Вспоминая в канун праздника 23 февраля, своих предков, прошедших Великую Отечественную, давайте помянем и военных медиков - врачей, медсестер, санинструкторов, нянечек, фельдшеров, санитаров, которые помогали нашим искалеченным войной родным выжить...
Стоит при этом проявить внимание к памяти двух советских политиков, врачей по профессии, - Николая Александровича Семашко и Зиновия Петровича Соловьева, создавших непосредственно после Октябрьской революции беспрецедентную систему советского здравоохранения. Начали они с декретов, защищавших здоровье народа, с организации самого здравоохранения, а затем настояли на немедленном открытии сети медицинских вузов. Врачей для простого народа в России не хватало. Не должно было их хватить и для войны...
... Уж как богат и могуч был Дон - я не о реке, а о мощном Войске Донском, поставлявшем Российской империи самых храбрых бойцов, а не смогли атаманы уговорить царских чиновников учредить в Ростове-на-Дону университет с медицинским факультетом, чтобы тот выпускал ученых лекарей, которые лечили бы народ по станицам и казачьим хуторам. Уж и миллионы предлагали на это, и место под застройку... И не было бы счастья, да несчастье помогло.
В связи с началом Первой мировой войны и наступлением немецких войск был вынужден эвакуироваться вглубь России Императорский Варшавский университет. Куда его пристроить? В обеих столицах, а также в Киеве университеты врачей выпускали. В Томске работал единственный в Сибири Императорский Томский университет с единственным медицинским факультетом. В Саратове уже несколько лет внутри недавно открытого Николаевского университета действовал медицинский факультет. В Дерпте (он же Юрьев, он же Тарту), в старейшем университете, тоже выпускали врачей... И тут вспомнили о прошениях донских атаманов.
Так Ростов в один момент обрел университет с медицинским факультетом. Варшавяне создали в городе хорошую научную школу.
И надо же было такому случиться, что на переломе эпох именно в этот самый университет, получивший название Донского, поступила учиться на врача девочка с казачьего хутора Фролов Донского края Зина Ермольева. Ее сразу заинтересовала наука, причем наука относительно новая - микробиология. Студентка оказалась ответственной и въедливой. И именно ей, З.В. Ермольевой, суждено было стать профессором, академиком АМН СССР, создателем первого советского пенициллина (крустозина ВИЭМ), за что автор была удостоена Сталинской премии первой степени, которую она отдала на строительство истребителя с надписью на борту «Зинаида Ермольева».
Ее пенициллин «успел» на войну и спас тысячи жизней советских солдат. А сама Ермольева оказалась во время войны во фронтовом Сталинграде, где спасала от холеры мирное население, которое не смогло эвакуироваться из разбомбленного города.
Незадолго до войны у Зинаиды Виссарионовны арестовали и расстреляли второго мужа, микробиолога А.А. Захарова. Первый муж - основатель советской школы медицинской вирусологии Лев Александрович Зильбер, специалист номер один в СССР по клещевому энцефалиту, родной брат известного советского писателя Вениамина Каверина, за считанные годы три раза попадал в поле зрения НКВД, сидел в разных лагерях и только после заступничества крупных ученых, в том числе и бывшей супруги, донской казачки З.В. Ермольевой, перед Сталиным был освобожден, причем Сталин, извинившись за энкавэдэшников, вручил ему Сталинскую премию. А Каверин после оглушительного и вполне заслуженного успеха «Двух капитанов» написал о своей бывшей невестке «Открытую книгу».
В том же 1942 году, когда Ермольева отправилась в горящий Сталинград, неподалеку, в Ставрополе, с риском для жизни, перед самым входом в город немецких войск спасла важнейшие медицинские документы о борьбе с туляремией врач-микробиолог, выпускница Саратовского мединститута Магдалина Петровна Покровская. Она стала известна в Советском Союзе тем, что тайно привила себе чуму, чтобы проверить действие противочумной сыворотки, потом о ее подвиге узнали, была написана пьеса, поставлен спектакль...
Это были личности. Отдельные. Знаменитые.
Но во время войны не одному-двум-трем по отдельности - миллионам советских медиков предстояло стать героями и тружениками. А где их взяли?
Для того, чтобы это понять, нам придется вернуться в конец 1917 года по старому стилю. 25 октября (7 ноября) - переворот в Петрограде. И уже на следующий день, 26 октября, при Военно-революционном комитете Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов был образован медико-санитарный отдел, которому поручалось реорганизовать медико-санитарное дело в стране.
