Исполнилось 200 лет со дня рождения выдающегося русского композитора Александра Сергеевича Даргомыжского, имя которого стоит особняком в истории русской музыки. Певец «маленького человека», он никогда не шел «проторенными дорожками», а выбирал пути неизведанные, но, на его взгляд, ведущие к единственно возможному правдивому отображению действительности. И его путь явился отправной точкой для последовавших за ним «искателей правды».
Известный музыкальный критик Б.В. Асафьев создал выпуклый творческий портрет композитора: «Даргомыжский весь в нестройности. Он предпочитает яркие характерные и подчёркнутые свойства. Он стремится ухватить моменты решительные: напряжение страсти, драматический конфликт, острый миг горя, ужаса и боли. Устойчивость и покой в чём бы то ни было ему чужды. Он умеет не только метко схватить характерное, но и высмеять то, что его взор карикатуриста успел выделить. Ирония - и горькая, и шутливая - его сфера. Гротеск - тоже. В плане обогащения и освежения музыкального языка и в создании своего рода музыкальной характерологии Даргомыжский оказался смелее и разностороннее Глинки, потому что был композитором, заставшим другую эпоху и инстинктивно ее отразившим в своих изумительных романсах».
А.С. Даргомыжский родился 2 февраля 1813 г. в с. Троицком Тульской губернии. Получил исключительно домашнее воспитание. Мать будущего композитора была хорошо образована, писала стихи и небольшие драматические сцены, публиковавшиеся в альманахах и журналах в 1820-1830-е годы, живо интересовалась французской культурой. В семье Даргомыжских было шестеро детей. Большое место в их воспитании занимало искусство. Музыке придавали большое значение как началу, смягчающему нравы, действующему на чувства, воспитывающему сердце.
В 1817 г. семья переселилась в Петербург, где глава семьи получил место правителя канцелярии в коммерческом банке. Александр брал частные уроки игры на фортепиано, теории музыки, вокала и даже игры на скрипке. В автобиографии композитор вспоминал: «Страсть и прилежание мое к музыке были так сильны, что я, несмотря на многочисленные уроки, которые должен был приготовлять для приходящих русских и иностранных учителей, на 11 и 12-м году моего возраста уже сочинял сам разные фортепианные пьески и даже романсы. Забавно, что Данилевский (один из учителей. - М.З.) не любил поощрять меня к сочинениям и уничтожал мои рукописи».
Современник Даргомыжского музыкальный теоретик Ю. Арнольд так описывал внешность композитора уже в зрелом возрасте: «Ростом он был не выше Глинки, но не так строен, а голова его казалась еще более превышавшею общую пропорцию, так как верхняя часть ее расходилась в ширину. Выступающие скулы, немного вздернутый и притом слегка приплюснутый нос, довольно толстые губы, небольшие, как бы несколько прищуренные глаза, курчавые, но тщательно слева направо причесанные темно-русые волосы и весьма реденькие, маленькие усики придавали желто-матовому как бы болезненному лицу какой-то особенный, весьма оригинальный характер; тем более что в чертах этого лица нельзя было не заметить сразу выражения как глубокого мышления, так и твердой воли. Манера держать себя обличала человека хорошего тона; движения были естественны и свободны».
В 1834 г. состоялось историческое знакомство А.С. Даргомыжского с М.И. Глинкой. Александр Сергеевич вспоминал: «Много играли мы с ним в четыре руки, разбирали симфонии Бетховена и увертюры Мендельсона в партитурах. Одинаковое воспитание, одинаковая любовь к искусству тотчас сблизили нас, и мы скоро сошлись и искренне подружились... Мы в течение 22 лет были с ним постоянно в самых коротких дружеских отношениях».Известно, что композитор давал уроки пения исключительно женщинам, притом он не брал с них платы. Среди учениц Даргомыжского была Любовь Кармалина, которую композитор считал одним из лучших интерпретаторов его музыки. В одном из писем к певице А. Даргомыжский признавался: «Видеть и слушать таких дивных исполнительниц моей музыки, как вы, было для меня необходимостью, давало новую силу моему творчеству». Ей были посвящены романсы «Любил и люблю я, век буду любить» и «Что в имени тебе моем».
Вокальное творчество - та сфера, в которой Даргомыжскому в наибольшей мере удалось соответствовать своему творческому кредо - «хочу, чтобы звук прямо выражал слово». Именно в этой области им созданы шедевры. Значительное место среди романсов Даргомыжского занимают сочинения на слова М. Лермонтова, в том числе романсы-монологи «Мне грустно» и «И скучно, и грустно». Музыковеды отмечают интересные параллели между русскими величайшими поэтами и композиторами: Глинка-Пушкин и Даргомыжский-Лермонтов (они и по возрасту - почти ровесники, Даргомыжский всего на год старше Лермонтова).
