К читателю
Октябрь 1989 года. В германском Берлине толпы громили бетонный забор, разграничивший город. До той осени он разделял не просто столицу Германской Демократической Республики, а наш земной шар - на два лагеря: капиталистический и коммунистический или социалистический. Не ровня Великой китайской - берлинская стена из серых железобетонных плит. Тем не менее, она десятилетия держала человечество в равновесии, не давала ему скатиться в бездну всепожирающего пламени атомной войны.
Главный разрушитель «берлинки», он же и главный коммунист могучей державы Михаил Горбачёв ошалел от небывалого счастья, вдруг выпавшего на долю околдованного крестьянского сына. Голубем мира с оливковой ветвью он парил над руинами, говорливо ворковал людям о «общечеловеческих ценностях». Манной небесной на него сыпались награды - «лучший немец года», лауреат Нобелевской и иных премий мира. Дьявольски помеченного родимыми пятнами на лысом лбу Михаила Сергеевича осыпали гонорарными зелёными долларовыми бумажками - знаком непоколебимого денежного могущества.
Вместе с ним ещё сильнее радовались устроители нового миропорядка. Ещё бы! Жители непокорённой за тысячелетия могучей страны не ведали, что творили с родимым Отечеством». Кто бы в ту пору напомнил предостережение славянского историка Николая Ивановича Костомарова: «В истории, как в жизни, раз сделанный промах влечёт за собой ряд других, и испорченное в несколько месяцев и годов исправляется веками»?! Так нет же, собственной рукой рубили живое тело матери Родины. Братья и сёстры спешно отгораживались друг от друга новыми стенами, кто знает, на сколько лет, на сколько веков или - навечно.
Рубили и рубим границы по сердцу...
Вместо предисловия
Хроника тех событий то с болью душевной, то с хрупкой
надеждой на перемены к лучшему излагалась мной, собственным
корреспондентом по южным районам Воронежской области, на страницах
газеты «Коммуна». У меня на глазах полевые лесополосы превращались в
государственные межи, коих испокон веку тут не водилось. Пытаясь хоть
как-то противостоять этому «дележу» единого духовного и культурного
пространства, стал выпускать на страницах «районок» в Ольховатке,
Россоши, Кантемировке историко-краеведческую «газету в газете» - «Поле
слободское». В ту пору на московских газетных развалах мне попал в руки,
кажется, «Литературный Иркутск» с очерком уважаемого и любимого мною
учёного-слависта Олега Николаевича Трубачёва. Догадываясь о его
занятости, решил не отрывать от дел, сам разделил материал на главки,
озаглавил их и открыл просветительский раздел «Славянская академия» в
своём «Поле». Печатал заметки из выпуска в выпуск.
Славянская академия
У истоков Великороссии
Наша нынешняя культура - лишь маленький отрезок, эпизод продолжительной и непрерывной, в серьёзнейшем смысле этого слова, эволюции культурной. Убедить нас повернуться к ней спиной, вообще попрать или, скажем, вдруг начать датировать её с октября или, чего доброго, с августа никто не вправе.
Удивительные ухищрения можно наблюдать на примере названия Великороссия. Давно ли уважаемый читатель встречал его в последний раз в прессе, в политической литературе? В том-то и дело, что и припомнить трудно, а умолчание - метод испытанный. Сначала посеять подозрение, что Великороссия - термин шовинистический, великодержавный, а потому - «не наш», затем постараться спустить эту установку в школьные учебники истории и - дело сделано, ещё одной печатью припечатано наше самосознание, получен ещё один суррогат вместо подлинного знания.
А пытливый взгляд честного историка языка и этноса видит другое: такие названия, как Велико-россия, Велико-британия, никакого самовеличания перед другими странами, другими народами, как это многим до сих пор мнится, не выражают. Их подлинный, изначальный смысл делается понятным из окружающего контекста, потому что названия эти возникли как ОРИЕНТАЦИОННЫЕ, они как бы знаменуют область вторичной колонизации и её отношение к области исходной.
Так, Великобритания (раз уж мы её упомянули) образует в указанном смысле пару с Бретанью, исходной областью на материке; древнейшая колонизация острова шла оттуда.
И таких примеров довольно много в древней истории разных стран и народов; жаль, что почти все они оказались принесены в жертву политическим спекуляциям и кривотолкам. Проистекающие отсюда искривления национального самосознания и раздор между близкими нациями делают понятным, насколько всё это небезобидно.
А в сущности тут всё довольно просто: и античная Великан Греция - это вторичные поселения греков в Нижней Италии, и Великая Моравия времён наших первоучителей - святых Кирилла и Мефодия - это область к югу от той Моравии; что в теперешней Чехо-Словакии Иногда старая, исходная область начинает в итоге называться «Малая». «Мало-», что также не следует понимать буквально или оценочно. Например, в составе польских земель Малопольша зовётся именно такпо той причине, что славяне - предки поляков освоили её раньше, чем Великопольшу. расположенную дальше на север.
Знать эти примеры необходимо и нам, если мы хотим
правильно понимать самих себя, живущих в Великороссии, для которой - для
Руси Великой - Русь Малая, Малороссия всегда имела смысл Руси
изначальной.
Вначале было слово
Ушло то время, когда земли к югу от Припяти и Десны звались Русью, и возобладало (тоже старинное и объективное) название этих земель за их ок-раинность - Украина. В живой речи на Украине никто теперь Украину Русью не называет. Следы былого, как нередко бывает в подобных случаях, ещё хранятся, впрочем, на собственных перифериях национально-культурного ареала, да ещё у соседей. На крайнем западе Украины сохраняется память называния этих мест Подкарпатской Русью, а жителей - русинами, так же зовут себя по сей день жители небольшого украинского (украинско-словацкого) очага в Югославии.
До недавнего времени и поляки употребляли слово «Русь» для обозначения Украины.
Да,память всё же стирается, а пробелы знания заполняются домыслами. Эти названия, на которые я приглашаю взглянуть лишь как на объективные указатели направления великих миграций прошлого, в нашем случае - с Руси изначальной, приднепровской, на позднейшую Великую Русь (и - никак иначе! Хотя ведь пытаются и иначе - представить дело так, будто великорусы Новгорода Великого прибыли откуда-то с запада и лишь потом, по пути вниз по Днепру, встретились с довольно чужой южной Русью...), - эти названия Русь, Малороссия, Великороссия порядком захватаны грязными руками политиков и ими же, похоже, прежде времени сданы в архив.
Цель: искажение рядового сознания и правильного понимания подлинной истории наших названий, а через них - своей собственной истории.
Когда я говорю «история», я хотел бы при этом не ограничиваться прямолинейным пониманием истории, то есть только того, что чёрным по белому записано в её анналах. Во-первых, любая самая богатая письменная традиция обязательно грешит пробелами; кроме того, запись явления и возникновение явления в живой речи - это совершенно разные вещи, запись сплошь и рядом случайна, и название всегда появляется намного раньше.
В нашей исторической науке, по-моему, не очень утруждают себя правильным пониманием этих различий. Так, Москва (обозначение и обозначаемое) появилось, конечно, намного раньше случайной летописной записи под 1147 годом. А ведь с легкой руки историков именно эту дату записи празднуют как дату основания города...
