От ударов по хребту Церковь расправляет плечи

Коронавирусный карантин высветил механизм влияния Церкви на государственную власть. Несмотря на «коронавирусное сидение» события последних лет и особенно последнего года показывают, что Русская Православная Церковь становится самостоятельной политической силой. Она вынуждена вмешиваться в жизнь государства, когда ставятся под угрозу ценности православия.

У православия особый статус в обществе. Нашему поколению выпала интересная возможность наблюдать, как Русская Православная Церковь приобретает значение самостоятельной силы в политической жизни России. Несмотря на отделение церкви от государства, на политическую жизнь России не могут не влиять прихожане, присутствующие во власти на всех уровнях. Это, разумеется, относится ко всем распространённым конфессиям, но в отношении православия имеет особую масштабность, поскольку:

во-первых, это наиболее многочисленная религиозная организация;

во-вторых, культура России исторически пропитана образами и духом восточного христианства, и, как следствие, у православия особенно прочные позиции в общественном сознании;

в-третьих, представители исполнительной власти, начиная с глав муниципальных районов и заканчивая президентом, используют элементы традиционного типа легитимации, публично участвуя в богослужениях и другими способами (ктиторство, благотворительность, приглашение священства к участию в общественных мероприятия и др.).

В последнем случае, каковы бы ни были мотивы власть имущих (я готов верить, что эти мотивы добропорядочные), важен результат: отблеск церковного авторитета подсвечивает власть. Здесь Господь судья каждому. Только замечу, что на подсвеченном предмете пятна становятся заметней. Например, когда глава Коммунистической партии России молится в храме, возжигая свечи, то это рождает разве что недоумение: где православие и где коммунизм? Это личный плюс лидеру партии и минус атеистической идеологии (приняв религию, коммунисты оскопили свою партийную идеологию). Но, полагаю, это ярко иллюстрирует важность Русской Православной Церкви для современного общества.

Влияние Церкви на гражданское законодательство. Тем не менее общемировое развитие либерализма побуждает и российских парламентариев составлять и принимать к рассмотрению законопроекты, порой противоречащие традиционным ценностям вообще и православным нравственным идеалам, в частности. Естественно, принятие подобных законов усложняет миссию Русской Православной Церкви в обществе, поэтому она смогла отыскать способы повлиять на законотворчество, чтобы исключить наиболее спорные новеллы законодательства. Для усиления своего действия Церковь пользуется поддержкой других конфессий, вырабатывая общую позицию в Межрелигиозном совете России и Христианском межконфессиональном религиозном комитете. Приведу несколько примеров.

Ещё в 2006 г. Межрелигиозный совет России осудил любые формы кощунства и попытки оправдать принципом свободы слова оскорбление чувств верующих. И в результате многолетней работы Русская Православная Церковь совместно с другими конфессиями фактически организовала лоббирование поправок в Кодекс об административных правонарушениях (ст. 5.26) и в Уголовный кодекс (ст. 148), принятых в 2013 г. и усиливающих ответственность за оскорбление религиозных чувств верующих.

В декабре минувшего 2019 г. Церковь активно выступила против принятия закона о домашнем насилии, по смыслу расшатывающим традиционные отношения внутри семьи. С критикой выступали и Патриаршая комиссия по вопросам семьи, защиты материнства и детства, и председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом. Слово патриарха против спорного законопроекта прозвучало в проповеди на торжественном фоне кремлёвского Успенского собора. Церковь оказала серьёзную поддержку и воодушевила противников этого закона, и законопроект не прошёл.

Я не хотел бы занимать время рассказом о влиянии Церкви на законодательство об ограничении игорного бизнеса, введении основ религии в школу, поддержке семьи, материнства и детства, но о недавних событиях в связи с поправками в конституцию упомянуть необходимо. Церковь особенно отстаивала нормы о признании браком союза мужчины и женщины и об упоминании Бога в конституции. Если по первому вопросу президент явно высказал свою позицию и Церкви потребовалось только поддержать общественные силы, отстаивающие эту традиционную ценность, то со вторым вопросом ситуация складывалась напряженнее.

Упомянуть Господа в преамбуле конституции предложил 1 февраля 2020 г. патриарх Кирилл после литургии в Храме Христа Спасителя. В начавшейся общественной дискуссии противники идеи упоминания Бога в основном законе страны нашлись повсюду – и в СМИ, и во всех ветвях власти, и в самой рабочей группе по поправкам в конституцию, где в частности критиком идеи выступил сопредседатель П. Крашенинников. В результате 25 февраля рабочая группа приняла решение преамбулу не менять. В такой ситуации многие усомнились, что предложение патриарха будет включено в текст поправок. Дипломатично на этом фоне высказалась спикер Совета Федерации В. Матвиенко, что, мол, главное, чтобы Бог был в душе (фактически не поддержала идею). Драматизм достиг наибольшего накала, когда по инициативе РПЦ под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла 28 февраля в Москве состоялось объединенное заседание Межрелигиозного совета России (МСР) и Христианского межконфессионального консультативного комитета (ХМКК). Собрание единогласно приняло коммюнике с поддержкой упоминания Бога в обновлённом тексте конституции. Консолидированное мнение религиозных лидеров, за спиной которых стоят миллионы верующих, большинство населения России, оказалось силой, которая переломила ситуацию, и решение рабочей группы изменилось, упоминание Бога было включено в текст поправок к конституции.

