) и нравственно обоснованным жизненным принципам (каким?), в том числе у нерелигиозных людей». О какой вере идёт речь в 1-ой базисной ценности? Православной? Мусульманской? Иудаистской? Ничего понять невозможно, потому что под словами «вера в Бога» всякий волен понимать то, что он хочет понимать. И даже те, имже бог - чрево (Фил.3:19) или золотой телец, или мировое господство, или сам сатана, охотно подпишутся под этой базисной ценностью».

 

Любопытно, что как в «Базисных ценностях...» (постоянно), так и в доказательствах отца Сергия о различии «всечеловечества» и «сверхчеловечества» (дважды) обойдено имя Божие. Первый раз, когда «всечеловечество» было названо им объединением в Боге, а не во Христе. Второй, когда о. Сергий призывает нас: «вспомним о «всеродном» - как поется в пасхальной службе - первом человеке Адаме».

 

Что ж, вспомним второй тропарь 6-ой песни Пасхального канона: «Спасе мой, живое же и нежертвенное заколение, яко Бог Сам Себе волею привед Отцу, совоскресил еси всеродного Адама, воскрес от гроба». Вспомнили, и что? О. Сергий предлагает нам объединяться в ветхом Адаме? А почему не в новом Адаме - Христе? Ведь известно же, что как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут (1Кор.15:22). Первый человек - из земли, перстный; второй человек - Господь с неба. Каков перстный, таковы и перстные; и каков небесный, таковы и небесные. И как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного (1Кор.15:47-49). Что лучше: первое или второе? Перстное или небесное? Очевидно, что небесное. Почему же священник призывает нас объединяться в том, кто ниже - во «всеродном» Адаме? Кстати сказать, в церковнославянском словаре прот. Дьяченко приводится два значения слова «всеродный». Первое - «дающий начало всему роду», и как пример приводится выражение пасхального канона «всеродный Адам». Второе значение - «простирающийся на весь род человеческий», в пример приводится выражение «всеродная клятва».

 

XI

 

О мотивах, которыми руководствуется отец Сергий, обходя имя Христово в рассуждениях о «всечеловечестве» Достоевского, я могу говорить только предположительно. Возникает вопрос: нужно ли нам строить догадки о причинах, по которым священник в своих размышлениях о творчестве Достоевского замалчивает имя Христово, если мы наверняка не знаем этих причин? Мне кажется, что сделать это нужно уже потому, что даже если наши предположения будут неверны в отношении статьи отца Сергия, они помогут нам самим не превратиться в подобных молчунов.

 

Послушник следует за старцем. Это похвально. Только вот старец далеко не тот, которому можно доверять безоглядно. Хочу предложить вам, читатель, несколько предложений из творений Златоуста, где он сравнивает ветхого человека и нового, рождаемого в таинстве святого крещения. Почему из Златоуста? Я в восторге от его бесед. А ведь он их не писал. Он говорил их с амвона и потом редактировал стенограммы. Говорить так, как Златоуст, человек не может. Устами Златоуста говорил Святой Дух. Итак, Златоустово сравнение первородного Адама и того, кто рождается в купели обновления во Христа, т.е. Адама второго.

«Взем персть от земли, созда человека; а ныне уже не персть, но - Святого Духа: Он создаёт, Он образует (нового человека), как и Самого (Иисуса Христа) во чреве Девы. /.../ Ты (после крещения во имя Отца и Сына и Святаго Духа) перенесён туда - на небо; там это совершается, среди ангелов. Бог возносит твою душу на небо, пересоздаёт её там, ставит тебя подле царского трона. Создаётся (новый человек) в воде, а получает дух, соответствующий душе. (Здесь, очевидно, Златоуст опирается на слова апостола: Так и написано: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий (1 Кор. 15:45). - Г.С.). Когда создаёт (нового во Христе человека) не приводит к нему зверей, но демонов и князя их, и говорит: наступайте на змию и на скорпию (Лк. 10:19). Не говорит: сотворим человека по образу Нашему и по подобию; но что? - даде им область чадом Божиим быти, ...иже не от крове, ... но от Бога, говорит, родишася (Ин. 1:12, 13). /.../ Поставил его (возрождённого в купели крещения) не рай хранить, но жить на небе» (Беседа 6-я на Послание к Колоссянам).

