Игрушечная оккупация

Различные политические события часто сопровождаются комментариями о том, что Россия является мировой державой, успешно защищающей свои национальные интересы. А коли есть особые национальные интересы, то можно говорить и о национальном возрождении. Мы и говорим. При этом во внутреннеполитическом дискурсе обязательно упоминаются традиционные ценности. Православные патриоты, слыша праздничный звон колоколов, то и дело пытаются разглядеть в происходящем признаки возвращения к симфонии между верой и властью. Мнится: ещё чуть-чуть, и Русь вернётся в свою родную историческую колею, обретёт утраченную в прошлом веке христианскую душу. По крайней мере, нынешняя власть не борется с Богом, а наоборот – признаёт значение Православной Церкви. Словами, звучащими с высоких трибун, кажется, можно не только вызолотить все купола в стране, но сам воздух готов наполниться золотистым сиянием.

Однако проникновение православной культуры в повседневную жизнь российского общества остановилось чуть ли не двадцать лет назад. Политические заявления и тексты принимаемых документов находятся в одной плоскости, а бытовые навыки населения – в другой. Именно поэтому в возможность реального национального возрождения верится с трудом. Любые слова можно перечеркнуть, например, просто зайдя за подарком в детский универмаг.

Будущее создаётся не речами с докладами. Будущее – это то, что формируется в уме и душе сегодняшнего ребёнка. Ребёнок, как губка, впитывает впечатления. Его внутренний мир складывается под влиянием того, с чем ему приходится сталкиваться изо дня в день. Из чего же состоит его непосредственное окружение? В первую очередь – из игрушек.

С игрушками ситуация у нас аховая. Подавляющее большинство игрушек – импортного производства. Но это плохо не само по себе. Всё упирается в то, какие это игрушки.

Игрушка – не более, чем инструмент для игры; игра же в классической системе смыслов имеет педагогическое значение. Через игру ребёнок познаёт «взрослый» мир, адаптируется к нему, приобретает некоторые навыки, «понарошку» осваивает то, что потом придётся осваивать по-настоящему.

Однако для достижения педагогического эффекта одного ребёнка недостаточно. Необходим субъект, управляющий процессом. В игре – это тот, кто придумывает правила и организует саму игру (функционал воспитателя); если же ребёнок предоставлен сам себе, то таким субъектом становится тот, кто создаёт игрушки. Хорошая игрушка подталкивает игру ребёнка в правильную сторону.

Но сегодня о педагогической стороне дела думать некому. Создание игрушек отдано на откуп коммерческому производителю. Всем рулит рынок. Дети хотят игрушек, чем больше, тем лучше. То есть потребность в новых игрушках есть всегда, а любящие родители скорее ограничат себя, чем откажут своему чаду. Получается, что естественных границ у спроса практически нет; хороший маркетинг всегда сможет обеспечить новые продажи. Соотношение цены и затрат в игрушках тоже в пользу производителя. Ребёнок стремится получить не столько качество, сколько эмоции, поэтому цена зависит лишь от способности продавца убедить сделать покупку.

В ход идут такие приёмы, как производство полюбившихся персонажей из мультфильмов и кинофильмов, создание серий (с предложением собрать коллекцию), дробление товарных единиц (покупаешь куклу, а вся атрибутика к ней продаётся по отдельности; покупаешь конструктор, но собрать из него можешь лишь одну модель, и т.д.). Большое значение придаётся упаковке. Она должна быть яркой, кричащей, бросающейся в глаза. Вообще, цветовая гамма игрушек принципиально отличается от естественной расцветки реальности.

Продавцы всегда готовы потакать детским капризам. Кроме послушных детей, есть хулиганы, наряду с воспитанными встречаются и невоспитанные, среди добрых имеются и злые. И те дети, и эти нуждаются в игрушках, поэтому в продаже несложно найти игрушки-провокации, заготовки для глупых и злых шуток, и просто злые игрушки.

Ещё одна популярная маркетинговая стратегия – продавать не продукт, а решение. Потребитель хочет получить уже готовый результат, поэтому продавцы, например, продают товар с сопутствующим сервисом, или конечное изделие, а не комплектующие. Во «взрослом» мире покупатель в результате получает ощутимый выигрыш во времени и по затратам усилий. Но когда этот же подход переносится в мир игрушек, потребитель (каковым здесь является ребёнок) не приобретает, а утрачивает. Игрушка подсказывает ему, как с ней играть (фантазия отключается). Она может содержать заготовленные решения, которые оказываются слишком простыми (например, набор для «археолога», в котором уже заранее спрятана определённая «находка»). Такие игрушки не развивают ребёнка, а наоборот – тормозят развитие.

