Наш паровоз, вперёд лети! В коммуне остановка...

 

 

I

 

Иного нет у нас пути - в руках у нас винтовка... Слова этой памятной с детских лет песни комсомольцев железнодорожных мастерских вспомнились мне по прочтении статьи иерея Сергия Карамышева «Исповедь перед Богом от лица всего русского народа (взгляд на творчество Ф.М. Достоевского)».

 

Что же общего между музыкальной агиткой советских времён и статьей православного священника? Чеканный мотив? Целеустремлённый взор? Неустрашимая поступь? Ничего такого в статье отца Сергия как будто не наблюдается. Напротив, в ней говорится о грехах, покаянии, любви... И тем не менее ощущение схожести и даже единодушия песни про паровозную коммуну и статьи о творчестве Достоевского не покидает меня. Попробуем разобраться, в чём тут дело?

 

Первый вопрос, который хочется задать автору статьи: на каком основании он доверяет Достоевскому исповедь от лица всего русского народа, говоря, что «раб Божий Феодор в своем многогранном творчестве произнес перед Богом исповедь за весь современный ему русский народ, открыв бездны его падений, бездны его безумия, но вместе - и его преданность Единому Христу, его высокую надежду, его необъятную любовь»? Я, например, не согласен, чтобы кто-либо, хоть даже сам Достоевский, от моего лица исповедовался Богу. И вообще, как это можно: кому-либо от чужого лица исповедоваться? Вот Вы, отец Сергий, приняли бы мою исповедь от лица моего соседа? Разве не сказали бы, пусть сосед сам приходит и исповедуется, потому что никому другому нельзя за него этого сделать? Надеюсь, так и сказали бы. Значит, в самом названии статьи лежит пустое красное словцо, которое вовсе не красит речь священника.

 

Далее отец Сергий пишет: «И эта идея - ключ ко всякой душе, желающей взаимно раскрыться перед великим русским писателем». Какая это идея? «Воистину всякий пред всеми за всех и за всё виноват». Допустим, что это великая идея, и что ею, по словам о.Сергия, «объято все творчество писателя», но какой бы великой этой идея ни была, мне непонятно, почему душа читателя должна раскрываться перед писателем Достоевским? Хотя почему бы и не раскрыться? Ведь раскрываем же мы свои души перед людьми, которых уважаем и которым верим. Вот именно - верим. Но я писателю Достоевскому не верю. И раскрываться перед ним не хочу. И вам, читатель, этого делать не советую. Зато отец Сергий советует. Зачем? Затем, чтобы возник «диалог двух душ - читателя и писателя».

 

Диалоги бывают разные. Вот, например, о каком диалоге поведал нам поэт Пушкин.

 

Нет, весь я не умру - душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит -

И славен буду я, доколь в подлунном мире

Жив будет хоть один пиит.

 

Если к такого рода диалогам умерших писателей и живых читателей призывает меня отец Сергий, то спаси мя, Боже, от них. Почему? Потому что вдумайтесь, читатель, в чём и как переживёт душа Пушкина его прах? В заветной лире. Подумать только! Не во Христе и не со Христом, но в лире полагает поэт своё бессмертие. И обратите внимание, как назвал эту лиру Пушкин? Не назвал её громогласной или пламенной (как назвал отец Сергий проповедь Достоевского, и мы, даст Бог, ещё поговорим об эпитетах, которые восторженный поклонник Достоевского приложил к его творчеству), но - заветной. Поэт Пушкин заключил с лирой завет? Новый? Ветхий? Масонский?

