Кто прав: князь Мышкин или Иван Карамазов?

Партия «Справедливая Россия — За правду» намерена настаивать на введении смертной казни для террористов и педофилов, поддержит такую меру, заявил в интервью РИА Новости лидер СРЗП Сергей Миронов.

«Мы предлагали за убийство детей – те педофилы, которые насилуют детей и убивают, то есть кончается смертью ребенка, – у нас есть предложение, что террористам и их пособникам, и убийцам детей, (их) действительно нужно приговорить к высшей мере наказания, к расстрелу… Мы настаиваем на этом, и мы будем настаивать», – отметил он.

При этом, согласно социологическим опросам, около 70 процентов граждан страны поддержат возвращение смертной казни, добавил политик.

Собеседник агентства предположил, что из-за несовершенства судебной системы необходимо, чтобы такие приговоры приводились в исполнение после подтверждения приговора суда первой инстанции Верховным судом с коллегией присяжных.

Об идее возвращении смертной казни рассуждает в телефонном интервью «Русской народной линии» доктор исторических наук, кандидат филологических наук, кандидат богословия, профессор, член Синодальной богослужебной комиссии протодиакон Владимир Василик:

Вопрос о возвращении смертной казни, безусловно, один из сложнейших и кровоточащих вопросов. Конечно, выдвигается целый ряд возражений «за» и «против». На мой взгляд, есть только одно возражение против смертной казни – к сожалению, в ряде случаев могут срабатывать коррупционные схемы. Таким образом, смертный приговор может получить наполовину виновный, а может быть и совершенно невиновный человек. Однако данное возражение относится ко всей судебной системе. Если есть риск несправедливого приговора, то неужели ни один приговор нельзя исполнять? Распустим все тюрьмы, если применение наказания может быть ошибкой?

Учение Церкви о смертной казни характеризуется особым взглядом на человека. Для человека главное – Жизнь будущего века, а здесь – лишь место подготовки и испытания. В этом контексте с одной стороны ряд святых отцов Церкви выступали против смертной казни, как святитель Иоанн Златоуст, а с другой стороны выступали за её применение. В этом смысле характерно, что и апостол Павел в Послании к Римлянам упоминает: «Ибо начальствующие страшны не для добрых дел, но для злых. Хочешь ли не бояться власти? Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое» (Рим. 13:3).

Ношение меча – это право смертной казни. В дальнейшем об этом писали многие комментаторы.

На мой взгляд, несмотря на целый ряд проблем и сложностей, смертная казнь за строго ограниченное число преступлений и после долгой и тщательной процедуры проверки виновности, должна быть в арсенале судопроизводства. Может быть, её не стоит применять, но как Дамоклов меч она должна висеть над головами негодяев, насильников, убийц и предателей. Подобное было во времена Елизаветы Петровны, когда она не подписала ни одного смертного приговора, но тем не менее, смертная казнь оставалась в арсенале Российской Империи. К сожалению, есть люди, у которых всё здесь и сейчас, они не думают о будущей жизни, в неё не верят, давным-давно сожгли свою совесть и их главное удовольствие – услаждение своей плоти за счёт денег других и услаждение своего нечистого духа за счёт страданий других.

К сожалению, иначе остановить этих людей, кроме как угрозой смертной казни за их злодеяния и быть не может.

В известном споре Алёши Карамазова с братом Иваном по поводу того, что сделать с генералом, натравившим борзых собак на крепостного мальчика, говорится:

«Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки!.. Генерала, кажется, в опеку взяли. Ну... что же его? Расстрелять? Для удовлетворения нравственного чувства расстрелять? Говори, Алешка!

– Расстрелять! – тихо проговорил Алёша, с бледною, перекосившеюся какою-то улыбкой подняв взор на брата».

Авось перед смертью и покается. А если у человека нет этого шанса и рубежа, то и каяться-то не будет.

Другой герой Фёдора Михайловича Достоевского в романе «Идиот» князь Лев Николаевич Мышкин выступал против смертной казни:

«Подумайте: если, например, пытка; при этом страдания и раны, мука телесная, и, стало быть, все это от душевного страдания отвлекает, так что одними только ранами и мучаешься, вплоть пока умрёшь. А ведь главная, самая сильная боль, может, не в ранах, а вот, что вот знаешь наверно, что вот через час, потом через десять минут, потом через полминуты, потом теперь, вот сейчас – душа из тела вылетит, и что человеком уж больше не будешь, и что это уж наверно; главное то, что наверно. Вот как голову кладешь под самый нож и слышишь, как он склизнет над головой, вот эти‑то четверть секунды всего и страшнее. Знаете ли, что это не моя фантазия, а что так многие говорили? Я до того этому верю, что прямо вам скажу мое мнение. Убивать за убийство несоразмерно большее наказание, чем самое преступление. Убийство по приговору несоразмерно ужаснее, чем убийство разбойничье».

Фёдор Михайлович сам пережил этот ужас и кошмар, будучи приговорённым к смертной казни. Но если бы он не пережил опыт ожидания смертной казни, а затем помилования и многолетней каторги, то стал бы он тем Достоевским, коего мы знаем? Или был бы новым изданием Белинского? В любом случае, те гуманисты, которые ублажают преступников, почему-то очень мало думают об их жертвах. А может быть и о них подумать?

Чем сейчас становятся места заключения? Целый ряд дистанционных преступлений, в том числе звонков доверчивым клиентам банка, которые затем теряют свои сбережения, идут из мест лишения свободы. По крайней мере, мой знакомый Олег Викторович, когда ему позвонил один из таких якобы служащих банка и заявил, что с его карты списана значительная сумма, поинтересовался: «Простите, а Вы не из Мордовских лагерей звоните?» И что тут началось! Вежливый «сотрудник» банка взбеленился и стал материться. По-видимому, Олег Викторович попал в самую точку.

В данном случае, полагаю, что введение смертной казни способно отрезвить очень многих, в том числе и коррупционеров, которые считают возможным превращать места лишения свободы в места прибыльных схем и богатых заработков для уголовников и жуликов.

Наше общество может строиться только на совести, но совесть наша, к сожалению, временами может говорить только при ощущении Страшного Суда. А для Страшного Суда должны быть некие предвестники – вполне реальные вещественные предзнаменования и её символы, в том числе уголовный суд и угроза смертной казни.

Если человек не понимает добром, то его надо учить по-другому. Иначе наше общество расползётся, как куча сырой глины, и Святая Русь станет вертепом разбойников.