«Сон 2 марта 1917 года»

Редакция журнала «Берег России» предоставила порталу «РНЛ» для публикации уникальный документ, который впервые увидел свет в журнале «Берег России» №2(8) за 2021 год.

Это текст монархической листовки, изданной в Харбине в 1923 году. В листовке напечатана проповедь епископа Камчатского Нестора (Анисимова) в виде рассказа о приснившемся ему вещем сне в ночь на 2 марта 1917 года.

Документ любезно предоставлен редакции журнала известным церковным историком, исследователем жизни и наследия митрополита Нестора старшим научным сотрудником Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета, кандидатом филологических наук Ольгой Владимировной Косик.

Публикуем аннотацию Ольги Владимировны и текст листовки.

Митрополит Нестор (Анисимов) (1885–1962), замечательный миссионер, просветитель Камчатки, во время революционных событий на Дальнем Востоке вынужден был покинуть Россию и 1922 году оказался в Харбине. Талантливый проповедник и духовный писатель, он много раз обращался к пастве Харбина с проповедями, посланиями, некоторые из них были напечатаны в виде листовки и, благодаря этому, сохранились. Помещенный ниже документ найден в Государственном архиве РФ. Проповедь на листовке относится к 1923 году. Архиерей незадолго до этого переселился в Харбин, где начал свою благотворительную деятельность. Харбин в эти годы наполнился тысячами беженцев из России, которые страдали от потери близких, неустроенности, пережитых ужасов, от которых они искали спасения в незнакомой земле. Слова архиерея вносили надежду в измученные души, напоминали о вечном свете среди «жестоких и бесчисленных войн и кровавых революций».

Ольга Владимировна Косик, к.филол. н., с.н.с. Отела новейшей истории РПЦ ПСТГУ

Сон 2 марта 1917 года.

Ночь. Темные, тяжелые порою до мельчайших подробностей ясные, порою зловеще-туманные сны… Не то сны, не то бред на яву…

Я видел Москву, Кремль, кремлевские соборы, Грановитую палату, славной памяти Красное Крыльцо. На Крыльце стоит Царь.  На Нем царская порфира, на голове – корона, в руках – скипетр и держава.

Он читает манифест своему народу.

Кругом на площадях кремлевских, вокруг Кремля, на московских улицах толпы народа стоят, не шелохнутся, слушают Царя напряженно, внимательно. И среди гробовой тишины Его голос далеко разносится по Москве. Царь внятно читает: «Божией милостию, Мы, Император и Само…» Его голос прервался. Дрогнула толпа, дрогнула и вновь замерла, оцепенела, - смотрит на своего Царя глазами, полными ужаса, отчаяния и … сострадания. Что с Ним? Отчего так бледны Его щеки? Отчего текут слезы из Его потупленных глаз? Отчего так дрожат Его бледные губы?...

Миг всеобщего, мертвого молчания. Из дрожащих рук Царя выпала держава и, звонко гремя, покатилась по каменным ступеням. Упал и разбился царский скипетр. И чьи-то смятенныя тени витали над славным Кремлем, и чьи-то уста, подобно рокоту прибоя, затаенно и многогласно шептали: Боже! Спаси!.. Вразуми!.. Народ все стоял и смотрел на Царя. Вдруг какой-то демонский вихрь пролетел над Москвой, чья-то злобная рука сорвала с бледнаго царского чела корону и увенчала его венцом терновым, и густыя капли крови потекли по золоченной порфире…

- «Батюшка!.. Мученик наш святой!..» - шептали в толпе.

Новый порыв вихря и … чудо: с тяжким ревом сорвался с насиженного места Царь-колокол и взвился в вышину и, став над Кремлем московским, он часто и мерно трижды ударил и замер. В этих трех ударах все ясно слышали слово: «Из-ме-на!»

Печальные отзвуки, рыдая медными переливами, зловеще текли над Москвой…

Пал колокол с вышины, пал и разбился на тысячи кусков, и обломки его скрыла разверзшаяся земля… Дрогнул воздух – то выстрелила и разорвалась Царь-пушка. Всколыхнулись стены кремлевския, покачнулись соборы старинные, попадали на земь золотыя маковки. Громко вскричали и слетели с башен двуглавые орлы и, поднимаясь, скрылись в небе.

А после всего снялся крест с доселе крепко стоявшей колокольни Великого Ивана, плавно и величественно трижды осенил рыдающую Москву и стал тихо, тихо уходить в вышину… вот уже он чуть лишь виден… вот одна точка осталась… вот и она скрылась… Рухнул Великий Иван, - и стихло все: умерла Москва…

_  _  _

Я видел старинныя развалины. Оне лежали под снегом, и заунывно пела над ними вьюга… Настала весна. Из-под растаявшего снега всплыли груды изуродованных тел. Оголились покрытые седым мхом серые камни.  Побежали молодые ручьи. Запестрели в расщелинах цветочки, зазеленели захудалые березки. Была ночь – тихая, теплая, лунная ночь. Охваченные грустной истомой дремали славныя, каменныя громады. Где-то, по обрыву над рекой Москвой, запел соловей. Я слушал эту песню с какой-то тревогой, - на нее откликалось мое сердце.