Кандидат искусствоведения В.В. Чайкина считает: «...это обусловлено созвучностью мироощущений Даргомыжского и Лермонтова, так и не обретших душевной гармонии. Однако музыке Даргомыжского не свойственно воплощение состояния романтической одухотворенности, приподнятости над обыденностью, свойственна этакая реалистическая трезвость ума». Помимо романсов-монологов на стихи Лермонтова Даргомыжский написал романсы также на пушкинские стихи «Юноша и дева», «Я вас любил» и «Ночной зефир». Интересно, что и обе «главные» оперы («Русалку» и «Каменного гостя») он создал, основываясь на текстах своего великого тезки Александра Сергеевича Пушкина.
В 1843 г. Даргомыжский уходит в отставку в чине титулярного советника. К слову, один из романсов композитора, написанных впоследствии, так и называется - «Титулярный советник». Если продолжать литературные параллели, впору вспомнить Н. Гоголя и Ф. Достоевского, ярко воплотивших в своем творчестве образ «маленького», обиженного обществом человека. Даргомыжский первым из композиторов решился затронуть эту весьма актуальную тему.
В ходе предпринятого им заграничного путешествия Даргомыжский посетил Берлин, Брюссель, Париж и Вену, где познакомился с ведущими европейскими композиторами того времени - Обером, Доницетти, Мейербером. Не меньший интерес вызывали у композитора, на первый взгляд, немузыкальные явления: он внимательно наблюдал за нравами и бытом местных жителей. В письме к отцу из Парижа композитор писал: «Но что меня более всего интересовало - это la cour d'assisis (зал заседаний), где судят преступников уголовных. Я присутствовал при шести судоговорениях, и если бы оставался в Париже, то часто бы ходил туда... Быть свидетелем живого рассказа-происшествия, где действуют страсти человеческие, видеть самые действующие лица и следить за развитием и раскрытием дела для меня занимательнее всего на свете».
Вернувшись в 1845 г. в Россию, композитор увлекся изучением русской народной песни, что немедленно нашло отражение в творчестве. Из-под пера Даргомыжского выходят песни «Душечка-девица», «Лихорадушка», «Мельник». Влияние народной песни также отчетливо ощущается в опере «Русалка» (на сюжет одноименной трагедии в стихах А.С. Пушкина), которую композитор начал писать в 1848 г. Даргомыжский сам адаптировал пушкинские стихи в либретто и сочинил окончание сюжета (у Пушкина произведение не окончено).
Сестра Глинки, Людмила Ивановна Шестакова, вспоминала: «А.С. Даргомыжский бывал у брата довольно часто, и обыкновенно брат бывал ему очень рад, но не обходилось дело без разных выходок со стороны брата. В то время Даргомыжский писал свою «Русалку» и приносил брату послушать написанное. Брат восхищался многим в этой опере, но когда Даргомыжский пропел ему арию княгини в 3-м акте «Дней минувших наслаждения», брат сказал: «Это что-то очень смахивает на арию Гориславы из «Руслана» в третьем акте». Даргомыжский не захотел, верно, спорить с братом и отшутился очень мило: «Э, брат, - сказал он, - тебя все чужие обкрадывают, отчего же своему не пощипать немножко?»»
Премьера «Русалки» состоялась 4 мая 1856 г. в Петербурге. Высоко оценил оперу П.И. Чайковский: «По своей мелодической прелести, по теплоте и безыскусственности вдохновения, по изяществу кантилены и речитатива «Русалка» в ряду русских опер занимает, бесспорно, первое место после недосягаемо гениальных опер Глинки». Правда, сам композитор остался недоволен постановкой.
Знакомство с демократическим кружком писателей, и, в частности, с одним из главных его членов поэтом Василем Курочкиным способствовало ряду больших творческих удач композитора. Одна из них - песня «Старый капрал» на слова Беранже в переводе В. Курочкина. Сам композитор определял жанр этого сочинения как «драматическая песня». С помощью аскетичной фактуры А. Даргомыжский воссоздает образ твердого, мужественного человека, в трагическую минуту не только не потерявшего самообладание, но и командующего собственной казнью. О «Старом капрале» Ц. Кюи говорил: «В этом романсе больше содержания, оригинальности и глубины, чем в целых актах знаменитых опер».Певец Ф. Шаляпин вспоминал о сильнейшем впечатлении, которое это произведение произвело на Л. Толстого, когда он и С. Рахманинов гостили у писателя в Хамовниках 9 января 1900 г. и, кроме прочего, исполнили «Старого капрала».
