Усмешка беременного мастера

Сегодня Москва перешла на всеобщий режим самоизоляции. Грустно смотреть из окна вниз на оцепленную лентой детскую площадку. Но ещё грустней было смотреть на неё, забитую детьми и взрослыми, всю эту неделю. Лично я ушла в строгую самоизоляцию вечером 20 марта и убедила своих близких в её необходимости. Никто меня к самоизоляции не принуждал. Напротив, мне со всех сторон говорили о том, что страхи сильно преувеличены, искусственно нагнетаются, никакой эпидемии нет, просто кто-то сейчас перестраивает экономику и делает деньги на страхе жителей мира.

«Вы в это верите? Вы не читали статью о том, как на этом вирусе богатеет мировая элита?» — спросила меня в конце февраля сильно беременная мастер по маникюру, приспустив маску, чтобы я смогла увидеть её усмешку.

Маска, понятно, на ней была не от коронавируса. Да, действительно, по вотсапу уже гуляла какая-то бездоказательная заметка, простраивающая теорию заговора без опоры на доказательную базу и источники, заслуживающие уважения. Я её читала, она на меня не произвела впечатления, а ситуация в Ухани и записи очевидцев в соцсетях впечатление производили.

Усмешку из-под маски я хорошо запомнила, потому что в ней были и ласка, и снисходительность ко мне, несмышлёной, и ещё что-то такое, что заставило меня потом долго думать и искать этому третьему элементу усмешки беременного мастера определение. Поэтому, честное слово, эта колонка — плод моих долгих раздумий. Усмешку я, конечно, расшифровала, но об этом потом. А пока расскажу, в какое щекотливое положение я со своей добровольной самоизоляцией попала.

Ещё в конце февраля я начала избегать деловых поцелуев и дружеских объятий.

– Как, Марина, вы не хотите обниматься? — спрашивали меня. — Вы же были на войне, вы не должны бояться.

Мне хотелось отшутиться: «На войне не было коронавируса», но я так не шутила, потому что интуитивно понимала: в таком ответе не будет правды. Ну хотя бы потому, что любая война страшнее коронавируса.

«Война» — это слово в последнее время постоянно ходит в близкой ассоциации к коронавирусу. Европейские лидеры публично называют эпидемию войной, мои подписчицы присылают мне тревожные сообщения, в которых спрашивают, не начнётся ли вслед за эпидемией война. Я отвечаю: «Нет!» — но всё-таки сравниваю ту себя, которая в 2014 году приехала на войну и ни дня не сидела дома, а ездила туда, где больше всего нужна была помощь, с той, которая сейчас засела дома и которую знакомые про себя или вслух подозревают в излишнем страхе умереть.

Но я не боюсь умереть. У меня есть опасения, вызванные эпидемией, но страх смерти стоит на последнем месте. У меня есть другой страх — заразиться и заразить других. Ещё хуже — стать бессимптомным носителем и передать вирус пожилым людям, с которыми я могу соприкоснуться в магазине, в метро, на улице. Моё нахождение дома с самого начала было продиктовано ответственностью за других. Тем же самым были продиктованы мои активные поездки в 2014 году по Донбассу. Я была там, где нужна моя помощь, тогда, и я нахожусь там, где нужна моя помощь, сейчас: у себя дома, не становясь фактором риска для людей, которые старше меня и могут болезнь не пережить. Это я называю социальной ответственностью.

Шатание по городу без важного дела уже с середины марта я считала социальной безответственностью и эгоизмом по отношению к другим.

У меня нет сомнений, что столь бесстрашное поведение, как походы на шашлыки, закрытые вечеринки на 20 человек, плотное сидение на лавочках во дворах и на детских площадках, спровоцировано сообщениями о том, что молодые умирают значительно реже и сами могут не заметить, как переболели. И добавим: не заметить, как заразили бабушку, которая шла мимо выносить мусор или гуляла с собачкой. Бабушку, которая ещё не насладилась солнцем и внуками, запахом весны и хотела бы ещё дышать весенними запахами в следующем году, в году, следующем после следующего, и пробыть в этом нужном ей и для неё тоже родном мире ещё лет 20. Бабушку, которая ещё сильно нужна своей семье и своей собачке, которая сейчас бежит мимо плотно укомплектованной лавки. Но она в этом мире может не остаться, потому что в нём развелось слишком много последователей теории «выживает сильнейший». И вот в этом коронавирус, конечно, — война. Во время войн страдают и погибают самые слабые.

Я давно не заходила к мастеру в салон возле дома. Знаю только, что, по подсчётам, она ещё не родила. Но когда проходила мимо пару недель назад, видела, что дверь в салон приветливо открыта. Своё покрытие я сняла подручными средствами, начитавшись советов множества женщин за стенкой в соседней квартире, в соседнем доме, на соседней улице, в соседнем городе, в соседней стране, оказавшихся в такой же ситуации. Но усмешка моего беременного мастера всё равно не давала мне покоя. Что это за третий элемент, такой близкий, можно сказать, родной, знакомый всю жизнь, а может быть, сидящий и во мне тоже? И тут я его узнала. Да это же наша народная хитреца и смекалка! Потому что народ не проведёшь. Народ — не дурак верить в первую предложенную ему официальную версию. Народ знает, что им хотят манипулировать, и для того, чтобы самому себе доказать, что он — не дурак, народ изобретает версию, альтернативную официальной.

Здесь и происходит самое интересное. В качестве альтернативы люди выбирают тот вариант, который легче всего усваивается. Несложно ведь прочесть короткую заметку в вотсапе, не требующую интеллектуальных и временных затрат, и поверить в неё, чтобы не жить в паническом страхе. Гораздо сложней послушать биологов, учёных, отсмотреть графики распространения инфекции в разных странах, сопоставить в уме детали происходящего и сделать свои выводы, которые, кстати, тоже снимают панический страх, но при этом объясняют, что именно каждый отдельно взятый человек должен сделать ради того, чтобы остановить инфекцию.

Что ж, теперь, когда мы с сегодняшнего дня в обязательной самоизоляции, у всех нас появляется время и возможность изучить качественные источники и стать ответственными — сначала принудительно, а потом, может, и по доброй воле.

Источник