На сайте «Русская народная линия» был опубликован ответ М.А. Князева на мои критические замечания относительно его отзыва на первый том книги «Преступление века. Материалы следствия», опубликованной на сайте Следственного комитета Российской Федерации. М.А. Князев продолжил этот диалог, и я посчитал нужным ответить на некоторые его замечания, поскольку в них содержится неверная или не вполне точная информация. Замечу, что многие из этих критических замечаний сделаны ради самой критики и носят неконструктивный характер. Например, только какой-то полемической беспомощностью можно объяснить вопросы автора, привёз ли Ермаков обед на Ганину яму, было ли в нём мясо и в каком виде оно было приготовлено… Увы, меню своих обедов большевики не писали, но для сведения Князева отмечу, что в районе Ганиной ямы грелись у костров и готовили себе пищу крестьяне, которые ходили туда на покосы, о чём известно из материалов следствия, а впоследствии там питались не только чекисты, но и те, кто на протяжении августа 1918 г. занимался поиском останков Царской семьи (об этих поисках подробно сообщали в своих показаниях А.А. Шереметевский и Н.Н. Магницкий). Это были немаленькие группы людей, которым тоже было нужно продовольствие.
Теперь по существу. Я не утверждал, «что разделение на источники и историографию не обязательно там, где исследуется вопрос о том, «как формировались те или иные версии или гипотезы по этому поводу [цареубийства] на протяжении дальнейшего времени»». А утверждал лишь то, что дипломированный историк, к сожалению, воспринимает источники и историографию как нечто раз и навсегда определённое, изначально предзаданное самой их природой. Между тем, историография также может являться источником, поскольку всё зависит от того, на какие вопросы отвечает исследователь. Жаль, что приходится вновь повторять азы источниковедения.
– Но если Следственный комитет РФ полагает, что воспоминания Колесникова – выдумка, то почему не были изучены воспоминания председателя Уральской ЧК Ф.Н. Лукоянова, которые хранятся в Пермском партийном архиве?
Должен разочаровать уважаемого оппонента. Никаких воспоминаний Ф.Н. Лукоянова не существует в природе. А существует его автобиография, в которой интересующей нас теме посвящено всего одно предложение. Но, чтобы вновь не быть обвинённым в «сокрытии» важной информации, приведу весь абзац:
«…работал весь 1918 год и начало 1919 года сначала председателем Пермской Губчека (до июля 1918 года), а затем Председателем Уральской Областной Чека (Екатеринбург). Был членом Комиссии, судившей и руководившей расстрелом семьи Романовых. При занятии Урала белыми эвакуировался вместе с аппаратом Облчека в Вятку, где снова развернул работу Облчека».
Естественно, как руководитель ЧК, Лукоянов участвовал в совещании, решавшем судьбу Царской семьи. Более ничего это предложение не сообщает.
– Впрочем, даже если предположить, что костёр был заросшим, то как в нём могли быть найдены куски белого стекла, которые свидетели опознали как осколки от фотографической рамки, принадлежавшей членам семьи? Неужели большевики специально подкопали туда несколько осколков?
О находках в т.н. «четвёртом костре», случайно обнаруженном при прорытии канавки, подробно говорится в третьем томе книги «Преступление века» под № 298. Это были четыре небольших «кусочка из стекла чистого, белого и прямого» и один из толстого стекла, «искривлён и имеет ясно выраженную форму бутылки или флакона». Эти кусочки были представлены М.Г. Тутельберг и вот, что она сказала: «Я вижу пять осколков белого стекла… Из них три могут быть от рамочек, а сказать про два осколка ничего не могу». Иными словами, Тутельберг лишь предположила, что три из пяти осколков (имеются в виду осколки из «прямого» стекла) могли быть от рамочек, а потом это предположение (уже относительно четырёх кусочков) стало утверждением в описи вещей, составленной М.К. Дитерихсом. Что собой представляли эти кусочки в реальности и от каких предметов они взялись, доподлинно осталось неизвестным. Во всяком случае, важно подчеркнуть, что для самого Н.А. Соколова это кострище не представило никакого интереса, и он вовсе не занялся его раскопками.
Комментировать в очередной раз «два куска какого-то сплава», который напоминал А.А. Шереметевскому обожжённые кости, не вижу смысла, хотя бы потому, что кости, как известно, не плавятся.
– И, наконец, последний вопрос касается исторических оснований захоронения царской семьи в Поросёнковом логу. Е.В. Пчелов возражает, что оппоненты «пока не предоставили ни одного документального доказательства фальсификации захоронения в Поросёнковом логу, сговора участников сокрытия трупов с целью такой дезинформации, как и полного уничтожения тел в районе Ганиной Ямы». Не могу согласиться, по крайней мере, с последним пунктом: разве выводы следователя Н.А. Соколова противоречат версии полного уничтожения тел в Ганиной яме?
Здесь я хотел бы воспользоваться методом самого М.А. Князева по пропаганде собственных работ и отослать к моей книге «Цареубийство 1918 года: источники, вопросы, версии» (М., 2020), где подробно описано, как и почему Н.А. Соколов пришёл к умозаключению об уничтожении тел на Ганиной яме. По первым же двум пунктам М.А. Князев так и не предоставил документальных доказательств, как и собственной документально обоснованной картины произошедшего. Что ж, подождём… А до того времени продолжение бесплодных дискуссий мне представляется пустой тратой времени.
Евгений Владимирович Пчелов, кандидат исторических наук, зав. кафедрой вспомогательных исторических дисциплин и археографии Историко-архивного института РГГУ
2.
1.