Это был зародыш Наркомата здравоохранения. Но очень деятельный зародыш. По его инициативе и следуя первой программе РСДРП (1903 г.) Совнарком издал до конца 1917 года по старому стилю декреты о 8-часовом рабочем дне, о помощи пострадавшим от несчастных случаев на предприятиях, о страховании на случай болезни и т.д. Медико-санитарные отделы были созданы при местных Советах по всей стране. 2 декабря 1917 г. врачебные коллегии трех Народных комиссариатов - Внутренних дел, Путей сообщения и Государственного призрения обратились к населению Советской России с совместным воззванием «О борьбе с заболеваемостью, смертностью и антисанитарными условиями жизни широких масс населения». Это обращение стало первым программным документом Советского государства в области здравоохранения. В июне 1918 года в Москве состоялся Всероссийский съезд медико-санитарных отделов Советов. 11 июля 1918 г. по его материалам Совнарком принял декрет «Об учреждении Народного комиссариата здравоохранения» - первого высшего государственного органа, объединившего под своим руководством все отрасли медико-санитарного дела страны. В состав первой Коллегии Наркомата здравоохранения РСФСР вошли В.М. Бонч-Бруевич (Величкина), А.П. Голубков, П.Г. Дауге, Е.П. Первухин, Н.А. Семашко, 3.П. Соловьев. Первым народным комиссаром здравоохранения РСФСР был назначен Николай Александрович Семашко.
Один за другим в бывшей Российской империи открывались медицинские вузы и факультеты при университетах, которые превращались через несколько лет в институты.
Повторил судьбу Варшавского университета Юрьевский - он вместе с русскими профессорами и преподавателями был переведен в Воронеж. Заработали Самарский и Смоленский мединституты, медицинский факультет Туркестанского университета... Через 15 лет - новая волна: создан медицинский институт в Сталинграде и других крупных областных городах Европейской и Азиатской частей СССР... Это была настойчивая, целенаправленная политика правительства. Средние школы страны давали миллионы выпускников, которым хотелось получить высшее образование. Очень многие выбирали медицину.
Выбрала ее и моя будущая мама, Галина Мишаткина, дочь директора и воспитательницы детдома в Хвалынске. Золотая медалистка, она сходу поступила в Саратовский мединститут. Началась переписка с братом - будущим артиллеристом, которому, увы, предстояло погибнуть при освобождении Эстонии, и с родителями.
«Саратов, 4/XII-39 г. Здравствуйте, мама и папа! Спешу сообщить, что сдала 29 ноября анатомию (так называемые «кости»). Сколько облегчения и радости! Да еще как сдала? Отлично! Да-да. Сама не ожидала даже, так как в этих костях столько названий... Ваша Галя». «5 декабря. Утро. Еще малость напишу. Вчера была в кино на картине «Высокая награда». У вас шла она? Если еще нет, то непременно сходите - замечательная картина. А картину «Доктор Калюжный» видели? Наверное, нет, т.к. она у нас здесь-то недавно идет. Эта уж еще лучше. Главное, там мы - медики, студенты, только окончившие институт и выходящие на самостоятельную работу. Обязательно сходите. С приветом - Галя».
Ее «самостоятельная работа» началась через четыре года - в качестве военного хирурга в военном госпитале на Северском Донце, под знаменитым Святогорским монастырем, о путешествии в который столь поэтично писал Иван Бунин. Галине был 21 год, девочка, почти подросток. Первые два года в Саратовском мединституте она и ее сокурсники обучались в обычном темпе по утвержденной программе. А потом, после начала Великой Отечественной войны, началась гонка.
Профессора обзорно дали малоупотребимые на фронте психиатрию и гинекологию, сократили терапию, не говоря уж об «истории партии» с «философией», зато усиленно гоняли по военно-полевой хирургии.
Старшекурсников выпустили по эрзац-программе и отправили на фронт фельдшерами, и им потом, после войны - тем, кто выжил в кровавой каше начала войны, пришлось доучиваться в институте. Студенты маминого курса окончили институт настоящими врачами, и все равно мама всю жизнь вынуждена была ездить на курсы повышения квалификации - то в Ленинград, то в Москву. Но так полагалось всем врачам в СССР.
Приближался реальный фронт.