 

Всеродный Адам умирает в христианине при крещении. Златоуст: «Наш первый человек погребён; не в земле погребён, но в воде; не смерть победила его, но Победителем смерти он погребён; не по закону природы (он умер), но по повелению власти, более сильной, чем природа. Что бывает по законам природы, то ещё может разрушить кто-нибудь, но того, что происходит по Его повелению, - никто. Ничего нет блаженнее этого погребения. О нем радуются все: и ангелы, и люди, и Владыка ангелов» (Беседа 7-я на Послание к Колоссянам). Итак, кто во Христе, [тот] новая тварь; древнее прошло, теперь все новое (2 Кор. 5:17).

 

Где мы встречаем подобные слова в рассуждениях о всечеловечестве у Достоевского и идущего вслед за ним отца Сергия? Нигде. Вы видите, читатель, как мелко плавает, я бы даже сказал, пресмыкается по земле мысль Достоевского, и как она орлом парит у Златоуста. Возникает вопрос: имея Златоуста, зачем читать Достоевского?

 

 Всечеловечество - антихристианская идея. Вас отталкивает такая оценка «Пушкинской речи»? Попытаемся её смягчить. Греческая приставка «анти» знакома нам по словам, имеющим почти ругательный смысл: антикоммунизм, антифашизм, антисемитизм... Но значение этой приставки гораздо шире. Например, в церкви она со значением «вместо» используется в словах «антиминс» (букв. вместо престола), «антидор» (букв. вместо дара), «антипасха» (букв. напротив Пасхи). Антихристианская значит вместохристианская. Но от такого понимания приставки «анти» не становится легче. Напротив, тревога возрастает. Почему? Потому что и слово антихрист можно перевести не только как противник Христа, но и как «вместо Христа», заменитель Христа.

 

В связи с этими рассуждениями позвольте нам возвратиться к словам отца Сергия, которые мы пропустили в его статье: «Достоевский фотографирует и анализирует действительность, доходя в этом случае до каких-то ошеломляющих глубин, до разделения, по словам апостола Павла, «души и духа, составов и мозгов» (Евр. 4, 12). Отец Сергий ставит в один ряд действие слова Божьего и действие сочинений господина Достоевского? Почему мы так решили? Потому что именно о слове Божием говорится в процитированном отцом Сергием стихе Послания к евреям: Ибо слово Божие живо и действенно и острее всякого меча обоюдоострого: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит помышления и намерения сердечные (Евр.4:12).

 

Сравнить писания Достоевского со словом Божиим?.. Это по-большевистски круто! И совершенно непонятно, зачем? Зачем делать такие сравнения? Доставить удовольствие Федору Михайловичу, пребывая с ним в диалоге (см. раздел I отклика, где приводятся слова отца Сергия о диалоге «двух душ - читателя и писателя»)? Но едва ли ошибусь, если предположу, что от таких комплиментов рабу Божию Феодору там не горячо и не холодно. Или всё же ошибусь? Или всё же его душе скорее делается горячо, чем холодно, когда его романы ставятся наряду со Священным Писанием? Почему? Потому что спрос с его души в таком случае многократно возрастает и ведётся по особому счёту. Какому? Пророческому... Или же отцом Сергием руководило желание доставить удовольствие поклонникам Достоевского и подвигнуть их со страхом и трепетом (ср. Пс. 2:11) читать его книги? Но и в этом случае, где гарантия, что забота священника о читателях не обернётся для них вредом? Каким? Мы говорили об этом вреде выше, когда разбирали значение приставки «анти».

 

Если бы действие романов Достоевского приравнивал к воздействию слова Божия не священник, но писатель или поэт, я, быть может, не обратил бы на это пристального внимания. Но когда иерей Божий говорит, что фантазии романиста способны действовать на души читателей «до разделения, по словам апостола Павла, «души и духа, составов и мозгов» (Евр. 4, 12), - я не могу не ответствовать. Не совершает ли в таком случае священник работу антихриста? Не помогает ли он ему подменить собою Христа?

 

Иерей Сергий Карамышев: «Если Пушкин - гений русского народа, если этому поэту дано было проникнуть в самые глубины его самосознания, то он - и провозвестник будущего его служения Богу и человечеству. Пушкин тот кристалл, что, впитывая свет, являет в своем творчестве предначертание грядущих судеб его. Однако не в виде прорицаний, а в виде неподражаемой картины, им тщательно выписанной, которую нужно, рассматривая, изучать».

