Вспоминая исторические события вековой давности, отмечая сейчас бесчисленные столетние юбилеи под знаком плюса или минуса, важно не забывать о самом начале «окаянных дней» (по выражению Нобелевского лауреата Ивана Бунина), о причине возникновения «несвоевременных мыслей» (Максим Горький) у нормально мыслящих людей и вообще о зарождении причин неслыханного раскола в российском обществе зимы 1917-18 годов, который мгновенно и неминуемо привел к кровавой Гражданской войне, разрухе и голоду в Советской России. Понимать, не забывать и крепко помнить надо, чтобы - не дай Бог! - не допустить нового раскола.
Всего через полтора месяца после своей интронизации, пытаясь спасти духовные скрепы российского общества и проявив недюжинную смелость, Святейший Патриарх Тихон выпустил в январе 1918 года Послание с анафемой безбожникам. Первый после 200-летнего перерыва глава Российской Православной Церкви, умный и опытный церковный деятель быстро убедился в том, что именно уготовили древнему русскому православию безбожные новые власти, и не мог не выступить против насилия:
«...Тяжкое время переживает ныне святая православная Церковь Христова в Русской земле: гонение воздвигли на истину Христову явные и тайные враги сей истины, и стремятся к тому, чтобы погубить дело Христово и вместо любви христианской всюду сеять семена злобы, ненависти и братоубийственной брани...».
«Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что творите вы, не только жестокое дело, это - поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенскому в жизни будущей - загробной и страшному проклятию потомства в жизни настоящей - земной».
Тут непременно надо заметить, что Патриарх Тихон выступил с этим решительным осуждением политики большевиков еще до публикации Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви! Декрет только готовился и был обнародован лишь в начале февраля. Дело в том, что и другие, более ранние советские документы давали разрешение местным властям грабить Российскую Православную Церковь и притеснять священнослужителей. Не только их, конечно.
С Учредительным собранием так и не срослось, как теперь выражаются, и на «властный всенародный вопль» против насилия надежды не осталось, поэтому с конфискацией чужого имущества все получилось так, как задумывалось. Если не круче.
Раз отменялась собственность, «отменялись» и собственники, пытавшиеся сопротивляться декретам революции. Этим нахальным дозволением воспользовались не только профессиональные революционеры, но и крестьяне-бедняки, и красноармейцы. Солдаты запросто могли убить священника за то, что он выступал за врагов революции - буржуев, помещиков и прочих «ксплуататоров». Например, отслужил батюшка молебен за победу белых в борьбе против безбожников, а те из присутствующих в храме, кто желал выслужиться перед новой властью, сообщили об этом преступлении попа командиру красных, вступивших в село...
Первым среди высших иерархов погиб митрополит киевский Владимир (Богоявленский), тот самый, что за считанные недели до своей гибели провозгласил на Всероссийском Поместном соборе имя избранного жребием нового Патриарха. За ним последовали другие. За 1918 год насильственно ушли в мир иной сотни священнослужителей. До позорного подрыва под киносъемку храма Христа Спасителя в 31-м и тем более до кошмарного 37-го, когда многие священнослужители гибли наряду с чиновниками, офицерами и сапожниками, Святейший Патриарх Тихон не дожил, умер своей смертью в 1925 году.
После Тихона не было Патриарха на Руси еще восемнадцать с половиной лет, пока Сталин не задумался о роли религии в жизни доверившегося ему народа.
Вождь никогда, естественно, не забывал, что после окончания духовной семинарии он должен был стать православным священником (в результате исключения из этого учебного заведения на пятом курсе статус профессии Иосифа Джугашвили был понижен до учителя начальных народных училищ, где все равно почти все предметы были связаны с церковью); но не это было главным в некотором повороте Иосифа Виссарионовича к общению с православной церковью, а то, видимо, что в течение «однодневной» переписи 1937 года больше половины опрошенных открыто заявили, что они верующие (или православные, или католики, или мусульмане). После значительных побед 1943 года - Сталинград, Курск - можно было «задействовать» и этот ресурс, что Сталин с успехом и проделал. Состоялась встреча с высшими иерархами православной церкви, выборы нового патриарха, сбор денег верующими на танковые колонны, священнослужители приняли участие в работе комиссий по расследованию фашистских злодеяний на временно оккупированных территориях.
Вернемся, однако, в первые месяцы после Октябрьской революции.
Законотворчество - нормальный процесс для любой власти. Но только не для революционной. Для нее это как сочинить симфонию, которую с наслаждением будут слушать даже далекие потомки. И таким же важным и ответственным делом было сочинение декретов для творцов невиданной, нашей, русской революции, которая не только все перевернула с ног на голову в России, но и взбаламутила весь Земной шар, заставив зарубежных «буржуев» постепенно пересмотреть свое пренебрежительное отношение к положению рабочего класса и заметно улучшить его. А тогда, в самом начале, птенцы «гнезда ильичева» творили, всматриваясь в каждое слово. Тем более, что окончательную правку вносил Владимир Ильич Ленин, профессиональный литератор, как он сам о себе писал в анкетах.
