В этом году исполняется сто лет со дня создания романа Е.Замятина «Мы». Роман давно завоевал читательский и критический олимп: достаточно упомянуть хотя бы то, что изучение этого романа обязательно в учебных заведениях разных стран, и в российских школах он рекомендован к прочтению. Однако анализ его содержания традиционно связан с особенностями построения социальной антиутопии и её сутью. Безусловно, общественно-социальное в романе – на первом плане, таков жанр. Написан он от лица главного героя, судьба которого и является смысловым центром произведения.
Однако, вопреки сложившейся традиции, хотелось бы обратить большее внимание на другую классическую смысловую доминанту русской литературы, явно присутствующую в романе «Мы»: образ женщин и любовь героев как средство самой точной характеристики героев и событий.
И.С.Тургенев писал: «Способность человека глубоко любить я считаю высшим мерилом его нравственной ценности». Именно поэтому почти всякого своего героя автор «проводил» путями любви, неразделенной или счастливой, эгоистичной или жертвенной.
Е.Замятин, создав условный треугольник из окружающих главного героя женщин, также словно построил систему зеркал, в которых отразилось самое существенное в личности главного героя - Д-503.
Вначале он вполне доволен своей расчисленно-размеренной жизнью без иллюзий. Он почти лишён интуиции, и эмоции его скудны и однообразны. Доставшаяся ему по записи первая женщина О-90 раздражает его своей неправильностью: слова опережают мысли, она зачем-то просит его о внеочередной встрече, хотя знает, что сексом можно заниматься строго по расписанию и даже замечает совсем ненужное: вокруг внезапно расцвела весна. Замятин – мастер подмечать соответствие цвета характеру, как, впрочем, и все талантливые модернисты начала XX века. Именно поэтому цвет О-90 – розовый, он о её наивности, и сама она похожа на ребёнка, с милой детской припухлостью у запястья. Она «вся кругло обточенная, и розовое О – рот – раскрыт навстречу каждому моему слову». О влюблённости и любви герой имеет смутное представление, он рад и тому, что магия природы давно под контролем: «…смешно и нелепо …, что море у древних круглые сутки тупо билось о берег, и заключенные в волнах силлионы килограммометров – уходили только на подогревание чувств у влюбленных. Мы из влюбленного шёпота волн – добыли электричество, из брызжущего бешеной пеной зверя – мы сделали домашнее животное».
Так было до того момента, пока он не встретился с дамой I-330. Следуя открытию Л.Н.Толстого, Замятин в каждом герое выпукло и цветно подчёркивает только 1-2 черты без подробных портретных деталей, и именно этот приём даёт возможность интуиции читателя мгновенно проникать в суть характера героев. Её появление, взгляды и странные речи заставляют Д-503 ощутить недоумение. В глаза ему бросаются прежде всего ослепительно белые острые зубы в обрамлении резких линий рта (у женщин Замятин прежде всего выделяет их рот) и «острым углом вздернутые к вискам брови – как острые рожки икса… тонкая, резкая, упрямо-гибкая, как хлыст». Слова «острые», «резкие», «рожки икса», «хлыст» – самые часто употребляемые для характеристики той, которая вовлечёт героя в головокружительный ураганный роман. Традиционно их отношения трактуются критикой как вспыхнувшая любовь, пробудившая в герое дремавшую душу.
Хотелось бы возразить, поскольку Замятин чётко обозначает, что их отношения не поднимаются выше неистовой страсти. Героиня вообще ведёт себя рационально: ей надо влюбить в себя Д-503, что она с успехом и осуществляет, применяя грубоватые приёмы и с неизвестным герою алкоголем, и с фривольной одеждой. Конечно, она и сама при этом немного увлекается, но вовсе не так, как её избранник. Она лишь позволяет себе чуть забыться. Недаром он чувствует себя «пойманным, посаженным в клетку… захваченным в дикий вихрь». Более того, автор подчёркивает, что таким же точно способом хищная I-330 привлекала на свою сторону множество других мужчин, недаром писатель вспоминает библейскую блудницу Раав. Почему нам кажется важным именно это обстоятельство?
Трагический финал романа – нравственное падение Д-503 есть прямой результат того, что он оказался в полной власти соблазнительницы: смятение чувств и мыслей сжигают ростки душевных порывов, оставаясь в лоне эротики и страсти. В финале, перед тем, как предать любимую, он долго думает. И он мстит. Мести бы не было, если была бы любовь. Ведь его страсть и секс – тоска по любви, которую он как духовно неразвитый человек не может осознавать.