Кто бы мог подумать, что в Сталинград, город в 400 километрах вниз по Волге, войдут немцы и там начнется изнурительная городская битва: за каждый квартал, площадь, овраг, за каждый дом, для немцев - за выход к Волге. После учебы и самостоятельных занятий саратовские студенты-медики ходили в госпитали, куда привозили раненых из Сталинграда, наблюдали за операциями, ассистировали, а уж в совсем свободные минуты щипали корпию. Старшие медсестры госпиталей выдавали им ветхие, стиранные-перестиранные простыни, и надо было ногтями раздирать эти полотна на крошечные кусочки, которые становились отличным перевязочным средством наподобие ваты, потому что обернутая бинтами масса корпии хорошо впитывала кровь. Ногти и кончики пальцев болели и немели от этого процесса. Кормили студентов «так себе», и для мамы было огромным счастьем, отстояв очередь к лотошнице на углу центральной улицы имени Кирова, бывшей Немецкой, и Максима Горького, купить и съесть бутерброд - хлеб и кусочек сыра.
Потом, после Святогорска, был госпиталь на острове Хортица, в городской черте Запорожья. Мама не любила рассказывать о войне, но однажды обмолвилась, что на Хортице было очень страшно оперировать, потому что пули и снаряды перелетали через крышу их госпиталя, а ей пришлось бы в случае чего закрыть собой раненого.
«Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне», - писала знаменитая советская поэтесса, военная медсестра Юлия Друнина.
И ведь это было только начало. Мамин госпиталь шел - иногда буквально шел, пешком, потому что грузовики и телеги отдавали раненым, еще не вывезенным на Большую землю, - от одного освобожденного украинского города до другого. Николаев, Одесса, Самбор, где мама (лейтенант, между прочим) вышла замуж за капитана Красной Армии Александра Корсакова, потом польские города - Сандомир, Коньске, Бреслау. Под Бреслау (ныне Вроцлав), в деревне Дойч-Лиссе, расположился, наконец, ее последний на войне госпиталь; они с моим будущим отцом и однополчанами съездили на экскурсию в поверженный Берлин.
Задумайтесь, 41% военврачей в Великую Отечественную войну - женщины. 100% медсестёр (как молоденькая Юлия Друнина) и санитарок - тоже женщины. Санинструкторы и фельдшеры - большинство женщины.
Только санитарами, по большей части, были дюжие и не очень дюжие мужики, им приходилось выполнять самую тяжелую работу.
«Нельзя притворяться перед собой», - как точно сказано у Юлии Друниной в стихотворении о войне. Война выявляла самые сокровенные черты характера человека.
Кто не знает сейчас имя архиепископа Луки, в миру Валентина Феликсовича Войно-Ясенецкого, лауреата Сталинской премии первой степени, профессора, доктора медицинских наук и доктора богословия, автора знаменитых «Очерков гнойной хирургии», по которым до сих пор учатся студенты-медики, и духовных книг, художника-иллюстратора, великолепного, безотказного врача-хирурга, а в посмертной жизни - святого Луки Крымского? Тому, кто знает этого великого русского православного человека, хорошо известно, сколько претерпел он от тупых прислужников власти в советское время. Долгие годы Валентин Феликсович совмещал работу хирурга и священнослужителя, утром и днем выступал перед студентами-медиками Среднеазиатского университета с лекциями, оперировал больных, вечером как епископ Лука служил в храме, а ночью писал свои книги, иллюстрируя собственными рисунками. По надуманным обвинениям его три раза ссылали. Он и в ссылках «совмещал» - люди шли и шли к нему и как к врачу, и как к исповеднику. К началу Великой Отечественной войны Войно-Ясенецкому было уже больше 60 лет. Обид, казалось, должна была накопиться туча. Но в начале войны он отправил телеграмму председателю Президиума Верховного совета СССР М.И. Калинину: «Я, епископ Лука, профессор Войно-Ясенецкий... являясь специалистом по гнойной хирургии, могу оказать помощь воинам в условиях фронта или тыла, там, где будет мне доверено. Прошу ссылку мою прервать и направить в госпиталь. По окончании войны готов вернуться в ссылку. Епископ Лука».
Всесоюзный староста эту телеграмму не получил. Красноярский крайком ВКП(б) распорядился сам. С осени 1941 года Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий стал консультантом всех госпиталей края и главным хирургом эвакогоспиталя. И по-прежнему оперировал - делал по нескольку операций в день...
...Вспомним их всех, мужчин и женщин, в праздник защитников Отечества!http://www.stoletie.ru/obschestvo/voiny_v_belyh_khalatah_643.htm
