Коронакризис вернул нам истинные ценности

Заместитель главы МИД России Сергей Вершинин заявил в интервью РИА Новости, что потери мировой экономики от пандемии коронавируса составили более 3,5 триллиона долларов, что в два раза превышает ущерб, нанесенный кризисом 2008 года.

«Пандемия COVID-19, очевидно, войдёт в историю как один из крупнейших вызовов XXI столетия. Её последствия оказали пагубное влияние на все сферы нашей жизни. Не остались в стороне и международные экономические отношения. Эксперты сходятся во мнении, что мы имеем дело с крупнейшим глобальным кризисом со времен Второй мировой войны. Потери мировой экономики составили более 3,5 триллиона долларов. Это уже в два раза больше, чем во время кризиса 2008 года», - сказал Вершинин.

По его словам, всё это стало серьезной проверкой на прочность как национальных экономик, так и международных институтов.

«Непросто справляться с нарастающим давлением и глобальной финансовой системе. К сожалению, многие всё чаще предпочитают действовать по принципу "каждый сам за себя". Какой эффект это оказывает на многостороннее экономическое сотрудничество, представить несложно», - отметил он.

Замминистра подчеркнул, что «мировая экономика едина, и именно через многостороннее сотрудничество, нацеленное на поступательное и всеобъемлющее развитие, лежит путь к выходу из нынешнего масштабного кризиса».

«Преодолеть его иначе, как сообща, человечеству едва ли удастся», - заключил высокопоставленный дипломат.

Заявление заместителя министра иностранных дел России проанализировал в интервью «Русской народной линии» д.э.н., профессор, главный научный сотрудник Института экономики РАН Олег Сергеевич Сухарев:

В 2020 году грянул небывалый доселе кризис, спровоцированный пандемией. Коронакризису присваивали разнообразные эпитеты, многие из которых ошибочны. Например, кризис именовали «социальным» из-за социальных самоограничений.

Некоторые почему-то кризис называли «кризисом предложения»: дескать, свёртывается совокупное предложение из-за ограничения определенных видов деятельности. Но это был стандартный кризис: нанесён удар по совокупному спросу и доходам в результате самоограничений, карантина и закрытия определенных видов деятельности. Был свернут спрос (при свёртывании отдельных видов деятельности),  а уже затем по цепочке это вызывало реакцию на стороне предложения. Если никто не покупает и не заказывает – снижается производство товаров и услуг. Сфера услуг пострадала первой из-за введения ограничения по контактам (туризм, общественное питание, гостиницы).

Специфика кризиса только в одном – он вызван вирусной атакой и нашими действиями на неё, а не какими иными факторами. Кризис изменил цели существования и развития. Цель – не рост прибыли, а выживание: сохранение жизней людей и минимизация смертей. Тем самым, в кризис изменились цели функционирования хозяйства. Вот в чём специфика кризиса, а не в том, что он был социальный. Любой кризис, в независимости от причин его возникновения, влияет на доходы и сбережения населения. И в этом смысле кризис всегда является социальным.

Социальные атрибуты совершенно не подчеркивают стилистику и особенность коронакризиса. А ведь высокие профессионалы говорят о кризисе предложения, социальном кризисе. Однако на самом деле кризис возник в результате коронавирусной атаки, которая свернула спрос, ограничила определенные виды деятельности, что сопровождалось прямым свёртыванием спроса. Руководители вынуждены были так поступать, потому что цель – не спрос и прибыль, а выживание и минимизация смертей.

Согласно классической парадигме экономики – она функционирует с ориентацией на прибыль, на темпы развития и экономический рост. А если быть по-настоящему честными – то она ориентируется на вот эти, в общем-то, фальшивые ценности. Недаром существует известное выражение: «Экономисты – это люди, которые всему знают цену, но ничему не знают ценности». Экономисты свято верят в эти псевдоценности, отстаивают их в своих моделях, теориях и экспертных оценках. И вдруг в одно мгновение всё растворилось! И появились подлинные ориентиры – ценность человеческой жизни. Ради сохранения жизни людей мы пошли на самоограничение. Потом капитализм отбил свои позиции: дескать, ущерб экономики тоже скажется ведь на людях.

Когда человек чудом выживает в автомобильной аварии, то по обыкновению говорится: «Господи, спасибо, что взял деньгами!». Мы благодарим Бога, что остались жить. И плевать нам на железо (машину) и другие подобные условные ценности.

Такая житейская логика сопровождает нашу жизнь. И она идеально подходит под коронакризис. В СМИ запускают ложь о неопасности коронавируса, но люди так думающие дезинформированы, дезориентированы, никогда не изучали микробиологию, вирусологию и не понимают, что главная опасность для человека исходит не из космоса, а от микромира – мира бактерий и вирусов. Сотни вирусов живут на Земле, и мы не знаем, когда они проявят агрессию. Ложные оценки коронавируса являются следствием плохого изучения даже школьной «Биологии».

Опасность коронавируса крайне велика. И до сих пор проблема не разрешена. И неизвестно, как проявит себя вирус в ближайшие пять лет в людях, перенёсших заболевание. Не увеличится ли рост раковых и сердечных заболеваний? Медики фиксируют у переболевших коронавирусом различные патологические последствия.

Оценки ущерба экономики плавают: всё зависит от методики, выбранного подхода, как считать и насколько точно. Определённым отраслям нанесен ущерб, но другие сферы жизнедеятельности рванули вперёд: фармацевтика, медицина, биохимия и все сопряженные с ними производства. Например, производство медицинского оборудования (комплектующие, аппараты, элементы устройств и др.), во всяком случае, заказы расширялись, так как увеличивался спрос на эти изделия.

Здесь боролись два мультипликатора: мультипликатор увеличения расходов, вызванный кризисом, и мультипликатор передачи самого кризиса – в силу резкого ограничения доходов и сокращения спроса граждан. Конечно, победу одержал второй мультипликатор: кризис оказался сильнее. Мы имеем отрицательный темп экономического роста ВВП, причём во многих странах. Весьма странно нынешний кризис сравнивать с кризисом Второй мировой войны или Великой депрессией, потому что природа тех кризисов была совершенно иной, не говоря о кризисе 2008 года.