Автор показывает «даму-хлыст» убеждённой революционеркой, не лишённой обаяния и внутренней культуры, в отличие, к примеру, от реальных современниц Замятина, самых яро-«ярких» ревдеятельниц Землячки и «Соньки золотой ножки» (не путать с воровкой «Сонькой золотой ручкой»). (Благодарность Н.С.Михалкову, впервые в русском кино («Солнечный удар») показавшему, до чего может пасть именно женщина-революционерка, если дать волю дремлющим в ней инстинктам и своеволию.) Героиня I-330 утверждает: «Нужны огонь, взрыв, геенна».
Для I-330 главное в жизни свобода, свобода и свобода. И её, как и многих единомышленников, конечно, можно понять: Единое Государство (ЕГ) превращало людей в машины, с математически исчисленными вариантами поведения. И тогда возникает вечный для любого общества вопрос: оправдывает ли цель средства? Здесь этот вопрос ставим применительно к роли женщины в судьбах мира и стран, революций и войн. Оправдана ли была жертвенная гибель I-330? Ответ легко найти, сравнив её с другой героиней другого романа.
Вспомним, к чему привела страсть Виниция к Лигии («Камо грядеши» Г.Сенкевича)? Необузданный в своих желаниях и действиях римлянин постепенно становится духовным человеком под влиянием христианки. И напротив, человек с задатками душевного и духовного роста, становится предателем и в конце концов наказан существованием в виде растения.
Возможно, такое влияние I-330 обусловлено теми средствами, к которым она прибегала, формируя свою армию? Теория обобществления женщин в создающемся новом социалистическом обществе была, конечно, известна Замятину. Но с помощью образа I-330 он тонко и неявно выразил бесперспективность и ошибочность буйства слишком свободных во всех отношениях революционерок-женщин. Недаром I-330 говорит: «Мы – антихристиане», а герой сравнивает её с валькирией.
Напротив, О-90 не отвергла дремавший и проснувшийся в ней инстинкт материнства, она мечтала иметь ребёнка от любимого и совершила более мужественный шаг, как это ни парадоксально звучит, – сохранив женственность и решившись на запретное материнство. Она ведь знала, что будет за это жестоко наказана, но всё-таки решилась. О-90 боролась с возникшим чувством ревности и сохранила любовь к Д-503, ей чужда гордыня, которая, напротив, переполняет I-330. Её жертвенность – другого рода, у неё есть перспектива, поэтому Замятин дарует жизнь О-90 и её будущему ребёнку. Эта женщина, да, менее яркая, но она в зеркале своей души отразила то вечное и незыблемое, светлое, что было в Д-503: он жалеет беременную О-90 – «…нечто подобное могло быть у древних по отношению к их детям»; в нём возникает желание охранить свою женщину, носящую его ребёнка – «я в самом деле должен». О-90 глазами и губами говорит ему о любви, и в незрячей душе героя что-то дрогнуло: в ней рождается сопереживание и нежность, которые могли бы привести его к любви. Именно любовь О-90 помогла возникнуть этим чувствам, а не страсть к даме I. Однако герой, чувствуя биение сердца-души, считает себя заболевшим и думает о сердце как о компрессе. А ребёнок, дети, если бы не случилось трагедии, помогли бы ему понять и себя, и свою жизнь так, как никто в жизни не помогает человеку этого сделать.
Третья женщина Ю – пожилая и очень несчастная, но совсем не осознающая этого разумом, её тело и душа просят и ищут и мужской ласки, и того, кого можно оберегать и защищать. Отчасти она видит в Д-503 ребёнка, но только отчасти, поскольку всё-таки пытается стать его любовницей. Противоестественное существование в ЕГ коверкает чувства в людях: Ю – педагог, но для детей она почти садистка. Всем бесчеловечным нововведениям Ю, не колеблясь, следует одной из первых: строем отправляет учеников в первых рядах и заявляет: «Самая трудная и высокая любовь – это жестокость», «любовь – это беспощадность». Очевидно, что Замятин в данном случае не вторит шекспировскому королю Лиру («Чтоб добрым быть, я должен быть жесток»), поскольку тот вынужден был так поступать, а Ю сама с энтузиазмом швыряет детей – воспитанников в топку жестоких опытов Благодетеля. Возникшую в ней куцую эмоцию, сопряжённую с «арифметически безграмотным чувством жалости» к Д-503, можно было бы посчитать вывернутой, исковерканной, если бы не один момент. Такой момент, который по психологическому звучанию равен открытиям Достоевского. Эта женщина, с рыбьими жабрами вместо щёк (заметим, герой даже не упоминает того, какой у неё рот), стукачка и изверг по сути, донесла на Д-503, прочитав его дневники. За это герой хотел её убить, и ярость его была столь велика, что не было ни малейшего сомнения в том, что он это сделает. Случайность помешала, но главное – вдруг возникла всё-таки непросчитанная, неожиданная «нелепая человеческая правда»: в доносе Ю не было ни слова об I-330. На недоуменный вопрос Д-503 – «почему?» она, плача, выдавила из себя, что не хотела бы причинить ему такую ужасную боль. Не смогла пасть до последней черты. Герой потрясён: и эта холодная старая рыба, оказывается, способна на благородство, хотя сам он и не осознает его как таковое. Эта героиня невольно пробудила в Д-503 мужское: яростное желание защищать свою женщину и одновременно с ним – удивление росточкам женской жертвенности даже в той, в которой их словно и быть-то уже не должно…
Автор упоминает ещё одну женщину, которая не «вписывается» в треугольник любовный, поскольку словно напоминает герою на инстинктивном подсознательном уровне ту, которая могла бы быть его матерью. Это старуха у Древнего дома с милыми морщинками-лучиками и заросшим ртом. Всё его немое естество скучает по материнскому теплу, жаждет его, но какое оно бывает, ему неизвестно. «Если бы у меня была мать – как у древних: моя… мать. И чтобы для неё – я не Строитель «Интеграла» и не нумер Д-503, и не молекула ЕГ, а простой кусок её же самой – истоптанный, раздавленный, выброшенный… чтобы она услышала то, чего никто не слышит»…, что может услышать и почувствовать только один человек на земле – мать.
