Кому ни знакомы такие слова:
- гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору.
И в этом же ряду:
- подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной Думы.
Да, все это из «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова.
Больше того, всякий мало-мальски грамотный человек скажет, что первую фразу произносил Остап Бендер, а вторая принадлежит Кисе, Ипполиту Матвеевичу Воробьянинову, вынужденному просить милостыню у курортной публики в Пятигорске летом 1927 года. То есть, действие знаменитого романа происходит ровно 90 лет назад.
Известно из многих литературоведческих статей и работ историков, что поводом к написанию романа стали события, связанные с полным низвержением в том году с партийного и государственного пьедестала демона революции, ее «пламенного оратора и недюжинного организатора» Льва Троцкого. Вовсе ведь не случайно авторы назвали Бендера великим комбинатором, а пара – Остап и Ипполит Матвеевич – после их встречи в Старгороде, в дворницкой Тихона и заключения договора о поиске сокровищ, стало именоваться «концессионерами».
Так вот, первый, кто открыто назвал Троцкого и его сторонников комбинаторами, с помощью «своих комбинаций», пытавшихся захватить власть в стране и партии, был не кто иной, как товарищ Сталин. А после попытки уличных столкновений и беспорядков в
Москве (чем не
Навальный того времени?) 7 ноября 1927 года не удалось переломить ситуацию в пользу левой оппозиции, которую он возглавлял, Троцкий был выведен из состава Исполкома Коминтерна и лишен поста Председателя Главконцескома
СССР. Таким образом, западные концессионеры лишились своего мощного покровителя, который
утверждал, что средства от деятельности концессий - то есть, разработки месторождений золота и других драгметаллов – надо направлять, прежде всего, на дело мировой революции, а не построение социализма в Советском Союзе.
Именно в 1927 году Ильф и Петров получили госзаказ на сатирическое произведение, разоблачающее Троцкого и троцкизм. И заказ этот они выполнили блестяще, что является бесспорным «научно-медицинским фактом». Так что с политическим прототипом Остапа все вроде бы понятно. А кто же Воробьянинов, бывший старгородский предводитель дворянства? Можно, конечно сказать, что он – собирательный образ человека «из бывших», предельно окарикатуренный и высмеянный, личность жалкая и практически лишенная положительных качеств. Все так. Однако и у Ипполита Матвеевича тоже есть реальный и в чем-то очень узнаваемый прототип, причем, выпустивший в год написания романа свое интересное и по-своему тоже захватывающее произведение. Правда, вышло оно за границей и у нас никакого хождения не имело.
Речь идет о книге Василия Витальевича Шульгина (1878-1976) «Три столицы». Он действительно бывший депутат Государственной Думы предреволюционной России, журналист, редактор и владелец известной в начале прошлого века газеты «Киевлянин», аристократ и помещик. Более того, он действительно лично знал императора Николая II и даже был свидетелем его отречения от престола. Потом прославился как организатор Белого движения на юге России и эмигрировал в 1920 году.
В общем, личность совсем не жалкая. Но в конце 1925 и начале 1926 года ему удалось нелегально побывать в СССР – в Киеве, Москве и Ленинграде – и выпустить книгу впечатлений, вызвавшую огромный интерес у эмигрантских читателей. Но как же Шульгин попал на свою бывшую родину и беспрепятственно вернулся на Запад?
Дело в том, что в начале 20-х годов чекисты перевербовали бывшего действительного статского советника и монархиста Александра Александровича Якушева, входившего в ядро МОЦРа – подпольной Монархической организации центральной России. На ее основе они создали подконтрольную им и управляемую организацию «Трест», наладившую с помощью Якушева тесные контакты с эмигрантами-монархистами. Прежде всего, сторонниками великого князя Николая Николаевича, бывшего в начале Первой мировой войны главнокомандующим русской армии и с 1924 года близкого Русскому общевойсковому союзу под командованием барона Врангеля. В то время РОВС объединял 100 тысяч военных, прежде всего, офицеров, прошедших Мировую и Гражданскую войны.
«Трест» как раз и организовал Шульгину поездку на родину, в результате чего в начале 1927 года в Париже вышла его книга «Три столицы». Но при чем тут «Двенадцать стульев» и Ильф с Петровым, спросит читатель. Как мы уже говорили, этот роман, популярные цитаты из которого широко разошлись в народе, стал при этом одним их самых зашифрованных произведений отечественной литературы. Это с одной стороны. А с другой, такой глубокий исследователь потайных смыслов знаменитых классических произведений как психолог-литературовед Олег Давыдов в своей работе «Герметический стул» утверждает, что даже сами Ильф и Петров, кажется, порой не имели понятия о том, куда они, ткнув пальцем в небо, попали:
- Роман начинается с описания уездного города N, где «было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, кажется, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть». Это лишь первые строки романа, но и в дальнейшем описывается какое-то царство мертвых.
