Почему подростки отходят от Церкви?

В рамках «Дискуссионного клуба» «Русской народной линии» состоялась первая часть беседы помощника главного редактора «Русской народной линии» Павла Вячеславовича Тихомирова, главного редактора сайта «Культуролог» Андрея Владимировича Карпова и заместителя главного редактора РНЛ Алексея Павловича Мыселева о проблемах православного воспитания и о том, почему подростки уходят из Церкви?

Павел Тихомиров: Лет пятнадцать назад мы со своим семейством приехали в соседний городок в гости к тамошнему благочинному. Батюшка был такой казаколюбивый, настоящий активист православно-патриотической темы. Восхищался тем, что у детей наших такие «музейные», как он выразился, имена. На прощание говорит:

«А ведь пройдёт лет двадцать, и в России останутся только православные да мусульмане. Ну, ещё и цыгане. Ведь все остальные рожать не хотят, вот мы и останемся».

Двадцати лет ещё не прошло, но вряд ли за ближайшие пять лет ситуация изменится кардинальным образом.

Логика батюшки ясна, коль уж у цыган рожаются цыганята, у мусульман – магометанской веры малыши, то дети православных непременно станут тоже православными и переймут у нашего поколения эстафету многодетности и воцерковлённости…

Ну разве мы их не приводим ко Причастию?

Разве мы не пытаемся как-то ограничить присутствие в культурном пространстве наших семей того духа, которым дышит мiр?

Разве мы не молимся о вразумлении чад своих?

Но вот исполняется им пятнадцать лет… и.

И выясняется, что если у цыган дети становятся цыганами, то это не значит того, что в православных семьях дети непременно вырастают …такими, какими нам рисовались они в ту пору, когда мы только входили в храм. И только начинали играть в «православных».

Одни играли в «дореволюционную Россию», другие – в «Допетровскую Русь», третьи – в «общины века Апостольского». Мы играли. Это называется зарубежным жаргонным словцом «косплей». От costume play — «костюмированная игра». Играть-то можно не только в Хоббитов или Белогвардейцев.

И однажды может наступить момент, когда кто-то из повзрослевших детей отказывается играть в наши игры. Цена, которую мы платим, кажется повзрослевшему чаду непомерной.

Ну, как же! Ведь мы «никогда никуда не ездили», ибо какая может быть езда, когда каждые 2-3 года – новые малыши, не оставишь же маму одну с малышнёй… «У нас невозможно уединиться и побыть наедине со своими думами, ибо комнат в доме хотя и восемь, но у Васи/Пети из «нормальной» семьи есть свой угол, а у нас – нет…»

Нет, они не голодают. Они не ходят в обносках, ибо добрые люди есть (среди капиталистов не одни только олигархи), и нередко помогают фактически второй зарплатой.

Но всё равно.

В нашем обществе, в котором уже полностью и бесповоротно победил дух потребительства, ни о какой привлекательности культуры многодетных семей не может быть и речи.

А мы… нет, мы не стали участниками эксперимента. Нет. Мы – с Божией помощью – идём ко спасению своих конкретных душ именно тем путём, которым идём.

Но это – крест. Это – путь спасения. И это не может быть некой «моделью».

Хотя и у «успешных» бывает по трое, а то и больше деток.

Алексей Мыселев: Дорогой Павел, в первую очередь, как отец четырёх сыновей, спешу выразить Вам своё почтение как отцу 10 детей! Поистине – это подвиг в наше непростое время. Воспитание детей – это не разглагольствование о том, как спасти Россию, а прямое служение Родине. Понимаю, звучит несколько высокопарно, но что ж, не могу иначе…

Я не сомневаюсь, что многодетность – величайшая милость Божия, как и любое появление на свет Божий нового человечка. Конечно, рождение и воспитание - нелёгкий крест! А многодетным несоизмеримо тяжелее, но вместе с тем и легче – Господь не оставит; да и дети, по крайней мере в детстве, залечивают душевные родительские раны, полученные в боях в мире взрослых дядь и тёть.

Как писал величайший писатель Ф.М.Достоевский через своего персонажа князя Льва Николаевича Мышкина: через детей душа лечится. И чем больше детей, тем больше счастья. Но, вместе с тем, и скорбей порой бывает в избытке.

Вы поднимаете болезненную тему для многих православных родителей, что дети-ангелочки ходят в храм, а как только случилось половое созревание, неожиданно грянул подростковый возраст, то и не встретишь на Литургии. Да, часто так бывает. Но, во-первых, не со всеми. Мне известны примеры, когда и в подростковом возрасте не отходят от Церкви. Да и сам я, приученный с детства к храму своей любимой прабабушкой Марией, не отступал от Церкви, хотя и были разные периоды в жизни.

А, во-вторых, в детстве ребенок ходит в храм, потому что родители идут, в подростковом возрасте происходит кризис самоидентификации, молодой человек задается вечными вопросами: кто я? Зачем живу? В чем мой смысл жизни? И в этот период важно ему дать возможность самому осознать себя как личность, через горнило сомнений самому прийти к более крепкой и осознанной вере. Если человек пройдет благополучно этот кризис, то есть вероятность, что обретёт твердую веру, и вместе с Достоевским воскликнет: «Не как мальчик же я верую во Христа и Его исповедую, а через большое горнило сомнений моя осанна прошла».

А задача родителей любить и закладывать в раннем детстве фундамент веры. Даже если молодой человек отойдет от веры, закваска православного детства не даст ему погибнуть и поможет, испив скорбей, как блудному сыну вернутся в Отчий дом (Церковь) – где тепло и царит Любовь – Христос!

Андрей Карпов:

Путь обретения нашими детьми личной веры — это мост, стоящий на трёх опорах. Первая опора — семья, вторая — Церковь, третья — православная среда. С семьи всё начинается, это отправная точка. Именно в семье ребёнок может (и должен) найти образец веры, модель поведения православного человека. И пусть эта модель в деталях наигранна и порою выглядит как косплей, в ней должно быть искренним главное — сама вера, сердечное обращение к Богу. Ребёнок чутко распознаёт ложь, поэтому ему важны не столько внешние действия родителей, сколько их мотивы и устремления. Если родители действительно хотят и ищут возможность сходить в храм, бережно относятся к молитве, соотносят свои действия с тем, что написано в Евангелии, то дети впитывают эту практику, и она не вызывает у них отторжения. Иногда человеком, с которого начинается детское православие, оказываются не родители, а, например, бабушка или даже прабабушка, как у Алексея.

Но главное — не то, что происходит в семье, а что происходит в Церкви. Там должна состояться встреча человека и Христа, сугубо личная встреча. Родители приводят ребёнка в храм, как бы говоря Богу: «вот, прими наше дитя под Своё попечительство и веди Его». Бог, конечно, слышит родительские молитвы, но, чтобы встреча состоялась, нужны двое. Бог всегда видит нас, но надо, чтобы и человек увидел Бога. Нужен личный духовный опыт. И если встреча со Христом происходит, можно считать, что духовная жизнь началась, и уверенность в православном будущем такого ребёнка оправданна. Но часто бывает так, что подобного особенного события в детской жизни не случается, и тогда решающее значение приобретают люди. Важно, с какими священниками пересекается ребёнок, кто его духовник — понимает ли он и любит ли детей. Есть ли в храме сверстники. Хорошо, если родители налаживают общение семьями, чтобы дети видели, что опыт православной жизни выходит за пределы одной семьи. Большое значение может иметь воскресная школа. Наш настоятель и духовный отец говорил, что неважно, какова учебная программа и какие именно знания получают там дети, главная цель — не образование. Главное, чтобы ребёнок чувствовал атмосферу любви, чтобы ему было там хорошо, чтобы его тянуло в воскресную школу и в храм. Но, конечно, нельзя допускать никакой профанации, того, что сегодня называется православием-лайт.

