Игра в Церковь закончилась

Последние события показали: проблемы Церкви больше не заговоришь многословием проповеди от ума, не спрячешь за фасадом новодела, не прикроешь пышным богослужением.

Вот уже два месяца православные люди Москвы и Подмосковья, Петербурга, многих других городов и областей не могут прийти в храм. Не могут принять участие в таинствах, не могут причаститься.

Вместе с тем разрешено посещать МФЦ, магазины, в том числе винные. Толкаться там у прилавков, на крылечках, рядом на лавочках. Можно скучиваться в метро, электричках, автобусах. Можно топать на стройку, на промышленное предприятие.

Церковь, с точки зрения властей, не относится к жизненно важным объектам. Не увеличивает ВВП.

Вместе с тем сама она переживает тяжелую пору. Настолько тяжелую, что это, как кажется, с трудом осознают её архипастыри. И тяжесть лежит вовсе не в области материального положения приходов. Хотя и здесь будут удар и надрыв.

Переживаемое обнажило бытийную проблематику современной Церкви. Показало то, как много в ней накопилось лишнего, наносного и случайного. Случайных людей, пусть многие из них и выглядели приверженцами. Кто фанатичным, кто многознающим, кто повышенно бодрым.

Стало видно, что часть священства РПЦ не вполне понимает какую службу, судьбу и послушание довелось избрать. Увы, иные из вступивших на путь служения, надев рясы и наперсные кресты, не подумали о доспехах брани духовной. Будто бы никогда не слышали слов апостола Павла:

«Вы приступили не к горе, осязаемой и пылающей огнем, не ко тьме и мраку и буре, не к трубному звуку и гласу глаголов, который слышавшие просили, чтобы к ним более не было продолжаемо слово, ибо они не могли стерпеть того, что заповедуемо было: "если и зверь прикоснется к горе, будет побит камнями (или поражен стрелою)"; и столь ужасно было это видение, что и Моисей сказал: "я в страхе и трепете".

Но вы приступили к горе Сиону и ко граду Бога живого, к небесному Иерусалиму и тьмам Ангелов, к торжествующему собору и церкви первенцев, написанных на небесах, и к Судии всех – Богу, и к духам праведников, достигших совершенства, и к Ходатаю нового завета – Иисусу, и к Крови кропления, говорящей лучше, нежели Авелева.

Смотрите, не отвратитесь и вы от говорящего. Если те, не послушав глаголавшего на земле, не избегли наказания, то тем более не избежим мы, если отвратимся от Глаголющего с небес… Итак, мы, приемля царство непоколебимое, будем хранить благодать, которою будем служить благоугодно Богу, с благоговением и страхом, потому что Бог наш есть огнь поядающий» (Евр. 12: 18-29).

Разное, разноприродное отношение к вышесказанному характеризует словесный бой, в котором и по смерти земной принял участие почивший праведный протоиерей Александр Агейкин.

Как известно, память его подло зацепил гнилым выдохом «оппонент», юродивый во гордыне пасквилянт Кураев. Испражнение содержимого души Кураев, по какому-то недоразумению (?) носящий сан диакона, в безумии своём сопроводил ссылкой на недавнее интервью почившего настоятеля Богоявленского собора Москвы.

В той беседе отец Александр, очевидно знавший о своей уязвимости перед поветрием (у батюшки был диабет), твёрдо исповедал надлежащее священнику поведение в сложившихся обстоятельствах.

Сославшись на опыт Русской Церкви, пастырь привёл в пример двух митрополитов: блаженной памяти митрополита Феогноста и его преемника святого патриарха Московского Алексия. В те времена, то есть во времена Сергия Радонежского случались реальные моры, один из которых и прервал земную жизнь митрополита Феогноста. А вот митрополит Алексий несмотря на многие опасности и на тот же мор прожил долгую жизнь, пронёс длительное многотрудное служение.

И то, и другое, сказал батюшка, проявление воли Божией. Служителю же Бога и Церкви следует не оставлять, но исполнять в полной мере служение, не пугаясь никаких обстоятельств. Сказано всё было без ложного пафоса. Можно сказать, скромно, но вместе с тем сильно и твердо.