Точно так же «буквоед» готов факт первого упоминания Великой и Малой России в документах константинопольской греческой патриаршей канцелярии XIV века представить чуть ли не как время и даже - место возникновения названия, тогда как мы здесь имеем дело со СЛУЧАЙНОЙ, записью, упоминанием того, что возникло раньше и в совершенно другом месте.
Принципиальную зависимость исторической науки от письменных источников и осторожность её по отношению ко всякой реконструкции понять можно. Но - этого явно недостаточно для более глубокого постижения всей Истории, значительная часть которой так и не отложилась в письменности. Для этих целей требуются и реконструкция, и широкое сравнение форм, и правильная оценка их возникновения, развития и употребления.
Всё это - задачи современного сравнительного языкознания, которые обретают свою полную актуальность, просто призваны прийти на помощь в большом вопросе возникновения Великой, Малой, Белой Руси, их названий, отделить идеологизированные, политизированные плевелы от самого зерна, прояснить, оздоровить сознание тех людей, которым это небезразлично, потому, что это их язык, их народ, их страна.
Как утверждал Нестор-летописец
Сейчас время всевозможных опросов населения, а я рискну тут предрешить данные опроса, который никем не проводится.
Боюсь, что, вздумай кто опросить достаточно большое число русских - людей села или людей «у станка» (интеллектуальные слои оставим в сторонке), задав им один единственный вопрос: сознают ли они себя славянами? - уверенных ответов практически не будет. Вероятно, вопрос вообще останется непонятым.
А было так не всегда. То, что мыможем наблюдать сейчас, есть определенное разложение самосознания. Возможно, началось оно давно, но довершали, «добивали» его уже на памяти последних поколений. Люди, чья духовная зрелость пришлась на 1930-ые годы, хорошо помнят и свидетельствуют, что слово «славянский» в их представлении было чем-то реакционным и консервативным.
Юмористы и те приложили свою руку («славянский шкаф», «гей, славяне» - очень смешно...).
Война приостановила эту свистопляску, но ущерб оказался, похоже, непоправимым. А, между прочим, имя СЛАВЯНЕ представляет собой замечательное культурно-историческое явление.
Дело в том, что с достаточно раннего времени это имя охватывало всех славян, независимо от их принадлежности к тому или другому славянскому племени или народу. Наличие такого единого самоназвания лучше самых изощренных вопросов говорит о существовании единого этнического самосознания, сознания и принадлежности к единому славянству.
Дальнейшие сравнения лишь подчеркивают замечательность этого феномена, ибо оказывается, что ничего подобного мыне найдём у древних германцев и у древних балтов: и у одних, и у других представлены свои группы названий отдельных племён, а общее отсутствовало (привычные нынешние обозначения «германцы», «балты» введены поздно, в научной литературе, ни германцам, ни балтам в древности они известны не были...)
А ведь во времена Кирилла и Мефодия (IX век) тогдашний болгарин, по дошедшим до нас сведениям, сознавал ещё себя и славянином, а наш преподобный Нестор-летописец уверенно утверждал, что славянский и русский одно есть.
Словом, тогда это было живое, народное самосознание, и наш, пусть запоздалый, долг - разъяснить и как-то возмещать последующее оскудение и забвение.
«Ясно говорящие»
У нашей науки, кроме горестного свидетельства утрат, останется ещё немало неиспользованных возможностей, в частности - восстановить забытую историю того, как сложилось имя «славяне», какие понятия и представления этому сложению сопутствовали и предшествовали.
При этом, отбросив маловероятные толкования имени славян («жители по реке Слова», «жители влажных долин»,.. высказанные уже современными нам учеными), мыоказываемся вправе завязать плодотворную перекличку с учёным-славистом ещё первой половины прошлого века Шафариком. С большой долей вероятности он уже тогда связал имя славяне (словяне) и слово. Сейчас мыможем уточнить, подключив сюда и глагол слыть, древнее - слути, слову, собственно «слышаться, быть понятным, говорить понятно». Раскрывается древний смысл имени славяне - «ясно, понятно говорящие» (антоним: немцы, собственно «немые, невнятно бормочущие», обычный для древности принцип обозначения иноязычных иноплеменников). Но «понятно говорящие» - это, в сущности, «свои», «наши», и это как бы подсказывает нам, что мы всостоянии частично отдёрнуть пелену, скрывающую от нас древний мир мысли наших предков.
Их имя - славяне - появилось, как мыдумаем, на исходе античности, целиком неся на себе признаки древнеплеменного общества. Не преуменьшая значения межплеменных общений и древних торговых путей, всё же признаем, что кругозор древнего этноса был довольно узким, обходились простейшим совпадением «мы»,«свои», «наши» и в сущности ещё не прибегали к особому обозначению собственного этноса.
Даже когда такое самоназвание появилось, оно всё ещё носило отпечаток описанного архаического образа мыслей, как мы это наблюдали на примере этимологии славяне - «ясно говорящие».
Да, такой первобытный порог в древней истории славянского племенного общества наблюдается, можно сказать, он доступен нашему современному научному пониманию, - когда же сами славяне, естественно, существовали, причём - на своих древнейших местах обитания, о которых пойдет речь дальше, обобщающего самоназвания у них ещё не было.
Где «прародина славян»?
Ранние античные источники ничего не говорят о славянах. Само имя славяне (другие их пограничные имена - венеды, анты - для краткости здесь опускаем, да и к славянам они применимы были вторично) достоверно упоминается в VI веке нашей эры.
Конечно, любители прямолинейных заключений делали из одного этого раннего не упоминания вывод, что славян до того в Европе, в поле зрения тогдашнего греко-римского культурного мира попросту НЕ БЫЛО...
Понятно, что в первой половине девятнадцатого века к науке охотно примешивали политику. Впрочем, сейчас на это можно взглянуть как на научный миф, одно из великих заблуждений.
Славяне издавна жили в самом сердце Европы: это к северу or Карпат, в польские земли они вступили позже, вторично и их великое расселение на Восток, в Поднепровье и по всей Русской равнине.
Предания о древнем житье на Дунае хранит начальная русская летопись, хроники других славянских стран говорят о том же. Великий сын словацкого народа Павел Иосифович Шафарик, а ещё раньше знаменитый словенец Ерней Копитар попытались сделать эти воззрения достоянием молодой славистической науки. В их наблюдениях много верного. В своих «Патриотических фантазиях славянина» (1810 год) Копитар прямо указывает место «ниже Вены, на Дунае, в Паннонии», где словаки и словенцы, точнее сказать, их предки «подают друг другу руки».
В самом деле, и разрушительное венгерское вторжение более тысячи лет назад не стерло тот факт, что и ныне по-прежнему с двух сторон к Венгрии примыкают два народа, до сих пор носящие славянское имя, а сама Венгерская низменность и сейчас покрыта названиями мест и рек славянского происхождения.
Имя реки Дунай - не редкость в народных песнях восточных славян; ясно, что они принесли с Дуная с собой эту неизгладимую память о нём. Народная память о Дунае для внимательного глаза есть тоже элемент нашего (уже полузабытого) самосознания.
Вторичность распространения славян на прочих обширных пространствах (на юге - до самой оконечности Балканского полуострова, уже на глазах раннесредневековой письменной истории) вряд ли может вызывать теперь сомнения.
История начиналась на юге
Отстаивать свою точку зрения о дунайской прародине славян оказалось трудным делом, К тому же по идеям первых славистов с той поры уже многократно прокатился мощный критический вал в европейской науке, и к началу двадцатого века провидения Копитара и Шафарика, казалось, навсегда были сметены в корзину «донаучных теорий»... На веру принималось только молчание древних авторов о славянах или первые полупрезрительные обмолвки о них у византийских стратегов и историографов.
В древней Европе к югу от Карпат фактически не осталось для славян места. Учёные немецкой школы дисциплинированно принялись подыскивать место славянам в болотах Припяти. Время совпало с расцветом польских теорий славянского извечного проживания на Висле и Одере. Сейчас эти теории терпят кризис.
Прав был учёный, сказавший, что история начиналась на юге. Она и для славян начиналась южнее и много древнее, чем привыкли обычно думать.
...если исходить не из эмоций - из фактов, нельзя пасовать перед заполнившими нашу научную жизнь уже отжившими идеями. Это уязвимо этически. Да и, в конце концов, и неинтересно в научном отношении: сколько можно ходить зажмурившись мимо ярких, красноречивых доводов из истории языка и культуры!
Взять хотя бы один такой «незамечаемый» факт, что общим культурным переживанием глубокой древности оказывается лексика примитивного культа предков, неожиданно объединяющая древнейших славян и древнейших латинян (народные русские, украинские, белорусские названия призраков и духов умершей родни - мана, ман, манья и латинское «манэс» - «духи предков»). Эта культурная общность уходит в те далёкие тысячелетия, когда у наших предков и в мыслях не могло быть ничего похожего на верховного бога Юпитера с его многочисленным блудливым семейством и совсем другие, архаичные представления о земле и небе владели душами людей. Я лишен возможности развёртывать здесь дальнейшие факты и аргументы моей любимой науки - сравнительного языкознания, но именно оно позволяет - через реликты языка и мышления - заглянуть в умы и души древних людей тех отдаленнейших эпох, когда пасует порой почтенная археология, а письменность ещё и не зарождалась.
Истина познаётся в споре
...Прекрасный осенний Гейдельберг. Туман то окутает руины замка на горе, то растает.
В уютном особняке международных научных форумов Гейдельбергского университета идёт симпозиум.
После одного доклада разгорелась дискуссия. Щеголеватый, моложавый и стройный профессор из Бонна убедительно рассуждает: «Славяне научились выражать чувство благодарности только с принятием христианства, как о том свидетельствует их лексика - спасибо (г), благо-дарю (буквально перевод с греческого эу-ха-ристо) и другие...».
Сижу, думаю: верно вроде рассуждает немец, правда, чуточку с апломбом, слишком уверен, нету доли сомнения, без которой - нет живой науки.
Случись тут один из наших светлых умов, не сморгнув глазом всё бы принял на вооружение. И всё же, всё же, всё же...
В перерыве для питья кофию (ах, что за порядок и довольство вокруг) всё же подхожу к нему: коллега, я думаю, что вы излишне прямолинейны, когда отказываете праславянам в чувстве благодарности и умении его выразить языком; они располагали такой возможностью...
- Откуда вы это знаете? (говорит, между прочим, на отличном русском языке).
Я ему в ответ: у меня есть дома кошка и собака, и им известно чувство благодарности. Справедливо ли отказывать в нём праславянам? Но это, так сказать, общий взгляд, типология, я понимаю. Согласен, далее, с вами, что общая часть терминов, выражающих благодарность, пришла в их язык позже и извне. Но думаю, что многозначность своей древней лексики позволяла славянам выразить необходимые чувства и до этого. Возьмем глагол - помнить (помнить зло, помнить добро), обороты типа народного «мы помним твою доброту, батюшка...» Вот вам и извечная, своя славянская формула благодарности.
Возражения не последовало, хотя мой коллега не из тех, кто уклоняется от споров. Но - не возрази я, не направь его дисциплинированную немецкую мысль в более гибкое русло, так и пребывал бы в сознании своей полной правоты в суждениях о бедных древних славянах. Европой вовсю по-прежнему владеет научный позитивизм и снобизм: всё-то они знают и понимают о нас самих лучше нашего...
Oлег ТРУБАЧЕВ,
академик.
...Земляк, проживающий в Москве, пакет газет с этими
несолидно маленькими для академика «заметками», да ещё в каких-то
районках, да ещё напечатанных без спроса, по моей просьбе занёс Олегу
Николаевичу. Передал из рук в руки. Трубачёв полистал, хмыкнул ворчливо и
- улыбнулся. Достал с полки свою новую книгу «В поисках единства»,
начертал тёплую надпись и вручил гостю для меня.
Глава первая. Год 1990
Хутора в дубовых лесах
Мало кто из нас, воронежцев, придавал значение обыденному, на первый взгляд, но - любопытному факту. Областная межа на небольшом протяжении в сто с небольшим километров, от россошанского села Кривоносово до кантемировской Гармашевки, является республиканской границей. Тут сходятся земли Украины и России.
Холмистая полевая сторона. На взгорье во все стороны света открывается чистая даль «без конца и без края». Пашня, хорошо обработанная. Редкая приовражная дубрава. Пашня расчерчена лесопосадками, одна из которых и есть та самая, межа, запечатлённая на географических картах. Обратить на неё внимание заставляют придорожные стелы. Соседи, как с украинской, так и с российской сторон, не скаредничали, оформили их с размахом. Так бы и не заметил лесополосу, какая, оказывается, разделительная. А вот соединяющий нас шлях, ровный асфальтовый тракт - весь на виду. Прочный путь на любую погоду. И когда бы ни попадал сюда, надороге не бывает пустынно, в оба края бегут и бегут машины - грузовозы, легковые, автобусы.
На меже живут сельские люди.
Асфальтовый сворот, дорога опоясывает дубовый лесок и круто ныряет в яр. С этого склона видишь сразу весь небольшой украинский хутор. Лимаровка - это единственная чистенькая улочка в полсотню дворов. Хаты лицом к асфальту, на исходе лета и до самых заморозков под окнами цветут мальвы, на задах огородов в левадах гнутся вербы.
Конечно, стараешься высмотреть что-то отличительное. Виктор Иванович Удинцов, председатель кантемировского колхоза «Искра», рассказывал, что заезжал сюда раз по случаю, на раздобытки какой-то детали к сломавшейся сельхозмашине.
-Гляжу, коровник из пленки - стены кирпичные, а вместо крыши арочные перекрытия, обтянутые полиэтиленом. Зимой скот не мерзнет.
Тракторные гаражи врезаны в склон косогора, получилась большая землянка, там же всегда тепло без подогрева.
Наособицу домик, отделанный розоватой плиткой. К нему ведёт тропка из каменных плит, на ровно скошенной зелёной поляне для красы выставлено тележное деревянное колесо. Баня, оказывается. Она на самообслуживании. Разогреть её недолго. Плату клади в глечик-кувшин.
Удинцов рассказывал об этом у себя дома, в Валентиновке, где теперь тоже коровы зимуют в «космическом» с виду - плёночном сарае. А обложенные розоватой плиткой красуются колхозное правление, медпункт с почтой.
Та случайная поездка к соседям подтолкнула председателя к действию, он всматривался в Лимаровку глазом хозяйственника.
А чем тут живут люди?
На пути нам встретилась бабушка. Она охотно объяснила сторонним приезжим, что ходила к бригадиру. Он, Ваня Максимович Меженский, в хуторе всему голова, да не застала его, в район уехал. За него учётчица - Ира Коломиец.
Ирина - молодая женщина, стеснительно улыбается, когда её называешь по имени-отчеству. Судьбу связала с Лимаровкой так: росла под Новочеркасском, считай, горожанка, суженый встретился из этих мест. Мужа Ваню увела в город нужда. Село зачислили в неперспективное, школу прикрыли, медпункт. Появились дома с заколоченными окнами.
- Когда поженились, стали наезжать сюда в гости, к родным. Видим, что здесь на хуторе жить можно. Асфальт проложили. Даже дом для начальной школы поставили. Думаем, чего мы где-то по углам отираемся, когда тут хата пустует.
- Не жалеете?
- Як в свои чоботы вступыла, - по-украински говорит, отшучиваясь, Ирина. Хотя присловье понятно и без перевода, спешит растолковать - как свои сапожки обула.
- Молодых в селе маловато, живут здесь больше старушки одинокие. Бригадира они сыном считают. «Передай Ване, сыночку, дрова кончаются», - попросила бабушка, какая вас ко мне направила.
-Не откажете ей?
- Как можно? Я сама вечером договорюсь с трактористами.
На столе учетчицы лежат школьные учебники, сборник «Казок» на украинском.
- Дочь Наташа в школе учит украинский язык, легко даётся. И меня уже считают за свою. Моя бабушка украинка, я в детстве её хорошо понимала.
-А замечаете, что на границе республик живете?
Ирина опять хохочет.
-По магазинам интереснее ездить. Чего в нашей Марковке не купишь, смотришь, у вас в Кантемировке, Богучаре есть.
Припомнила:
-Наташа однажды заболела. Фельдшерица куда-то уехала. Я укутала дочку и выбежала на шлях. Первая попутка едет в сторону Кантемировки. Нас сразу положили на лечение в больницу. Не отказали, не ссылались на то, что мыиз-за межи, из другой области, республики.
Подсказала:
- А вы езжайте в ближний к нам кантемировский хутор Хрещатый. Там половина женщин наши, лимаровские. Говорят, сроду женихи там побоевитее, уводят наших девчат. Сейчас продавщицу засватали.
- А ваши-то женихи городских невест привозят.
- И то так, - смеясь, соглашается собеседница. - Не только меня, из Новочеркасска. Сейчас молодая семья возвратилась откуда-то с Севера. Газопровод к нам подведут, со дня на день ждём, вот тогда разбогатеем людьми.
Когда покидали гостеприимную Лимаровку, на крыльцо сельского магазинчика выскочила девушка в белом халатике и всё глядела вслед нашему «вездеходу». Она будто почувствовала, что направляемся мы в Хрещатый, куда и её вскоре должен увезти свадебный поезд.
Надо же - её жених нам попался на тракте, да не в располагавшую к разговорам минуту. Вёз на ферму фураж, вдруг раскрылся крюк заднего борта на тракторной тележке. Зерно просыпалось - надо сгребать, ведром засыпать в кузов.
- Хорошо, хоть вовремя остановили, - только и сказал раздосадовано. От помощи Борис Гончаров отказался, а |докучать его расспросами было не к месту. Подсказал, где найти бригадира.
Кто хутором, а кто селом называет Хрещатый. Сотня дворов подковой окаймляет верховье крутого яра. Дома на взгорье, и если видишь широкие прогоны меж ними, то знай - они не из-за беспорядочной застройки. Повырубила хутор в шестидесятые годы та же задуманная в чиновничьих кабинетах идея бесперспективности малых сёл, желание сселить их в агрогордки.
Воронежский Хрещатый не просто хутор. Здесь родина двух артиллеристов, полных кавалеров ордена Славы - Бочарова Алексея Лукьяновича и Литвиненко Павла Андреевича. Сюда же переселился с Укра- ины третий герой в солдатской шинели Ковнацкий Ярослав Игнатьевич, пехотинец. Причём, Литвиненко в мирные годы был удостоен звания Героя Социалистического Труда.
- После войны у нас село было больше, - рассказал бригадир Егор Егорович Сергиенко. - А потом чуть не прикрыли. Тут же две с половиной тысячи гектаров пашни, фермы - молочная, свиноводческая, овцеводческая. Есть где хозяйствовать.
- И есть - кому хозяйствовать?
- Недавно восемь новых домов поставили, да четыре ещё достраиваем, на подходе. Свои люди возвращаются. Одна семья даже из Воронежа прибыла. Принимаем пока только тех, кто в животноводстве coгласен работать.
А там, глядишь, сами люди начнут строиться. Одному только стоит начать. На газопровод надеемся, он нам облегчит сельский быт. Соседи, украинцы, выручают: у них газораздаточную станцию монтируют раньше, к ней подключаемся и мы.
- Часто в Лимаровке бываете, Егор Егорович?
- Вчера с Меженским встречался. Горючее на нашей нефтебазе всё выбрали, просил выручить.
- Не отказал?
- Последней каплей поделимся. По-соседски. Иван Максимович в трудную минуту к нам спешит. Осенью на обмолот подсолнечника направили к ним комбайн. Николай Васильевич Коваль туда ездил, он родом лимаровский. Зябь помогали пахать. А они обеспечили нас хорошими семенами подсолнечника.
Прошлой зимой кормами обменивались. У них соломит лучше, а мы силоса запасли с избытком.
- По-соседски живём, - повторил Сергиенко. - Как и положено добрым людям.
Дорога вновь вывела нас на межу. Позади Украина, впереди Россия...
Круглый стол: где сходится Россия с Украиной
Веками складывалась жизнь...
На шляхе меж Кантемировкой и Марковкой, где сходится Россия с Украиной, нет, слава Богу, пограничных столбов, шлагбаумов и таможен.
Но в последние месяцы соседи вдруг почувствовали, что тут стал возникать межевой кордон отчуждения.
На Луганщине ввели купоны, в любом магазине гостю из России от ворот поворот.
-Зашли в Марковке в хозяйственную лавку, - рассказывает знакомый кантемировец. - Прицениваемся к товару, а уборщица небрежно толкнула шваброй. Советую ей, мол, в перерыве, когда людей в зале лет, лучше мыть полы. Она в крик: «А вы, чьи такие! Покажите паспорта!». Продавцу подаём деньги, действительно, требует паспорт с местной пропиской. «Чужим не могу продавать».
Дико и жутко.
Веками были родня. А теперь вдруг - чужие...
СОЮЗНЫЙ ДОГОВОР И... БУБЛИКИ
Юрий Рыбалкин, второй секретарь Кантемировского райкома компартии: - О разрыве России с Украиной. Мне страшно даже мысль такую в голову допустить. Как можно резать по-живому!
Анатолий Алексеев, секретарь Марковского райкома КП Украины: - А мы её давайте и не допускать, Недавно у нас на сходе граждан было сказано; не выйдем из Союза сроду.
Юрий Рыбалкин: - Веками складывалась жизнь. Всё вплетено в неё - родственники, друзья, праздники, обычаи.
Николай Дорошенко, депутат Луганского областного Совета: - Больше десяти лет председательствовал в самом ближнем к вам колхозе. Случись на жатве неуправка, зову на помощь кантемировских комбайнеров. У вас по весне наферме бескормица, делимся последним навильнем силоса. Как же иначе жить-то?
Нынче же что-то не то. И за это «не то» народ в первую очередь спросит с нас, коммунистов.
Юрий Рыбалкин: - Генеральный секретарь Михаил Сергеевич Горбачёв заявил: хватит отсиживаться в окопе,
Анатолий Алексеев: - Согласен, пора слезать с печи, засиделись на тепленьком. В Советах большинство депутатов коммунисты. Вот и не надо снимать с себя ни обязанностей, ни ответственности за все текущие проблемы.
Скажем, шаг на купоны в торговле считаем оправданным, на время связана часть денежных сбережений у населения. Тут же видим, что подобное надо делать сообща, всем Союзом. Тогда не случалось бы неприятностей, какие имеются у нас. Они ведь устранимы. Продовольственные товары в Марковском районе решено продавать за деньги, но - нормировано. Так что - за сметаной приезжайте. А вы бублики нам теперь продадите без паспорта, без визитной карточки.
Юрий Рыбалкин: - Вроде смешно: Союзный договор и бублики. А ведь без взаимного согласия не разрешить любой житейский пустяк. С малого появляются в нашем Отечестве окордоненные углы,
ПОРОГ БЕДЫ
Николай Рощектаев, депутат Воронежского областного Совета, директор Митрофановского авторемонтного завода: - Вроде нелепо даже подумать о развале Союза. Но ведь это факт - стоим на пороге беды.
Маленький сельский завод. Наша основная продукция - вещь прозаическая. Выпускаем навозные транспортеры, без каких не обойтись в коровнике, в телятнике. Поставляем их животноводству всей страны. Украину, допустим, обеспечиваем изделием в течение последних двадцати лет. По две тысячи транспортеров отгружаем ежегодно. Всего их делаем шестнадцать тысяч.
Сложилась устойчивая кооперация. Нам поставляют материалы тридцать предприятий, восемь из них - на Украине. Обычно ещё в июне заключаем договоры на будущий год. Но вот нынче Запорожье, Днепродзержинск, Макеевка, Кривой Рог, Енакиево и Харьков не стали подписывать с нами договорные обязательства. В свою очередь и мыне решились обещать агропрому республики транспортёры.
Когда вышел первый Указ Президента о восстановлении договорных связей на уровне текущего года, ночь не спал, наутро отправили договорные обязательства областным агрокомитетам согласно их заявкам. Теперь вижу, что не выполним их, поставщики металла и не помышляют подчиняться главе государства.
Алексей Алексеев: - А как же недавнее подписание договора Украины с Россией?
Николай Рощектаев: - После получаем телеграмму: Укрсталь запрещает поставлять продукцию.
Удар обоюдный. Как минимум - тысяча ферм у вас лишается транспортёров. А мы имеем пустые прилавки. Теперь появятся пустые рабочие цехи.
Анатолий Алексеев: - Сложно начать выпускать транспортеры в нашей республике?
Николай Рощектаев: - Непросто. Обычные огородные грабли запускаешь в серийное производство - требуется год. Кстати, на Украине как-то уже пытались заиметь собственное производство, подобное нашему, приезжали за советом. Не пошло.
Не пойму, зачем изобретать колесо? Отлаженные линии, отличные мастера, чья продукция пользуется спросом. Это тысяча двести человек. Государство позволит выбросить их на улицу? История нам этого не простит, что потакаем политическим амбициям тех, чей узок круг и кто очень далёк от народа.
Обеими руками за суверенитет. Не желаю любой нации быть приниженной. Выступаю за равноправие всех граждан в нашем Отечестве.
Верю: рано или поздно одумаемся, отметем неразумное, восстановим порушенное. Только упущенное уже не наверстаешь даже на нашем небольшом предприятии. О больших, о промышленности в целом страшно подумать. Опять удар по экономике страны! Одно утешение: раз она ещё держится при всех Чернобылях и потрясениях - силён таки наш Союз.
«НАС НЕ ПОССОРИТЬ...»
Анатолий Алексеев: - Николай Иванович, вы, как говорят у нас на Украине, чудова и мудра людына. Скажите, как у вас складываются отношения с другими республиками?
Николай Рощектаев: - Латвия отказалась поставить специальный прокатный лист. Нам и нужно его всего-навсего с гулькин нос, но при выпуске изделия без этого листа не обойтись.
Да, приехал на днях сельский снабженец из Грузии. Не скрывает тревоги: с чем, говорит, грузин хотят оставить - наедине с горами.
Прав человек. Лишаемся всего. Главное, братства, каким силён Союз, как бы ни злословили сейчас в печати, по телевидению, радио по этому поводу.
Николай Дорошенко: - Я только вернулся из Львовской области. Ночью в районном городке убрали памятник Ленину, постамент остался. Памятника нет, а цветы сюда несут и несут...
Так что - не связывайте разгул бесов с народом Украины. Народ тут ни причём.
Анатолий Алексеев: - Предварительные опросы населения показывают, что семьдесят процентов людей высказываются против выхода республики из Союза.
Проводим сходы граждан в селах. Нам прямо говорят: не агитируйте нас за Советскую власть, мы и сами кого хочешь - сагитируем, Признаемся, ни нашикупоны, ни ваши талоны, ни грозные ограничения разного рода не останавливают давних связей между нашими колхозами, совхозами. Выру-чаем ведь по-прежнему друг друга стройматериалами, кормами, техникой. Выручаем при условии, чтобы в районных, областных кабинетах об этом поменьше знали. А чего таиться?
* * *
Перелистываю блокнотные записи. Озвучиваю голоса моих собеседников. Анатолий Алексеев чем-то похож на известного поэта, народного депутата СССР Бориса Олейника. Схож, наверное, своей ненавязчивой рассудительностью. Высоченный и широкий в плечах дядько Дорошенко - из той песни о гетманах, что «ведут свое вийско, вийско запорижське». Самый старший из нас, кладезь жизненного опыта, Рощектаев. Запальчивый в разговоре Юрий Рыбалкин.
Слушаю их, вспоминаю мудрую сказку «всех народов». Старый отец собрал сыновей, дал им веник. Сломайте, мол. Как ни крутили - не вышло. Зато по прутику - в пальцах хрустнул.
Из собственной истории знаем: подобное было, было, было.
Так зачем же повторять пройденное?..
Под дулом обреза
Четверо суток митинговали за Степана Бандеру и его сподвижников на площади Львова сельские водители из воронежской глубинки.
Мой собеседник - чернявый парень. Колесит по всей стране в поисках стройматериалов, нужной техники. Вот эта-то нужда и завела шоферов из Ольховатки аж в Закарпатье.
- На обратном пути у Львова, на объездной дороге, нашим «КамАЗам» перекрыли путь парни в обычной гражданской одежде, но, из-под полы пиджака у каждого проглядывало дуло обреза - охотничьего ружья с укороченным стволом.
Правда, оружие разглядели позже. Потребовали документы. В паспортах означено: национальность - украинец. Начали парни допытываться, чего, мол, живёте в России? Хотели отшутиться: «У деда спросите, какое выбрал место на жительство. А мы - дома, на родине». Но нас выслушивать не стали. Потребовали деньги, машины подогнали в хвост колонны таких же грузовиков, стоявших на обочине уже без водителей. Объяснили коротко:
- Вы нам нужны.
Попросили по-доброму:
- Хлопцы, побойтесь Бога. У нас же не ближний путь. Машины, груз за нами числится... Дома ждут.
- Ничего, подождут.
- А гроши?
- С голоду не подохнете, кормить будем.
Командуют и не без намёка поправляют ремень обреза на плече.
В общем, не церемонились. Подогнали «Жигули» - номера на машинах не местные. Посадили нас в кабины, как важных персон, с телохранителями. Привезли во Львов. А там площадь забита народом - митингуют.
Вот и стояли там четверо суток.
- А в милицию за помощью не пытались обратиться?
- Там так: за порядком на площади следит милиция и эти парни с обрезами.
- А ночевали где?
- Тут же, на площади. В Львове ночи были ещё не холодные. Ляжем на газонную траву, положим головы друг дружке на плечи и дремлем. Переживали за машины: «КамАЗы» новые - боялись, что раскурочат ведь...
- Кормили как вас?
- Как и обещали: трижды в день в пакетиках разносили сухой солдатский паёк.
- Помитинговали ровно четверо суток. Потом отозвали в сторонку. Сдали мы свою наглядную агитацию - портреты Бандеры. Опять посадили нас в «Жигули» и вывезли за город. Колонна грузовиков там уже поубавилась. А наши «КамАЗы» стоят. Сказали: «Проверяйте кабины». Всё на месте, груз не тронут. Вернули документы.
...Такая вот история. Наводящая на печальные размышления. Видим по телевизору частенько митинговое половодье страстей. Как же: свобода, народ выражает свою волю... На деле оказывается не так всё просто.
Спрашиваю у собеседника: не бросило ли случившееся с ними в его глазах тень на народ Украины? Ответил, как уже давно обдуманное:
- Нет, понимаем. В Закарпатье нас принимали, как братьев, А выродки - где их нет?..
17 ноября.
Ольховатский район,
Воронежская область.
Примечание. Этот «репортаж» напечатали не только в областной, но и в центральной газете «Советская Россия». Тут же пошли звонки из Львова - из прокуратуры, из областного Управления Комитета Государственной Безопасности. Пришлось писать объяснительную записку, в которой обещал назвать имена-фамилии водителей только в случае судебного разбирательства...
Гулянье над Белой
Этот воскресный выходной день будут долго вспоминать жители двух сёл, носящих одинаковое имя - Новобелая. Они соседи на республиканской меже Украины и России. День запомнился праздником, какой готовили депутаты сельских Советов, местные общественные организации и правления колхозов - имени Ленина Новопсковского района Луганской области, имени Чапаева Кантемировского района Воронежской области.
Ярмаркой-гуляньем открылся праздник на зеленотравой луговине у речушки Белой. Ей-то и обязаны сёла своим названием. Не зря говорится, что новое - это хорошо забытое старое. Долгожители ещё помнят те давние торжища с весёлым размахом, какие устраивались тут несколько раз в году, где встречались купцы из Воронежа, Харькова, Ростова, Таганрога. Нынешняя ярмарка, конечно, пока не чета прежним, и всё же - возрождается старый обычай.
С нашей стороны вывезли лимонад и пиво, колбасы, кондитерские товары. Украинцы предложили свои хлебобулочные печения. Лотки с одеждой, обувью выставили. Даже аукцион провели, продавали холодильники, стиральные машинки.
Но главные события праздника разворачивались на берегу Белой, разлившейся широким для степной речушки плёсом. Председатели исполкомов Советов, комсомольские секретари говорили о том, как важно нам на меже жить без межевого раздела - как подобает добрым соседям.
Украинцы засылают сватов на российскую сторону. А воронежским парубкам глянутся украинские девчата. Так было испокон веку. Встречаются родственники, друзья. У председателей колхозов разговор о житейском.
- Свеклоуборочный комбайн купили, теперь сами буряки выкопаем, - рассказывает украинский «голова» Анатолий Владимирович Мельник. - Раньше мы рассчитывали на помощь соседей.
- А с газификацией нашей Новобелой договор остаётся в силе? - уточняет Владимир Дмитриевич Железняков. На Украине строительство разворачивается быстрее, есть возможность опираться на них.
Дела делами, а час - потехе.
Из-за камышовых зарослей выплывает в челне сам морской бог Нептун с русалками. Тут уж без крещения в водной купели не обойтись - благо, день выдался солнечный, что нынчередкостно. Молодёжь завладела праздником. А её в здешних селах немало.
- Только в колхозной комсомольской организации 182 человека, - говорит председатель правления, чапаевец Железняков. - Оправдываются хлопоты о сельском быте - школу новую построили, врачебную амбулаторию, жильем собственным помогаем обзавестись, сейчас в селе сорок три застройщика.
Быльём не поросло...
Земля отчая
Нет в европейской России края, которого судьба менее
нам известна и исследована, как Слободской Украины.
Н.И. Костомаров.
Всматриваюсь в отполированные до блеска древние камни на мостовых Лавры - будто пытаюсь разглядеть: где тут ступала моя прабабушка. Сейчас в это трудно поверить, но ведь было в действительности. Не одну её, крестьянку-христианку с донских крутогоров, язык до Киева доводил. Пешком и за сотни вёрст! Путешествие в святые места на днепровские кручи, где крестилась в православие Русь, совершалось обычно раз в жизни и считалось богоугодным делом. В путь на моленье чаще шли женщины.
Не зов ли предков тянет сюда и нас, как перелётных птиц?
Киев чарует. Он весь в золоте куполов и осенней листвы. Ещё тысячу лет назад, напоминает экскурсовод, город уже был крупнейшим в Европе, ему уступали Париж, Лондон.
С тех давних времён несут вечное великолепие Софиевский собор, храмы первой на Руси Свято-Успенской Киево-Печерской лавры, Золотые ворота.
С той поры из вместившей весь мир монашеской кельи Нестора-летописца явлена нам история земли нашей и сделала нас народом, помнящим родство. Это знаменитые «Се повести времяньных лет, откуда есть пошла Русская земля, кто в Киеве нача первее княжити, и откуда русская земля стала есть». Главный герой «Повестей» киевский князь Владимир, изваянный в камне, сквозь года осеняет град крестом. С его горки открывается такой речной простор, что твоей кажется родившаяся в нашем Воронеже песенная строка:
Ой, Днепро, Днепро, ты широк, могуч...
А внизу, на Подоле, воробьиной стаей облепили школяры памятник. Ребятня с прилежным старанием моет-чистит статую человека-легенды, поэта и философа. Сам бы Григорий Сковорода с улыбкой посмотрел на весело суетливую толкотню. Так ведь и было в стенах академии здесь же, рядом, где он учился вместе с Михайлом Ломоносовым. Через плечо у Григория переброшены торбы-сумки. Куда в дорогу собрался? Не к нам ли на Слобожанщину в «воронежские Афины» погостить-побеседовать о «смысле жизни» с острогожским полковником Степаном Тевяшовым...
* * *
Почему юг русского центрального Черноземья и граничащие с ним украинские земли, старожилы это ещё хорошо помнят, называли - Слобожанский край, Слободская Украина? Ответ вроде довольно ясен: большая часть здешнего сельского населения проживала в слободах.
Косарь у поэта Алексея Кольцова уходит на заработки из «села родного», из-под Воронежа:
В края дальние
Пойдёт молодец -
Что вниз по Дону,
По набережью,
Хороши стоят
Там слободушки.
И далее: «Степь раздольная Далеко вокруг, Широко лежит, расстилается! Ах ты, степь моя, Степь привольная, Широко ты, Степь, Пораскинулась, К морю Чёрному понадвинулась!»
На Руси слободы обычно находились в предместье больших городов: стрелецкие, пушкарские, ямские и иные. Их жители несли службу военную, ямщицкую, мастеровую. Потому они пользовались государственными льготами - «свободами», освобождались от налоговой подати. Отсюда, считается, пошло название поселения: свобода - слобода.
Как в степной «зелёной, девственной пустыне» возник плотно заселённый Слобожанский край?
* * *
Кто хоть малость интересуется историей родимой сторонки, замечал, что воронежские и луганские, белгородские и харьковские, курские и сумские селения примерно одинаковы возрастом - большинство разменяло четвёртое столетие. Было, действительно, так: слободы тут начали появляться со второй половины семнадцатого века в пору правления российского царя из рода Романовых Алексея Михайловича, по прозванию «Тишайшего», отца Петра Великого. Тогда здесь располагалась южная окраина - «украина» России. В «диком поле», «в степи Великой» хозяйничали племена кочевых народов. Малозаселённые лесостепные пространства одновременно вдруг стали обживаться оседло пришлым людом. Главным богатством ведь, как и сегодня, являлась плодородная земля - родючие чернозёмы.
Дабы укрепить государственные пределы, власть довольно щедро выделяла земельные наделы служилому человеку. Живи, охраняй границу, а вернее - пограничье, и корми, содержи себя, свою семью.
* * *
С севера перебирались на жительство великорусы. Кого переселяли бояре, кто сам бежал от невыносимого господского гнета. По названиям сёл нетрудно догадаться, из каких мест шли-ехали - Московское, Можайское, Каширское.
Чисто поле заселяли черкасами - днепровскими козаками из Малороссии, нынешней Украины, в ту пору подвластной полякам. Там, помните, написанную пером гениального Гоголя книгу «Тарас Бульба», «...поднялась вся нация, ибо переполнилось терпение народа, - поднялась отомстить за посмеянье прав своих, за позорное унижение своих нравов, за оскорбление веры предков и святого обычая, за посрамление церквей, за бесчинства чужеземных панов, за угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства на христианской земле - за всё, что копило и сугубило с давних времён суровую ненависть козаков». И когда Запорожская Сечь надорвала свои силы, то «вольная сиротская дорога» уводила козаков и крестьян из неволи в донские степи. Из тяжкой неволи, которая вынудила их попроситься «под руку Московского государя».
В только посаженный близ Дона на речке Тихой Сосне городок-крепость Острогожск явился вместе с семьями украинский полк в тысячу сабель во главе с Иваном Дзиньковским. В том же 1652 году под началом воеводы Арсеньева была основана крепость Сумы. Козацкий полк Герасима Кондратьева прикрыл натоптанный кочевниками шлях к древним Путивлю, Рыльску. Два года спустя хаты черкас оживили Харьковское городище. Строили крепости Ахтырку, Изюм.
А на приволье вырастали селения с адресным названием первопроходца - Крещатик и Хрещатый, Верхний Киев и Полтавка, Новохарьковка и Украинский, Славянка и Пинчук.
* * *
Ставили хаты и рубили избы по цареву дозволению и без оного. Места хватало всем, не стесняли друг друга. За верную службу козакам (не казакам, казаки обживали тихий Дон южнее) предоставили права «всякими промыслы промышлять и всякими же товары торговать безпошлино». Они свободно строили ветряные и водяные мельницы, уже было в закромах литое зерно. Разводили скотину и ловили рыбу. На ярмарках продавали излишки продуктов.
Но - по боевой тревоге - седлали коня, становились в ружьё, отправлялись в поход. Козаки свои поселения называли не селом, не деревней - слободами. В этом слове, наверное, радостью и надеждой на спокойную счастливую жизнь звучала извечная мечта каждого о вольной доле - о свободе.
Сохранились архивные документы, которые свидетельствуют о том, что уже в 1652-1653 годах полковым черкасам Острогожска вместо годового денежного жалования были даны земли за тогдашней государственной чертою на Крымской стороне в заречье Тихой Сосны и Чёрной Калитвы. Постепенно на этом пространстве обосновался «первый по времени» Острогожский слободской полк. Он занял территорию с запада на восток - почти от нынешнего белгородского Нового Оскола до воронежского Калача и с севера на юг - от воронежского Урыва до луганского Старобельска.
Следом вдоль границы на запад появились слободские полки - Изюмский, Харьковский, Ахтырский, Сумской.
В Острогожске, в частности, существовало «двоевластие». Военными делами управлял полковник с козацкими старшинами. Гражданскими делами ведал царский воевода. А подчинялись они воеводе Белгородскому.
* * *
Приграничную военную службу новосёлам довелось нести не так уж долго. Границы государства Российского отодвинулись вскоре до самого Азовского моря. По указу Петра I было повелено в России учинить и географически разграничить губернии. Слово «губерния» пришло к нам в язык из латинского через польский - так подсказывают-толкуют словари. Как от «императора» родилось понятие «империи», схоже от высшего управителя провинции большой округ поименовали губернией. Случилось это 18 декабря 1708 года. Придонье целиком вошло в Азовскую губернию. Но спустя три года Азов вернули туркам, а центром губернии стал Воронеж. В 1725-м её переименовали в Воронежскую.
Губерния делилась на уезды и волости (в нынешнем понятии на районы и сельсоветы-поселения). Но слободские полки некоторое время ещё сохранялись и как территориальные единицы. Хотя их границы-межи менялись.
В 1765 году Екатерина упразднила слободские полки и учредила Слободскую Украинскую губернию с центром в Харькове. Из Воронежской в неё передали Острогожский уезд, поскольку основную часть его населения составляли потомки черкас - малороссийских козаков. А уже в 1779 году переподчинили ненадолго созданному Воронежскому наместничеству. Губернии сохранялись, но воронежский наместник «рулил» и Харьковской.
Самостоятельность Слободской Украинской губернии восстановили в 1797 году. В её пределах был Острогожский уезд до 1802 года. Его вернули в Воронежскую губернию вместе со Старобельским уездом. Если Старобельский в 1824 году вновь отошёл к Слободско-Украинской губернии, то Острогожский больше за воронежскую межу не отделялся. Старожилы порой утверждают, что «при Советской власти мы тоже вроде бы входили в Украину». Нет, в составе УССР они не жили. Путаницу породила «украинизация» - введение в нашей местности в двадцатые-тридцатые годы XX столетия украинского языка в ранге государственного. На украинской «мове» оформлялись документы, велось обучение, печатались местные газеты.
Так - с легкой или нелёгкой руки Екатерины - козаки слободские стали войсковыми обывателями, а затем и крестьянами, где государственными, где помещичьими.
А сам Острогожский уезд тоже не оставался застывшим. Его делили на округа-провинции - комиссарства в богатом на административные перекройки восемнадцатом веке.
Некоторое время «заштатный город» Калитва, речь о нынешней Старой Калитве Россошанского района, являлся уездным. Калитве подчинялись селения на территории «от севера к югу на 117, а в ширину от востока к западу на 105 вёрст», граничившие с округами Воронежского наместничества - Валуйским, Ливенским, Бирюченским, Острогожским, Павловским, Богучарским и областью Войска Донского. Кстати, в Калитвянском уезде была «из оных селений примечательнее против прочих по пространству, по достатку жителей и ремёслам слобода Россошь войсковая». А ещё Калитвянская округа славилась ярмарками. Но «золотой век» Калитвы-города оказался коротким. А вот восстановленный Острогожский уезд весь девятнадцатый век и начало двадцатого выстоял прочно, объединяя пределы современных районов: Острогожского, Каменского, Лискинского, Подгоренского, Россошанского, Ольховатского Воронежской области и части нынешней Белгородской.
Схоже и Россошь с 1928 по 1930 годы являлась центром округа, объединяя шестнадцать районов тогдашней Центрально-Черноземной области. Судьбе, кажется, угодно повториться. Сейчас вновь заговорили о грядущем административном переустройстве. Россошь ещё раз может стать окружным городом.
Любопытно добавление к сказанному: сверяя государственный «статус» населённых пунктов, в Подгоренском районе недавно не без удивления открыли, что сёла Сагуны и Подгорное по сегодня официально являются - слободами!
История Слобожанского края по-своему уникальна.
Она не начальная её страница. Века и тысячелетия жили и живут на Дону люди. Правда, школьный курс наук об этом сообщает нам мимоходом, как бы - вскользь на фоне истории Отечества.
Уже в студенческую пору в ленинградском Эрмитаже увидел скульптурки Венер из воронежских Костёнок, искусно вырезанные из кости мамонта рукой мастера ещё в глубокой древности. Там же любовался скифами. На серебряном сосуде, отрытом археологами вблизи Воронежа, старый воин Геракл устраивает испытание трём своим сыновьям. Победил самый младший Скиф, только ему удалось натянуть тетиву на отцовский лук. Ему выпало править степной Скифией.
В Москве из вавилонской вечной толчеи у стен Кремля окунулся в тишину Исторического музея. И в первом же зале вкопано застыл с разинутым ртом у древней лодки - у дубового челна, который был выдолблен у нынешнего села Щучье Лискинского района. Как было не тронуть рукой дерево, добротно обработанное моим неведомым земляком во тьме веков! Не просто земляком - чуть ли не односельчанином! Человеком из эпохи неолита. Конечно, выждал минуту, когда отлучилась смотрительница музея, и бережно погладил ладонью ладью.
Не такой ли чёлн мастерил и донской славянин, живший на берегах великой реки, куда, теперь это уже доподлинно известно, простирались границы Древней Руси. На исходе десятого века он под натиском «неразумных хазар» покинул Дон. Не навсегда. В семнадцатом веке его потомки возродят Поле - Слободское. Здесь вновь из единого корня взойдут ветви кровно близкие - русская, украинская. Кровно близкие, духовно неразделимые...
* * *
- Здравствуй, Дон!
Опять я спешу к тебе, как в невозвратном детстве. Самому верится с трудом в то действительно ведь бывшее, былое. Шёл я к тебе не однажды под нестерпимо палящим солнцем с босоногими дружками-хлопчиками. Заплывшая густой и белой крейдяной пылью тележная колея вела нас с горки на горку. Нескончаемый путь. Повзрослев, вымерял его не шагами, а велосипедными колесами, когда заимел «коня» на резиновом ходу. Ровно пятнадцать километров тянулась степная дорога от нашего суходольного сельца к причалу из меловых камней, от какого через реку плыл паром на отмельный песчаный берег.
Не было счастливее нас на всём белом свете. Зачем ждать по-воловьи медленно тарахтящий на волнах с моторным перестуком паром. С крутого обрыва, зажмурясь, отчаянно прыгаешь в прозрачную воду. Вместе с потом и пылью смывалась, оставалась на речном дне или вовсе уносилась быстрым течением обида - слишком далека река от твоего дома.
Теперь она рядом. Автобусы и машины укоротили путь.
Остановишься на всхолмье. Дух захватывают просторы. Нужно было ладони в Волгу опустить, покачаться на днепровской волне, встретить рассвет на Мораве, переплыть через широкую, как море, Обь, окунуться в ледяную Катунь, - чтобы понять, как красив ты, мой Дон.
Родины просторы.
Не топчу, как прежде, безоглядно траву, бережно ступаю, боясь примять безымянный степной цветок.
Вновь гляну окрест. С радостью вижу, что и у нас поселяются аисты. Птицы «ридной» мне «нэнько-Украйны». Вдруг тяжко становится на душе, что за спиной, где неподалёку от Дона сходятся степи Украины и русские поля, - пограничные кордоны. Там ожила позабытая было -
Станым, браття, в бий кровавый
Вид Сяну до Дону.
В ридном краю пануваты нэ дамо никому.
Да и на нашей стороне кому-то бажается, чтобы у «москаля» тоже чесались руки, чтобы свел он счёты с «хохлом» за общей кровью щедро политые Крым, Севастополь.
Неужто история ничему не учит? Неужто вновь стоять в едино родимой степи часовенкам с православным крестом, с «черной вязью славянского письма:
В годину смуты и разврата
Не осудите, братья, брата».
...В незатолчённый и незамусоренный затравенелый берег уткнулась носом рыбачья лодка. По залитому водой деревянному днищу ступаю на корму, ныряю, как когда-то, крепко зажмурясь. И разом светлеет голова. Дон очищает душу, как крестная купель.
«Удержимся. Переживём и переможем - годину смуты».
Плыву, плыву - где «неразгаданная глубь».
Пётр Чалый (Россошь Воронежской области)
_1.jpg)