Я вспомнил былое и … дальше, дальше!..

_  _  _

… Скоро полночь. Слабо теплятся лампады в соборе Петра и Павла.

Часовой задремал у дверей. Тихо… Но… чу! как будто кто-то стонет глухо и протяжно. Где это?... Там… внизу… под землей… Отчего дрогнула эта мраморная гробница, точно… кто-то под ней перевернулся? Подойдем ближе… Но она опять стоит недвижна. На ней начертано: «Император Александр III». Тихо сдвигаются плиты, неслышно вылетают тени и плавно слетаются посреди собора вокруг чьей-то свежей могилы. Простая гранитная плита, высокий деревянный крест.

Кто нашел себе вечный покой здесь, среди Самодержцев Земли Русской.

Тени столпились вокруг креста и стараются разсмотреть надпись, начертанную на плите. Впереди стоит могучая, головой всех выше, тень; она ниже всех склонилась над плитою и вдруг … она что-то разобрала – молнией блеснул ея взор и озарил плиту: все прочли – «Святая Русь»

Пробило полночь… Мгновенно исчезли тени. Неподвижно стояли плиты.

Только какой-то зловещий вздох пролетел по собору, как будто кто-то рыдал и бился под землею, но это лишь миг: все стихло…

Вздрогнул проснувшийся часовой и перекрестился: видно, недобрый сон видел…

Святая Русь? Так неужели она умерла?

_  _  _

Я видел голую, знойную и пыльную степь, покрытую пересохшей серой травой. Толпа за толпой уныло бредут полонники, мерно звеня кандалами.

Кто это? Знакомыя родныя лица. Русския рубахи, армяки, сарафаны…

Щелкнул бич, и на ржавой лошадке с длинным кнутом в руке проскакал погонщик. Я его видел мельком: черный, с поволокой, хищный взгляд; желтоватые навыкате белки, крючковатый нос, редкая крючковатая бородка и вьющиеся пейсы… о, и его мгновенно узнал…

Боже! Какой ужас, какое горе!...

Я видел развалины городов, там бродили, словно тени, исхудалые, изнуренные люди и все они были заклеймлены кроваво-красною звездой на груди, на челе и на руках. Их высохшее и свернувшееся в струпья тело покрыто рубищем. Люди старались что-то найти в хаосе разрушений, они все громко и неутешно рыдали, вопили и стенали… Порывистый ветер вторил им своим заунывным свистом. Стаи собак с воем бегали по развалинам, а черные вороны носились над ними и зловеще каркали…

Страшная туча нависла над землей, и только лишь зарево отдаленного пожара бросало огненно-красный свет на все виденное мною.

В воздухе пахло дымом и … запекшейся кровью …

Мне стало жутко…

Да, - это умерла С в я т а я Р у с ь!

Но нет, - тысячу раз нет!

Встань, воскресни, заклинаю тебя Богом живым, моя милая, моя дорогая Русь!... В моем сердце: умирает жизнь, потому что умирает вера, любовь и надежда; без них жизнь невозможна…

Что это? передо мною стоит седенький старичок-священник в поношенной холщевой ризе, лицо его сияет неземным светом. Он держит в руках крест, и по его одухотворенному лицу текут слезы.

Ничего он мне не говорит, а только глазами указывает на небо.

_  _  _

Предо мной разстилается широкое хлебное поле, но вместо золотых колосьев всюду виднелась сорная трава, по которой здесь и там валялись человеческие черепа и лошадиные остовы. Кругом мертвая тишина и ни души живой… Вдруг с земли поднялся какой-то человек и быстро подошел ко мне. В нем я узнал своего родного мужичка, - простого, сераго русскаго мужичка. Одет он в домотканную рубаху и шаровары, на плечи накинут армяк, ноги обуты в лапти, на голове потасканный картуз. Лицо? Его мы все хорошо знаем. Такое простое, волосатое, добродушно-покорное. Черты правильныя, крупныя; из-под лохматых бровей глаза смотрят плутовато-весело. Стоит мужичок, ухмыляется и бороду свою поглаживает… Смотрю я на него и вдруг слышу, какой-то голос меня спрашивает: «Веришь?» - а изнутри другой голос нашептывает: «Верь, верь!» Посмотрел я еще на мужичка и сказал громко и твердо:

- «Верю!» А как сказал, вдруг светло, светло мне на сердце сделалось, легко так и спокойно.

Перевернулся я на другой бок и крепко заснул; сны меня больше в ту ночь не тревожили.

Епископ Нестор

Источник: ГАРФ, Ф.10073, О.2, Д.1346, Л.1-1об.

Впервые опубликовано в журнале «Берег России» №2(8). 2021