Приведённые примеры показывают, как возрастала роль Церкви в сфере законодательства, от влияния на повестку законодательства к влиянию на подготовку законопроектов, на принятие или непринятие законов, затрагивающих интересы Церкви и религиозного общества до, наконец, изменения провозглашенного решения по законопроекту. Поскольку рабочая группа по изменениям конституции была создана по поручению президента, то в действительности мы можем видеть, как исполнительной власти пришлось изменить своё решение под давлением Церкви. Это означает, что мы пришли к такому уровню религиозно-нравственной зрелости, когда решения исполнительной власти, имеющие отношение к интересам Церкви, становятся окончательными только после признания их Церковью. Конечно, это не автоматический процесс и не традиция государственного бытия, а потому требует значительных усилий со стороны Церкви по отстаиванию своей позиции. Новое явление или процесс, происходящий фактически в жизни государства, не сразу психологически принимается отдельными государственными деятелями или группами людей. И последующие события привели к небывалому в постсоветской России конфликту между государством и Церковью.

Карантинный конфликт. Наглядным образцом недолгого противостояния Церкви и государства является карантинная история в Санкт-Петербурге. Губернатор города Александр Беглов 26 марта сего года издал постановление, в котором было указано, что «запрещается посещение храмов и других религиозных учреждений, за исключением служителей и персонала». Очевидно, это решение не было согласовано со священноначалием, и в тот же день Санкт-Петербургская епархия дала комментарий на это постановление: «Пастырский долг духовенства необходимо исполнять по отношению ко всем верующим, включая тех, кто полагает необходимым в нынешнее непростое время прийти в храмы для молитвы о близких, о городе и народе». На следующий день комментарий был дан Правовым управлением Московской Патриархии: «Акты органов власти не могут ограничивать свободу совести и свободу вероисповедания, включая право граждан посещать религиозные объекты в целях участия в богослужениях, поскольку такие акты не имеют статуса Федерального закона».

Таким образом, Церковь, в соответствии с Основами социальной концепции РПЦ, отказала власти в повиновении. Но уже на следующий день, 29 марта, патриарх призвал верующих не посещать храмы на время карантина. Мы своими глазами увидели возникший конфликт между Церковью и государством и его стремительное разрешение. С того дня в отношении карантина между священноначалием и органами государственной власти установилось согласие. Так, 23 апреля губернатор А.Д. Беглов обсудил с главой Санкт-Петербургской митрополии взаимодействие в период ограничительных мер в связи с пандемией, 24 апреля губернатор Московской области А.Ю. Воробьёв поблагодарил предстоятеля Русской Церкви за поддержку усилий органов власти по борьбе с пандемией коронавируса, 27 апреля патриарх издал распоряжение об ответственности духовных лиц за несоблюдение указаний, направленных на ограничение распространения коронавирусной инфекции.

Будучи свидетелем быстрого распространения коронавирусной инфекции в медицинском учреждении, я соглашаюсь с временными ограничениями в посещении храмов, но здесь важным мне представляется описание самой ситуации разгоревшегося конфликта и его моментальное тушение. Столь стремительная перемена позиции не может быть достигнута обсуждением, но только достижением соглашения в ручном режиме, т.е. негласных переговоров на самом высоком уровне. Эти события, по-видимому, не отступление Церкви перед светской властью, поскольку твёрдость позиции остаётся, а скорее решение с тяжёлым сердцем.

В частности, 23 апреля Синодальный отдел по благотворительности высказал несогласие и призывал провести проверку правомерности действий сотрудников полиции при задержании православных волонтёров, кормивших бездомных у Курского вокзала. Известны случаи, когда на священников налагались штрафы за допуск прихожан в храмы во время карантина, как в отношении епископа Орского и Гайского Иринея. Тем не менее, известные репутационные издержки понесла Церковь в целом и священноначалие в особенности. Это связано, конечно, с тем, что соглашение с государственной властью было негласным и поэтому ничего не известно о гарантиях Церкви, вынужденной совершать таинства без тайноприимцев, жить жертвой без жертвователей, возносить соборную молитву без собора, но малым числом.

Во всяком случае, эти события показывают, насколько зыбкой является концепция невмешательства государства и Церкви в дела друг друга, принятая в современной России. Невмешательство в дела Церкви не является автоматическим результатом игнорирования её интересов, а, напротив, требует учёта этих интересов и в законодательной деятельности, и в действиях исполнительной власти. К сожалению, светско мыслящие чиновники не всегда понимают это, отчего и рождаются инициативы и решения, противоречащие религиозным ценностям и традициям. Поэтому соработничество с государством требует порой от Церкви решительности и могучих усилий.