 

Опять та же картина наблюдается в словах отца Сергия, что и в словах Ф.М. Достоевского. Во-1-х, непонятно, почему служение русского народа Богу отец Сергий называет будущим? Разве оно не совершалось до Пушкина? Или Пушкин в том смысле провозвещает будущее служение Богу русского народа, что говорит, как оно будет совершаться? А как оно будет совершаться в будущем? Как совершалось за века до Пушкина, так и будет совершаться... Что тут провозвещать? Но священник выражается так, потому что именно так выразился Достоевский: «Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания нашего, /.../ и появление его сильно способствует освещению темной дороги нашей новым направляющим светом» (см. раздел II отклика).

 

«Пушкин тот кристалл...». С каким кристаллом сравнивает Пушкина отец Сергий? Неужели с тем, что составляет часть излюбленной масонской медитации - созерцание магического кристалла? «И даль свободного романа / Я сквозь магический кристалл / Ещё неясно различал...». Нет, мы не будем подозревать отца Сергия, как и поэта Пушкина, за одно только упоминание о кристалле в членской принадлежности к «посвящённым» и «просветлённым». Вовсе не обязательно входить в их состав, чтобы пропитался их словами, а через слова - духом. Причём, пропитаться настолько крепко, чтобы уже не замечать их в своей речи.

 

Прочтём ещё раз слова отца Сергия: «Пушкин тот кристалл, что, впитывая свет, являет в своем творчестве предначертание грядущих судеб его». Простите моё ретроградство, читатель, но я думаю, что священнику не подобает такое писательство. Христианам являют свет не Пушкины и Достоевские (к тому же в кристаллизованных формах), но Господь со Своими святыми. Слава Тебе, показавшему нам свет! Или, произнося эти слова за Богослужением, иерей Сергий думает о поэте Пушкине, предначертавшем, словно светящийся кристалл, грядущие судьбы русского народа?

 

И всё же красноречию отца Сергия весьма далеко до витийства очередного «русского» классика - Ивана Александровича Ильина. Тот просто соловьём заливается, когда заводит песни о Пушкине. Ну, например, в статье «Пророческое призвание Пушкина».

 

XII

 

Ильин: «Из его [Пушкина] уст раздался и был пропет Богу от лица России гимн радости сквозь все страдания, гимн очевидности сквозь все пугающие земные страхи, гимн победы над хаосом. Впервые от лица России и к России была сказана эта чистая и могучая "Осанна", осанна искреннего, русским Православием вскормленного мироприятия и Богоблагословения, осанна поэта и пророка, мудреца и ребенка, о которой мечтали Гераклит, Шиллер и Достоевский».

 

Что пишет этот человек? Открывал ли он русскую историю? Знает ли о сотнях и тысячах русских святых, воспевших не языком только, не змеиным жалом, вместо языка вставленным, но своими жизнями воспевших славу Божию?

 

«Впервые от лица России и к России...». Просто диву даёшься вошедшему в раж лицемерию. Впрочем, если «от лица России», а не от Руси, т.е. если под Россией понимать иную, отличную от Руси страну, а под российской осанной отличную от русской осанну, то соглашусь с этим утверждением Ильина.

 

«Осанна /.../ мироприятия и Богоблагословения...». Это что за словесные громады? Не помню, чтобы встречал их в русском языке. Зачем они? Зачем это слововерчение, подобное столоверчению? Чтобы закружить голову читателя? «Осанна /.../, о которой мечтали Гераклит, Шиллер и Достоевский». Почему эти имена ставит Ильин в один ряд с именем Пушкина? Непонятно. Но если Гераклит и Шиллер там поставлены, значит, эта осанна не могла быть вскормлена русским православием, как пишет Ильин. А если она всё же вскормлена православием, то о такой осанне не могли мечтать Гераклит и Шиллер. Понимает ли автор, что он пишет? Понимает ли, что в голове у него - каша? Понимает ли, что смешивать в одну осанну Гераклита, Шиллера, Пушкина, Достоевского это - бред?

