Источник: Русский вестник
Семидесятые годы характерны наступательной политикой сионизма в мире. Всемирная сионистская организация совершенно открыто проводила политику массового террора с запугиванием всех не разделяющих идеи «избранности еврейского народа». Поддерживаемый США Израиль оккупирует Западный берег реки Иордан, сектор Газа, Голанские высоты, Восточный Иерусалим. Оккупация сопровождается жестокими массовыми убийствами женщин и детей. «Мы должны очистить эти земли от гоев, лишить их будущего, уничтожить их женщин и молодежь», – призывал еврейских солдат М. Бегин. Премьер-министр Израиля вопреки резолюциям ООН начал заселять оккупированные арабские земли евреями, раздавать им участки в вечное пользование. Вопреки протестам многих стран Израиль захватил часть территории Сирии, а позже вторгся в Ливан. Продолжая разбойничью политику, Израиль напал на Ирак, произведя бомбардировки атомного реактора в этой стране. Стремясь не допустить развития атомной энергетики в арабских странах, Израиль при помощи американских специалистов создал оружие массового уничтожения – ядерное. По совершенно секретной директиве правительства Израиля, согласованной с Пентагоном, развертывание этого оружия массового уничтожения «должно осуществляться в направлении арабских стран, СССР и Индии». Об атомном оружии Израиля тогда еще мало кто знал, но институтские евреи знали и очень гордились этим. Израильская доктрина называлась «Армагеддон» – по имени города у подножия горы Кармил, получившего известность как место кровавых битв и умерщвлений. Название этого города употреблялось в Откровении св. Иоанна как символическое наименование какого-либо ужасного события в будущих судьбах Христова Царства. Израильское правительство, подчеркивая антихристианский характер своей ядерной программы, намекало на то, что именно применение ядерного оружия Израилем станет сигналом к сбору всех войск антихриста для последней битвы с христианами (Откр. 16, 16). Правительство Израиля разработало проект «Самсон», предусматривающий, по сути дела, уничтожение всего человечества в том случае, если гои посмеют поднять руку на иудеев.
Во второй половине 70-х я впервые услышал от одного из евреев института, что в пустыне Негев, недалеко от Мертвого моря, в Димоне находится ядерный центр, в котором «куется» оружие возмездия для всех врагов избранного народа. Через 30 лет, когда мои книги стали достаточно известны, ко мне с требованием «жуткой конспирации» пришли два пожилых еврея и сообщили, что готовы передать мне секретные документы о ядерной программе Израиля и об участии в ней американских специалистов. Они сообщили, что не разделяют сионистской идеологии Израиля и видят в ней беду для всего еврейского народа. Материалы эти я брать у них не стал, а рекомендовал ходокам обратиться в российские компетентные органы. Сделать это они отказались, потому что им известно, что «там полно наших сионистов».
СССР рассматривался Израилем как главный враг на пути достижения бредовых сионистских идей мирового господства. Израильская спецслужба «Моссад» в тесном сотрудничестве с ЦРУ организовала несколько террористических структур для работы против СССР, а также ведения против нашей страны информационной войны. Один из бывших американских агентов, порвавший с ней после того, как его начали готовить для совершения убийств русских общественных деятелей на территории СССР, рассказывал мне, как в 1971 и 1976 годах он участвовал в подготовке «всемирной конференции в защиту советских евреев». Деятелей, собираемых на эти конференции, предполагалось использовать не однажды, но привлекать их на постоянное сотрудничество на условиях вербовки. По его сведениям, в связи с организацией этих конференций было завербовано несколько десятков агентов из лиц еврейской национальности. По его утверждению, к подрывной работе против СССР были подготовлены группы сионистов в советских министерствах и ведомствах, на телевидении, в средствах массовой информации, научных и правительственных учреждениях.
Первым эшелоном наступления на СССР стало создание агентурой ЦРУ и «Моссад» так называемой Московской группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений в СССР. В нее вошли: Ю.Ф. Орлов (руководитель), Е. Боннэр, П. Григоренко, А. Марченко, А. Гинзбург, А. Щаранский, М. Ландау, В. Рубин, М. Бернштам и др. Вскоре подобные группы возникли на Украине, в Грузии, Литве и Армении. Целью их стала дестабилизация внутриполитической обстановки в СССР. Снабжаемые с Запада множительной техникой и подкармливаемые за счет «гуманитарных» посылок члены группы вольно или невольно выполняли составленные ЦРУ и «Моссад» планы ведения холодной войны против России и разжигания русофобии.
В научной среде Москвы, с которой по долгу службы я был связан, существовали многие десятки личностей, живших за счет «гуманитарных посылок» и выполнявших задания антирусских сил. КГБ знал о существовании этих, по крайней мере, косвенных сотрудников ЦРУ, но ничего серьезного не предпринимал. Позиция, занятая руководством этой организации, носила откровенно антирусский, антипатриотический характер, кадры КГБ были засорены откровенными русофобами, такими как сам шеф КГБ Андропов и просионистски настроенными типами вроде генерала Бобкова, отвечавшего за борьбу с идеологическими противниками, а позднее открыто перешедшего на службу к сионистам. В 1992-м Бобков уволился из КГБ и возглавил спецслужбу одного из руководителей международного сионистского движения, президента сионистской организации «Российский еврейский конгресс».
Верхушке КГБ были ближе евреи-сионисты, а не русские патриоты. Если в отношении сионистов борьба только имитировалась, то в отношении русских патриотов велась самым жестоким образом.
В Институте труда сионисты чувствовали себя вольготно, их представителями были заняты главные руководящие должности, они составляли абсолютное большинство в парткоме института. О главарях сионизма в масштабе института я уже говорил, но особо следует упомянуть самого идейного сиониста – Н. Владову. Она почти не скрывала своих сионистских взглядов, хотя была членом парткома. Своей откровенностью она даже вызывала у меня симпатию. «С 1917 года, – убеждала меня Владова, – евреи хотели превратить Россию в идеальное государство, многие из них отдали за это жизнь. Не их вина, что русский народ оказался не готовым к этим прогрессивным переменам». – «А разве Вас просили это делать? – спрашивал я Владову. – Как бы отнеслись евреи ко мне, приедь я в Израиль и попытайся перестроить его исходя из своих православных убеждений?» В ответ Владова что-то нечленораздельно пробурчала, а выражение ее глаз говорило больше слов: «Что положено Юпитеру, не положено быку» – «Что можно еврею, нельзя русскому». Как любой идейный сионист, она нисколько не сомневалась в исключительных правах своих соплеменников быть «носителями прогресса». Она любила поговорить о последних достижениях науки, как правило, сводя их к констатации особой одаренности и гениальности евреев. По ее мнению, науку двигают еврейские умы. Справедливости ради следует отметить, что Владова много читала, но ее стремление к знаниям было удивительно односторонним. Чаще всего это было «произведение» очередного «гения», которого она с жаром рекламировала всем окружающим. Среди ее знакомых встречались известные люди. Особенно она гордилась знакомством с А. Яновым, известным русофобом, эмигрировавшим в США и на деньги ЦРУ выпустившим там в 1980 году книгу «Россия и 2000 год». В книге делалась попытка доказать неспособность русского народа к «нормальному» развитию. Тезис этот обосновывался фактами неудач всех западных либеральных реформ в России. Либерализм как детище Талмуда рассматривался Яновым как высшее выражение цивилизации. Но он не был способен понять, что в лице либерализма русский человек отвергал Талмуд. Вообще вся религиозная сторона конфликта между Россией и Западом была недоступна последователям сионизма, ибо для них существовала только одна их вера, а христианство рассматривалось как предрассудок и заблуждение. Для сиониста единственно верна только своя идейная точка зрения, никаких других – национальных или универсальных – он всерьез не принимает и лишь иногда использует их в своих целях для утверждения собственных же интересов. В этом абсолютный тупик сионизма, делающий его чуждым для всех, не способным на христианскую всечеловечность.
Владова и другие институтские сионисты разделяли идеи Янова безоговорочно. Среди институтских сторонников сионизма особое значение имели два молодых «гения» – Гриша Явлинский и Саша Шохин. Они стояли на «линии продвижения». Эта фраза однажды вырвалась у Владовой, когда она курила на лестнице, а я с интересом исследователя стоял рядом и слушал ее. «Что это значит?» – спросил я. «Линия продвижения – это когда умные люди поддерживают умных людей, считая их перспективными и полезными для своего круга». «То есть, – уточнил я, – вы хотите сказать, когда сионисты поддерживают друг друга?» Владова рассмеялась.
Оба «гения» пришли в институт по сионистским каналам и рассматривали его как одну из ступенек, которую надо миновать на долгом пути вверх. Как исследователи, они ничего не значили и даже избегали говорить на научные темы, опасаясь показать свою некомпетентность. Широкая реклама, устроенная им местными сионистами, заинтриговала меня. Попытки пообщаться с ними, найти в них что-то свежее и интересное, что я всегда пытался найти в новых людях, вызвали у меня глубокое разочарование. Ни самостоятельных мыслей, ни эрудиции, ни просто человеческого тепла я в них не нашел. И Гриша, и Саша представляли собой хорошо известный мне еще по советским министерствам тип еврейских чиновников, рассматривающих всех и вся как средство для своей карьеры, чуждых науке и лишенных каких-либо проблесков духовной жизни. Оба они быстро вписались в правила игры институтского руководства по имитации науки, были вежливы со всеми, но общались только со своими.
Внешне проявляли они себя по-разному. Саша сидел «серой мышкой» (на которую он и был похож) в маленькой комнатке, как манекен, воспринимающийся в единстве со стулом, – своего рода человек в футляре. Гриша на месте не сидел, а чаще всего стоял в коридоре, беседуя с кем-то из «своих». Что он им рассказывал – неизвестно, ибо когда кто-то из русских подходил к собеседникам, он замолкал или переводил разговор на другую тему. Одессит Мошенский рассказывал мне, что Явлинский – родственник чекистки Доры Явлинской, которая в 1919–1920 годах своими руками расстреляла 400 русских офицеров. Насколько высок был авторитет Гриши среди сионистов, настолько плохо к нему относились все другие. Большинство считало его прохиндеем. Он всегда хитрил и ловчил. Классической была одна история с написанием научного доклада. Сам не способный поправить этот доклад, Гриша рассчитывал, что это сделают его сотрудники, а он только поставит свое имя. Однако они это не сделали. Чтобы избежать скандала на ученом совете, Гриша надолго «заболел». Его болезнь стала «притчей во языцех»: по институту ходили слухи о том, что у Гриши фальшивый больничный, выписанный ему сочувствующим соплеменником.
Помню еще один случай, когда ряд сотрудников института подготовили письмо в защиту институтской библиотеки, которая по невежественному решению руководства института подвергалась уничтожению. Библиотека эта была одной из лучших научных библиотек Москвы, в ней хранилось множество редких изданий. Движение за ее сохранение было частью борьбы за сохранение русской культуры. Я попросил Явлинского подписать письмо в защиту библиотеки, а он категорически отказался. «Послушай, старик, – по-свойски сказал он мне, хотя в таком тоне раньше со мной не разговаривал, – не хочу ссориться с начальством, мне скоро в партию вступать». Вступив в ряды КПСС, Гриша почти сразу перешел на работу в Госкомтруд. Его протеже в этом учреждении был сионист Борис Моисеевич Сухаревский, создавший ему все условия для дальнейшего продвижения. Сухаревский входил в группу консультантов Брежнева и обладал широкими связями. Именно он «вставил» неудавшегося ученого Явлинского в политическую обойму, сделав его одним из «идеологов» разрушения СССР, идущим рука об руку с западными спецслужбами, справедливо считавшими его своим агентом влияния.
Похожий путь по сионистским каналам проделал и Шохин. Последний сумел найти себе покровителя в лице идейного масона и патологического врага России Э. Шеварднадзе, сделавшего Шохина одним из связных с мировой сионистской и масонской закулисой, а в дальнейшем продвигавшего его в правительство Ельцина, нуждавшегося в подобных пособниках. Шохин незаконно подписал ряд документов, требующих серьезного расследования, и в частности разрешение на передачу сионистам-хасидам ценной коллекции книг, являющихся национальным достоянием России.
Сионистская «линия продвижения» сделала и Гришу, и Сашу настоящими врагами России, в частности участниками антирусского переворота Ельцина в сентябре – октябре 1993-го. Помню перекошенное от ненависти и страха лицо Явлинского, требовавшего с телеэкрана беспощадно уничтожить защитников Белого дома.
