«Если бы спецоперация началась не 24 февраля 2022 года, а 24 апреля 2020-го, когда была самая нижняя точка экономических процессов в мире в связи с пандемией, то той же Америке было бы не до того, чтобы вводить против нас санкции», — предполагает Андрей Кобяков, один из ведущих российских экономистов, предлагающих альтернативные либеральной модели развития страны. В конце нулевых под его редакцией вышел труд «Русская доктрина», объединивший несколько десятков крупных современных экономистов, политологов, историков, философов, считается, что многие из ее положений после 2012 года реализует Владимир Путин. В интервью «БИЗНЕС Online» Кобяков рассуждает о спаде российской экономики на 10–12% в 2022-м, социальном консерватизме, преодолении длительного периода санкций, несостоявшемся после 2014-го импортозамещении, необходимости квазиавтаркии, а также о том, повторятся ли в стране 1990-е.
Экономист отметил, что к началу спецоперации экономика страны подошла не в самой лучшей форме. «С точки зрения циклов, в последние месяцы 2021 года и в январе – феврале 2022-го уже наблюдалось серьезное торможение в российской экономике. Если судить по индексам деловой активности, то они были близки к стагнации, нулевым темпам роста. Но если говорить стратегически, то экономика России в принципе слаба, и это является следствием непродуманных реформ, которые проводились прежде всего в 1990-е годы. Действительно, ряд ошибок был исправлен, плюс положительные для нас глобальные обстоятельства позволили России временами достигать достаточно высоких темпов роста (имею в виду период с 2000 по 2008 год). Но в целом все было поручено рынку, а он в условиях, когда государство не особо покровительствует определенным отраслям, оставил российской экономике преимущественно примитивные отрасли. А очень многие высоко- и среднетехнологические отрасли перестали существовать или оказались в совершенно забитом состоянии, что начинает крайне негативно проявляться в нынешних геополитических обстоятельствах. Я имею в виду сложившуюся квазиблокаду России, когда становится понятно, что многих видов производства в стране просто нет, даже тех, которые в результате распада СССР остались в качестве советского наследства», - отметил эксперт.
«Поэтому в двух словах состояние российской экономики можно описать как ниже желательного. Не в самый благополучный момент началась спецоперация», - подчеркнул он.
По словам Кобякова, «банально говорить, что нынешние санкции не имеют прецедентов и превосходят даже те, которые применялись против Ирана, когда его обвиняли в нарушении ядерной сделки». «Не знаю, достигли ли предела, но по объему уже беспрецедентно. Также ведутся разговоры, что золотовалютные резервы не просто заморожены, а будут конфискованы, да еще собираются их передать на восстановление Украины. Грубо говоря, этих денег мы уже не получим никогда, по крайней мере, так это выглядит сейчас. Насколько знаю, конфискация золотовалютных резервов не осуществлялась ни против Ирана, ни против других стран, которые находились под санкциями. Максимум — заморозка, она может быть долгосрочной, но никто не отказывал раньше в правах собственности на эти средства. А России, насколько можно судить по развитию ситуации, денег уже не вернуть, а это огромные суммы. По оценкам, это 300 миллиардов долларов золотовалютных активов, а вместе с другими активами, которые конфискуют у российских граждан за рубежом, может оказаться под 500 миллиардов долларов. Уже только из этих соображений можно говорить, что санкции многократно выше, чем те, что были применены в 2014 году», - добавил он.
«Второе. В 2014-м на санкции мы ответили контрсанкциями, которые сводились к тому, что мы запретили импорт многих товаров. Это явилось неким стимулом к тому, чтобы отечественные производители заполнили опустевшую нишу. Так у нас появились высококачественные сыры, получили серьезный прирост по очень многим растениеводческим культурам, в области животноводства. Но к этому моменту в некоторых отраслях уже были сделаны определенные, а часто и весьма значительные инвестиции, в той же рыбной промышленности, свиноводстве. Инвестиции также шли по льготным программам, которые были объявлены минпромторгом, можно было получать низкопроцентные ссуды для приобретения техники, комбайнов отечественного производства», - продолжил экономист.
«В-третьих, санкции и контрсанкции 2014 года касались преимущественно низкотехнологического сектора. Грубо говоря, если завтра у вас сокращаются поставки, допустим, весь мир затопило, вы остались, как на Ноевом ковчеге, то у вас есть территория, которую можно обрабатывать. Пустить эти земли в обработку сравнительно несложно. Совсем другая ситуация, если вам прекращают поставлять процессоры для компьютеров. Для того чтобы их произвести, вам надо сделать миллиардные инвестиции, речь идет о сотнях миллиардов долларов, чтобы провести все изыскания, проектную документацию создать. Даже если вы украли технологии, чтобы воспроизвести, нужна опытно-конструкторская база, производственное оборудование, а его надо где-то создать. Нужно смотреть, есть ли у нас возможности это сделать. Речь идет не о нанометровых технологиях, а о еще более тонких. Для этого нужна промышленность, которая позволяет создавать соответствующие приборы, станки. Это измеряется десятилетиями, вы не сможете запустить подобное за год. Разница колоссальная», - подчеркнул эксперт.
«Мы сталкиваемся сейчас с тем, что в Россию прекращаются поставки многих компонентов для технологичного производства, без которых мы, даже имея сборочную базу, не сможем воспроизвести полностью производственный процесс. Грубо говоря, сколько было разговоров о Superjet? Но там вся авионика не отечественного производства. От 30 процентов стоимости этого самолета не производящиеся в России компоненты. Если вы возьмете нашу LADA, то выясняется, что собственных подушек безопасности, тормозных систем нет, они не производятся в нашей стране. Возможно, ряд компонентов можем получить из тех государств, которые не объявили России санкции или торговую войну. Но есть некоторые вещи, которые критические. Или поезда "Ласточка" и "Стриж" производят на оборудовании Siemens, а компания объявила об уходе из РФ. Где возьмем недостающие компоненты? Это, например, определенная электроника, которую мы не производим сами. В целом в электронной сфере мы сильно отстали, все 30 лет ей занимались по остаточному принципу, если вообще занимались. Первые 10 лет на нее вовсе плюнули. Если с советских времен каким-то чудом остались какие-то наработки, тот же завод "Квант" в Зеленограде, то там ничего толком не создавалось или наблюдается многолетнее отставание. Целый ряд критически важных для производства товаров мы просто не производим. Вспомните, как недавно скандально обсуждали рост цен на бумагу. Оказалось, что мы какой-то отбеливатель не производим», - добавил экономист.
Он отметил, что для борьбы с последствиями санкций надо делать все возможное. «Я продвигаю тему импортозамещения более 30 лет. Вообще считаю, что степень открытости, незамкнутости российского производственного контура в несколько раз превышает оптимальный уровень. Я все эти годы говорил, что ставка на открытую экономику, вступление в ВТО не просто непродуктивные, а вредные для России стратегии. Надо было раньше начинать делать, а не сейчас в экстремальных условиях. Но в любом случае это неизбежно. Основные аргументы моих оппонентов в том, что встраивание в международные цепочки создания стоимости и специализация обеспечивают эффективность. Но это верно наполовину. Стратегическая безопасность важнее эффективности. К тому же и эффективность можно рассматривать в точке, а можно — в долгосрочной перспективе. Вспомним итоги корейской войны: вся промышленность осталась в Северной Корее, в Южной было сельское хозяйство, рыбная промышленность. Поэтому, с точки зрения эффективности в точке, организовывать производство электроники, автомобилей, судов в Южной Корее не имело смысла. Если бы они исходили из логики наших реформаторов, то встраивались бы в мировую экономику в низкотехнологические ниши. Так бы и ловили только рыбу и производили рис. Тем не менее они с помощью методов жесткого протекционизма за 30 лет превратились в одну из самых промышленно развитых стран мира, создав с нуля автомобильную, электронную промышленность, производство компьютерной и медицинской техники, химического и судостроительного комплекса. Известные нам компании — Samsung, LG, Hyundai, Daewoo, SsangYong — возникли не благодаря рынку, а благодаря определенной правительственной политике, которая им покровительствовала и имела определенный план прорыва в эти выгодные ниши с высокой добавленной стоимостью и на острие научно-технического прогресса», - продолжил Кобяков.
