Как гласит предание, это случилось в городе Тифлисе в мае последнего года девятнадцатого столетия, незадолго до выпускных торжеств в местной духовной семинарии. По тенистым аллеям начинавшегося почти от самого входа в семинарию роскошного Эриванского парка с раннего утра понуро метался взад - вперёд, будто одинокий волк в клетке зоологического сада, худенький, невысокий юноша с горящим взором, всклокоченной шевелюрой и щетинистой смоляной бородёнкой.
В отличие от большинства сокурсников, двадцатилетнего Иосифа Джугашвили волновали не вопросы дальнейшего житейского обустройства, а один лишь жестокий духовный выбор - идти на выпускной экзамен или нет?
Сам экзамен вполне можно было сдать даже и не готовясь, но... Мешало лишь это самое «но» - последующее рукоположение в сан иерея, с отправкой на приход. Не понаслышке зная о жалкой и презренной участи попов - расстриг, Иосиф понимал, что после рукоположения дороги назад для него уже не будет... Значит, придётся навсегда смириться с окружающим злом? Совмещать служение Творцу высшей справедливости и абсолютного блага с необходимостью закрывать глаза не только на отдельные людские грехи, но и на неправедное устройство всего общества, пораженного омерзительной, разлагающей всё живое проказой пороков? Это казалось также немыслимым... Или прямо сейчас взять, да самовольно убежать, куда глаза глядят? Тоже не дело - от Бога ведь не убежишь, хотя, по правде говоря, уже нет и былой уверенности в том, что Он вообще существует... Эх, получить бы чьё-нибудь благословение стать благородным абреком - отважным революционером, борцом за справедливость и счастье для всех людей, это было бы просто замечательно! Да к кому же обращаться за таким благословением, кто поймёт весь неимоверный ужас этих терзаний, эту тяжкую душевную боль? Нет выхода, нигде нет выхода, нет...
- Не меня ли ищешь?..
Иосиф повертел головой и в изумлении отшатнулся. Всего лишь в двух шагах, прямо перед ним стоял словно спустившийся с неба седой иеромонах в скромной, потрёпанной рясе. Лишь покрытый лакированной резьбой архиерейский посох в руке свидетельствовал о его не рядовом чине... Сухонький, пожилой монах смотрел властно и строго, но разговаривал приветливо и улыбался по-доброму, не лукавя.
- Эээ... Кто ви? - от неожиданности совершенно растерявшись, промычал измученный выпускник.
- Архимандрит Иерон, настоятель с Нового Афона, - без излишних церемоний пояснил черноризец. - В Тифлис из монастыря по делам приехал... Так ты, сынок, и есть тот самый Сосо Джугашвили, что решил назвать себя Кобой?
- Да! - гордо вскинув голову, подчёркнуто вызывающе ответил Иосиф. - Да! Но мало назвать, главное - стать таким! И ещё лучше, ещё достойнее стать! А вы... откуда об этом знаете? Кто сказал? Наш ректор, отец Гермоген? Или мои приятели разболтали?
- Нет... - не отводя сурового взгляда от беспокойного юноши, архимандрит Иерон медленно покачал головой. - У ректора вашего я ещё не был, а только собираюсь зайти, и с твоими приятелями пока что не разговаривал.
- Тогда откуда вы узнали... про Кобу? - вновь недоверчиво переспросил Иосиф. - Кто рассказал?
- А ты не догадываешься? - старец Иерон вновь улыбнулся, многозначительно и печально. - Не догадываешься?
Сосо, решивший назвать себя Кобой, догадывался. Предчувствие великого поворота жизненного пути охватило его сердце уже в тот самый миг, когда он едва не столкнулся здесь с этим необычным монахом. В этом грозном предчувствии сливались воедино и страх, и трепет, и волнительный восторг, и ощущение себя песчинкой, муравьём, на которого вдруг обратил внимание всевидящий великан...
- А ежели догадываешься, то скажи, чего больше желаешь - отомстить за унижения или мир лучше сделать?
