Как объединить патриотов?

I. Главная задача, стоящая перед нашим патриотическим движением, – преодоление пропасти между двумя его важнейшими крыльями: «белыми» и «красными».

Разумеется, речь не идет о «белых» как об адептах белого движения 20-х годов прошлого века, пытавшихся свергнуть большевиков и водрузить в России знамя капитализма демократического образца. Нет, ныне под «белыми» подразумевается большая группа патриотично настроенных православных, жаждущих возрождения монархии, которая, как им кажется, решит все наши проблемы. Красная идея тоже сильно видоизменилась. Из большевиков, грезящих мировой революцией, ее адепты превратились в патриотов России, стоящих если и не за социалистическое, то за социальное государство, обязательно осуществляющее социальную справедливость.

Я не упомянул правящую партию – либералов-капиталистов. Не упомянул по очевидной причине: мы толкуем о патриотах, а они – отнюдь не патриоты, а просто свора прыгающих вокруг мамоны людей, погрузивших страну в немыслимый разврат. К ним вполне применим анекдот 90-х годов о российском флаге: «между белыми и красными пролегли голубые». Но партия либералов – очень сильная, денежная и к тому же поддерживаемая врагами России, и победить ее можно, только если усилия и красных и белых соединятся. А вот тут – большая проблема. И если в области внешней политики и те и другие ратуют за могучее, независимое государство, то относительно внутренней политики и социального устроения их взгляды разнятся очень сильно. К тому же пока и те и другие жаждут только победы своей партии и поражения конкурентов.

Давайте попытаемся рассмотреть эти взгляды более внимательно, понимая, что речь идет не о мировоззрении вообще, а о взглядах на социальное устройство общества.

II. Сначала укажем на положительные стороны белой идеологии. Прежде всего, белые – верующие православные. Это дает им истинную онтологическую перспективу, а также такого всесильного союзника как Господь Бог. Однако, если мы посмотрим на социальную концепцию белых, то с удивлением обнаружим ее крайнюю размытость. Фактически социально-экономической концепции у белых нет. И действительно, за последние 25 лет от православно-патриотического лагеря было представлено огромное количество партий, программ, концепций. Все они уверенно декларируют верность православию, но вот относительно социально-экономической концепции – просто какое-то жалкое неопределенное мычание, а в большинстве случаев – просто игнорирование проблемы. Ответить на простейший вопрос: социализм или капитализм (а ведь ничего иного сейчас нет и не будет до второго пришествия) они не в состоянии. Если же некоторые и решаются осторожно высказаться о приоритете частной собственности и свободного предпринимательства, то популярности это им вовсе не придает – слишком уж много наш народ натерпелся от гегемонии капитализма.

Так в чем же дело? Почему столь неопределенны социально-экономические воззрения наших патриотов? Казалось бы, они обладают истинным учением – православием. Но если мы вчитаемся в святоотеческие тексты, откроем документы РПЦ, то увидим, что в православии социальная теория отсутствует. Просто не обнаруживается как таковая. Святые отцы говорят о личном спасении, а недавний документ «Основы социальной концепции РПЦ» никакой стройной теории социума не содержит – скорее это реакция на многочисленные вызовы, которые идут со стороны социальной жизни. Другое дело, что священство в своей массе ратует за капитализм. Но на уровень теории это мнение пока не поднимается. Впрочем, о позиции наших клириков мы поговорим чуть позже. Но раз в церкви нет социальной доктрины, то естественно, что ее нет и в православно-патриотических программах. Отсюда и мычание.