Однако мир ребёнка неизбежно выходит как за стены дома, так и за церковную ограду. Дитятко получает образование, а потом должно найти какое-то место для приложения своего труда. Тут-то и скрывается корень многих бед. С третьей опорой нашего моста большая проблема. По идее за 30 лет, что прошли с общественно-политической реабилитации Православия, мы должны были воцерковить значительную область общественного пространства. Но этого не случилось. Нам не удалось выгородить свой угол в социальных практиках. У цыган есть своя субкультура, мусульмане живут внутри преобразованной ими культурной среды, а православные, выходя из храма, начинают жить по законам светского мира. И ребёнок, следуя за взрослым, попадает в эту безрелигиозную, а часто в антирелигиозную реальность. Образование в православных школах кусается по деньгам, область православного досуга выглядит уныло, и даже простейшее — питание с учётом православного календаря — весьма проблематично. Общество безразлично к религиозному статусу детей, а православного общества как какой-либо подсистемы попросту не существует.

В этих условиях приходится как-то приспосабливаться, используя вместо надёжной опоры частные решения («костыли»). Многодетность оказывается серьёзным выигрышем. Когда детей много — это уже сообщество, которое имеет свою внутреннюю (православную) культуру. Дети общаются между собой и не столь остро воспринимают дефицит внешнего общения, который всё-таки существует. Другим «костылём» становится приходская жизнь. В том, что делается на приходе, можно найти область приложения своих усилий, реализовать себя. Но область эта заведомо узкая, и не каждому дано с ней пересечься. Более того, наверно, справедливо следующее утверждение: никто из прихожан не может наложиться на эту область полностью, так чтобы ничто не выглядывало за край. Тем или иным боком мы всё равно выпадаем в «большой мир».

И ребёнка приходится к этому готовить. Готовить к тому, что он окажется в оппозиции к мейнстриму, к массовой культуре и даже к культуре вообще (с учётом того, что культурная среда с каждым годом всё стремительней деградирует). У подрастающего человека не должно возникать шока от того, что он выглядит как перпендикуляр. Необходимо, чтобы эта перпендикулярность ощущалась естественным продолжением мировоззрения. И эта позиция не может быть навязанной извне или привитой, это должен быть результат свободного и осознанного выбора личности.

На самом деле наша неспособность выстроить православную культуру как автономный и полностью функциональный этаж социального здания проистекает во многом (если и не целиком и полностью) из того, что некогда мы пренебрегли обязанностью быть перпендикулярными к социально-культурному мейнстриму. И цыгане, и мусульмане имеют свою альтернативную среду лишь в той степени, в которой игнорируют то, что навязывает мейнстрим. Мы же пошли путём компромисса, но этим только отсрочили необходимость делать выбор. Возможно, в нашем будущем по-прежнему есть место для прекрасной и всеобъемлющей православной культуры. Но первым шагом на пути к ней должен стать отказ играть по правилам нынешней культурной среды. Мы должны принять фундаментальное решение не иметь с ней ничего общего, и тогда нам просто придётся создавать что-то своё. Если же мы так и не найдём силы сделать этот шаг, нас окончательно растворят в мейнстриме.

Алексей Мыселев: Благодарю Вас, Андрей Владимирович, за системный и трезвомысленный подход к поднятой проблеме. Я совершенно с Вами согласен, что в храме «должна состояться встреча человека и Христа, сугубо личная встреча». Здесь тайна. Когда именно произойдет встреча? И как будет развиваться общение души с Богом? Ведь человек, будучи живым и страстным, на протяжении всей жизни подвергается испытаниям, в том числе испытывается его вера и верность Христу. А когда ребенок становится взрослым, то насильно его не заставишь верить: Невольник – не богомольник. Родителям остается только усердно молиться и уповать на милость Божию. Станет ли молодой человек идти путём Православия или захочет вкусить все «прелести» мира?