Конечно, существует рынок так называемых «развивающих» игрушек. Но он ориентирован на запросы родителей, а не детей. И реально развивающие игрушки есть, пожалуй, только для самых маленьких. Пока всё решают родители, тем из них, кто сосредоточен на развитии своих чад, предлагаются «правильные» игрушки. Но потом дети подрастают, взрослые начинают их брать с собой в магазин, и, уже начиная лет с пяти, магазины ориентируются на захват внимания детей. Предполагается, что ребёнок «продавит» своих родителей и заставит их купить понравившуюся ему игрушку. И тут на первый план выходит не развитие, а развлечение.

Игрушка изначально двойственна. Вводя ребёнка в мир смыслов взрослой жизни, она должна делать это, не слишком его напрягая. Ребёнок будет играть с увлечением, если ему интересно и весело. Игра – всё-таки не работа, а забава. Игрушка не просто повторяет предметы взрослого мира, она их преображает. Возникает игровая, сказочная среда.

Но по-хорошему, из сказочного мира всегда должен идти мостик в настоящий мир. Затягивание в сказку целиком не помогает адаптации к реальности, а препятствует ей (этот момент чётко прописан в истории с Питером Пэном). «Сказка – ложь, да в ней намёк, добру молодцу урок». Если никакого урока нет, то нет и пользы. Есть только потраченное время и ресурсы.

Но ни за что люди не платят так хорошо, как за развлечения. Поэтому ребёнка берутся усиленно развлекать. Для детей выстраивается сказочная вселенная, и чем больше она будет отличаться от реальности, тем лучше: дорога, уходящая внутрь этой вселенной, – это путь от продажи к продаже. В результате игрушка всё меньше соотносится с окружающей нас реальностью. Она больше не вырастает из неё; её корни уходят в параллельный мир, созданный индустрией масс-медиа (комиксами, кино, мультипликацией, компьютерными играми). Такая игрушка уже не может ничему научить. Она не ведёт ребёнка к взрослению, а подталкивает к конфликту со взрослым миром (который, по сути, ни что иное, как просто мир, ведь другого мира не существует). Отсюда – хронический инфантилизм, неумение выстраивать отношения, ложные жизненные цели, уязвимость для различных манипуляций.

И наша, отечественная игрушка вовсе не является принципиальной альтернативой. Она полностью поглощена этой глобальной рыночной концепцией. Вплоть до того, что оформление наших игр или игрушек маскирует их под иностранные, копируя чужие визуальные образы и латиницу на упаковке. Торговые площади детских магазинов организованы по западному образцу. Отсутствуют отечественные идеи, реализованные в игрушке. Национальных дух, особенности русской культуры в этой сфере никак не проявляются. И это, пожалуй, самое страшное.

Ребёнок, заходя в детский магазин, попадает на чужую культурную территорию. На этой территории его окружает множество агентов чужой культуры, с которыми он вступает в визуальный контакт. Сознание ребёнка атаковано яркими красками, продуманными маркетинговыми решениями. Конечно же, он не уходит без покупки. И в большинстве случаев он уносит с собой очередного иноагента. Дома у ребёнка уже существует довольно представительный инокультурный анклав. Игрушка за игрушкой, игра за игрой, мультфильм за мультфильмом, – всё это шаг за шагом меняет его сознание. И к достижению подросткового возраста из русского ребёнка вырастает представитель глобальной культуры. Что этому можно противопоставить на уровне официальных решений?

Правильно было бы объявить игры и игрушки зоной государственных интересов. Впрочем, мы видим, что государство, вроде бы, присутствует в сфере кино, но какого-то значимого прорыва в кинематографе не наблюдается. Возможно, потому что главная проблема – не во внешней организации, а внутри. Люди, для которых Православие – лишь культурная ценность, а не принцип жизни, неспособны воссоздать православную культуру. А игрушка, в отличие от кино, требует меньше финансовых инвестиций, но зато гораздо больше вложения души. Впрочем, что-то делать обязательно нужно, иначе ещё лет десять – и о православной России можно будет забыть.

Андрей Владимирович Карпов, главный редактор сайта «Культуролог»