«Смиренные наследят землю»
Матфея 5:5
Мы совершенно правомочно величаем князя Ивана Даниловича, много позже упокоения прозванного Калитой, и митрополита Киевского Петра, так же ныне именуемого Московским, собирателями Русских земель, отцами-основателями Московского княжества как центра государства, тоже в будущем великого. Мы совершенно правомочно ставим им в заслугу положение в основание многовекового Русского Царства нравственных, законных и политических парадигм, на которых домостроение России поставлено как на камне, так, что ему не страшны ни ветра, ни потопы.
Достаточно изучены биографии князя и архиерея, задавших высоту взаимоотношений властей земной и духовной, высоту, красоту и слаженную сложность всеохватной симфонии, к которой будет стремиться в периоды своего процветания, на которую будет оглядываться в моменты своего падения наш Русский мир на своём очень непростом историческом пути. Собраны и проверены цифры и числа, имена и события той эпохи. В научных диспутах обоснована логика поведения героев, отсечены ложные версии событий. Выверены по традициям трактовки случившегося тогда. Обсуждались даже сослагательные варианты истории: а если б не самый дерзкий внук великого князя Александра Невского и столь искренне желавший пустынничества инок остались бы удельным князем и игуменом. Что тогда? Тверь? Вильна? Ярославль? Где бы тогда собралась Россия, если бы собралась…
Но как-то мало я нашёл, если вообще таковое есть, – размышлений о логике, точнее – о мотивации общественной жизни наших героев с позиций логики и мотиваций русского человека четырнадцатого века. Верю – есть, потому прошу, если знаете, подскажите: где кто рассуждал о мотивации принятия, обретения, взятия в жёсткой конкурентной борьбе высшей власти, взятия в цельно-православном представлении о природе этой самой власти. Короче: зачем православным власть? Искренне, совершенно православным. Ну, правда, – зачем православным земная власть?
Понятно, что для православных людей, коими являются князь Иван и митрополит Петр, страсть, как мотивация овладения престолом, отпадает сразу. Продать душу за страсть – даже непримеряемо на наших героев. Другое дело – устремленность к подражаю своему Господу в Его крестном подвиге спасения человеков.
Мы постоянно говорим о юридическом, законническом ПРАВЕ НА ВЛАСТЬ, ища материалистические объяснения неизбежности тех или иных фактов, результатов поведения наших героев, а я предлагаю порассуждать о религиозной, дофактовой ОБЯЗАННОСТИ НА ВЛАСТЬ.
В Евангелие от Иоанна, в главе 21, читаем:
«Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! ЛЮБИШЬ ЛИ ТЫ МЕНЯ БОЛЬШЕ, НЕЖЕЛИ ОНИ? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси агнцев Моих.
Еще говорит ему в другой раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих.
Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его: любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих».
В греческом языке имеется несколько терминов для обозначения любви. В данном евангельском отрывке в первых двух вопросах употребляется глагол «ἀγαπᾷς» (АГАПАС высоко ценить), а в третий раз Господь использует слово «φιλεῖς» (ФИЛЕС нравиться). Первые из использованных глаголов употребляются, когда говорится о любви духовной, в последнем вопросе – о дружеском отношении.
Княжеское, равно как и архиерейское служение Богу – в несении власти как креста. В своём удивительном завещании русским философам Алексей Фёдорович Лосев жёстко спостулировал: «Родина требует жертвы. Сама жизнь Родины — это и есть вечная жертва». И, конечно же, жизнь князя Ивана Даниловича, и жизнь митрополита Петра – такая жертва. Открытая, примерная для всех.
Итак, не самый дерзкий князь и инок, с юности искавший уединения, оказываются в эпицентре судьбоносных событий. И, вот что интересно и материалистически не объяснимо: попав во власть, они не только не бегут от неё, но, защищаясь в этом новом своём положении, активно реализуют её, воплощают в дела. И что очень важно: Господь явно благоволит их деятельности, увековечивая её.
Ведь мы знаем, как даже самые замечательные качества личности, личности при самой высокой власти не всегда, далеко не всегда меняют судьбы народа или страны, тем более – если изменения принципиальны. Для таковых изменений необходимо соучастие народа.