«Все это нам надо было делать последние 30 лет. Чтобы не оказаться окончательно на обочине истории и не перейти в положение осажденной крепости, нужна не просто программа замещения, латания тришкиного кафтана. Это повод задуматься, чтобы стратегически перестраивать российскую промышленность, достраивать недостающие звенья. Задача архисложная, требует совершенно других подходов к экономической политике, но реализуемая, как показывает опыт других стран. Чем мы хуже Южной Кореи? Заметим, стартовые условия у нас лучше. Южная Корея на тот момент была отсталой сельскохозяйственной страной. А мы имеем опыт XX века, мы промышленная держава, у нас есть технологические школы, мы первыми запустили в космос космический аппарат и человека, первыми создали атомную станцию. Уж если Южная Корея смогла, то и мы сможем. Я привел лишь один пример, когда страна прибегала к помощи программируемого развития посредством государства, используя все что угодно — от покупки лицензий до промышленного шпионажа. Все это надо применять и нам», - подчеркнул он.
Он также признался, что многие годы был недоволен тем, что предпринимает правительство. «Сейчас уже делают ряд правильных шагов. Например, Михаил Мишустин отменил таможенные пошлины на ввоз технологического оборудования. Это давно надо было сделать, так как нужно создать производственную базу, средства производства, потому что их не хватает. Потом мы будем их сами производить, а сейчас надо завозить, пока нам их хоть где-то продают. Иначе не на чем станет выпускать продукцию», - отметил экономист.
«Изменилась даже Эльвира Набиуллина, которая раньше считала приоритетом борьбу с инфляцией, причем исключительно монетарным методом. Теперь она заявила, что мы имеем дело со структурными проблемами, поэтому высокие ставки не тот путь, который нужен стране. Видимо, на нее надавили, потому что все эти годы она была глуха на оба уха, хотя ей говорили, что ставки слишком высоки и неподъемны для бизнеса», - подчеркнул он.
«…Первое, с чего надо начать, — инвентаризация. Необходимо создать правительственную комиссию совместно с бизнесом и подсчитать, чего именно нам не хватает. Каждый конкретный производитель может на это указать. Допустим, какой-нибудь завод автомобильной сборки может дать перечень деталей, которые необходимы. Но есть ли подобный список, касающийся всех промышленных отраслей, у минпромторга? Думаю, что нет. А нужно еще такой же по химической промышленности, сфере продовольствия и так далее. Выясняется, что мы курятиной себя обеспечиваем, но инкубаторные яйца покупаем в Европе. Таких узких мест может быть очень много. Допустим, насколько у нас самостоятельное производство мебели? До 50 процентов собственных потребностей покрываем, но не больше. Например, уходит IKEA. Что необходимо, чтобы заместить?» - вопрошает эксперт.
«Именно такая схема действий должна сейчас применяться правительством. Так было при Иосифе Сталине: что нам надо, чего нет и какие должны быть предприняты шаги. По идее, нужен новый Госплан», - подчеркнул он.