 

Ильин: «Движимые глубокою потребностью духа, чувствами благодарности, верности и славы, собираются ныне русские люди, - люди русского сердца и русского языка, где бы они ни обретались, - в эти дни вековой смертной годовщины их великого поэта, у его духовного алтаря, чтобы высказать самим себе и перед всем человечеством, его словами и в его образах свой национальный символ веры. И, прежде всего, - чтобы возблагодарить Господа, даровавшего им этого поэта и мудреца, за милость, за радость, за непреходящее светлое откровение о русском духовном естестве и за великое обетование русского будущего». (Везде курсив автора. - Г.С.).

 

« ... у его духовного алтаря». Что значит: духовный алтарь великого поэта? Я знаю только один алтарь - Божий. Или у Пушкина свой алтарь, в его честь сооружённый? Да, говорит Ильин, не только свой алтарь, но своя вера, свои образы, свои слова, на которых совершается служение, даже свой символ веры, который высказывается перед всем человечеством. Не хватает только словечка «прогрессивное» перед словом «человечество». Господи, помилуй! Кто это пишет? Язычник? Христианин? Или особой сверхверы представитель в белых перчатках и запоне?

 

«...собираются ныне русские люди, /.../ чтобы высказать самим себе и перед всем человечеством, его словами и в его образах свой национальный символ веры». Вера всегда высказывалась и высказывается Богу, а не «всему человечеству». Разве хотели что-либо высказать «всему человечеству» преподобные отцы, искавшие единственно - Богообщения? В поисках Бога они, наоборот, уходили в леса, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли (Евр. 11:38). И только потому, что среди «всего человечества» рождались люди, так безоглядно любившие Господа, Он миловал это человечество. А тут нас призывают совершенно не по-русски, беззастенчиво и нецеломудренно высказать свою веру перед «всем человечеством». И ладно, если бы эта вера была православной, а то ведь нам навязывают какую-то свою национальную веру. Выражение «свой национальный символ веры» меня всерьёз настораживает.

 

Ильин: «Ибо иметь такого поэта и пророка - значит иметь свыше великую милость и великое обетование». (Курсив автора. - Г.С.). На этом статья заканчивается. Поток лжи иссяк.

 

Прошу читателей понять меня правильно. Я нисколько не хочу опорочить человека А.С. Пушкина. Он мне дорог не менее, чем Ильину и отцу Сергию Карамышеву. Повторяю, мне дорог наш поэт, но я против именования его пророком, и против лжи, неизбежно возникающей из такого именования. Пушкин - великий поэт и точка. И не нужно приколачивать над его головой пророческого нимба, потому что всякому не прельщённому пушкинской поэзией видно, что этот нимб - картонный. Не нужно нагнетать психически нездорового возбуждения вокруг, конечно же, вдохновенного, но всего лишь человеческого творчества Пушкина. Не нужно разливать потоков лжи, величая Пушкина пророком, и пачкать этой ложью всех приближающихся к нему. Не надо провозглашать его стихи «откровением» и творчество «божественным», как это делают Достоевский, Ильин, отец Сергий (помимо о. Сергия Карамышева другой о. Сергий по фамилии Булгаков потрудился в возведении поэта Пушкина в чин пророка, и в книге «Загадка 2037 года» о трудах этого отца имеется отдельная статья), потому что оно было и остаётся всего-навсего художественной литературой. А литература, как тень, как собака, должна знать своё место. В противном случае выходит ложь подобная рекламной.

 

 

XIII

 

Завершаем чтение статьи отца Сергия Карамышева «Исповедь перед Богом от лица всего русского народа (взгляд на творчество Ф.М. Достоевского)».

 

В предыдущих частях отклика нами в очередной раз была упомянута книга «Загадка 2037 года». Конечно, это наглая реклама. Простите, читатель, я виноват. Это я упросил уважаемую редакцию РНЛ не вычёркивать её из отклика, и редакция пошла навстречу. За что Анатолию Дмитриевичу Степанову моя глубокая благодарность. Дело ведь не в рекламе самой по себе, хотя, конечно, хочется, чтобы книга продавалась, а в том, что, если кто из читателей вдруг решит, а может, сам отец Сергий Карамышев захочет оспорить мнение автора этого отклика, то пусть они предварительно заглянут в эту книгу. Всё-таки 750 страниц и три автора, согласно оценивающие художественную литературу как орудие духовного разрушения, если продолжать пользоваться ею так, как научила нас пользоваться литературой советская идеология.  В этой книге подробно изложена та позиция по литературному вопросу, которая здесь приспособительно к статье отца Сергия Карамышева пересказывается.