Впрочем, то, что Гриша и Саша – враги России, я понял еще тогда, в конце 70-х – начале 80-х. Мы вежливо улыбались друг другу, но в их глазах была холодная враждебность. Случайно встречаясь вне института, мы даже не здоровались. Самое интересное, что и тот и другой были на крючке у КГБ, из всех институтских сионистов органы интересовались прежде всего ими. Мне известно, что сотрудники КГБ опрашивали ряд сотрудников института. Со мной разговаривал известный мне человек из комитета, придерживавшийся патриотических взглядов. Из его расспросов я понял, что оба «гения» имеют какие-то подозрительные контакты с иностранцами, вероятнее всего, агентами западных спецслужб, открыто говорилось об их связи с Яновым, «известным сотрудником ЦРУ». Последняя беседа с известным мне сотрудником КГБ состоялась уже когда Явлинский и Шохин уволились из института и стали работать: один – в Комиссии по экономической реформе, второй – в Министерстве иностранных дел. Сотрудник КГБ высказывал предположение, что эти люди, занимающие отчетливо сионистские позиции, могут отрицательно влиять на принятие важных государственных решений. Я ответил: «Конечно, могут и, конечно, влияют». Судя по некоторым откровенным словам моего собеседника, связь обоих «гениев» с представителями западных разведок была установлена, однако никаких действий по их нейтрализации тогда не последовало – видимо, сионистское подполье в КГБ прикрыло «своих».
В начале 80-х годов для меня окончательно развеялся миф о КГБ как об эффективной организации, способной защитить Россию. С детских лет, как патриот и государственник, я был убежден в необходимости и благотворности сильных и влиятельных спецслужб для борьбы с врагами русского государства, но почти каждый последующий опыт общения с представителями КГБ все больше разочаровывал меня. Представители Комитета были среди друзей моего отца, среди моих знакомых в Кооперативном институте, ЦСУ СССР и Институте труда. С некоторыми из них, русскими патриотами, у меня сложились дружественные отношения. Но большинство удивляли чиновничьим духом и прохиндейством. Последние держались с особым «понтом»: мы, мол, из «конторы глубокого бурения» (так не раз представлялись они), все видим на 100 метров под землей. Были они недалеки, малообразованны и неспособны ответить на тревожные вызовы нашего времени. Разговаривая с ними, я почти физически ощущал ту неповоротливую, но самодовольную систему, в рамках которой существовали сотни тысяч людей, больше думающих о звездах на погонах, чем о борьбе с врагами, прямо под их носом подрывавшими корни государства. Таких в КГБ была большая часть. Именно в их среду проникали сионисты, становясь влиятельной силой, парализующей способность к борьбе за безопасность государства.
Патриотическая партия в советских спецслужбах была невелика, настроения в ней царили утопические. Не раз из уст ее представителей я слышал примерно такие рассуждения: «После смерти Сталина органы безопасности были в упадке. Нас считали за собак. Но пришел Андропов, и влияние КГБ возродилось. Он является единственным органом, который в настоящее время может сдержать рост коррупции и разложение государства». «КГБ, – убеждал меня другой сотрудник Комитета, – должен вербовать людей достаточно добросовестных, подготовленных и нравственных, с тем чтобы, внедряя их в руководящие органы государства и содействуя их продвижению вверх, проводить свое влияние на все стороны жизни».
Сколько часов я потратил на споры с этими утопистами из КГБ, убеждая их, что Андропов как космополит по своему духу не сможет стать вождем в борьбе за очищение страны! Мысли, которые они высказывают, намеренно распространяют среди сотрудников КГБ (скорее всего с подачи самого Андропова) как полезный миф для улучшения атмосферы в организации и укреплении ее положительного имиджа. Если Андропов и хочет усилить мощь КГБ, то только для того, чтобы бороться с русским патриотическим движением – главным врагом сионизма и космополитизма. Дальнейшие события подтвердили мою правоту. Сразу же после прихода к власти Андропов направил свои основные усилия против зарождающегося патриотического движения. Одновременно была дана зеленая улица сионистским кумирам вроде Жванецкого – выразителя местечковой пошлости. Его сальная улыбочка стала символом надвигавшегося развала. Зато сам Андропов этого комедианта любил.