Кобяков отметил, что не является сторонником железного занавеса, но выступает за квазиавтаркию. «Полная автаркия невозможна. Мы не имеем достаточно теплого климата, чтобы производить хлопок для тканей, одежды. Все это осталось в Средней Азии, а это теперь отдельные государства. На своей территории мы не сможем выпустить недостающий хлопок в силу климатических условий. Или мы не можем выращивать бананы, киви, ананасы. Их все равно придется закупать. Поэтому о 100-процентной закрытости я никогда не говорил. Но считаю, что нам нужно иметь примерно 90 процентов потребляемых товаров, которые производятся внутри страны. По разным отраслям процент может быть разным. Но если брать ВВП, то доля импорта в ВВП должна находиться на уровне 10–12 процентов. Остальное должно быть отечественного производства», - добавил он.
«Раньше мы были чувствительны к глобальной конъюнктуре. А теперь находимся в условиях полуизоляции, поэтому ударит по нам слабее. Но если пойдет рецессия, то скажется и на нас: на определенные виды сырья, которыми мы торгуем, может произойти снижение цен. Но, когда вы в большой степени отрезаны от мировой торговли и мировых экономических процессов, я думаю, что эффект шока на фоне всех остальных негативных процессов в российской экономике, которые нам придется переживать в ближайшее время, станет не таким значительным», - сказал экономист.
«Главные проблемы будут связаны не с конъюнктурным кризисом в мире, а с той беспрецедентной ситуацией санкций, которые против России применены. В качестве фактора влияния на наше самочувствие это несопоставимо выше. Если вы возьмете текущие оценки, то, по данным Всемирного банка, МВФ, ОЭСР, даже наших отечественных институтов типа Банка России, ожидается спад на 10–12 процентов ВВП. А в условиях конъюнктурного спада, который бы начался, были бы единицы процентов. Также я думаю, что мы не находимся в финальной стадии ввода санкций, каждый раз принимают очередной пакет. Наверное, появятся следующие, поэтому конечный эффект от санкций сейчас никто просчитать не может. Все оперируют простыми моделями. А если бы удалось прогнать роль санкций по широкой матрице межотраслевого баланса или модели Василия Леонтьева "Затраты – выпуск", то спад по итогам 2022 года мог бы быть больше 10–12 процентов. Прогнозировать не берусь. Но во всяком случае порядок понятен», - подчеркнул он.
«Так что я бы на глобальный кризис смотрел как на позитивное явление, потому что в условиях, когда кризис будет там, им станет сложнее применять болезненные приемы против нас. Я вообще считаю, что если бы спецоперация началась не 24 февраля 2022 года, а 24 апреля 2020-го, когда была самая нижняя точка экономических процессов в мире в связи с пандемией, то той же Америке было бы не до того, чтобы вводить против нас санкции», - отметил экономист.
Также эксперт отметил, что «мы уже привыкли жить лучше». «А когда из экономики дефицита последнего горбачевского периода попали в 1990-е, мы мало что потеряли. Если раньше мы какой-то товар не могли увидеть в магазинах, то потом просто не могли позволить себе купить — разница небольшая. Не было сырокопченой колбасы при Горбачеве, а в 1990-е появилась, но стоила столько, что преподаватель с зарплатой в 24 доллара ее купить не мог, максимум он мог купить себе раз в полгода сало на рынке. Хорошо помню, как мне не платили зарплату и я по несколько месяцев не ел мяса. В этом смысле не думаю, что мы вновь вернемся в 1990-е годы. С другой стороны, болезненность этих процессов для кого-то может оказаться существенной. Средний класс у нас возник на короткий период первой половины 2000-х, а дальше потихоньку вымывался. Он будет вымываться и дальше. Главными пострадавшими станут именно эти люди. А те, кто и так мало имеет, будут на своих приусадебных или садовых участках больше овощей выращивать. К этому мы все привычны. Думаю, что самым незащищенным категориям правительство все-таки какие-то выплаты организует. Поэтому существенно хуже они жить не будут. Люди, которые живут богато, так и останутся богатыми. А у тех, кто в середине, боюсь, есть определенная опасность перейти из этого состояния в менее комфортное», - заключил Андрей Кобяков.