 

Читаем очередную мысль отца Сергия: «Душа народа, как и душа отдельного человека, величина не постоянная (во всяком случае, в земной жизни), но переменная. Поэтому Федор Михайлович, предвидя скорое падение своего народа в адские бездны, провидел и его воскресение, которое может сообщить некий живительный импульс всему человечеству».

 

Вы не задумывались, читатель, почему всем великим писателям без различия языка и племени не даёт покоя это самое «всёчеловечество»? Зачем они на свои писательские плечи, и без того обременённые множеством житейских хлопот, взваливают переживания обо всём человечестве? Впрочем, не на плечи они взваливают такую тяжесть, а на язык, который, как известно, без костей, а плечи, которые должны будут понести заботы обо всём человечестве, оказываются известно чьими - народными. Были бы плечи, а заботы... Их всегда придумают краснобаи. И заботы эти будут провозглашены самыми прогрессивными, самыми спасительными и живительными для всего человечества. Но какая уже разница народу и его плечам, когда он принимается, прельщённый пламенными речами, или же принуждённый карателями, в буквальном смысле этого слова воплощать, т.е. своею кровью и плотью жертвуя, эти идеи в жизнь, - какая уже разница, какими они будут? Будут ли это идеи «сверхчеловечества», или «всечеловечества», или «построения социализма в отдельно взятой стране», или «победы коммунизма во всём мире» - разницы между ними нет, поскольку все они - антихристианские.

 

Отец Сергий Карамышев: «Лучшее свидетельство правоты Достоевского заключается в том, что на начало XXI века он стал самым читаемым в мире русским писателем. Открывая его книги, человек другого языка и другой культуры читает его исповедь перед Богом от лица всего русского народа. Через искренность написанного этот человек начинает понимать диалог русской души с Богом. Не диалог одного лишь представителя этого народа, пусть и гениального, но всю полифонию (по словам Бахтина) диалогов с Вседержителем людей самого разного достоинства, чьи судьбы самым причудливым образом переплетены между собой. Стихия этих диалогов, этого оркестра поглощает душу читателя, и он вдруг ощущает себя самого в числе собеседников. А это уже школа молитвы».

 

Чтение романов Достоевского - школа молитвы, а писатель Достоевский - учитель её?! Отче Сергие, перекреститесь. Что Вы такое говорите? Опомнитесь! Истрезвитесь (1 Кор. 15:34).

 

XIV

 

Отец Сергий Карамышев: «Согласно толкованиям святых отцов, жена, рождающая младенца мужеского пола - образ Церкви, в особенности последних времен. Государственность Великой Руси созидалась в диком и пустынном углу северо-востока Европы, по тогдашним (в XI-XIII веках) понятиям, на краю земли. Созидалась не по чьему-либо произволу, но по прямой воле Богоматери, что была Ею высказана благоверному Великому Князю Андрею Боголюбскому».

 

Зачем отец Сергий пишет это в статье о творчестве Достоевского? Ведь самим Достоевским сказано, что самосознание русское начинается с Пушкина: «...в появлении Пушкина заключается для всех нас, русских, нечто бесспорно пророческое. Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания нашего, едва лишь начавшегося и зародившегося в обществе нашем после целого столетия с петровской реформы, и появление его сильно способствует освещению темной дороги нашей новым направляющим светом». Согласно этим словам Достоевского, до Пушкина были невежество и темнота, и только факел, зажжённый поэтом, осветил темную дорогу нашу «новым направляющим светом».

 

Отец Сергий Карамышев: «Здесь, на пустынном краю тогдашней ойкумены, и сформировался русский народ. Глядя на всех издалека и со стороны, он с юности научился пониманию чуждых национальных стихий во всей их полноте».

 

Неувязочка в словах отца Сергия. Как можно, глядя на всех «издалека и со стороны», научиться «пониманию чуждых национальных стихий»? Такому пониманию учатся, находясь в самой гуще «чуждых национальных стихий». Будучи единственным ребёнком в семье, трудно научиться любви к другим. Что, кстати, и произошло с избранным ветхозаветным родом.

 

Отец Сергий Карамышев: «Пустыня сберегла его душу от мелочных притязаний».

 

Не понял. Как сберегла? От каких притязаний?