Дело в том, что, когда человек принимает решение стать священнослужителем, он должен понимать, что в дальнейшем имеет право придерживаться исключительно такой позиции.

Также как человек, который идёт на военную службу и принимает присягу, понимает, что в случае необходимости ему придётся рисковать и даже жертвовать собственной жизнью. Хороша будет та армия, которая, завидев вооруженного неприятеля, бросит защищаемое мирное население и побежит сломя голову прятаться по оврагам и лесам.

Нелёгкий и сопряжённый с опасностью для жизни долг священника в эти дни в том, чтобы находиться в храме и по возможности сохранять двери этого храма открытыми каждому, кто, испытывая духовную жажду, постучится в них.

Если же светские власти издали приказ закрыть храмы, то они и должны были осуществлять перекрытие доступа в них верующих.

Ошибка состояла в том, что патриарх и епископы призывали людей не идти в храм на Пасху и в страстную седмицу. С самого начало была слишком заметна непродуманность, притянутость обращений (например, хромающая аналогия с Марией Египетской).

Совершенно неоправданно и вместе с тем невнятно иерархи (как бы отделённые от государства) приняли участие в формировании запрета на посещение храмов не своей, а Христовой Церкви.

Теперь же, когда необходимо заявлять везде и всюду о необходимости скорейшего открытия храмов, вносить это требование в качестве обязательного пункта второй, в крайнем случае третьей стадии выхода из режима повышенной готовности – вновь невнятное, безвольное молчание. Лишь жалостливые упоминания, что вот к осени в приходах совсем не останется денег и они начнут бедствовать.

Но ни Министерство финансов, ни Центробанк, ни госкорпорации этим не разжалобишь. Все привыкли, что простые священники в большинстве своём живут на «подножном корму», как и добрая половина населения. А то, что над приходами нависнет угроза неплатежей и закрытий – так многие из чиновничества будут даже и рады. А уж как будет рада «либеральная общественность», которой они, эти чиновники постоянно потакают и представить себе трудно.

Тридцать лет отпущенные на то, чтобы очнуться после большевистского погрома закончились. Игра в церковь закончилась.

Церковная жизнь – вовсе не спор о панно с изображением Сталина, которое додумались было внести во вновь построенный «армейский» собор. Забыв будто, что Церковь наша жива кровью новомучеников и исповедников Российских. Жива свидетелями Христа, сохранявшими и в ленинские, и в сталинские годы верность до смерти. Именно с ними в наивысшей степени и наиболее актуально должно быть связано духовное преемство нынешнего церковного служения.

Не должное внимание к этому – одна из фундаментальных причин начавшихся новых бед русского Православия. Основа же здесь в длящейся двусмысленности по отношению к мученическому подвигу Царя Николая, всех Царственных мучеников. Должного почитания, должного возведения на высоту общецерковного восприятия со стороны священноначалия не произошло.

Поминают как доброго семьянина, как страстотерпца. Но не как великого главу православного Царства, помазанника Божьего. Преданного изменниками в своём одиноком стоянии за Церковь и за Царство. Отправленного на казнь худшими злодеями человечества.

Не хватает смелости признать заблуждение начала прошлого века, когда радовались Февралю, ожидая некой, так и не наступившей «церковной свободы», а дождались террора, изгнания из страны, вынужденных жутких компромиссов с богоборческой властью.

Какова она, наступившая «свобода» без православного Царя хорошо видно и теперь. Когда храмы были закрыты не по указанию президента, не по указанию даже губернатора, мэра. А просто распоряжением санитарного врача. Без лишних «антимоний», выражаясь безграмотным сленгом большевиков…

Конечно, не соответствует церковному служению и то благодушествование, то отмежевание от Евангелия, практикуемое многими вроде бы и облечёнными священным саном деятелями по отношению к цифровизации. Идущей, увы, в жесткой связке с атакой на свободу личности, с расчеловечиванием, с диктатом служения духу века сего и рабством души. Но ведь тот же апостол Павел в послании к коринфянам говорит: «Вы куплены дорогою ценою, не делайтесь рабами человеков» (1 Кор. 7: 23).