В 1859 г. Даргомыжский был избран в руководство только что основанного Русского музыкального общества, вскоре познакомился с группой молодых композиторов, которые впоследствии назовутся «Могучей кучкой». «Кучкисты» тепло отнеслись к старшему товарищу и нередко его посещали, показывали свои новые сочинения, советовались.
С наибольшим интересом Даргомыжский следил за работой М.П. Мусоргского, который, в свою очередь, многому учился у старшего коллеги. Весной 1868 г. Мусоргский преподнес рукописи своих песен «Колыбельная Еремушке» и «С няней» больному композитору с таким посвящением: «Великому учителю музыкальной правды - Александру Сергеевичу Даргомыжскому».
В 1964 г. композитор вновь отправился в Европу, посетил Варшаву, Лейпциг, Париж, Лондон и Брюссель, где с успехом исполнялись его оркестровая пьеса «Казачок», а также фрагменты из «Русалки». Вернувшись в Россию, вдохновленный успехом своих сочинений за границей, Даргомыжский взялся за сочинение «Каменного гостя». Опера написана в новаторском по тем временам стиле: в ней нет ни арий, ни ансамблей, она целиком построена на «мелодических речитативах» и декламации, положенной на музыку. Даргомыжский пытался воспроизвести с помощью музыки тончайшие оттенки и изгибы человеческой речи.
Композитор делился со своей постоянной корреспонденткой Л. Кармалиной: «Несмотря на тяжкое мое состояние, я затянул лебединую песнь. Пишу «Каменного гостя». Странное дело. Нервическое настроение мое вызывает мысли одну за другой. Усилия почти нет. Я в два месяца написал столько, насколько в прежние времена потребовалось бы мне целый год. Вы, может быть, подумаете, что я, под старость лет, пишу что-нибудь пустенькое, вяленькое... В том то и дело, что нет. Пишу не я, а какая-то сила, мне неведомая. «Каменный гость» обратил моё внимание еще 5 лет назад, когда я был совершенно здоров, и я отшатнулся перед колоссальностью этой работы. А теперь, больной, в течение двух с половиной месяцев написал 3/4 всей оперы. Вы поймете, что это за труд, когда узнаете, что я пишу музыку на текст Пушкина, не изменяя и не прибавляя ни одного слова».
...Рано утром 5 января 1869 г. композитора не стало. Его похоронили в некрополе мастеров искусств Тихвинского кладбища Александро-Невской лавры, неподалеку от могилы Глинки.
Композитор не раз говорил своим молодым друзьям: «Если я умру, то Кюи докончит «Каменного гостя», а Римский-Корсаков инструментует». Так и произошло. Примечательно, что Н.А. Римский-Корсаков, редактируя оперу Даргомыжского в 1890-е годы, решил сам сочинить оперу на сюжет из пушкинских «Маленьких трагедий». И в 1897 г. им была написана дуоопера «Моцарт и Сальери». Так «Каменный гость» открыл череду музыкальных воплощений «Маленьких трагедий» Пушкина. Вслед за Даргомыжским и Римским-Корсаковым оперы по пушкинским пьесам создали Ц. Кюи («Пир во время чумы») и Рахманинов («Скупой рыцарь»).
Смелый опыт Даргомыжского послужил отправной точкой для дальнейшей работы композиторов над музыкальным претворением речевой интонации - мощным средством создания реалистических музыкальных образов.
Однажды Л. Кармалина высказала Даргомыжскому сожаление по поводу того, что Россия недостаточно его ценит. Композитор ответил со свойственной ему прямотой: «Когда Вы пишете, что Россия меня не оценила, меня, которому следует воздвигнуть храм, то я могу доказать Вам, что, с моей точки зрения, Россия оценила меня, может быть, выше моего достоинства. Правда, что театральная дирекция всю жизнь поступала со мною отвратительно; что высшее и чиновное общество не ездили в мои оперы; что несколько газетных писак относились ко мне неблагонамеренно, стыдясь, однако же, подписывать имена свои. Но все это должно отнести к случайному, временному порядку вещей. Вы спросите: в чем же я полагаю вознаграждение себе, в чем? А в сочувствии некоторых призванных понимать и любить все доброе, изящное, благородное. В этих непритворных слезах, которые видел я на глазах многих милых слушательниц моих, слезах, которым не воспрепятствовали ни отсутствие аристократии, ни гнусная постановка оперы, ни глупые рассуждения полузнатоков».
__________
Фото - http://theatre.vzh.ru/index.php?screen=rusalka; http://www.narodrusi.ru/photo/41-0-1091
http://rusedin.ru/2013/02/16/xochu-chtoby-zvuk-pryamo-vyrazhal-slovo-xochu-pravdy/
