Есть ли будущее у бумажных человечков?

Вера, по слову апостола Павла, есть уверенность в невидимом. Она расширяет наши горизонты, взламывает капсулу «здесь и сейчас», и мы открываем для себя трансцендентность. Главное же: вера выводит человека за границы смерти. Смерть перестаёт быть концом всего. Мой мир не исчезает вместе с моим последним дыханием. Меняется лишь качество бытия, способ соотношения меня и мира. А значит, те смыслы, которые меня вели по жизни, сохраняются и после моей смерти. Они не обнуляются. Смерть не способна их отменить. «Смерть! где твоё жало? ад! где твоя победа?»

Искренне верующий человек не боится смерти. Чем сильнее вера, тем меньше он боится. Поэтому он может смотреть смерти в глаза, рисковать собственной шкурой: целостность шкуры вовсе не главное. У верующего человека другие цели и приоритеты. И это делает его сильным. Он может больше вынести и большего добиться.

Стойкость и героизм русского народа, так удивлявшие рафинированных европейцев, были замешаны на вере. В картине русского мира всегда присутствовала трансцендентность, выход за край. Наш человек жил под высоким небом, с горизонтами, уводящими вдаль. Порою он был безалаберным, «безбашенным», пренебрегал опасностью и презирал выгоду, действовал нерасчетливо и нерационально. Но это всё потому, что мир, где от тебя требуется лишь выживать, казался ему тесным. Он знал, что человеческая логика ущербна, поскольку истина больше. Подлинно сущее не заключается в трёх или даже (с учётом времени) — в четырёх измерениях, Оно взирает на нас из вечности, и то, что мы здесь делаем или не делаем, те обстоятельства, которые нам даны, — это лишь экзамен, который мы должны сдать. Иной ценности у жизни нет; подлинность нашего бытия измеряется готовностью к смерти и встрече с вечностью.

И русский человек продирался сквозь обстоятельства, не выпуская вечности из виду. У него на крайний случай всегда был резервный ресурс — Бог за пазухой. Это не только и не просто крестик, напоминающий, что мы в одной связке с Богом; русский знал, что он мог позвать Бога в любой момент. Господь, Богородица, святые — близко, на расстоянии молитвы, которой, конечно, должно сопутствовать покаяние. В самой тяжёлой ситуации Господь укрепит и придёт на помощь, потому что не посылаются человеку испытания, которых он не в силах понести. И с Божьей помощью оказывается возможным то, что кажется невозможным по человеческому рассуждению.

Русская история — это, на самом деле, история взаимоотношений с Богом. И трагедии, и победы определялись тем, насколько мы отошли от Его заповедей или следуем им. И ни стихийные бедствия, ни болезнь, ни война, какими бы ужасными они ни были, не могли погубить русский народ. Гибли люди, пресекались конкретные судьбы, но пока мы были с Богом, а Бог — с нами, смерть была на своём месте, выполняя роль кары для негодяев и неся избавление от страданий для праведников. Иногда Бог её отводил — по слёзной и неотступной молитве, и она оставляла свои жертвы.

Собственно, подобный круговорот жизни и смерти нормален. В мире, где есть грех и страдание, смерть неизбежна и необходима, она, как волк в лесу, выполняет санитарную функцию.

Но случилось действительно страшное. Люди потеряли Бога — Он выпал у нас из-за пазухи. Мы продолжаем считать себя православными. И действительно, разве для этого нет оснований? Стоят по России храмы, в них по-прежнему находятся мощи святых и святые иконы, проходят службы и возносятся молитвы. Народ причащается Христовых Таин. Всё по канону, всё благодатно.

Но вмещается ли в нас благодать? Есть ли у нас для неё хоть какой-то объём? Мы стали плоскими, как бумага. Мы все развёрстаны в горизонтальной проекции — среди обстоятельств этого мира, и наша вера тоже стала мирским обстоятельством — некой особенностью национальной и личной культуры. Принято ходить в храм — мы и ходим, положено причащаться — мы исповедуемся и причащаемся. Быть христианином потихоньку свелось лишь к соблюдению порядка, заведённого в Церкви. Православная жизнь оказалась чисто земным устроением, трансцендентная составляющая затёрлась и потерялась. Потерялось чувство близкого присутствия Бога. Мы навыкли в нашей повседневности обходиться без Него.

И сразу же исчез этот всегдашний русский ресурс. Когда всё остальное закачивалось или выказывало слабину, ранее у русских оставался Бог, и этого уже было достаточно. А сегодня уповать на Бога как-то несовременно. Заученные нами молитвы содержат обращение «Господи!», но, произнося привычную формулу, мы ухитряемся не обращать внимания на её смысл. Бог есть Господь, то есть господин. Господин чего? Всего сущего, включая нас самих и обстоятельства нашей жизни. Устами мы это свидетельствуем, но действуем, исходя из совсем других соображений. Ещё то и дело говорим об уповании на Бога, но эти слова — просто риторическая фигура. Всерьёз же мы уповаем лишь на себя — на свои знания, человеческие установления и инициативы.

Нам кажется, что мы готовы встретить во всеоружии любой сюрприз бытия, но на поверку выходит, что такого замечательного оснащения недостаточно. Мир всегда оказывается превосходящим нашу способность контролировать ситуацию. И если горизонт реальности исчерпывается человеком, противостоящим стихиям мира, то шансов выстоять у человека не много. Налетающий ветер треплет бумажные фигурки. Человеку становится страшно.

Ранее человек умел справляться со своим страхом. Теперь же вера во всемогущество науки подорвана, а доверия к Богу нет. И человечество меняет свою базовую реакцию на вызовы. Вместо того, чтобы встречать их грудью, принимая боль, лишения и потери как цену преодоления, оно старается уклониться, заранее минимизировав количество точек, где могут возникнуть проблемы. Это стремление гарантировать абсолютную защищённость мало того, что утопично по своей природе (попытки сбежать от проблем неизбежно порождают новые уязвимости), оно ещё и крайне мешает развитию. Желание уклониться от опасности легко перетекает в отказ от использования технологий, снижение активности, запрет на инициативу, замену реального взаимодействия виртуальными коммуникациями.

У того, кто прячется, остаётся только один вариант будущего — прятаться и дальше. И чем дольше мы будем руководствоваться страхом, тем больше нам придётся бояться и глубже прятаться. Поэтому все сценарии развития сегодня можно пускать на растопку, нас ждёт период отката, если не угасания цивилизации.

Андрей Владимирович Карпов, главный редактор сайта «Культуролог»