- Не знаю, - недолго подумав, дрогнувшим голосом тихо сказал Джугашвили. - Правда говорю, нэ знаю... И то, и другое хочется...
- От ненависти такой впредь старайся сдерживать себя, иначе не доведёт она тебя до добра, - с видимым сочувствием посоветовал старец. - Сдерживай, как бы тяжело ни давалось! Ведь кому отомстить хочешь, они же, по большей части, не враги Христовы и не супротивники Отечеству нашему, а только лишь были личными твоими неприятелями, коих, если уж не в силах возлюбить, то хотя бы не осуждай! Поразмысли, каким бы ты сам стал на их месте, не ещё хуже ли? Молчишь? - грозное лицо архимандрита Иерона вдруг смягчилось и стало совсем доверительным, будто бы отец решил передать сыну самое сокровенное и дорогое:
- Мне было лет сколь нынче тебе, и звали меня тогда Носовым Ваней. В бедном селе под Костромой родился, в такой нужде, что даже и тебе, парень, не снилось... Батька умер, когда нас, ребятишек, в семье уже шестеро было, и я из них - самый малой. Как мама такую ораву подняла - Бог весть... Только чуть подрос, отрядили меня в люди, в Петербург, к одному купцу, выходцу из наших краев. Целых десять годков там обитал, сначала у костромского этого лавочника, а потом и у других. Разные они бывали, хозяева... Но даже самые добрые работать заставляли словно взрослого, да и за что работать - то? За кусок хлеба, которым ещё и нет - нет, да попрекнут, за обноски с чужого плеча, за гривенник к воскресенью и за полтинник по праздникам... А вокруг город миллионный, фонарями сияющий, с прошпектами и витринами, ресторациями, театрами. Одно слово - столица! Кругом чины важные да коммерсанты толстомордые в дорогущих экипажах разъезжают, с дамочками нарядными под локоток, и все собою довольные, учёные... День и ночь круговерть эта без передыху вьётся, и посреди неё - я, малограмотный Ванька, из глухой деревни приехавший в лаптях, рваном кафтанишке и с узелком холщовым. Всегда голодный, от трудов недетских чуть не с ног валюсь, а они все - сытые, вальяжные, и главное... Главное самое, что в этом мельтешении пёстром никому ты не нужен! Упадёшь оземь - никто и не оборотится... И как полагаешь, любил ли я тогда их, ближних своих? Не спрашивал ли также, как и ты, у Господа - зачем, мол, Он всё это попускает?
Сколько слёз и пота за те десять лет пролил, сколько зла повидал, сколько мук испытал, всего и не перескажешь... Но зато, в итоге, жизнь свою полностью переменил! По другому пути её развернул - напрочь отвергнул суету эту злую, в монахи пошёл. Однако и осуждать других перестал, потому как один случай из того времени накрепко запомнил. До сих пор он будто бы перед глазами...
Проживал неподалёку богатейший купец. Роскошный особняк у него имелся, карета новая, английская, лавок со складами более десятка. И всё-то в его жизни как по маслу текло - деньги прибывали рекой, в семье благочестие царило. На храмы жертвовал изрядно, в церкви по субботам и воскресеньям всегда первым стоял...
И также неподалёку жил в доходном доме, в комнатёнке съёмной, одинокий чиновник, звания невысокого. Замухрыжка запойный, хотя и не злобный...
И вот однажды утром выходит богач из дому, залазит в свою карету, а навстречу ему, шатаясь, бредёт на службу пешком этот пропойца. Выругался торговец матом и даже плюнул горемыке вслед. «Вот, ползает по земле сволочь эдакая, только Бога раздражает! Говна лепёшка и то больше пользы приносит...»
С этого самого дня, когда он в гордыне своей высоко вознёсся и ближнего жестоко осудил, миновал год всего. За год купец разорился подчистую. Можно даже сказать, без штанов остался, а хоромы, карету и почти все магазины за долги у него позабирали. Переехал он в гнилую пристройку к последней своей лавке и запил похлеще чиновника - пьяницы! Под заборами у кабаков валялся, на жизнь невыносимую жаловался, да вот только никто его не жалел...