Церковь как политическая сила. В связи с этим Русская Православная Церковь постепенно выработала механизм влияния на государственную политику. Для этого не потребовалось вступать в политическую борьбу и баллотировать представителей клира на выборах.

Мне представляется возможным выделить следующие формы этого влияния:

1. Через верующих и особенно воцерковлённых чиновников. В той или иной степени они отстаивают свою позицию, находящуюся под влиянием религиозных убеждений, в межличностном общении при обсуждении и принятии решений.

2. Участие в работе советов при президенте. Всего таких советов насчитывается 15, представители Русской Православной Церкви входят в состав пяти из них: а) Совет по взаимодействию с религиозными объединениями; б) Совет по межнациональным отношениям; в) Совет по делам казачества; г) Совет по культуре и искусству; д) Совет по реализации государственной политики в сфере защиты семьи и детей.

3. Участие в публичных дискуссиях. Многие представители клира выступают в средствах массовой информации, доносят до широких слоёв населения позицию Церкви по различным вопросам. Среди них есть настоящие мастера слова, как, например, прот. Дмитрий Смирнов, прот. Андрей Ткачёв, прот. Александр Абрамов и др.

4. Участие в работе общественных организаций. Формируется более широкая поддержка инициатив Церкви среди патриотической общественности, например, через Всемирный русский народный собор, или среди религиозной общественности, например, через объединение позиций участников МСР и ХМКК.

6. Публичные заявления. Эти заявления делаются лично патриархом, представителями патриархии, митрополий, епархий и служат официальным выражением позиции Церкви, основой для дальнейшей дискуссии и действий по поддержке Церкви.

5. Личное общение с чиновниками (встречи, звонки, письма). Это неформальный способ воздействия для решения противоречий в ручном режиме.

Реализация этих форм позволила выработать механизм влияния на органы государственной власти, который схематично представлен на рисунке. Силу механизму придаёт потребность политического класса России в традиционном типе легитимации для сохранения народного доверия, а значит для поддержания общественного порядка и успеха на выборах.

Публичное заявление Церковью своей позиции о непринятии определённого решения власти влияет на формирование народного мнения. В этот период церковные деятели проявляют наибольшую активность, убеждая различные социальные группы в своей правоте. Народное мнение, распространяясь в ходе общественной дискуссии, даёт множеству людей уверенность в правильности позиции Церкви. Параллельно, под влиянием официальной позиции Церкви, в среде православного чиновничества формируется оппозиция вышестоящим органам власти, а давление общественного мнения приводит эту оппозицию также к уверенности в правильности позиции Церкви. Одновременно с этим, неприятие решения власти формирует ситуацию церковно-государственного конфликта. Получается, что власть действует вопреки религиозно-нравственному идеалу, хранимому Церковью, что приводит к снижению традиционной легитимности власти. При этом уверенность большинства населения в правильности позиции Церкви ещё сильнее умаляет легитимность. Возникает опасение, что реализация решения власти вызовет новый цикл работы этой схемы, и легитимность будет вновь подорвана. Из этого положения в современной России может быть один невозможный и два возможных выхода:

а) разорвать мирные отношения с Церковью и фактически перейти сначала к притеснениям, а затем к гонениям. Это невозможный выход, поскольку он не только лишит власть ресурса традиционной легитимности, но и, вызвав общественный протест, подорвёт остальные типы её легитимации;

б) принять позицию Церкви и изменить своё решение, как это было в случае с законопроектом о домашнем насилии или поправкой об упоминании Бога в обновлённой конституции;

в) изменить позицию Церкви путём негласного личного общения, как это, очевидно, было при введении карантина, когда мнение священноначалия о посещении прихожанами храмов кардинально изменилось за сутки.

Несомненно, оба возможных выхода требуют определённых уступок с обеих сторон, но это детали. Основной смысл описанного механизма заключается в том, что он имеет эскалационный характер, т.е. его работа и внутри одного цикла и от цикла к циклу приводит к нарастанию эффекта. В то же время сохраняется возможность возвратиться к status quo. Самый факт формирования этого механизма видится мне положительным свидетельством того, что Церковь обретает самостоятельность как политическая сила, становится субъектом политики.

Как и всякая система социальных отношений, механизм влияния Церкви на политическую жизнь России может быть усовершенствован сознательно и будет неосознанно изменяться под влиянием жизненной практики. Но помимо частных улучшений может быть со временем реализован и новый подход к взаимодействию государства с Церковью, что потребует существенных изменений данного механизма. Это тема отдельного исследования, и я позволю себе приступить к ней позже. Немаловажно и то, что, как и любой иной, описанный механизм может работать и в противоположную сторону. Sapienti sat. В заключение мне хотелось бы сказать, что работа любого социального механизма оживляется нами – живыми прихожанами и одновременно активными гражданами России.

Александр Валерьевич Семиреченский, православный публицист