«Но ведь это неверно» – скажут мне, – «вся православно-патриотическая мысль наполнена монархическими чаяниями. Разве это не русская социальная идея?». Нет. Социальные отношения в обществе и форма государственного управления (в данном случае монархия) – существенно разные вещи. И более того, по сравнению с социальным строем, форма правления – вещь вторичная. По сути дела задачей государства единственно является поддержание и сохранение существующего социального строя. Вторичность формы правления подтверждает и сама монархия. Действительно, монарх может управлять капиталистическим государством (правда обычно это монарх кукольный, царствующий, но не управляющий, вроде английской королевы). Но тот же монарх может управлять и социалистическим государством. Причем, с еще большим успехом – ведь он будет фактически контролировать все производственные ресурсы, то есть иметь реальную власть. То есть монархия может быть и капиталистической и социалистической. А людям-то важна не форма власти, а именно характер социальных отношений в обществе – от них действительно зависит жизнь всего народа. Таким образом, идея монархии не может решить социальных проблем.

III. Красная идеология выросла из материализма, отрицания Бога и Церкви. В этом ее исходный недостаток. Собственно поэтому красная идея потерпела поражение в истории – без Бога она быстро превратилась в мертвую догму, которая перестала мотивировать людей. Но красная идея с самого начала появилась именно как социальная теория. И довольно быстро выявилась важнейшая движущая сила этой идеи – справедливость. Эта мощная сила явилась главной причиной русской революции. Дореволюционный мир был устроен глубоко несправедливо, и это понимало все население России – и низы и творческая элита, и даже часть правящего класса. Русский народ чутко чувствовал справедливость, считая ее выражением Божьей правды. Несправедливость же, постепенно накапливающаяся в обществе, однозначно воспринималась как то, что должно быть обязательно исправлено. В конечном счете это и привело к социальному взрыву русской революции.

Многие в основу красной идеи полагают общественную собственность (на средства производства). Конечно, общественная собственность – необходимый компонент красной идеи, но думается, что концептуально это недостаточно глубокий взгляд. Общественная собственность в конце-то концов – идея инструментальная. Просто дело в том, что реализовать справедливость в обществе с частной собственностью не представляется возможным, ибо частная собственность у подавляющего большинства раздувает эгоизм, желание иметь все больше и больше, стать хищником, обирающим других. Тут вступает в силу «петля Златоуста» – чем больше ты имеешь, тем больше тебе хочется еще. Поэтому запрет частной собственности является необходимым условием справедливости. Но, конечно, не достаточным – тяжелая несправедливость возможна и в случае общей (государственной) собственности. Поэтому для осуществления справедливости власть должна хотеть ее реализации и постоянно следить за своими структурами во избежание превышения ими полномочий. Так что социализм – это учет и контроль.

Красная идеология появилась в XIX веке, когда великая идея справедливости воссияла над миром во всей ее силе. Однако, как ни странно, именно тогда Церковь в основном встала против справедливости, взяв сторону властей. Это серьезный вопрос, который требует основательного богословского рассмотрения.

IV. Очень часто в современной православной публицистике можно встретить высказывания в том смысле, что любовь выше справедливости. Строго говоря, такое суждение некорректно, ибо справедливость не есть разновидность любви. Справедливость отнюдь не урезанная, недоразвитая любовь, ее нижняя граница, а самостоятельная добродетель, имеющая свое достоинство и потому требующая особого понимания. Любовь и справедливость – две разные добродетели. Это видно хотя бы из того, что источники любви и справедливости различны. Источник любви – милующее сердце, полное симпатии и готовности принести себя в жертву ради любимого, источник же справедливости – чувство правды, той самой правды, которая лежит в основе мира.

Справедливость – от Бога; Бог – не только Любовь; Он в такой же степени и Правда, Справедливость. Причем обе добродетели у Бога никогда не вступают в противоречие, а наоборот, находятся в теснейшем взаимодействии. Ибо настоящая христианская любовь обязательно сочетается со справедливостью. И в жизни человеческой обе эти добродетели идут рука об руку, помогая друг другу. Любовь без справедливости легко превращается в пристрастность, в потворство любимчикам; чистая же справедливость, справедливость без любви вырождается в карающий, не знающий жалости закон. Поэтому ни любовь без справедливости, ни справедливость без любви. Это ответ тем, которые говорят: «любовь – главное в христианстве; поэтому все, что вне любви, христианину не следует рассматривать». Да, Христос нас призывает к любви. Но отсюда не следует, что все совершается по любви. Наоборот, в этом падшем мире любовь, хотя и не исчезает вовсе, но умалена, проявляется далеко не всегда и не везде. И тогда на первый план выступает справедливость. Особенно это ясно видно в социальной сфере.

Действительно, поскольку человек создан по образу и подобию Божьему, то в его душе накрепко запечатлен существующий в Боге закон справедливости. Причем, справедливость всегда рассматривается как должное. Если справедливость нарушается, то человек чувствует это как недолжное, как то, что должно быть исправлено. И поскольку социальные отношения в первую очередь отражают необходимые, т.е. должные связи, то они должны быть выстроены справедливо. Это чувство справедливости как должного (еще раз подчеркнем) означает, что Господь в любом случае требует от нас выполнения справедливости, даже не взирая на то, в какой степени справедливость реализована в обществе.

Любовь же не терпит обязательности, она факультативна, и поэтому не может рассматриваться как должное, но только как желательное. Любовь всегда подарок. Поэтому в нашем падшем мире на любви могут быть построены отношения только в небольших коллективах, в первую очередь в семье. В больших же обществах (масштаба государства) устойчивые социальные связи не могут быть построены на любви, но лишь на справедливости. Поэтому справедливость в социальной сфере имеет более важное значение, чем любовь. Хотя не следует думать, что в больших обществах нет любви – например, воин защищает свое Отечество именно по любви, и по любви отдает за него свою жизнь. Можно привести и другие примеры социальной любви, скажем, государственную благотворительность (и именно благотворительностью некоторые хотят заменить справедливость). Но все же в основе социальных отношений должна лежать справедливость.

Если же справедливость не соблюдается, то общество может определенное время держаться на других силах – прямом насилии или корысти. Но все равно такое общество будет больным – люди будут всегда чувствовать уродливость, недолжность социальных отношений, что в конечном счете приведет такое общество к распаду. Справедливость – важнейший фактор стабильности общества.

V. Исходя из изложенного, напрашивается достаточно очевидный способ конвергенции, сближения белой и красной идей. Он давно известен под названиями «христианский социализм» или «православный социализм». Идея проста: у русского народа два фундаментальных устоя: 1) Православная вера и 2) общинная жизнь, основанная на справедливости. Каждый из этих устоев исповедует либо белая, либо красная идея. Естественно, их надо соединить, тем более, что эти устои не только не противоречат друг другу, но гармонично объединяются в единый социальный строй, в «православный социализм». Об этом и мной и другими авторами написано множество работ, и повторяться нет смысла. Гораздо поучительнее рассмотреть те якобы «аргументы», которые выдвигают противники православного социализма. После анализа всех выступлений, дискуссий и статей таких «аргументов» по большому счету можно насчитать два.

Первое. Само слово «социализм» вызывает у противников православного социализма крайне негативную реакцию. Особенная истерика возникает из-за того, что «социализм» – иностранное слово. Такие вот эстеты. Но, разумеется, это ширма; на самом деле негатив вызывает не это, а содержание слова – оно определенно и неизбежно предполагает общность имущества, общественную собственность на средства производства. А противники православного социализма – это крепкие собственники. И им неважно, что Церковь во все века считала общность имуществ самой высокой нормой общежития (апостольская Иерусалимская община, общежительные монастыри) – они всегда будут кривить рот, когда слышат слово «социализм». У них социализм прочно ассоциируется с атеизмом, с репрессиями против Церкви. И сколько ни говори, что под социализмом в словосочетании «православный социализм» понимается не идеология, не мировоззрение, а только хозяйственный уклад, сколько ни приводи примеров, отрицающих такую связь (например, государство иезуитов в Парагвае, просуществовавшее полтора столетия), все равно они будут говорить об атеизме любого социализма как о саморазумеющейся истине. Меня многие уговаривали: «да замените вы это слово – ведь они все равно будут и будут привязываться». Но на это я не могу пойти – слово заменишь, и мгновенно все будет заболтано, переврано, и выхолощено, и от идеи общей собственности – этой единственной реальной преграды мамоне – ничего не останется.

И второе. Оказывается, противники православного социализма не понимают, что такое «православный». А «православный» в контексте православного социализма означает государственную идеологию, основанную на православных ценностях, а значит – на ценностях традиционных, испокон веков признаваемых нашим народом – вере в спасительную жертву Христову, в промысел Божий, в силу любви, в благодатность терпения и смирения. И кроме того признание основ общей жизни: крепкой семьи, общинной соборности, недоверие к богатству и богатеям, добросовестный труд, признание справедливости выше материального благополучия. В ходе обсуждения выяснилось, что именно православной идеологии в государственном масштабе наши священники и боятся. «Почему «православный социализм» - химера? Потому что Церкви при этом фантастическом строе уготована роль правящей политической партии» – говорит свящ. Сергий Карамышев, выдавая свои опасения [Химера «православного социализма»: впечатления от заседания «Русского Собрания»]. Нет, конечно, – как Церковь не была правящей партией ни в период первых царей, ни в синодальный период, хотя идеология общества была, несомненно, православной, и в эти периоды государственная идеология отвечала формуле «Православие, Самодержавие, Народность». Но раз православие записано в государственной идеологии, то это означает симфонию, то есть: с одной стороны влияние Церкви на государство, а с другой стороны обратное влияние и уже зависимость Церкви от государства. Но вот этого-то наши батюшки и не хотят – зависимости любой, даже лояльного к Церкви государства. Церковь хочет полной свободы. И как ни парадоксально, она имеет ее сейчас, при капитализме. Действительно, сейчас Церковь от государства полностью не зависит – ведь деньги для существования она в основном берет от частных спонсоров. Так что такое «частное» существование без выхода на общественный или государственный уровень многим в Церкви по душе. Так сказать, «тихое и безмолвное житие» под крылышком олигархического капитализма, и естественно, они за него ратуют, отрицая, как они выражаются, «измы» (правда молчаливо допуская один «изм» – капитализм). И вроде бы выполняется основная задача Церкви – спасение душ. Только не выполняется работа по спасению русской цивилизации – ведь общение Церкви осуществляется с очень небольшим процентом душ, «малым стадом», а остальной русский народ постепенно вымирает от непосильного гнета капитализма. Причем при молчаливой отстраненности батюшек – ведь Церковь «вне политики». Вот к чему приводит узко церковное понимание «православности». В отличие от него православный социализм предлагает возврат всей русской нации к православным истокам своего существования, где основанная на православных ценностях государственная идеология поддерживает и направляет жизнь всей нации, а не только «церковно верующих». Только тогда социализм получит свое адекватное обоснование и крепость, только тогда Русь можно будет называть Святой.

Я не буду говорить о других дешевых нападках на православный социализм – рассмотрения и этих двух достаточно, чтобы понять всю их никчемность. И конечно горечь непонимания и отхода людей, которых я считал своими союзниками, очень велика. Но хочется в свою очередь спросить критиков: если не православный социализм, то что? Что вы предлагаете? А ничего. Ни одной серьезной социальной идеи за весь постсоветский период так и не предложено. Потуги наших патриотов сводятся лишь к зоологической ненависти к социализму. Получается, что ничего они не могут придумать кроме капитализма, прелестями которого мы наелись под завязку за 30 лет его господства в России. Деградация в промышленном производстве, разрушение науки и здравоохранения, жуткие, просто блевотные культура и искусство, потрясающее воображение социальное неравенство, реальная бедность больше половины России, страшная коррупция, зашкаливающие бандитизм и преступность – вот на деле плоды капитализма. Всем это настолько хорошо известно не понаслышке, а на собственной шкуре, что долго говорить об этом нет необходимости. Капиталистический путь – гибель для России. Мы падаем в пропасть, и когда ударимся о дно, будет очень больно. Еще года три такой жизни, и Россия превратится в огромную Украину с чудовищным воровством и хозяйственным беспределом. А дальше – распадение государственности и заселение наших просторов китайцами и колонистами из средней Азии.

Поэтому православный социализм – единственный реальный путь, который противостоит капиталистической чуме. Это путь сохранения уникальности русской цивилизации в условиях смертельной опасности для нации. По сути дела православный социализм – единственная платформа, на которой могут соединиться красные и белые. Платформа, от которой по большому счету не уйти – всё равно социальная мысль будет возвращаться к обеим нашим фундаментальным основам: православию и общинной справедливости. Поэтому, как бы не сопротивлялись некоторые идее православного социализма, она будет, как Феникс из пепла, постоянно возрождаться.

В силу падшести человеческой подняться всей Россией выше, в царство любви, не удастся – это наивная утопия; такое может быть только в Царстве Небесном. Но сделать максимум того, что возможно на земле, то есть создать государство социальной справедливости по силам и падшему человечеству. Если, разумеется, оно призовет в свои союзники Самого Бога, что и предполагает православный социализм.

VI. Но не следует думать, что православный социализм наступит неизбежно, в силу закономерностей исторического процесса. Нет таких закономерностей. И из того, что капитализм издает омерзительное зловоние, вовсе не следует, что он сам по себе разрушится и освободит место для светлого будущего. За православный социализм надо бороться, ибо любое добро в этом мире достигается в борьбе с силами зла – не бездействием и не уходом в аполитичность и асоциальность. И в борьбе за православный социализм (борьбе, разумеется, не майданными методами, и не насаждением социального хаоса) решающее значение приобретает позиция Церкви, а если быть более точным – клира и церковной интеллигенции, определяющих вектор церковной жизни. Если они будут поддерживать частную собственность, капитализм и олигархат, то, конечно, никакого православного социализма не будет – этот путь развития России будет заблокирован. Если же Церковь увидит всю бесовскую мерзость капитализма, поймет всю меру опасности, отречется от ловушки олигархического финансирования и признает желательность православного социализма, то тогда борьба приобретет действительно характер битвы добра и зла. А кстати, Церкви и не нужно ничего менять: догматика остается той же, богослужение тоже не меняется – Боже упаси. Да и участвовать в партийной работе Церковь никто не заставляет. Вот если бы был признан ошибкой совершенно нехристианский антисоветизм, исповедываемый большинством клириков, а также отодвинута монашеская теория невмешательства Церкви в политику и социальную жизнь, то... Но, повторяю, – если бы...

Если же сплочение красных и белых на основе идей православного социализма не осуществится, то, увы, для человечества станет вполне возможным другой сценарий – расчеловечивание, орудием которого является современный капитализм. Оно будет идти без сопротивления, оно захватит Россию и сделает из нее фантасмагорическую мешанину из нищеты и сверхбогатства, откровенной, наглой бесятины и редких проблесков святости, семиэтажной лжи и поруганных островков правды. И Россия, вместе со всем остальным человечеством, понесется к эсхатологическому финалу. Финалу, в котором всё и вся будут судимы по справедливости, которую так прочно забыли на земле.

Но вспомним историю. Ведь много раз люди ожидали второго пришествия: например, в 1492 г. даже сочли бессмысленным рассчитывать Пасхалию на будущее – все равно будет конец света. Но, тем не менее, жизнь катилась и катилась дальше. И сейчас, в связи с цифровыми технологиями, повальным развратом и реальной опасностью войны, очень многие православные «пророчествуют» о скором пришествии апокалиптических бед. Но дата конца света нам неизвестна – не значит ли это, что Господь оставил ее неопределенной, в зависимости от воли и усилий человечества? Поэтому, какое бы ни было время, надо сражаться за правду. А значит – за правду социальной жизни.