А когда и как народ соучаствует власти? Что делает его реальной исторической силой, меняющей мир? Опять же много-премного наговорено про чуть ли не генетическую соборность, про природную русскую общинность. При том, что единственное место, где реально переживается соборность, это не вече, не рада, не дума, а храм.
Легитимность власти в глазах народа – т.е., когда люди вручают, передают СВОЮ ВОЛЮ некоему лидеру по одному критерию: «Петр Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они?». Верующий во Христа народ подчиняется не потому, что некто там законно наследный князь или законно присланный византийским митрополитом архиерей, а потому что любит Бога «больше, нежели они».
Иоанн Кронштадтский: «Поистине, надо иметь твердую любовь ко Господу, чтобы пасти усердно овец Его. Кто любит не Господа, а мир сей, не овец Его, а шерсть их, тот не может пасти их, потому что ищет не их, а ихнего».
Эта народная требовательность к власти любить Бога «больше нежели они» прослеживается по всей истории России. От Владимира до наших дней. Приведу цитату из работы Александра Сергеевича Панарина «Страхи властвующих как фактор стратегической нестабильности»:
«... В основе всех функций российского государства лежит одна функция, объясняющая, почему Россия сохраняет архетип святой Руси, почему царь у нас — помазанник Божий, почему православие, самодержавие и народность стянуты в один узел. Дело в том, что государство российское есть оружие, стоящее на стороне слабых против сильных …. Христианская система ожиданий, связанная с нравственным превосходством нищих духом и их мистическим торжеством, в России повисла бы в воздухе, обратилась в заповедь, значимую для немногих праведников, если бы не священная мощь грозы государевой, то и дело указывающей особо сильным и особо своевольным их должное место. Специфический демократизм российского “государственного деспотизма” основан на архетипической идее союза священного царя с народом против “сильных людей”, злоупотребляющих своими возможностями как в отношениях с нижестоящими, так и в отношении обязательных государственных повинностей».
Тут тонкость: идеал, задача, цель христианского царства не теократия, а христократия. В понимании – Христос как идеал и исторический пример соединения Бога и человека. То есть, цель христианского государства доказанно достижима.
Через все века и политико-экономические формации Идеал России – Святая Русь. С Народом-богоносцем, с Патриархом-старцем, с Царём-праведником. Ибо она, идеальная Святая Русь, – невеста Христова. Святой Руси завещано встречать Христа в Его Втором пришествии. Нашей историей показано: Святая Русь на земле невозможна без симфонии троической: Народа-богоносца, Патриарха-старца и Царя-праведника. При любой неполноте кто-то из этой троицы, ради святости Отечества, из праведников будет возведён в мученики. Народ ли, Патриарх ли, Царь… Бог милостив, Рай будет пополняться неустанно – праведниками или же мучениками. Бог милостив.
Страшен царёв крест. Неподъёмен самозванцу. Потому читаем в послании апостола Павла: «Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте» (1Тим. 2:1–2).
Каков же вневременной, внеполитический и внеидеологический критерий государевой любви к своему народу? Справедливость. Справедливость! Ибо справедливость – однокоренное, для русского сознания односмысловое с ПРАВДОЙ. И ПРАВЕДНОСТЬЮ.
Да, народ может простить своему государю в быту, конечно же не всё, но многое, простить, покрыть многое, кроме безответности. Нелюбви к себе народ не простит никогда, ведь это богохульно – не любить отцу своих детей, это же давать им камень вместо просимого хлеба, змею вместо рыбы. Не любить царю своего народа – это противуевангельски, антихристово. Отсюда если в католической Европе неправедных монархов сравнивали с библейскими царями-богоотступниками, то в России в таковом сразу распознавали антихриста.
Для историков-материалистов невозможны иные двигатели истории кроме алчности, зависти, извращений, но для православного сознания открыто из совмещёния признаний властных дел Богом и народом, явна Христократическая природа русской – земной и духовной – власти: ПРАВО НА ВЛАСТЬ В РОССИИ – ЭТО ЛЮБЛЕНИЕ ХРИСТА БОЛЕЕ ДРУГИХ.
На примере князя Ивана Даниловича и митрополита Петра.
Василий Владимирович Дворцов, заместитель председателя Правления – генеральный директор Союза писателей России