Главная задача родителей в созидании искренности, любви и научению страха Божия, как я писал выше – созидать фундамент веры. Стараться всей душой быть примером, в том числе примером в борьбе с грехом: вставать при падении, всегда уповая на неизреченную милость Божию. Ведь человек может ходить в храм, говорить правильные слова, но каков его дух, устремления? Как писал Федор Михайлович:

«Судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает. А ведь не все же и в народе - мерзавцы, есть прямо святые, да еще какие: сами светят и всем нам путь освещают! Я как-то слепо убежден, что им такого подлеца и мерзавца в русском народе, который бы не знал, что он подл и мерзок, тогда как у других бывает так, что делает мерзость, да еще сам себя за нее похваливает, в принцип свою мерзость возводит, утверждает, что в ней-то и заключается l’Ordre и свет цивилизации, и несчастный кончает тем, что верит тому искренно, слепо и даже честно. Нет, судите наш народ не по тому, чем он есть, а по тому, чем желал бы стать. А идеалы его сильны и святы, и они-то и спасли его в века мучений; они срослись с душой его искони и наградили ее навеки простодушием и честностью, искренностию и широким всеоткрытым умом, и всё это в самом привлекательном гармоническом соединении. А если притом и так много грязи, то русский человек и тоскует от нее всего более сам, и верит, что всё это — лишь наносное и временное, наваждение диавольское, что кончится тьма и что непременно воссияет когда-нибудь вечный свет».

Процесс воспитания – это искусство, соприкосновение с тайной – душой младенца. И помоги Бог всем родителям нести нелегкий, но от того не менее, спасительный крест родительства!

Павел Тихомиров: Дорогие коллеги, позволю себе поставить в нашем разговоре точку с запятой. Ибо тема, поднятая в материале, несомненно, ждёт продолжения, и мы надеемся, что по существу вопроса выскажутся и наши постоянные авторы, и наши постоянные читатели.

Сегодняшнюю часть нашей беседы я начал с упоминания об услышанном пятнадцать лет назад мнении батюшки про то, что коль уж либерально настроенные наши сограждане не хотят обзаводиться потомством, то они, стало быть, сойдут со сцены, и останутся только люди, укоренённые в ту или иную традицию, атрибутом которой является чадолюбие.

Тогда, пятнадцать лет назад, нам казалось, что наши неофитские опыты, - так или иначе, но непременно приведут к выработке некоего уклада. К появлению некой традиции.

Звучали и голоса скептиков. Очень хорошо помню высказывание А.Б.Рогозянского, тоже, как и мы, многодетного отца. Андрей Брониславович тогда же, лет пятнадцать назад, высказался в том духе, что православные верующие всё надеялись на то, что сформируется некая корпоративная норма отношения к тем или иным явлениям, но таковая норма не выработалась.

«Увы» или «не увы», сказать не могу.

Очень хотелось бы, конечно, чтобы выработалась некая внешняя культура, но раз не вырабатывается, то, видимо, нет в ней надобности. Сегодня нет.

Конечно, было бы так уютно и спокойно. Если бы сформировался некий уклад. А потом этот «Новый Домострой» можно было бы преподнести в качестве нашей альтернативы «Дому-2», и чтоб появился Новый Сталин, который бы внедрение этой самой альтернативы «Дому-2» обеспечил правовыми механизмами…

Да только что же тогда получилось бы?

Третий Рим? Или пародия на него?

Так что, видимо, не стоит отчаиваться от осознания того, что никак у нас не получается сформировать некий уклад Православной Семьи начала третьего тысячелетия от Р.Х. Видимо, Спаситель ждёт от нас чего-то другого.

Сможем сделать так, чтобы наш пример не оттолкнул кого-то от Храма, сможем подвести туда детей, да и не только детей, а вообще, всякого ближнего, всякого, кого Господь пошлёт нам, - вот и замечательно. А уж внутри Храма, если суждено будет произойти Встрече – люди сами сделают свой выбор. Господь ни у кого не отнимал этого права – права на свободу выбора. На свободу воли.

Самим бы найти силы вставать всякий раз после наших падений.

Конечно, оно-то с костылём «уклада» было бы, наверное, надёжнее стоять. Но, раз уж нет этих костылей, и не предвидится их появления, значит, Спаситель ждёт от нас чего-то иного.