Вспоминаю сцену в ресторане ЦДЛ в 1983 году: пьяный «чувак» лезет за наш стол с предложением выпить за здоровье Жванецкого, я отмахиваюсь от него, он настаивает, вопя что-то вроде: «Мы любим блюз, мы любим рок, мы любим то, что поперек». «Поперек чего?» – спрашиваю я. «Поперек этой поганой страны», – отвечает он и немедленно получает кулаком в морду. Из носа чувака течет кровь. Хватаю своего приятеля за руку, быстро уходим.
О том, как обнаглели сионисты, свидетельствует чудовищный случай в ресторане «Славянский базар», видевшем в своих стенах лучших русских людей. На этот раз хозяином его и всего русского чувствовал себя некий еврей Брайнин, сотрудник «Литературной газеты». Напившись в честь своего праздника «Пурим», негодяй остановил оркестр, игравший русскую музыку, и провозгласил на весь зал голосом победившего оккупанта: «Русь, сдавайся!» Пьяного сиониста стащили со сцены и набили ему морду.
21 декабря 1977-го в день рождения Сталина в Центральном доме литераторов прошло знаменитое собрание группы российских писателей, выступивших с резкой критикой сионистского засилья в русской литературе. Самыми сильными были выступления С. Куняева, Ю. Селезнева, П. Палиевского и В. Кожинова. Впервые за многие десятилетия русские критики, писатели осмелились назвать вещи своими именами, восстали против руководящей роли сионистов в русской культуре. «Мы не имеем права забывать годы, когда (евреи. – О.П.) учинили погром в русской литературе», – декларативно произнес критик Ю. Селезнев, вызвав одобрительную реакцию большей части зала и возмущенные крики нескольких сионистов. Должен отметить, что слово «сионисты» тогда Селезневым произнесено не было. Но по контексту всего сказанного раньше, по его особому выражению все поняли, что речь шла именно о них. Сионистская часть зала действовала по отработанной схеме: в президиум поступила «антисемитская записка», которую ведущий Е. Сидоров зачитал. Сионисты рассчитывали, что тон записки испугает присутствующих в зале и сионистская тема будет снята с обсуждения. Однако грубая сионистская провокация не удалась. Обсуждение продолжалось. Впервые публичной критике были подвергнуты Багрицкий, Мандельштам и другие поэты. «Творчество Багрицкого, – сказал Куняев, – враждебно русской поэзии». В этот вечер наибольшее впечатление произвела речь Селезнева, который сумел незримо соединить сионистский вопрос с опасностью, которой подвергается наша страна. «Мы все ждем, когда будет или не будет Третья мировая война, ведем борьбу за мир... Но Третья мировая война идет давно, и мы не должны на это закрывать глаза. Третья мировая война идет при помощи гораздо более страшного оружия, чем атомная или водородная бомба. Здесь есть свои идеологические нейтронные бомбы, свое химическое и бактериологическое оружие. И эти микробы, которые проникают к нам, те микробы, которые разрушают наше сознание, гораздо более опасны, чем те, против которых мы боремся в открытую. Русская классическая литература сегодня становится едва ли не одним из основных плацдармов, на которых разгорается эта Третья мировая идеологическая война. Она должна стать нашей Великой Отечественной войной за наши души, за нашу совесть, за наше будущее, пока в этой войне мы не победим».
Зал был наэлектризован до предела. Волны здорового русского национального сознания разбивали мифы еврейской избранности и исключительности. Идеологи сионизма, сидевшие в зале, осознавали, что теряют считавшиеся незыблемыми руководящие позиции в русской литературе. Для большого зала неформальными лидерами были уже не они, а настоящие русские поэты и писатели – продолжатели традиций Пушкина, Тютчева, Есенина.
Несмотря на то что нигде в печати информации об этом собрании дано не было, слухи о нем быстро разошлись по всей Москве (а может быть, и по России), взбудоражив как патриотов, так и сионистов. Помню, как возмущалась наша «сионистская партия», привычно обвинив Куняева и Селезнева в антисемитизме. Владова же, узнав, что я был на этом вечере, долго расспрашивала о подробностях, а в конце разговора назидательно сказала: «Будьте осторожны, Олег Анатольевич, антисемитам нет места в порядочном обществе! Все порядочные люди отшатнутся от Вас».
Олег ПЛАТОНОВ
Источник: Русский вестник