На этом архимандрит Иерон остановился и выжидательно взглянул на склонившего голову семинариста Сосо.
- Всё это, конечно, хорошо... - задумчиво произнёс тот. - Если бы знать ещё, что мне завтра делать, куда мне свой путь направить... Может, что посоветуете?
- Ну, коли так, слушай! - произнёс старец. - Ты вспомнишь мои слова в отдалённые, тяжкие дни, заглянув в самую бездну и ужаснувшись на краю этой бездны... Но зато, ужаснувшись тьме, ты, наконец, уверуешь в Того, Кто показал нам свет. И сим победиши!
Недавно, Великим постом, сам я с болью и тревогой размышлял о том, что сегодня так волнует и тебя, сын мой... Душа моя также омывалась слезами, да и сейчас ещё плачет! Лишь человек без сердца не скорбит, когда умирает его мать... Мы сегодня скорбим, потому что уходит в небытие наша общая мать, наша земля - царство православное Российское. Со всех сторон теснят его враги - богоубийцы и богоотступники. Истекая от нетерпения слюной, они ждут своего часа, когда державу Российскую некому будет защищать, когда русский медведь полностью ослабнет от разъедающих его заживо паразитов, потеряет волю к жизни, волю к борьбе... И тогда эти шакалы и стервятники начнут рвать его на части!
Но не так страшны жалкие внешние недруги, как тот главный враг, что таится в нас самих, полагающих себя православными - в каждом человеке в отдельности, и во всех вместе. Умножая свои грехи, мы ведь всё больше умножаем на нашей земле обман и насилие, и потом это зло возрастает будто на дрожжах. Зло возвышается, постепенно обретает как бы законную силу и пачкает даже чистых, терзает невинных, попирает праведных, заражая всех. Тем самым, гнёт греховных установлений и беззакония довлеет над нами всё больше и больше. Богатые всё более алчно отнимают последнее у малоимущих, спаивают и развращают бедняков, да и сами всё больше предаются многоразличным порокам. В ответ на то униженные и разорённые труженики всё более озлобляются против жирующих угнетателей, надеясь когда-нибудь свергнуть их и занять их место, хотя это и не принесёт им счастья...
Сотни лет тех и других стравливают между собой, и вот уже нынче перед грядущей братоубийственной смутой остаётся одно лишь препятствие - Царь Православный. Но и эта преграда, при помощи лжи, предательства и коварства, очень скоро будет снесена, и тогда падёт удел Пресвятой Богородицы, избранный Господом Третий Рим, как пали Рим Первый и Рим Второй!
Подготавливая сие злодеяние, слуги бесовские в безумном ослеплении, почти не скрываясь, заранее торжествуют свою победу, предвкушают воцарение над миром своего лжемессии - человека греха, сына погибели. Но рано похваляются псы смердящие! Не без милости Бог христианский, который не хочет смерти грешных чад своих, а только лишь вразумляет их! Только лишь вразумляет...
В самом начале минувшего поста гостил в нашем монастыре один архиепископ. Я исповедал ему свои горькие думы, надеясь на мудрое пастырское утешение, но в ответ услышал лишь обычные пожелания «спасать себя». Мол, слишком далеко дело зашло, ничего уж не изменишь и не поправишь, а посему нам, монахам, да и всем остальным православным христианам остаётся лишь бороться со своими страстями, ну и ещё молиться об избранной братии и о своих родственниках... Но разве к этому призывал нас Господь, говоря, что спасёт душу тот, кто пожертвует ею за други своя? И разве не «себя спасали» фарисеи, которые, в конце концов, Его же и распяли? Ждать ли нам скорого конца света, или будет ещё, по милосердию Божию, дано время для укрепления в вере и покаяния?..
