«Политический философ» Павел Щелин, которого иногда считают – как мне представляется, не без некоторых на то оснований – восходящей звездой русской мысли, выступил с невесёлым прогнозом о будущем русско-украинских отношений, опираясь на своё прочтение гоголевской «Страшной мести» (из «Вечеров на хуторе близ Диканьки»). Такой подступ к теме имеет право на существование: попытка объяснить будущее через прошлое, политику через литературу может представить эвристическую ценность Но каково в данном случае прочтение?
Ключевой эпизод в повести Гоголя, это его концовка, полагает Щелин. Напомню, о чём там рассказывает, точнее, поёт слепой бандурист. Жили-были два родных брата, до поры до времени не разлей вода. Но потом один из них по тем или иным причинам воспылал завистью к другому и, однажды, улучив момент, столкнул его вместе с его младенцем в глубокую пропасть. Встретились оба брата уже на Суде у Бога. Потерпевшему предлагается самому выбрать наказание для брата и тот придумывает такую лютую казнь, которая даже у Бога вызывает изумление: бросить его в пропасть, где его будут грызть мертвецы, а после и сам он станет грызть самого себя. Возможность самому за такое неистовство попасть в ад не останавливает беднягу. Такие вот дела делаются на Украине, «когда сердится старый Днепр».
Щелин усматривает в таком поведении характерный признак украинской души – мстительность любой ценою, даже с риском попасть в ад. Применительно к сегодняшней ситуации: «украинцы не хотят мира, украинцы хотят мести».
Вообще-то судить о национальной душе – дело очень деликатное. Среди моих предков были полтавские реестровые козаки и то, что я о них знаю, не позволяет чем-то отличить их от великороссов (разве что слово казак они писали через «о»). Положим, кое-какие отличия меж двух ветвей одного народа всё-таки есть, объективные суждения на сей счёт можно найти у дореволюционных авторов. Сравнительно с великороссами малороссы сентиментальнее (это их свойство вышучивает Пигасов в тургеневском «Рудине») и наряду с этим в определённых обстоятельствах жесточе. Но это отличия, которые я бы назвал акварельными, жирные разделительные линии тут неуместны.
А Гоголь – великий духовидец, но его духовидение порою преобращается в сомнамбулизм, и тогда не ясно, то ли он действительно видит что-то «настоящее», то ли это у него, как выразился В.В.Розанов, «больные грёзы», оттого, что подобно колдуну из «Страшной мести» (я продолжаю мысль Розанова), он и сам испил какой-то «чёрной водицы». И некоторые его видения надо соотносить с реальностью с большой осторожностью.
Захотят ли украинцы, если уж так их называть, мести «по Гоголю», когда их настигнет окончательное поражение (верю и надеюсь, что ждать его придётся не слишком долго)? В определённой мере это зависит от того, какова будет политическая судьба территорий, входивших в состав советской Украины. В оптимальном для нас варианте все они (за исключением, наверное, трёх западных областей) в той или иной форме станут подконтрольными России. В этом случае там останется немало тех, кто называет себя свидомыми – это одержимые, с которыми будет трудно; можно не сомневаться, что из этой среды ещё долго будут выходить диверсанты и террористы. Но и с основной массой населения будет не просто, притом не только в украиноязычных регионах, но и в русскоязычных – слишком долго она подвергалась психологической обработке в духе воинствующего украинства. И свою долю вины за происходящее она тоже несёт: слишком легко она доверилась чужакам – вышедшим из карпатских лесов и другим, из ещё более западных земель, – слишком податливой оказалась.
Для сравнения: Катерина из «Страшной мести» даже в родном отце угадала злобного колдуна.
Щелин полагает, что жителям Украины, чтобы «прийти в себя», надо будет пережить некий катарсис. Не помешает уточнение: термин чаще всего употребляется в эстетическом смысле – как переживание чужого горя, а в данном случае горе горькое, горчайшее – своё.
Психологи считают, что катарсис, как эмоциональное потрясение, эффективен, когда его предваряет уразумение – где, когда, что «пошло не так». На этом поле расправиться с украинством не составит большого труда: за «либеральным» фасадом (куда предпочитают не заглядывать европейские «друзья» украинства) за десятилетия незалежности состроилась идеология, которая напоминает мне кунсткамеру: здесь сошлись уродцы и недоноски различного происхождения. Черепки, скажем так, битое стекло, оставшееся от крестьянской культуры минувших веков, в виде вышиванок и прочего в этом роде. И запойные фанфаронады стародавних козаков, что смотрятся комичными даже в глазах симпатизирующего им Ивана Котляревского в его поэме «Энеида» (первое, как считается, литературное произведение на украинском языке, признаваемое за их классику).
Среди старых козацких гербов есть и такой: блоха, пляшущая на барабане. Это как бы логотип не знающего удержа бахвальства у современных свидомых, то ли всерьёз, то ли задирательства ради утверждающих, что украинцы – главнейший на земле народ, что это они изобрели колесо, порох и многое другое, открыли Америку и т.д., и т.п.
И смежно с этим – выжимки из национал-социализма (отчасти подхваченные у карпатских нетопырей). С гитлеровских учебников скалькировано представление о своей народности, как превосходствующей, и о русских (великороссах) – как унтерменшах, недочеловеках. Трудно было придумать что-то более нелепое. У немцев их надутость хотя бы основывалась на извращении их действительно великой культуры, тогда у украинцев имеет место простое обезьянничество. И это тоже смешно. Единственное, чем могут гордиться украинцы, это тем, что являются – или, по крайней мере, были до недавних пор – частью русского народа, создавшего культуру, столь же великую или даже ещё более великую, чем немецкая.
Гегель, помнится, писал, что комичность врага – его ахиллесова пята.
Увы, смешное в данном случае оборачивается трагическим. Применительно к рассматриваемой ситуации гоголевскую формулу «смех сквозь слёзы» уместно прочесть в обратном порядке: слёзы сквозь смех. Война русских с украинцами – горе такое, что его не развести руками. Как в стихотворении А.К.Толстого «Чужое горе», оно будет живо и тогда, когда помрут те, кому довелось его испытать. И это, конечно, наше общее горе – двух ветвей единого русского народа.
А тех, кто его причинил, ждёт не просто наказание, но – не побоимся в данном случае этого слова – месть. И надо надеяться, что ею проникнется сама украинская душа. Подобно тому, как душа гоголевской Катерины знает больше, чем сама Катерина, так украинская душа должна знать больше, чем сами украинцы.
«Есть славная месть» (Фёдор Глинка по поводу изгнания французов).
Юрий Михайлович Каграманов, культуролог, публицист, член редакционного совета журнала «Новый мир»
_1.jpg)