Евангелие есть меч обоюдоострый и его так боятся многие нынешние книжники в рясах, что готовы часами напролёт толковать о чём угодно, только бы не вспоминать об Истине. Как удобно сладенькое, кисельное православие, все более укореняющееся многих православных ресурсах.

Откровение Иоанна Богослова или Апокалипсис – часть Евангелия. Лишь лицемерие или духовная расслабленность позволяют утверждать и даже убеждать, якобы нынешние тенденции цифровизации далеки от создания условий и предпосылок к осуществлению технологии печати Зверя.

А когда мало кому известный человек, называющий себя священником, накидывается с хулой на уважаемого и верного мирянина лишь за то, что тот во всеуслышание ставит указанный вопрос, закрадываются сомнения. Не пробрался ли дух продажности, дух иудин, в конечном счёте дух антихриста в сердца тех, кто некогда клялся бороться с этим духом?

Никита Михалков, конечно же, переживёт жалкие наскоки адвоката Грефа. Другое дело, репутация РПЦ, от имени которой священник по факту выступил. И не дано ли было ему разрешение в неких церковных кругах выступить как бы в отместку?

Вспомним,относительно недавно Михалков не прошёл мимо ещё одной, роняющей церковной авторитет истории. А именно т.н. позорного «венчания» богохульника Богомолова и дамы недосвета Собчак.

Многовато скапливается позорного, двусмысленного. Дающего обильную пищу разного рода падальщикам и псам – от Невзорова до того же Кураева.

При этом кадровая политика Патриархии становится чем-то, находящимся за гранью разумного. Убран из созданных им Сретенского монастыря, семинарии и издательства митрополит Тихон (Шевкунов). Отправлен на покой вовсе не старый, полный сил, возродивший православную жизнь на дальнем Востоке митрополит Приморский и Владивостокский Вениамин (Пушкарь), отправлен служить в Ташкент любимый екатеринбуржцами владыка Викентий (Морарь), поднявший православие из руин на Урале. Примеры, вызывающие недоумение, можно приводить и приводить. А уж о свистопляске на уровне приходов не сказал только ленивый. Не успевает паства привыкнуть к одному батюшке, как на смену ему присылают другого. С другой же командой. Какая уж тут приходская жизнь!

Но если опасно разрушение приходской жизни, то ещё более угрожающе вмешательство в самый церковный дух, в вероучительное начало. В сердце церковной жизни, то есть туда, где идёт воспроизводство, воспитание новых священнослужителей.

Увы, новости, доносящиеся из Сретенского монастыря, из Сретенской духовной семинарии, вызывают, без преувеличения, скорбь. На руинах был воздвигнут центр духовного просвещения России, источник живого православного знания. Теперь оттуда изгоняются испытанные преподаватели, их места занимают модернисты. Начинает работу модернистское же издательство с мутным названием «Среда», в редколлегии которого заметен уклон в протестантское экуменическое богословие.

Это делает не священник-еретик Кочетков и не какой-нибудь либеральствующий протоиерей Уминский, а вполне официальный епископ, чающий распространить свои «владения» и до Троице-Сергиевых духовных учебных заведений.

Неужели будущее части русского православия (перспектива губительного раскола в складывающейся ситуации вполне возможна) – засилие холодных, чуждых православию, но богословски подкованных, рыбьими глазками посматривающих, равнодушных фарисеев?

Подобного не хотелось бы никакому православному человеку.

Верим, в первую очередь самому Патриарху. Его Святейшеству, разумеется, известно многим более, чем нам, и не все его деяния мы можем объяснять исходя из собственного понимания.

Однако фактическое положение дел позволяет сделать единственный вывод: компромиссы и тактические отступления далее невозможны. Далее они приведут уже не к внешним повреждениям, а к тем внутренним потрясениям Церкви, которые сорвут любые надежды на скорое христианское возрождение. А значит, на восстановление народа в подобающем качестве. И тогда в храмы никто не придёт, несмотря на снятие всех и всяческих карантинов. Необходимы незамедлительные решительные меры по исправлению и очищению церковной жизни. Именно в них, как становится ясно, состоит призвание нынешнего Патриарха, его задание Свыше.

Александръ Бѣловъ, православный публицист