 

Отец Сергий Карамышев: «Поэтому, когда пришло время объединять вокруг себя народы для созидания последней богопросвещенной империи, он делал это терпением и любовью, а не насильственной ассимиляцией или апартеидом».

 

Разве народ это делал? Разве не Христос Бог? ... я более всех их потрудился: не я, впрочем, а благодать Божия, которая со мною (1 Кор. 15:10). И не для создания империй, пусть даже богопросвещённых, но для спасения людей, т.е. со-пасения их со Христом на вечных пажитях трудились апостолы. А то получается, что Христос объединяет народы для созидания империй...

 

Отец Сергий Карамышев: «Когда к началу ХХ века русский народ развратился...».

 

А вот здесь хотелось бы поподробнее. Как народ развращался? Кто его развращал? Мне, например, думается, что не последнюю роль в этом развращении сыграли Пушкин и Достоевский своими гениальными произведениями. Первый тем, что перевоплощал свой дух в духи чужих народов, а второй тем, что первого за это пророком провозгласил, и сам ловко перевоплощался в своих литературных героев. Ну а первейшая роль в этом развращении, конечно же, принадлежит учителям и пастырям церкви Христовой. Одни молчали, другие смотрели сквозь пальцы, третьи одобряли, четвёртые соучаствовали в этих перевоплощениях.

 

Отец Сергий Карамышев: «...в значительной мере отступив от своей индивидуальности и, соответственно, - от своего всечеловеческого призвания, появилась настоятельная необходимость вновь отправить его в пустыню, оградив ее «железным занавесом».

 

Очередное противоречие в словах отца Сергия. Достоевский в 1880 году пишет: «мы с полною любовию приняли в душу нашу гении чужих наций, всех вместе», а отец Сергий пишет, что к началу ХХ века русский народ отступил «от своей индивидуальности и, соответственно, - от своего всечеловеческого призвания, и появилась настоятельная необходимость вновь отправить его в пустыню, оградив ее «железным занавесом». Достоевский в своей «лебединой песни» в 1880 году пропел, что «вовсечеловечение» русского народа, начавшись с реформ Петра, вступило в свою решающую фазу, и что перевоплощение «русского» духа в духи чужих народов, которому «русских» людей научил поэт Пушкин, шло полным ходом («процесс пошёл» - как выражался ещё один учитель «вовсечеловечения» только уже не русского, но советского народа М.С. Горбачёв), а отец Сергий говорит, что народ к началу ХХ века развратился, и появилась настоятельная потребность отправить его в пустыню... Кто-то здесь неправ. Либо отец Сергий, либо Достоевский. Кому поверим? Достоевский всё же пророк, а отец Сергий... Думаю, он не обидится, если мы поверим Достоевскому, а не ему. К тому же, и сам отец Сергий призывает нас верить словам писателя как пророческим.

 

Итак, процесс перевоплощения русского народа шёл полным ходом - претворялся в жизнь -

вспомнил, наконец, как подобные действие назывались в советское время, когда решения партии и правительства из газетных столбцов «Правды» должны были воплощаться в реальность. А «железный занавес» и коммунистическая пустыня, о которых говорит отец Сергий, были всего лишь этапами этого большого многовекового пути. «Железный занавес» потому и понадобился, чтобы ускорить этот процесс, а не для народного очищения. Почему? Потому что не из языческого  Египта был выведен русский народ, а из укорененной в Православии страны. За «железным занавесом», если и произошло очищение, то от тех исконно русских людей, которые были верны Христу и не хотели следовать идеям Пушкина и Достоевского.

 

Отец Сергий Карамышев: «Назначение пустыни, в данном случае - коммунистической, как это ни парадоксально, избавить народ Божий от рабского подражания другим народам. В этом же была цель 40-летнего странствования евреев в пустынях Синая».

 

Непонятно, в чём разница между рабским подражанием другим народам, о котором говорит отец Сергий, и перевоплощением своего духа в духи чужих народов, о котором говорит Достоевский? По-моему, это одно и то же, И, по-моему, сознание отца Сергия пленено некой историософской схемой, в которую он, как в прокрустово ложе, хочет втиснуть советский период русской истории, не замечая противоречий в своих словах. Ещё раз скажу, что не из Египта был выведен русский народ, и кровавая баня за железным занавесом в пустынях Коммунизма понадобилась не для того, чтобы «избавить народ Божий от рабского подражания другим народам», как пишет отец Сергий, а для того, что избавить русский народ от православной веры, от родной истории, от живого предания отцов. А если уж прилагать образ «выхода из Египта», и очень хочется его куда-нибудь приложить, то к тому народу, для которого тысячелетняя православная страна и впрямь была идолопоклонническим государством.

 

Приведу, раз уж разговор зашёл о Египте, ещё одну характерную цитату из статьи отца Сергия, свидетельствующую о противоречивости его внутреннего устроения. Отец Сергий Карамышев: «Чтобы ощутить, понять и выразить идею о необычном призвании русского народа, требовался не только прозорливый ум, но, быть может, даже более, - вся искренность и смелость Достоевского. Сказать такое - значит удивить одних, обидеть других, вызвать зависть и ненависть в третьих. Но он сказал, и мир теперь живет с этими словами, ставшими загадкой, подобной сфинксам древнего Египта».

 

Уместен ли такой комплимент в устах священника, дескать, идеи и слова Достоевского «подобны сфинксам древнего Египта»? Похвалы такого рода в статье православного человека не говорят ли о том, что в его душе не всё в порядке? А если дух неустроен и логика хромает, чем руководствоваться писателю в своём творчестве? Только красным словцом и остаётся руководствоваться: чем краше, тем лучше. Но когда красное словцо возобладает в творчестве, тогда писатель готов поставить ему на службу всё: и  веру, и разум, и родного отца, как говорится, не пожалеет ради красного словца, что, кстати, сплошь и рядом наблюдается в сочинениях Пушкина, Достоевского, Есенина и других «русских» классиков, но этот вопрос выходит за рамки нашего отклика, и мы вновь направляем желающих поразмышлять о нём к книге «Загадка 2037 года».

 

Но, может, мы не поняли глубину мысли отца Сергия? Может, не расслышали самого Федора Михайловича? Может, в вышеприведённых словах «мы с полною любовию приняли в душу нашу гении чужих наций, всех вместе» он разумел не столько настоящий момент, сколько прозревал будущее и говорил о грядущем перевоплощении всего русского народа, которому (перевоплощению) Пушкин положил только начало, научив ему очень небольшую - верхнюю - часть этого народа? Достоевский: «О, народы Европы и не знают, как они нам дороги! И впоследствии, я верю в это, мы, то есть, конечно, не мы, а будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого (выделено мной. - Г.С.), что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей, вместить в нее с братскою любовию всех наших братьев...».

 

В этих словах Достоевский, «вперяя свой взор в грядущие времена», говорит о предстоящем вовсечеловечении русского народа как о программе-максимум. В таком случае становятся понятны слова отца Сергия о необходимости многолетних скитаний русских людей в коммунистической пустыне как о программе-минимум. Действительно, во времена Достоевского лишь немногая, самая прогрессивная часть русских людей понимала настоятельную необходимость своего всевочеловечения, и чтобы русским людям, уже всем до единого понять, что их мировое предназначение состоит во всечеловечении, им необходимо было пройти пустыню коммунизма для того, чтобы избавиться «от рабского подражания другим народам».

 

В будущее устремлён пророческий взор Ф.М. Достоевского, и по прошествии 137 лет (2017-1880=137) мы можем известно испытать (ср. Мф. 2:8), правдивость его слов: сбылось ли предреченное им? Ибо во все времена так только - по историческим результатам - судили о пророке: лживый он или истинный, правду он предвозвещает или ложь, можно ему верить или нельзя. Итак, что мы видим в российско-советской истории после «лебединой песни» Достоевского? Например, в 1945 году? Мы видим, как совершенно по слову Достоевского, русский народ устремился «указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей, вместить в нее с братскою любовию всех наших братьев...». Мы видим, как после почти 30-летнего скитания в коммунистической пустыне, которое должно было избавить русский народ от рабского подражания другим народам, он с социалистической ревностью и любовью обнял пол-Европы. Сбылось пророчество Достоевского? Да, сбылось. И отец Сергий Карамышев, подобно пророку Ионе, поревновал пророчеству Ф.М. Достоевского не солгатися. Правда, народ тот назывался уже не русским, но советским... Ну да это, что называется, мелочи. Пророчество-то сбылось.

 

Что же будет, когда слова Достоевского исполнятся во всей своей всечеловеческой полноте? Что будет, когда «будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого (выделено мной. - Г.С.), что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно...»? Неужели коммунистическая любовь этих людей распространится на весь мир? Но ведь и это пророчество свершилось во времена развитого социализма. Мы вновь убеждаемся в истинности слов Ф.М. Достоевского! И удивительно, почему в текстах программ очередного съезда КПСС не цитировались слова его «лебединой песни»?

 

Отец Сергий Карамышев: «Заметим кстати: русскому народу этой своей чертой всечеловечности гордиться не пристало, потому как никакой заслуги его в этом нет. Здесь действие высшего Промысла. Божий дар легко испаряется от зноя тщеславия. Но в то же время приумножается от любви к другим людям и другим народам».

 

Действительно, коммунисты часто забывали о действиях «высшего Промысла», приписывая исключительно себе заслуги по преобразованию русского народа. Это нехорошо, товарищи. Это гордыня. Ничего, отец Сергий вас поправит и наставит на истинный путь по заповедям Ф.М. Достоевского.

 

Отец Сергий Карамышев: «Заметим также, что всеотзывчивость и всечеловечность были присущи святым апостолам, почему они и смогли покорить Христу людей тогдашней ойкумены, представителей самых разных племен. Это общее. Разница же в том, что они действовали в начале христианской эры, а мы - в конце ее».

 

Заметим также и мы, что Христос и идеи Достоевского о всечеловечности - две вещи несовместные. Между служением Христу и служением «всечеловечности» такая же разница, как между небом и землёй. Смешивать их - значит валить всё в одну коммуно-ойкуменистическую антихристианскую кучу.

 

XV

 

Пора закругляться. Закончим, с чего начали. С комсомольской песни и тождества с нею статьи отца Сергия, чему весьма способствуют заключительные слова этой статьи: «Так пусть же в лучах заходящего солнца громогласно звучит искренняя исповедь и пламенная проповедь русского гения - Федора Михайловича Достоевского!»

 

Чем-то знакомым с детства веет от этих слов. Что-то впитанное с молоком матери вспоминается мне, рождённому в СССР, при их чтении. Что же именно? Ну, конечно же, это: «Так пусть же в языках неугасающего огня громогласно звучит искренняя заповедь и пламенная проповедь великого советского гения - Леонида Ильича Брежнева!» Кстати, и родила меня мама на Божий свет на самой заре брежневской эпохи, в 1964 году.

 

Отец Сергий Карамышев: «Не является ли молитва преподобного Силуана Афонского естественным продолжением лебединой песни Достоевского?: «Молю Тебя, Милостивый Господи, да познают Тебя Духом Святым все народы земли. Как Ты дал мне, грешному, познать Тебя Духом Твоим Святым, так да познают Тебя народы земли и да хвалят Тебя день и ночь».

 

Что ответствовать на это «естественное продолжение» статьи отца Сергия? Я просто поражён богатству фантазии священника-публициста и его способности соединять несоединимое. Попытаемся и мы к этому неистощимому богатству приобщиться? Попытаемся предположить молитву отца Сергия? «Молю Тебя, Милостивый Господи, да познают Тебя через произведения Пушкина и Достоевского все народы земли. Как Ты дал мне, грешному, познать Тебя через примеры перевоплощения духа Пушкина в духи чужих народов, так да познают Тебя народы земли и да хвалят Тебя день и ночь».

 

Мы обещали читателям разобраться с эпитетом «пламенный», который отец Сергий приложил к творчеству Ф.М. Достоевского, но не будем уже утомлять вас словами, приведём рисунок из книги «Загадка 2037 года», который наглядно поясняет нашу позицию по литературному вопросу, и подпишем его призывом отца Сергия.

 

 

«Так пусть же в лучах заходящего солнца громогласно звучит искренняя исповедь и пламенная проповедь русского гения - Федора Михайловича Достоевского!»

 

 

Ах да, про винтовку забыли сказать, о которой поётся в комсомольской песне. Разумеется, не ракеты, используемые в борьбе против ИГИЛ, но винтовку идейную, оружие идеологическое - учение Маркса и Ленина, простите, запутался, сочинения Пушкина и Достоевского, как учение непобедимое, потому что оно верное, имеем мы в руках. Поэтому и пути иного у нас нет - в коммуне остановка!

 

Конец, и Христу Богу слава!