Даже I-530 единожды признаётся, что старушку эту – хранительницу Древнего дома, символа Дома вообще, почему-то любит. Слово «люблю» звучит один раз в романе и именно по отношению к этой бабушке, хранящей Дом. А кто главный хранитель Дома? Конечно, мать.
Но люди ЕГ лишены родителей, даже под номерами 1 и 2, возникших вдруг в сегодняшней реальности; и что такое эта дикая современная нумерация «родитель №1 и №2», если не зримое начало создания Единого Государства? А ведь Замятин сумел предвидеть сто лет назад: крушение семьи – крушение человеческого; а женщина – революционерка, иногда и невольно, разрушает семью, которую создают и хранят – жена и мать.
Роман Д.Оруэлла «1984», справедливо считающийся созданным в порядке преемственности романа «Мы», не содержит тематического акцента на важнейшей роли женщин в судьбе героя и самого государства Океания. В этом смысле замятинская антиутопия глубже, поскольку сюжетные любовные линии указывают и на ошибки, и на возможный путь спасения героев. Ибо только мать и жена в высших проявлениях знают высоты бескорыстной преданности и жертвенности, способных привести к Богу.
Финал романа «Мы» позволительно понять как признание того, что именно страсть женщины-бунтарки привела героя к трагедии. Можно допустить: если бы другие женщины ЕГ посмели рожать по любви, а не по «планированию» сверху, это мертвящее государство развалилось бы само собой.
И.С.Тургенев был стократно прав, обнаруживая суть своих героев через то, как они любят. В романе «Мы» в отрывке из сонета «Счастье» любовь словно поверяется алгеброй:
Вечно влюбленные дважды два,
Вечно слитые в страстном четыре,
Самые жаркие любовники в мире –
Неотрывающиеся дважды два…
Хотелось бы, чтобы женщина была высока в уготованной ей Богом роли, но не будем забывать, – опять же стократ прав И.С.Тургенев, сказавший: «…мужчина может сказать, что дважды два не четыре, а пять или три с половиною; а женщина скажет, что дважды два – стеариновая свечка».
И вот такой непросчитываемой иррациональностью, пусть кто-то и назовёт это по-другому, женщины в ещё большей степени могут играючи поломать все правильные логарифмы, философско-математическую гармонию, выводя умы мужские на плодотворные пути парадоксов.
Сверхскоростные технические изменения нашей жизни в 21 веке сделали роман «Мы» пугающе актуальным. Фантастичны и отвратительная ситуация со свободой полового раскрепощения, вплоть до богоборческой смены пола, и ювенальная порча, и всё возрастающая роль машинного, искусственного интеллекта, танково-утюжно формирующего единство психического склада человечества.
Ну, а в условиях навязанной самооккупации в СИзо (СамоИзоляции) предвидения и прозрения Е.Замятина – стали особенно злободневным предупреждением всему человечеству. Пока мы ещё «каменнодомовые люди» и живём в условиях почти несанкционированных желаний и поступков, можем выбирать – без Бога или с Ним, добросовестность или халтура, любовь или секс, – быть или не быть…
Варламова Наталья Владимировна, педагог, филолог, публицист
2. Ответ на 2, наталья чистякова:
1. «Помню, Клавка была – и подруга при ней…Целовался на кухне с обОими». (Высоцкий)