Занесло несколько лет назад в Хургаду, причём в странный период: когда там начался сезон ветров, точнее, пыльных песочных вьюговеев.
Приходится сидеть в номере или бродить по холлам отеля, претендующего своим вычурным оформлением на роскошь. Только эти притязания напоминают избу, оклеенную золотой бумагой, с помощью которой Емелька Пугачёв пытался выдать себя за правителя, знающего, что такое шик-блеск-красота.
Побродив по магазинчикам, заманивающим всякого туриста ярко-душистой экзотикой, в конце концов оседаю в крошечной лавке с бижутерией и знакомлюсь с молодым весёлым продавцом – Петром, да, так он и назвал себя, по-русски.
На самом видном месте в лавке стоят 3 православные иконы, но не в качестве товара, и мне сразу становится тепло – нашла своё, а то всё эти скульптуры людей с головами животных и прочих мифических существ… Причём это же камуфляж, а не артефакты, выполняющие на курортах функцию, подобную роли девушки с веслом в советских парках.
Захожу к нему «на поболтать», деваться некуда, море недоступно: ещё и похолодало, гулять нельзя… Смуглый весельчак открыт и любознателен, он рассказывает о себе, о том, что у него три сестры, мать, и всех надо тянуть, а ему и самому хочется жениться. Однако сначала надо заработать приличную сумму, чтобы родители девушки были уверены хотя бы в относительном благополучии будущего мужа. Спрашивает о России, Москве, и развеселил, и немножко расстроил сообщением о том, что египтяне называют наших девушек, которые слишком охотно идут на откровенные знакомства, «наташками».
…В тот год Пасха была ранняя, и на Вербное Воскресенье, так в России чаще называют Вход Господень в Иерусалим, мы ещё были в Хургаде. Пётр рассказал, как проехать на службу в коптскую христианскую церковь, куда мы и отправились рано утром в праздничный день.
Одноэтажное скромное здание, похожее на наши деревенские школы, никаких куполов, тем более маковок, просто на крыше крест. Понятно, что это деревенская церковка, ведь и Хургада – небольшой городишко, шикарные курорты не в счёт. Разумеется, в Александрии или Каире древность и торжественность, здесь же – непритязательно и просто.
На земле разбросана солома, множество людей от мала до велика снуют перед входом, и погудывает мирный говорок. Белозубая молодёжь раздаёт пальмовые ветви, именно ими приветствовали Господа две тысячи лет назад в Иерусалиме. Похоже, пробиться в церковь невозможно: на входе плотно стоят и заглядывают через головы принаряженные люди. Но я всё-таки через какое-то время просачиваюсь и встаю с самого края.
Прямоугольное помещение заполнено до отказа: строго с одной стороны стоят мужчины, с другой – женщины. Раньше и в наших церквях было такое правило, сейчас почему-то оно не соблюдается. Возможно, потому, что обычно женщин в храме в 2-3 раза больше. Здесь женщины вообще-то не стоят, а сидят, и почти все заняты переговариваниями. При этом очевидно, что они ещё и успевают сканировать особенности нарядов товарок, впрочем, мы всегда и везде не теряем этот природный талант. Абсолютно контрастно всё устроено на противоположной половине: во-первых, торжественно одетые мужчины, хранящие молчание, не сидят, а стоят, сцепив руки внизу животов. Они внимают тому, что говорит и делает священник, лица их строги и сосредоточены. Я всё ждала, когда же они сделают замечание гудящему женскому цветнику, но мужчины совершенно невозмутимы и поглощены службой. Может, они считают женщин сродни малым детям?
В церкви почти нет икон, только у алтаря 2-3 образа, небольшое распятие, а стены непривычно пусты, на наш православный взгляд. Священник плавно произносит что-то на незнакомом языке, похожем на шум ветра из-за обилия «г», «к», «х»; ему вторит вовсе не многоголосый хор, как в наших храмах, а всего 1-2 мужских голоса. Пение грустное и протяжное. Хочется дождаться момента причащения Святых Христовых Тайн, но, к сожалению, не удаётся: мы зависим от возможностей нашего шофёра.
Несмотря на то, что женщины в церкви в продолжение всей службы жужжали, как пчёлки, это не испортило впечатления, и в памяти осталось ощущение того, что все эти люди в приподнятом настроении объединены духом праздника, пусть всё кругом и скромно-скромно.
Днём дарю Петру веточку пальмы, а он мне бумажную икону Георгия Победоносца. Немного поговорили, вдруг он грустнеет:
– Знаешь, вот объясни… Я прихожу на работу очень рано, когда в отелях вы все ещё спите. Надо вынуть из сейфов товар, разложить его, проверить ценники и прочее. И вот почти каждый раз, когда я иду к отелям, вижу сидящих, а то и полулежащих на лавочках едва одетых женщин из числа отдыхающих. Мне понятно, что они здесь, в том числе и потому, что пьяны.
Одно мне совершенно непонятно, объясни, если сможешь. Я не собираюсь этих женщин осуждать, они сами выбрали свою дорогу, но почему, скажи, почему у всех у них на груди цепочки, а на них – крестики? Почему у ЭТИХ женщин крестики?
Молчу. В голове воцаряется звенящая тишина. В ней нет никаких слов вообще.
Очень хочется прервать неловкое молчание. Наконец приходит откуда-то вопрос, как кажется, способный порвать напряжённую тишину:
– А ты почему не носишь крестик?
Пётр посылает мне глубокий взгляд тёмных влажных глаз и поднимает правую руку, повернув её ко мне тыльной стороной. Сразу под кистью вижу татуировку небольшого синего креста. На мой немой вопрос он отвечает так:
– Нас за веру и по сей день убивают, как это было в первые века христианства. Крестик могут сорвать, а эта татуировка с нами навсегда. Иногда трупы христиан нельзя опознать, потому что мусульмане, или звери, выдающие себя за мусульман, надругаются над телами. И тогда по этому крестику можно узнать, что мы христовы.
Очередной теракт в Египте был 9 апреля 2017 г., на Вербное Воскресение. Убитые и раненые. Они спешили на праздник в храм…
Египтяне-копты не только принарядились и взметнули над головами пальмовые ветви, у каждого на руке был вытатуирован крест…
Варламова Наталья Владимировна, педагог, филолог, публицист
Фото предоставлены автором