Любопытный документ показала мне не так давно главный специалист Российского государственного архива социально-политической истории, доктор исторических наук Людмила Анатольевна Лыкова - черновик того самого, одного из главных документов Советской власти.
- Это не последний, а рабочий вариант проекта декрета. Вот первая фраза черновика: «Религия есть частное дело каждого человека». Ее вычеркивают. И пишут: «Церковь отделяется от государства». Таким становится первый пункт. А весь декрет стали звать не «О свободе совести», а «Об отделении церкви от государства и школы от церкви».
Людмила Анатольевна, сама того не подозревая, помогла мне по-новому взглянуть не только на знакомый со школьного детства декрет, но и на моральную обстановку в целом на протяжении многих лет в Советской стране, да и после отмены Советов.
В чем суть? В соотношении понятий - «человек» и «государство». Сначала о возможностях частной жизни каждого человека (гражданина) говорилось в первой фразе - а в окончательном варианте законодатели сразу стали оперировать такими глыбами, как государство, церковь и школа.
Человек как единица бытия перестал быть главным, приоритетным персонажем истории. И это меняло дело. Юридически - не придерешься. Но по душе...
От пренебрежения отдельным Человеком очень легко перебрасывался мостик к выражению «народные массы». Помните, знаменитые строки рупора революции Владимира Маяковского: «Единица - вздор, единица - ноль. Один - даже если очень важный - не подымет простое пятивершковое бревно, тем более дом пятиэтажный».
В этом гимне коллективизму из поэмы «Владимир Ильич Ленин» поэт противопоставляет ничтожного, на его взгляд, индивида «миллионопалой» руке партии большевиков, «сжатой в один громящий кулак».
Так и пошло, и поехало - в новейшем государстве мира, где, казалось бы, всё должно было крутиться вокруг фразы другого русского гения - «Человек - это звучит гордо».
Не оттуда ли родом и сегодняшние многие наши беды? Поразительно. Умные ведь были люди - те давнишние организаторы восстания солдат и рабочих. Но ни многодум Ленин, ни - впоследствии - хитродум Сталин не смогли додуматься до идеи внимания к каждому отдельно взятому человечку с его болью, с его неотложными проблемами, его страхом не только перед смертью, но и перед жизнью, даже с его прибамбасами, о чем, собственно, писали и Гоголь - про Акакия Акакиевича, и Чехов - про Ваньку Жукова, и нелюбимый Лениным Достоевский - про Макара Девушкина и многочисленных разнообразных Лиз, Лизавет, Елизавет, к каждой из которых можно применить карамзинский эпитет «бедная»...
С контрреволюционным наступлением капитализма в нашей стране в конце прошлого века тем более ничего к лучшему в отношениях между людьми особо не изменилось, просто этих самых униженных и оскорбленных стали называть приговорно четче - лузер. А самым неприятным оказалось неумение не только и не столько советских, сколько современных российских людей говорить друг с другом по-доброму, их почти врожденная непримиримость, необоримое стремление к борьбе.
В 1990 году, будучи корреспондентом «Комсомольской правды», я вылетела в командировку в Великобританию и Ирландию вместе с детьми из чернобыльской зоны, которые поехали за рубеж отдохнуть и подкормиться по приглашению британских скаутов. Скауты для меня - и особенно на родине скаутинга - стали настоящим открытием, и мне первой в Союзе посчастливилось написать и опубликовать в «КП» статью с правдой об этой замечательной детско-подростковой организации. Статью редакторы назвали «Я скаута узнаю по улыбке». Главное, что меня поразило в скаутинге, было - обязательное «присутствие Бога» в воспитании скаутов.
Ежевечерне ребенок перед самим собой (ни в коем случае не публично, не перед отрядом или группой, как у наших пионеров и комсомольцев) отчитывался о том, какие добрые поступки совершил за день, а чего не успел, но непременно сделает.
И еще: как подросткам с помощью нехитрых приемов (надевания черной повязки на глаза, езды в инвалидном кресле, обездвиживании конечностей) давали понять, каково живется инвалидам и пожалеть их.
Летом 1991 года мне довелось попасть в Южную Корею на Всемирный джамбори - скаутский слет, куда съехались юные скауты и девочки «гёрл-гайдз» из десятков стран мира. Там было интересно наблюдать за гостями - пожилыми скаутами, которые ходили по лагерю в шортах, форменных рубашках и разноцветных галстуках и откровенно радовались такой своей интересной и насыщенной жизни (как правило, бывшие скауты становятся очень успешными взрослыми). Стояли в лагере в горах над городом Сокчхо и очень привлекательные палатки, лучше сказать - шатры, которые ярко светились изнутри и словно кого-то ждали. Я спросила дежурных по лагерю, что это. «Маленькие храмы разных религий, - ответили ребята. - Чтобы каждый из участников джамбори мог помолиться». Надо ли говорить, что православного храма там не было, как и делегации российских скаутов? Потом, уже дома, от старых российских скаутов я узнала о том, что царь Николай II был едва ли не первым среди монархов, кто поддержал своего кузена Георга, английского короля, в деле организации скаутских отрядов. В 1926 году скаутов, как буржуазную организацию, в СССР разогнали, а скаут-мастера (инструкторы) попали в тюрьмы или ссылки...
Сегодня появилась Сеть. А вместе с ними - тролли и хейтеры (ненавистники). Откуда они взялись, эти злобные существа, никто не знает, да и знать неинтересно. Но ведь даже и в приличных местах Интернета нет-нет, да и возникает грызня, от которой хочется вернуться в докомпьютерную эпоху, когда высказываться у нас могли только проверенные журналисты, а политикам это делать не полагалось.
Мне не пристало хвалить издание, с которым я теперь сотрудничаю, но, может быть, только в «Столетии» среди читателей установилась добрая традиция более или менее дружелюбно общаться между собой в комментариях.
Хотя, конечно, мне как человеку с немалым жизненным опытом кажется порой, что и тут градус дискуссий зашкаливает.
Так получилось и недавно, когда оппоненты стали обсуждать яркую, замечательную статью журналиста Валерия Бурта «Мы не так восьмнадцатый встречали!..» (29.12.2017). Дело дошло уже до упреков и подкалываний, как вдруг один из самых спокойных и мудрых участников обсуждения, интеллигентнейший «Лесник», как оказалось, врач по профессии, признался в том, что у него - 4-я стадия онкологического заболевания, и что он инвалид 1-й группы, которого чиновники от медицины все еще заставляют проходить переосвидетельствование по поводу инвалидности. Поток комментариев притих. Потом пошли пожелания выздоровления коллеге. А затем на странице «комментов» появилась «Крестница Лесника» с сообщением: «Лесник просил передать, что сам ответить и участвовать в дискуссии не может. Вызвал батюшку для причащения и исповедования».
Люди откликнулись немедленно!
«Очень расстроился! Даже слов правильных не могу подобрать... Храни вас Господь!».
«Буду надеяться на лучшее. Пусть простит своего оппонента Кобу».
«Уважаемый Лесник, Вы честный и красивый человек. Люди Вас любят. А еще - Вы боец. Держитесь. Помощи Божьей Вам. Наши молитвы с Вами».
«Присоединяюсь к Боде и его молитве за дорогого Лесника»...
13 января «Крестница Лесника» прислала очень короткое сообщение: «Лесник сегодня покинул нас».
Первой на это сообщение откликнулась редакция «Столетия»: «...Наши самые искренние соболезнования родным и близким удивительного человека и настоящего Гражданина своей страны». «Феона» попросила «Крестницу Лесника»: «Если можно, поставьте свечу за упокой от Феоны и всех его заочных друзей-оппонентов. Он был самым лучшим из нас!!!». Не мог промолчать «Сирожа»: «Мои соболезнования! Лично не знаком, но, судя по всему, хороший был человек. Царствие Небесное!». Не мог не откликнуться «Неравнодушный»: «Нас покинул мудрый и совестливый человек. Нам будет не хватать его, вечная память светлому человеку...». «Игорь Ботвинов» написал: «Для меня смерть Лесника есть истинное горе...». Высказалась неистовая «ВЕРА»: «Печальное известие. В чем-то мы расходились, в чем-то мыслили одинаково. Порой не понимали друг друга. Покинул бренное тело. Мир праху его!». Только что узнав об общем горе, прислал сообщение Александр Мясникян: «Ребята, а я и не знал... Лесник, наш дорогой друг, отошел ко Господу... Боже мой, а я не успел и поговорить-то с ним толком, щемящее чувство осталось на душе. Он был светлым человеком, очень добросердечным и способным вникнуть в точку зрения оппонента. Лесник, Лесник, дружище наш дорогой... Моя молитва о тебе, дорогой друг...». А тот же Бодя написал: «Подумалось: а ведь вы, ребята, спорите и бранитесь уже как-то "по-семейному". Наше "Столетие" - прям, какой-то интеллектуальный клуб: у каждого свой истфак, своя "высшая школа", убеждения закоренелые и гибкие, развивающиеся. Недавно умер постоянный "член клуба" - "Лесник", Юрий Александрович. И сколько откликов на утрату, сколько слов и слёз о человеке, которого никогда не видел, как о близком..»
Какие же мы хорошие, правда. Какими мы можем быть хорошими, даже если нас так старательно, годами пытаются испортить.
Ну почему только крайний случай позволяет нам приоткрыть людям себя настоящих, пусть под прикрытием ника-псевдонима? Не хватает мира в собственной душе? И мы неспособны установить его самостоятельно? Тогда - Церковь нам в помощь!