«Крокус» – проверка на вшивость

На «Русской народной линии» размещена статья протоиерея Геннадия Беловолова «Это был символический расстрел самой России» с призывом на месте «Крокуса», где был совершён теракт, возвести Храм памяти жертв теракта во имя Сорока Мучеников Севастийских. «Наш священный долг воздвигнуть на месте трагедии храм Сорока Мучеников Севастийских памяти жертв теракта. Предлагаю логотип акции "Воздвигнем храм на месте памяти и скорби"», - предлагает о. Геннадий.

Ранее с аналогичной инициативой выступили депутаты Государственной Думы Владимир Ресин и Елена Драпеко.

В. Ресин, являющийся куратором Программы строительства православных храмов в г. Москве, как сообщает Интерфакс со ссылкой на пресс-службу депутата, «выразил глубокие соболезнования родным и близким погибших и пострадавших в теракте. Он напомнил, что первый храм программы (строительства православных храмов - ИФ) был построен в честь жертв теракта на Дубровке, и допустил, что возможно строительство храма в память погибших в Crocus City Hall».

Со своей стороны, заместитель председателя комитета Госдумы по культуре Елена Драпеко в беседе с радиостанцией «Говорит Москва» выразила мнение, что на месте трагедии в «Крокус Сити Холле» можно было бы построить храм или сквер. «Когда такое горе, конечно, не хотелось бы, чтобы снова там был концертный зал и весёлые программы. Всё-таки такое место траура», — заявила она.

Ранее депутат Госдумы Татьяна Буцкая прямо заявила, что восстановление концертного зала на месте трагедии недопустимо, сообщает RT.

Инициативу отца Геннадия Беловолова и депутатов Госдумы поддержали помощник главного редактора «Русской народной линии» Павел Вячеславович Тихомиров и магистр права Александр Валентинович Тимофеев.

Александр Тимофеев: В нашей беседе «Молчать нельзя осаживать» я писал, что православные люди могли бы помочь несчастным безмолвной (непрестанной) молитвой об этих несчастных, об Отечестве нашем и о наших правоохранителях. И вот депутаты и именитый петербургский пастырь выступают с инициативой, которая, на мой взгляд, и позволит православным людям оказать погибших ту помощь, в которой они сейчас нуждаются. А люди, погибшие в тех обстоятельствах, нуждаются прежде всего в нашей сугубой молитве о спасении их душ. Возведение храма на месте теракта — лучший ответ на этот вызов, ибо храм, как говорится в Священном Писании, есть Дом молитвы.

Пользуясь случаем, хотел бы обратить внимание на попытки дать извращённое толкование понятиям «ни в чём не повинные люди» и «невинно убиенные», которые используются в отношении погибших в «Крокусе». В трагических случаях указанное понятие применяется в строго определённом значении, им называют людей, погибших, в частности в теракте, и не причастных к теракту. Иными словами, речь идёт исключительно о непричастности жертв к произошедшему. Правильное применение этого понятия в подобных случаях вовсе не подразумевает, что жертвы, названные этим именем, безгрешны, святы, что при жизни они не совершили ни единого, даже малейшего правонарушения и проступка. Такое допущение — глупость либо провокация.

Возведение храма на сем трагическом месте — естественный и единственно правильный ответ на теракт. Ибо живой может помочь мёртвому только молитвой. Так как, чем менее кончина безмятежна, тем более почивший нуждается в непрестанной молитве живых.

Протоиерей Григорий Дьяченко приводит многочисленные изречения святых отцов о ходатайстве живых за умерших.

Святитель Иоанн Златоуст в беседе III на послание к филиппийцам пишет: «Когда весь народ и священный собор стоят с простертыми к небу руками и когда предлежит страшная жертва, – как не умилостивим мы Бога, молясь за них (умерших)? Но это о тех только, которые в вере умерли». И в другом месте (в беседе XXI на Деяния апостольские): «Есть еще, поистине есть возможность, если хотим, облегчить наказание скончавшегося грешника. Если будем творить о нем частые молитвы и раздавать милостыни, то, хотя бы он был и недостоин сам по себе. Бог услышит нас. Если он ради апостола Павла спас других и ради одних щадил других, то как не сделает того же самого и для нас?»

И то обстоятельство, что несчастные погибли в столь неприглядных обстоятельствах, обязывает живых, исходя из святоотеческого учения, усерднее молиться за погибших в «Крокусе».

Храм на сем месте будет не столько мемориалом, сколько Домом молитвы, собирающим живых на молитву за умерших. И горе нам, если здесь будет восстановлен балаган…

Павел Тихомиров: Когда мы пытаемся публично высказываться по столь щекотливым темам, да ещё и обращаться к аудитории, которая в подавляющем большинстве говорит на другом языке, то нужно быть втройне осторожными. Опыт учит именно этому.

Российское общество нынче не просто атомизировано до предела, но и разрушен один из фундаментов любой нации – язык общения.

И православные христиане – хотя мы и являемся носителями той идентичности, которая была в основе формирования российского самосознания, говорят на непонятном для подавляющего большинства населения языке и мотивированы совершенно непонятными этому большинству идеями.

И терпят нас только лишь потому, что в атомизированном обществе пока ещё нормой является радикальный релятивизм: «каждый по-своему прав», и «не нужно никому ничего навязывать».

Так называемые «традиционные ценности», о которых нам рассказывают из каждого утюга, - это что-то такое совершенно абстрактное, сводимое по большому счёту к тому, что «сексуальные отклонения у нас пока ещё обществом не одобряются».

Между тем, по-настоящему традиционные ценности – это тот культурный уклад, который является просто проявлением религиозного отношения к жизни. Того отношения, которое на протяжении полутора столетий так или иначе уходило из обыденной жизни России.

Вспомним в телеграфном стиле основные вехи расхристывания России.

Раскол XVII века и превращение Церкви в прислугу Государства при Петре, что привело к практически полной утрате нравственного авторитета Христианства. Скепсис по отношению к Церкви аристократов конца XVIII века. Нигилизм вульгарных материалистов середины XIX века. Затем в начале ХХ века с одной стороны элита судорожно ищет духовности, и находит её даже не эрзац, а антипод – в спиритическом угаре Серебряного Века, а с другой стороны огромные количества люмпенизированных вчерашних крестьян, попадая в городские низы, быстро превращаются в лёгкую добычу швондеров. Затем шариковы под чутким руководством швондеров уничтожают внешние символы Христианства на Руси. А внуки большевиков стали теми, кто с вожделением чаял самых пошлых форм буржуазности. И в одном «пакете» с ценностями «общества потребления» воспринял массовую культуру «гороскопов и коучей-психологов».

И вот в этом обществе христианский образ мысли стал просто одной из норм одной из небольших относительно групп населения многонациональной многоконфессиональной и многокультурной федерации. Одна из норм – наряду с множеством других.

Согласись в этой ситуации не очень трезво публично озвучивать собственно христианское отношение к жизни и особенно – к смерти. И уж тем паче – к вопросам посмертной участи кого бы то ни было.

«Всяк сверчок знай свой шесток».

Это в баптистской Америке – при всех их беснованиях в мегаполисах – можно рассуждать о тех или иных вещай, основывая свои рассуждения на Писании. Пусть и на еретическом толковании Писания, но, всё-таки, Писания.

Я нашим патриотам, проклинающим «пендосов» задаю простой вопрос: «Если придётся выбирать в сложной жизненной ситуации, то какой процент наших соотечественников поступит в согласии с Библией? 2%? Нет, побольше. Допустим, целых 5%? А в «безбожной Америке» - каждый четвёртый. Так какой народ реально более религиозен?»

Но это так. К слову.

У нас – как показала реакция общества на некоторые проповеди, посвященные трагедии – никому особенно позиция Церкви не интересна.

Что же нам делать?

Если всё-таки мы пытаемся проявить исповедничество.

А любое публичное выступление, где кто-то пытается апеллировать к авторитету Писания, к авторитету Церковного Предания – это именно исповедничество, пусть пока ещё относительно безопасное.

Но много ли толку от исповедничества, если слова проповеди не просто пропадут в пустоте, ибо понятийная база христиан и многоконфессионалов не совпадает совершенно и одни и те же понятия наполнены совершенно разными смыслами.

Так что соглашусь с тобой, в нынешней ситуации лучше помалкивать.

Мой друг священник (аскет и монархист) говорил ровно 25 лет назад: «Время проповеди закончилось. У нас было 12 лет, мы их растранжирили. Теперь наступает время отвечать на вопросы тех, кто хочет разобраться, и кому Христос нужен. А потом будет уже время исповедничества».

Но, допустим, мы всё-таки, решились что-то проговорить.

Мы искренни. Спокойны. Уравновешенны.

Тут, пожалуй, я понижу накал метафор, и не стану преподносить некую публичную проповедь в качестве исповедничества.

Поначалу хотел противопоставить нелицеприятные слова пиару; понятийную базу христианской аскетики – понятийной базе светского этикета.

Нет, не пойдёт. Лучше по-другому.

Предложу другую пару: дипломат и технолог.

Дипломату важно произвести благоприятное впечатление, никого не обидев, а технологу нужно выдать некий рецепт (в частном случае – врачебный, в ещё более частном случае – духовно-аскетический). Рецепт метода достижения внятно поставленной цели.

Но о каком рецепте может идти речь, если пишущий и читающий говорят на разных языках?

Остаётся одно: говорить с теми, с кем говоришь на одном языке; давать рецепты тем, кто осознаёт свою нужду в лечении.

И если мы говорим с людьми воцерковлёнными, то тогда, на мой взгляд, мы должны всерьёз говорить о вещах духовного характера. Не подменять их тарабарщиной светского этикета.

Если мы с Вами реально люди, пытающиеся устраивать свою жизнь в соответствии с «Добротолюбием», или, хотя бы то просто более-менее серьёзно относимся к вещам духовного характера, то мы понимаем, что реально душам погибших нужны не церемонии, не концерты-реквиемы, а заупокойная молитва.

Причём молитва как о тех, кто погиб, скорее всего, в большинстве своём не успев подготовиться как следует к переходу в Жизнь Вечную.

Следовательно, стоит конкретная задача: помочь душе.

Помочь может молитва, а не торжественные концерты и речи.

И поэтому мне остаётся сейчас повторить ровно то, что высказал мой друг из Минска, Дмитрий Куницкий: «Не нужно делать из погибших «сорок севастийских мучеников». Если действительно, а не ради пиара имеем попечение о душах этих людей, то молиться о них следует так, как молилась блж. Ксения Петербургская о душе своего покойного мужа. Если, конечно, нам есть дело до этих душ, а не о своём пиаре». Примерно так.

Больше мне добавить нечего. Сапиенти сат.