С О. Давыдовым нельзя не согласиться – зашифровка смыслов в романе, имеющая порой двойное-тройное дно, – едва ли не основной метод Ильфа и Петрова. Но давайте откроем шульгинские «Три столицы» и прочтем о его впечатлениях от посещения старого киевского кладбища:
- Я взял вправо. И на этой аллее я видел то, чего больше нигде в России не увидите: я видел чины, ордена, мундиры… Все это высечено на мраморе плит и памятников, сохранено в надгробных изображениях. Царство мертвых сберегло прежнюю жизнь.
Для чего я пришел сюда?
Очевидно, для того, чтобы сказать: «Там далеко, откуда я пришел, там есть еще эта жизнь, ваша жизнь, — мертвые! Пошлите же через меня ей свой загробный привет».
Впечатление, что, сочиняя свои «стулья», Ильф и Петров постоянно заглядывали в текст Шульгина. Вот, допустим, «трестовцы» снабдили известного русского националиста Шульгина паспортом на имя еврея, госслужащего Эдуарда Эмильевича Шмитта, а Воробьянинову Бендер вручает профсоюзный билет, выписанный совторгслужащему Конраду Карловичу Михельсону, 48 лет. Заметим, точный возраст Шульгина во время посещения им СССР. Или такая, вроде бы целиком сочиненная писателями, деталь, связанная с посещением московского ресторана «Прага». Воробьянинов:
– Однако, – пробормотал он, – телячьи котлеты два двадцать пять, филе – два двадцать пять, водка – пять рублей.
Ну и что, вновь скажет читатель. Но давайте прочтем у Шульгина «отчет» о его посещении самой заурядной киевской едальни:
- Мой обед стоил сорок копеек «золотом», что равняется цене дешевых обедов в европейских странах. Такой обед в такой обстановке стоил в России при царях двадцать — двадцать пять копеек.
Таким образом, социализм пока дал следующий результат. Интегральный коммунизм уничтожил все и вызвал повальный голод. Нэп, т. е. попытка вернуться к старому положению, но не совсем, — вернул жизнь, но тоже «не совсем», а именно: жизнь стала вдвое дороже, чем была при царях.
Отметим, у Ильфа и Петрова начисто, по вполне понятным причинам, отсутствуют антисоветские обобщения, коих у Шульгина полно. Допустим, его гневная реакция на памятник Александру III на площади Восстания в Ленинграде, вернее, новую надпись на памятнике, заменившую прежнюю – «Строителю Великого Сибирского Пути»:
Я подошел к памятнику и прочел надпись, которая заменила прежнюю надпись, сочиненную Демьяном Бедным:
Мой сын и мой отец при жизни казнены.
А я пожал удел посмертного бесславья:
Торчу здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавья.
Когда я прочел эту издевательскую надпись, все бешенством застонало у меня внутри.
И стиснув зубы, я проскрежетал ответ Демьяну Бедному:
Не то беда, что беден ты, Демьян,—
Бывало, на мозги богат иной бедняк;
Не то беда, что у тебя в душе кабак
И что блюешь на мир ты, "Ленинизмом" пьян.
А то беда, что ты — природный хам;
Что, подарив плевки царям,
Ты лижешь, пес, под кличкою Демьяна,
Двуглавый зад Жида и Чингисхана!..
В последней строке прямое указание на Троцкого и Сталина, прекрасно понятное современникам Шульгина. Но вряд ли Ильфу и Петрову, по вполне понятным причинам, для сочинения «Двенадцати стульев» дали полный текст «Трех столиц». К слову сказать, их автор, спустя десятилетия, живя в Советском союзе, очень сожалел, что так грубо и вульгарно откликнулся на стих Демьяна Бедного. А вот некоторые «дозированные», без злобных характеристик, Ленина и большевиков, фрагменты из книги белоэмигранта вполне могли и предоставить молодым сатирикам, тем более, к тому времени в «Правде» уже был опубликован фельетон знаменитого в те годы журналиста Михаила Кольцова «Дворянин на родине» о поездке Шульгина.
Так, все помнят историю с походом в ресторан Ипполита Матвеевича и студентки Елизаветы Петровны («Веселая царица была Елисавет…»), она же «бедная Лиза». После возлияний в «Праге» немолодой ловелас стал грубо приставать к юной особе, предлагая тут же поехать в нумера. Но она оттолкнула его, ударив кулачком по лицу. А вот шульгинские наблюдения и размышления на волнующую автора тему свободной любви:
- На Невском я оформил наблюдение, которое я сделал еще раньше. Свободная любовь — свободною любовью в социалистической республике. Но порнография, должно быть, преследуется. Ибо нигде я не видел даже того, чем пестрят витрины всех городов Западной Европы. Голости совсем не замечается.