 

В каббале, масонстве, оккультизме и прочей эзотерике существует понятие эгрегора. Эгрегоры - это «некие энергетические структуры, которые находятся в информационном пространстве над вами и способны влиять на ваши мысли и восприятие мира». Буквальный перевод греческого слова «эгрегор» - бодрствующий. Что же делают эзотерики, чтобы эгрегоры бодрствовали? Накачивают их своей энергией. Комсомольцы - бодрыми песнями, советские люди - демонстрациями и парадами (в советской эзотерический традиции существует осязаемый эгрегор - труп Ленина, который «и теперь живее всех живых», хотя уже сильно сдулся), колдуны и волшебницы - заклинаниями... Неужели и отец Сергий предлагает нам подобные действия? А что он предлагает? «Чтобы он (т.е. диалог между писателем и читателем. - Г.С.) был действенным, нужно молиться об упокоении раба Божия Феодора в вечных обителях, дабы он исполнялся все большего дерзновения перед Богом в своих переживаниях и молитвах за продолжающую земное странствие часть русского народа».

 

Я в недоумении от этих слов. Если раб Божий Феодор имеет дерзновение перед Богом как Его святой угодник, то по дару любви, которого сподобляются от Бога все святые, он и будет молиться за нас, грешных. А если не имеет? А если не имеет, то наши молитвы, оказывается, способны исполнить Достоевского, как пишет о. Сергий, «дерзновения перед Богом в своих переживаниях и молитвах за продолжающую земное странствие часть русского народа».  Давайте приведём мысль священника к логическому концу, а он таков, что наши молитвы способны приблизить человека к Богу, сделать его святым...

 

Отец Сергий этого не говорил! Да, не говорил. Но если наши молитвы способны исполнить дерзновения раба Божия Феодора, то почему бы нам «нашими молитвами» не наполнить такой же решимостью раба Божия Александра, дабы и «он исполнялся все большего дерзновения перед Богом в своих переживаниях и молитвах за продолжающую земное странствие часть русского народа»? Почему бы нам не накачать энергией эгрегора под названием «великий русский поэт и пророк Александр Сергеевич Пушкин»?

 

Не волнуйтесь, дорогой читатель, накачивать ничего не будем. Всё давно уже накачано. Плотно и надолго. Поэт Александр Пушкин давно уже «исполнен» необыкновенного «дерзновения перед Богом», будучи поставлен идолом в умах «русских» людей усилиями Ф.М. Достоевского и многих-многих других деятелей «русской» культуры.

 

II

 

Лебединой песнью назвал отец Сергий «Пушкинскую речь» Достоевского. Вчитаемся в неё со вниманием. Может, найдём в ней ответ на вопрос о составе русского народа, от лица которого отец Сергий делегирует Ф.М. Достоевского на исповедь к Богу? Хотелось бы знать, каков этот состав? Что понимают под «русским народом» писатель Достоевский и вслед за ним отец Сергий?

 

 Итак, начало речи, произнесённой Ф.М. Достоевским в собрании Общества любителей российской словесности в 1880 году: «Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа, сказал Гоголь. Прибавлю от себя: и пророческое. Да, в появлении его заключается для всех нас, русских, нечто бесспорно пророческое. Пушкин как раз приходит в самом начале правильного самосознания нашего, едва лишь начавшегося и зародившегося в обществе нашем после целого столетия с петровской реформы, и появление его сильно способствует освещению темной дороги нашей новым направляющим светом. В этом-то смысле Пушкин есть пророчество и указание».

 

"Странно читать эти слова Федора Михайловича. Их можно понять и принять только при условии разграничения двух обществ: допетровского и послепетровского, потому что для русского самосознания, уходящего корнями в Киевскую Русь, Пушкин началом быть никак не может. Видимо, Достоевский относит себя к послепетровскому обществу, называя его нашим, а допетровское общество и его самосознание, надо думать, считает уже не существующим, раз поставляет Пушкина не в середину и не в другую какую-то часть пути, но в самое начало «правильного самосознания нашего». Причём, даёт поэту в руки факел к освещению «тёмной (!) дороги нашей новым (!) направляющим (!) светом. В этом-то смысле Пушкин есть пророчество и указание».

 

Полагаемое Достоевским начало «правильного самосознания нашего» в поэте Пушкине сродни тому началу, которое положил президент Российской Федерации в одной из своей речей, а именно, поздравляя телезрителей с очередным новым годом, он поздравил их с 20-летием России. Поразительно! Как будто не было у России 1150-летней государственной истории: ни чистой юношеской поры Святой Руси, ни могучего роста в плечах в царские годы, ни трагического искушения коммунистической блудницею, но началась Россия 20 лет назад с распадом Советского Союза. Впрочем, стоит ли удивляться этому поздравлению президента РФ, если за 130 лет до него великий русский (не лучше ли в таком случае назвать его российским?) писатель произнёс то же самое: Пушкин - начало «правильного самосознания нашего»? Получается, что не было в нашей истории ни Киевской, ни Владимирской, ни Московской Руси? Или Русь была, а вот правильного самосознания не имела? Да, говорит Достоевский, наше самосознание, если и было, то было неправильным, и только с Пушкина началось его выправление. Гм... Не справедливее ли в таком случае назвать это «правильное» самосознание российским? И прямо сказать, что началось оно с отрицания русского?

 

Пушкин есть пророчество и указание... Чего и куда? Меня удивляет, почему мы не дочитываем фраз, изреченных нашими великими и гениальными? Например, о том, что Достоевский назвал Пушкина пророком, знают все, кто имеет какое-либо отношение к литературе, а вот вопросы, которые с неизбежностью должны возникнуть следом: чего пророк? кого пророк? что пророческого прорёк Пушкин? - эти, по сути, главные вопросы, раскрывающие смысл сказанного Достоевским, почему-то не возникают".

 

Мною приведено начало собственной статьи «Антихристианская направленность Пушкинской речи Ф.М. Достоевского», которую желающие могут прочесть в книге «Загадка 2037 года». Книгу можно обменять на 580 рублей в магазине Фаланстер http://www.falanster.su/  или же купить в магазине «Москва» на Тверской http://www.moscowbooks.ru/book.asp?id=873146, или же заказать в интернет-магазине «Русская деревня» http://www.hamlet.ru/?view=item&id=28261. При заказе от 3-х экземпляров книгу можно приобрести по оптовой цене, обратившись  по адресу vn16@bk.ru. Небольшую презентацию этой книги можно посмотреть здесь: http://www.russhod.ru/docs/selin/book-presentation.pdf и здесь: http://gselin.ru/secret. Это сборник статей объемом в 750 страниц трёх авторов: иерея Георгия Селина, иеромонаха Романа (Матюшина-Правдина) и Виктора Митрофановича Острецова, которыми классическая «русская» литература оценивается как орудие духовного разрушения, если пользоваться ею так, как научила нас пользоваться литературой советская идеология.

 

После небольшой рекламы позвольте продолжить. Мы озадачились вопросом о составе русского народа, от лица которого о. Сергий направляет писателя Достоевского на исповедь к Богу. Так вот, хочу заметить, что самим Достоевским под русским народом понималась весьма узкая его прослойка, вернее сказать - вершинка, маленький треугольничек вверху его. Вот слова Достоевского: «Итак, в «Онегине», в этой бессмертной и недосягаемой поэме своей, Пушкин явился великим народным писателем как до него никогда и никто. Он разом, самым метким, самым прозорливым образом отметил самую глубь нашей сути, нашего верхнего над народом стоящего общества» (выделено мной. - Г.С.). По свидетельству Достоевского, Пушкин в «Онегине» явился народным писателем «верхнего» общества. Но кто-то нам уже кричит, что «Евгений Онегин» - это энциклопедия русской жизни. Это, наверное, Виссарион Григорьевич Белинский кричит? Что ж, охотно послушаем Виссариона Григорьевича. Вот что говорит он о возникновении русской литературы в своих «Литературных мечтаниях».

 

Белинский: «Итак, народ, или лучше сказать, масса народа, и общество пошли у нас врозь (после реформ Петра. - Г.С.). Первый остался при своей прежней, грубой и полудикой жизни и при своих заунывных песнях, в коих изливалась его душа и в горе и в радости; второе же, видимо, изменялось, если не улучшалось, забыло все русское, забыло даже говорить русский язык, забыло поэтические предания и вымыслы своей родины, эти прекрасные песни, полные глубокой грусти, сладкой тоски и разгулья молодецкого, и создало себе литературу, которая была верным его зеркалом» (курсив Белинского. - Г.С.).

 

С одной стороны, странно читать это признание Белинского, потому что забывших «говорить русский язык» он ставит в число просветителей русского народа. Разумел ли Белинский, что он сам себя опровергает такими речами? А с другой стороны, из этих слов Белинского с неизбежностью следует вывод - так называемая «русская литература» была порождением какого угодно, только не русского духа. Кстати, литература, созданная теми, которые забыли «говорить русский язык» не может быть названа русской согласно «Декларации русской идентичности», принятой на XVIII съезде Всемирного Русского Народного Собора в 2014 году, потому что, цитирую: «Владение русским языком обязательно для всякого русского».

 

III

 

Предлагаю рассмотреть ещё одну замечательную мысль отца Сергия. «Он (Достоевский) назвал здесь Пушника (так в тексте - Г.С.) пророком и заявил, что «появление его сильно способствует освещению темной дороги нашей новым направляющим светом». И кто мог понять это великое значение Пушника (так в тексте - Г.С.) и сказать о нем с дерзновением вслух, кроме другого пророка?!»

 

Вдумаемся в эти слова отца Сергия. Он называет Достоевского пророком за то и потому, что тот назвал Пушкина пророком. Почему бы и мне, следуя логике священника, не написать подобное: «И кто мог понять это великое значение Достоевского и сказать о нем с дерзновением вслух, кроме другого пророка?!» Стало быть, и Вы, отец Сергий - пророк? Поздравляю Вас с присвоением очередного звания. Ну а если я смог осознать Ваше великое предназначение и сказать о Вас с дерзновением, что Вы пророк, значит, и я - пророк?! Теперь можете и меня поздравить... Всё это было бы смешно, если бы не было грустно от того, что стоит только пишущему человеку увлечься, как он начинает с лёгкостью бросаться грозными и великими словами. Теперь у нас и поэты c писателями - пророки, и несвятые - святые...

 

Читаем следующий абзац статьи отца Сергия. «Вслушаемся в похвалы Достоевского Пушкину: «...положительно скажу, не было поэта с такою всемирною отзывчивостью, как Пушкин, и не в одной только отзывчивости тут дело, а в изумляющей глубине ее, а в перевоплощении своего духа в дух чужих народов, перевоплощении почти совершенном, а потому и чудесном, потому что нигде ни в каком поэте целого мира такого явления не повторялось».

 

Во-1-х, обратим внимание на ошибку в речи Достоевского. Выражение «перевоплощение духа» - лишено смысла. Дух он и есть дух, как он может воплощаться? И тем более перевоплощаться? Дух может передуховиться, ну или переодушевиться. Он может с другим духом сообщаться. Но как он может перевоплотиться? Только Христос Бог воплотился от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечился. И этого никто из духов делать не может, даже сам диавол. «Не сам диавол делается человеком, подобно вочеловечению Господа, - да не будет! - но раждается человеком от блуда и принимает на себя всё действие сатанино. Ибо Бог, наперёд зная наглость будущаго произволения его, позволяет, чтобы диавол вселился в него» (Иоанн Дамаскин об антихристе. Точное изложение православной веры). Поэтому, что имел в виду Достоевский, говоря, что Пушкин перевоплощал свой дух в духи (у Достоевского почему-то сказано в единственном числе - дух)  чужих народов, причём, делал это чудесно, - я понять не могу.

 

Итак, по утверждению Достоевского, Пушкин чудесно перевоплощал свой дух в духи чужих народов. В духи даже не отдельных людей, но целых народов... Я ничего не понимаю в этом наборе слов великого писателя. Мне кажется, что произнесший их не ощущал христианского смысла слова «воплощение». Ну как можно что-либо в сочинении воплотить? «Это метафора, перенос, образное выражение», - скажете вы. Но я не согласен с такими метафорами, всё моё скудное разумение противится им, я не могу принять таких оборотов речи. Овеществить, осуществить, опредметить, оформить... Но и этого ничего нельзя сделать на бумаге, тем более, воплотить. «А как, по-вашему, должен был выразиться Достоевский?» По-нашему, примерно так: Пушкин словесно описывал людей разных народов. А, во-2-х, если прочтём приведённую отцом Сергием цитату далее, то узнаем, что в этом перевоплощении и состоит, по слову Достоевского, пророческое служение Пушкина.

 

«Это только у Пушкина, и в этом смысле, повторяю, он явление невиданное и неслыханное, а по-нашему, и пророческое, ибо... ибо тут-то и выразилась наиболее его национальная русская сила, выразилась именно народность его поэзии, народность в дальнейшем своем развитии, народность нашего будущего, таящегося уже в настоящем, и выразилась пророчески. Ибо что такое сила духа русской народности, как не стремление ее в конечных целях своих ко всемирности и ко всечеловечности? Став вполне народным поэтом, Пушкин тотчас же, как только прикоснулся к силе народной, так уже и предчувствует великое грядущее назначение этой силы. Тут он угадчик, тут он пророк».

 

Далее я вновь хочу процитировать статью «Антихристианская направленность Пушкинской речи Ф.М. Достоевского», которую желающие могут прочесть... (см. рекламу выше), хотя отдаю себе отчёт, что эта цитата, будучи вырвана из контекста, звучит шокирующее.

 

«И в этом маскараде - пророчество?! В этом балагане - народность?! В этих «перевоплощениях своего духа в дух чужих народов» - национальная русская сила? В этом «великое грядущее назначение» русской силы, чтобы «перевоплощаться вполне в чужую национальность»? Я уже ничего не понимаю, Федор Михайлович... Вывод выходит страшнее самих речей. Оказывается, русскость по Достоевскому заключается в почти совершенном перевоплощении своего духа в духи чужих народов.

 

Пропустим мимо ушей бессмысленность выражения «перевоплощение духа», хотя как его пропустишь? Как из бессмыслицы может возникнуть смысл? Всё же допустим на минуту, что духи перевоплощаются. Но и в этом случае количество вопросов к Достоевскому не уменьшается. Это русский-то человек станет перевоплощаться? Это Сергий Радонежский стал бы примерять на себя чужую национальность? Или Александр Невский, ответивший папе, что веру отцов знает без папы, стал бы, подобно Пушкину, воображать себя то сектатором, то дон жуаном, то мусульманином? Что за бред? Да и как это возможно, чтобы дух одного человека стал бы в дух другого человека воплощаться? Или, может, русский крестьянин, весь отданный во власть земли, стал бы наряжаться во всемiрность и всечеловечность? Да он слыхом не слыхивал, что это такое. Он почёл бы ниже своего достоинства быть кем-то иным, а не самим собой. Только оторванный от земли барин мог находить удовольствие и даже честь в лицедействе, т.е. попеременной смене то трагических, то комических масок. Крестьянину же незачем, да и некогда этими барскими глупостями заниматься».

 

Но что такое эта всемiрность? Может, это та самая всечеловечность, о которой говорит апостол Павел, - будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобрести: для Иудеев я был как Иудей, чтобы приобрести Иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобрести подзаконных; для немощных был как немощный, чтобы приобрести немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его (1 Кор. 9:19-23). Может, для того нужна всемирная русская отзывчивость «в изумляющей глубине её», чтобы, подобно апостолу Павлу, всем себя поработить и стать для всех всем, и через это приобрести Христу хотя бы некоторых?

 

(продолжение следует)