Осознав, что совесть не позволит ликовать и радоваться, как обычно, в праздник Святой Пасхи, если не узнаю ответа, я ушёл в затвор. Месяц, или чуть больше, не вкушал обычной пищи, обходясь крещенской водой и просфорками, да ещё почти каждый день причащаясь Святыми Дарами... Конечно, молился, как мог, о помиловании нашей земли, о вразумлении народа, и умолял Отца Небесного открыть Святую волю Его. И вот, в Лазареву субботу, когда я слёзно просил у Владыки царей совершить, елико возможно, чудо воскресения умирающего православного царства, подобно тому как Он пожалел и воскресил смердевшего во гробе Лазаря, тогда на меня снизошло Слово! Это был не Глас свыше, а как бы в одночасье увиденная внутренним взором Истина, пронесшаяся передо мною в сменяющих одна другую удивительных картинах и начертанная рядом, на золотых досках, сияющими как огонь письменами. После обретения этого необыкновенного знания ко мне отчасти вернулось душевное спокойствие, но полного покоя уже больше не было, и быть не может...
Старец Иерон прикрыл глаза и замолчал, собираясь с мыслями и силами до конца поведать то, ради чего он оказался здесь, за двести верст от своей кельи. Иосиф слушал его неподвижно и угрюмо, лишь изредка стискивая зубы и сжимая кулаки от переполнявших его чувств. В словах неизвестно откуда появившегося архимандрита сквозила хоть какая-то надежда на разрешение сокровенных противоречий жизни, необъяснимых ни с точки зрения приспосабливающегося ко всему мещанства, ни с позиций новейшей марксистской догматики...
- Да, страшная развязка земного бытия, ужасное царство зверя, предсказанные пророком Даниилом и апостольским Откровением, уже близки. Но, как перед потопом Вседержитель долго задерживал его по молитвам праведных праотцев Мафусаила и Ноя, так и теперь, слыша молитвы искренне стремящихся к благочестию людей, которые есть пока ещё и в России, и в Греции, и в Палестине, Он готов на долгие десятилетия приостановить, замедлить гибель человечества. А те потрясения, что, по наущению диавольскому, готовят для всего мира слуги тьмы, обернутся против них самих, на их же головы! Кровавую вакханалию в России уже не предотвратить, но последствия её будут не такими, о каких вожделенно мечтают те, кто её затевает...
Буря эта восколыхнёт многих, среди них окажутся и подобные тебе, мечтающие не о попрании святых заповедей, но об их утверждении... Сначала власть неминуемо захватят убежденные христоненавистники, главная цель коих - сделать этот пожар всемирным, дабы потом, на пепелище, утвердить мировое владычество своего чёрного властелина. Хотя это покамест и не удастся, но жестокое безбожное иго над Россией утвердится надолго. Будет осквернено, разграблено и порушено большинство храмов и обителей, убито множество священников. Сорвав за ненадобностью первоначальную занавесу своей лукавой болтовни о «свободе, равенстве и братстве», бесовские прихвостни установят чудовищную тиранию как в древнем Египте или Вавилоне. Будут разрушать семьи, настраивать детей против родителей, с малолетства приучать к разврату и богохульству. Страх и преклонение перед новыми деспотами будут столь велики, что тогда мало кто даже из недовольных, ещё недавно дерзко хуливших порядки христианской империи, осмелится высказать это вслух. Настанет как бы прообраз последних времен, о которых предупреждал Господь: «Я пришёл к вам во имя Отца Моего, и не принимаете Меня, а если иной придёт во имя своё, его примете...»
Сие попустится за неверие, охватывающее почти весь народ и погружающее его в духовную слепоту, а также за то, что многие иереи и даже епископы впадают в ереси, в высокоумную гордыню. Увлекаясь мирскими соблазнами, позабыв о своём пастырском долге, они будут и далее равнодушно взирать на духовную гибель пасомых, отказываться поминать в церковных службах Помазанника Божия, пренебрегать молитвами о спасении Отечества, о даровании побед православному воинству нашему...
Однако, постепенно попущенные нам для наказания и вразумления нечестивые правители станут слабеть, их коварство и хитрость иссякнут. Они вступят между собой в бессмысленные распри, и со стороны будет даже казаться, будто у них совершенно отнят разум. Это позволит возвыситься тем из их среды, кого в революционном перевороте привлекут не сатанинские затеи богоборцев и не возможности личной наживы, а идеи более близкого к заповедям Христовым обустройства общества. Шаг за шагом они начнут вытеснять из власти оголтелых безбожников и, наталкиваясь на ожесточённое сопротивление, уничтожать их.