То же самое надо сказать насчет уличной проституции.
В былое время с шести часов вечера на Невском нельзя было протолпиться. Это была сплошная толпа падших, но милых созданий. Сейчас ничего подобного нет. Говорят, они переместились и по преимуществу рыскают около бань. Другие объясняют, что вообще проституция сократилась, дескать, мол, нет в ней нужды: и так все доступно. Но это, конечно, преувеличено. Мне кажется, что в этом вопросе что-то произошло. А что именно, я дешифрировать не мог.
Разве не достаточно сходств, прямых аллюзий и даже текстуальных совпадений из двух книг? Ясно одно, они вовсе, повторим, не случайны. Но пока Ильф и Петров в ударном темпе трудились над своим романом, произошли важные изменения и в жизни его героев, и в политической обстановке в целом. Во-первых, благодаря перебежавшему в Финляндию агенту ОГПУ Опперпуту-Стауницу, авантюристу и личности довольно темной, «Трест» был разоблачен, что нанесло потом серьезный удар по репутации Шульгина – Кисы Воробьянинова в исполнении сатириков. Троцкий – великий комбинатор Бендер – был выслан сперва из Москвы, а затем и из страны. Но, самое удивительное, кровавый финал «Двенадцати стульев» оказался для него провидческим и демон революции через 13 лет погиб в результате удара ледорубом по голове, а не бритвой по горлу, как в романе.
Трагично сложилась и судьба остальных участников исторических событий. Все чекисты-создатели «Треста», который лопнул, не пережили 1937 года. Они были расстреляны в результате жестоких политических разборок и чисток. Умер в том же году в лагере и Якушев. Расстрелян был и фельетонист Михаил Кольцов. Рано ушли из жизни Ильф и Петров. Первый умер от болезни перед войной, второй, ставший военным корреспондентом, погиб в авиакатастрофе в 1944 году.
И лишь Шульгин-Воробьнинов дожил до глубокой старости и скончался уже в годы брежневского застоя. Он стал в 1961 году почетным гостем XXII съезда КПСС, утвердившего программу построения коммунизма в стране. После паспорта на имя Шмитта это была вторая лукая насмешка судьбы над престарелым националистом и монархистом. Однако перед этим он отсидел 13 лет во Владимирском централе за активную антисоветскую деятельность, которую вел с 1907 по 1937 года, во всяком случае, так значилось в приговоре. Редкий случай, когда борьбу с советской властью начинают за 10 лет до ее официального провозглашения.
Однако «Трест» и трестовцы сыграли важную роль в хорошо задуманном и великолепно исполненном многоходовом спектакле. Потому, что у них была, прямо по Станиславскому, сверхзадача – предотвратить как террористическую, так и реальную войну против Советского союза в 20-у годы. Благодаря, в том числе, и Шульгину, написавшему по их просьбе книгу, хотя и антисоветскую, но, тем не менее, проникнутую любовью в России. Ведь заканчивается она такими словами автора, сказанными им одному из людей, что встретил его после пребывания в СССР:
- Когда я шел туда, у меня не было родины, сейчас она у меня есть.
Несмотря ни на что, многих в эмиграции его книга заставила пересмотреть свои взгляды и позицию в отношении родины. Сказалось это потом и на отказе немалого из числа сотрудничать с немцами во время войны.
Что ж, то была трагическая, но великая история. Завершилась ли она окончательно? Вряд ли. Фарсово изображенную Ильфом и Петровым сцену монархического собрания союза «Меча и орала» кое-кто пытается разыграть и в наши дни. Порой даже кажется, что сейчас,
в год столетия революции, появится, кроме известной, но уже сомнительной в своей чистоте происхождения, династии Кирилловичей во главе с Марией Владимировной и еще какой-нибудь шутовской Чингизид Рюрикович Голштинский-Годунович с бутафорской шапкой Мономаха. Ведь нечто подобное все наблюдали несколько лет назад на телеэкране, когда Геннадий Хазанов попытался водрузить эту шапку на чело
Путину. Но тот сам ловко перехватил инициативу, надев «головной убор» на пародиста. Так и с монархией на сегодняшний день…
Александр Горбатов, шеф-редактор информбюро «Восток-центр»
11. Ответ на 10., Коротков А. В.:
10. Ответ на 9., Алёша:
9. Ответ на 7., Русский Сталинист:
8. Ответ на 2., Сергей Абачиев:
7. Ответ на 4., Алёша:
6. Ответ на 5., Андрей Карпов:
5. Ответ на 2., Сергей Абачиев:
4. Ответ на 1., Андрей Карпов:
3. Re: Трест хотя и лопнул, но дело его живет
2. Ответ на 1., Андрей Карпов: