Слова Президента РФ и председателя правительства, запрещающие работодателям увольнять сотрудников в условиях пандемии, оказывается, не всем указ. Так, «МК» стало известно, что, например, из МХАТА им. Горького на прошлой неделе уволили молодого артиста Дмитрия Корепина, прослужившего в доронинском театре пять лет. Причем «доронинский» в данном случае — слово ключевое и многое объясняет. В том, что происходит в театре под дымовой завесой коронавируса, мы и попытались разобраться.
фото: Из личного архива
Дмитрий Корепин.
Уведомление об увольнении артисту Корепину вручили 26 марта. Это ж надо так подгадать такой «подарочек» аккурат к профессиональному празднику — Дню театра! Официальная причина расторжения договора — сокращение численности штата работников организации (пункт 2 части первой статьи 81 Трудового кодекса РФ), как и положено, с выплатой компенсации за неиспользованный отпуск и выходного пособия за месяц. А внизу казенной бумаги размашистым, как будто школьным почерком наискось летит фраза: «С данным приказом о моем сокращении полностью не согласен». И подпись: Дмитрий Корепин.
Дмитрий — молодой, как говорят об артистах, фактурный, темпераментный, может, даже слишком. Когда говорит, его захлестывает обида. Он не скандалист, каких можно встретить в столичных труппах. Он, скорее, открыт и наивен — и, возможно, эти черты характера и подвели артиста.
Так за что уволен Корепин? Что такого натворил, чтобы попасть под сокращение? Может, напился и сорвал спектакль, прогулял репетицию? Может, артист он бесперспективный и занимает чужое место? В том-то и дело, что судить о профессиональных качествах Димы сейчас совершенно невозможно, поскольку с июня он не выходит на сцену. Новый мхатовский начальник Эдуард Бояков, сменивший Татьяну Доронину на посту худрука, снял молодого артиста со всех ролей — Корепин не играет и не репетирует. За что ж такая немилость?
Все началось еще в прошлом году, когда Корепин позволил себе написать на своей странице в ФБ, что Бояков оскорбил актеров, назвав их «существами, способными только к подражанию». А мог бы, между прочим, и промолчать, как другие: в театре всегда непростые взаимоотношения между руководством и артистами.
Но главное, что вменяется в вину Диме, — что он продолжал защищать Татьяну Доронину. И едва ли не единственный, кто по молодости и неискушенности в хитросплетениях закулисной жизни продолжал говорить об этом вслух. Не ходил и кричал об этом в коридорах, но на собраниях высказывался. Вот и пострадал и за правду, и за народную артистку Татьяну Доронину, от которой, к слову сказать, как-то быстро отказались те, кто считался ее многолетними фаворитами, угодничал перед ней. А мальчишка, каких-то пять лет отслуживший на мхатовской сцене, не побоялся высказаться.
Надо сказать, что Татьяна Васильевна, еще оставаясь на посту главы МХАТА, отмечала отличные сценические данные Корепина (голос, фактура, темперамент); он получил роль Ивана Бездомного в спектакле «Мастер и Маргарита». Опекала его и по-человечески: Корепин — сирота, не москвич, живет в общежитии. О нем она писала тому же Боякову: «После того как объявили о моей отставке с поста художественного руководителя, Дима, активно и невзирая на имена и лица собеседников, стал всем доказывать несправедливость этой ситуации. Он, как и остальные актеры, вставшие на защиту русского реалистического театра и моего имени, был обозначен как «неликвидный», неподходящий для творческого пространства нового руководства. Жить в Москве Дмитрию негде, если его уволят из театра, его выгонят из общежития. Увольнение его из театра считаю несправедливым, буду защищать его, насколько хватит сил».
Теперь Дима рассказывает мне:
— Юрист театра Федор Кириллов сказал, что я должен пойти к Боякову, покаяться. Дал понять: мол, соглашайся на наши условия или нигде не будешь.
— Может, тебе действительно пойти к новому руководителю и если не покаяться...
— В чем я должен каяться? Что я такого сделал? — спросил я тогда у юриста. — И что должен сделать — признать, что с Дорониной НЕ поступали несправедливо? Что он НЕ назвал нас, вступившихся за Доронину, «неликвидными»?
Правда, был момент, когда я пришел в общагу, сел подумал: «Может, правда пойти покаяться?..» Нет, не допускаю я такой мысли, но вижу, что они меня вынуждают к этому. Нет, не пойду на такое предательство и унижение. До этого у меня был разговор с Захаром Прилепиным. «Ты еще работаешь?» — спросил он меня. Я попросил его помочь: «Мне некуда идти, вы видите, какая ситуация кругом. Я впервые прошу за себя (действительно, ранее Корепин просил за артистку, которая еще в прошлом году попала в немилость к новому начальству, а у нее онкология. — М.Р.). Я же реально никуда не устроюсь».
— Помог Захар Прилепин?
— Прилепин посоветовал мне перейти на договор, и тогда меня не тронут. А я, да и все знают, что тогда точно выкинут. Вот и выкинули — 26 марта вручили приказ: в связи с сокращением численности штата…
— Ты бьешься за Татьяну Васильевну. Она-то в курсе того, что происходит? В том числе и с тобой?
— Я разговаривал с ней, рассказал об увольнении. Она же просила Боякова меня не сокращать. Получается, что и тут он ее обманул. Она в шоке от всей этой ситуации, мне лично сказала, что до сих пор не может оправиться от того, как с ней поступили. И теперь уверена, что до Путина точно не дошло письмо с ее просьбой разобраться. Шесть месяцев разбираются.
— Теперь очевидно всем, что народную артистку СССР Татьяну Доронину ввели в заблуждение с этим почетным президентством — оно во МХАТе им. Горького оказалось чистым мифом. А как она сейчас себя чувствует?
— Сейчас немного ей лучше. Она в больнице долго лежала, ноги у нее болели.
— На руках у тебя — приказ о сокращении. Сколько ты получал до этого приказа об увольнении и сколько теряешь?
— 25 тысяч. А при Дорониной — 70 тысяч. Много играл: у меня было по двадцать спектаклей в месяц.
— Что намерен дальше делать?
— Будем судиться. Мне помогает профсоюз работников культуры.
…То, что происходит во МХАТе им. Горького с одним артистом, можно расценить как показательную порку и пример для всех тех, кто позволит себе быть не согласным с политикой нового художественного руководства, хотя Эдуард Бояков — никакой не художник, а лишь менеджер с художественными амбициями и административным ресурсом. И его вес с этим ресурсом, конечно, — что ядерная ракета против одного безоружного и бездомного артиста, просто имеющего честь и достоинство.
Такая вот простая история про МХАТ им. Горького, где цена лояльности — 25 000 рублей в месяц.