Внешне силы покажутся неравными, словно бы столкнулись Давид с Голиафом, ведь богоборцам будет покровительствовать весь растленный Запад, с его огромным могуществом и золотом, награбленным со всего мира. Но на сторону тех революционеров, в основном, из числа простых русских людей, кто всё же, вопреки страшным искушениям, сохранит в душе благоговение ко святому и вечному, склонится сам Господь... И потому, несмотря ни на что, именно этим людям, именно им будут дарованы великие победы! Из их числа избран будет великий вождь, который призовёт к этим победам весь очистившийся в страданиях и скорбях русский народ, а вслед за ним и другие народы России.
Богоизбранный вождь, не замаранный ужасным грехом соучастия в цареубийстве, не будет коронован на царство русское, но со временем станет править самодержавно. Все свои силы он приложит к тому, чтобы не только восстановить разрушенное за время смуты государство, но и возвеличить его мощь до небывалых доселе высот. С благословением Божьим, усилия российского вождя принесут много плода! На новых многочисленных заводах будут день и ночь ковать могучее оружие, которое станет щитом и мечом Святой Руси до скончания века. Русские крылатые колесницы первыми облетят пространства вокруг Земли и поднимутся к звёздам. Материальные блага в обществе станут распределять более справедливо, роскошь и нищета постепенно уйдут в прошлое. В Церкви Российской, как в былые времена, вновь изберут Патриарха, восстановят десятки тысяч храмов и многие монастыри... И хотя после смерти вождя новой России дела и намерения его предадут забвению, а имя попытаются опорочить, цели своей клеветники не достигнут!..
- Благословен Бог! - не помня себя от воодушевления, восторженно воскликнул Иосиф. - Я верю вам, верю, отче, такое невозможно выдумать из головы! Значит, мы всё-таки выберемся из уготованной нам западни? Выходит, найдётся человек, который сумеет провести корабль истории между Сциллой и Харибдой? О, я счёл бы за честь помогать ему во всех начинаниях!
- Имя его знать тебе не полезно, - усмехнувшись, внушительно сказал старец Иерон. - Могу только заметить, что твоё пожелание, по всей видимости, сбудется! Хотя и не обязательно... Напрасно ты опасаешься того, что, став священником, придётся поступать не по совести. Приняв сан, ты также останешься самим собой! В своих проповедях будешь пламенно обличать зло и несправедливость, призывать людей к покаянию, к перемене всего образа их жития. Но кто услышит и воспримет такие речи, пусть даже служил бы ты в Тифлисе или в столицах, а не в сельской глуши, где тебя, как вольнодумца, будут держать десятилетиями? Разве что несколько тысяч благочестивых мирян... Никого больше не спасёшь, при этом сам достигнешь духовного совершенства. А если пойдёшь по пути Кобы, то помочь сможешь десяткам тысяч и миллионам, но есть большая опасность свою душу загубить... Так что выбираешь?
- То, что уже выбрал, - с упрямым блеском в глазах ответил Джугашвили. - Не отступлю!
- Что ж, быть по сему, - вздохнул архимандрит. - Ждёшь, благословлю ли тебя на эту стезю? Отвечу так же, как и ты мне - не знаю... Слишком много и тяжко согрешить тебе придётся на тернистом этом пути - как такое благословлять? Не знаю... Впрочем, благословляю тебя, сын мой, на добрые дела, которые, со временем, в великом множестве соделаешь ты для нашей святой православной Церкви, для державы Российской и народа ея!
А вместо экзамена отправляйся завтра в Новый Афон. Поклонись нашей иконе «Избавительнице», проси Царицу Небесную избавить тебя от тяжких искушений, лукавых соблазнов и от чародейства тайны беззакония... Тогда спасёшься и победишь!
- Прямо сейчас поеду, чего тянуть! - решительно сказал Коба. - Нет у нас больше времени ждать завтра!..
