Ее духовным наставником в течение многих десятилетий был епископ Мефодий (Кульман) (1902-1974), настоятель храма Христа Спасителя в Аньере под Парижем и возобновитель русского паломничества на Святую Землю из зарубежья в начале 50-х годов. Трудами епископа Мефодия и участников его ежегодных паломничеств в течение двух десятилетий поддерживались русские обители на Святой Земле. Но если владыка Мефодий был вдохновителем, то реальным организатором этих паломничеств была в течение четверти века Елена Ивановна Слезкина, принявшая в те годы тайный постриг. С ее же участием издавался известный многим в свое время журнал «Вечное».
В 1988 году, после смерти матери, монахиня Ольга поступила в Покровский монастырь в Бургундии, в Бюсси, игуменьей которого стала в 1992 г. В годы ее игуменства был прославлен в лике святых протоиерей Алексий Южинский, мощи которого почивают в монастыре, возведен новый большой храм обители, умножилось число сестер и паломников.
По милости Божией мне довелось неоднократно общаться с матушкой Ольгой. И могу сказать, что к ней очень подходят слова, сказанные ею о своем духовном отце, епископе Мефодии: «Владыка Мефодий молился, он был большой молитвенник. Говорят, он очень хороший администратор. Он был главное - монах, он главное был - молитвенник. И любящий молитвенник. Понимаете, он любил людей. Вот его, я бы сказала, самое главное качество, что он подходил к каждому человеку особенно, как будто он один для него. Это редко бывает. И это у него осталось навсегда. В паломничестве говорили: как он все организовал! А я говорю: как он подходил к каждому паломнику! Все узнавал - у кого беда какая, радость, как они живут... А администрация - да, все это было. Но на первом месте у него была душа человека».
Ниже предлагается интервью матушки Ольги, данное ею в монастыре в Бюсси в 2008 г., к 35-летию со дня кончины епископа Мефодия, и опубликованное в небольшой книге «К истории паломничеств в Святую Землю из Русского зарубежья в 50-70-х годах XX века» (Москва, 2009).
Диакон Александр Занемонец (Иерусалим).
Беседа с игуменьей Ольгой (Слезкиной)[1].
- Матушка Ольга, Вы знали владыку Мефодия почти с самого начала его священнического служения. У него немецкая фамилия - Кульман, - но при этом он был русским.
- Его отец был Danois, датчанин. У него была линия датская, он был Николай Карлович. Но в остальном владыка был очень-очень русский. Конечно, язык его был русский, мать его была (очень культурная) тоже русская, и вся семья была русская. И говорили только по-русски, конечно, по духу владыка очень-очень был русский. Он хотел как можно больше дать и прихожанам, и всем тем, с кем он встречался, любовь к России. В России владыка окончил только школу, и то не совсем - он закончил ее уже в Болгарии. А потом они переехали в Чехию, и там он поступил на Историко-филологический факультет.
Когда он окончил факультет в Праге, он был уже близок к Церкви. Там был владыка Сергий[2], которому он прислуживал. Владыка Сергий Пражский имел большое влияние на Володю, тогда. И раз он нашел, когда занимался там, в библиотеке, такую желтую бумагу Патриарха Тихона, где Патриарх призывает русских покаяться и покаянием прийти обратно, и чтобы Господь помог, чтобы то, что делалось тогда в России, как-то прекратилось, что надо помочь Церкви. И вот это запало в его голову. И он решил: как я могу сидеть в кабинете, заниматься какими-то такими научными вещами, и в это же время знать, что моя Церковь нуждается в помощи? Тогда он решил поехать в Париж и поступить на Сергиевское подворье[3]. Кроме того, это совпало со смертью его младшего брата Константина, который очень рано скончался. Это тоже, я думаю, на него как-то подействовало, что жизнь короткая, и что надо действовать сразу.
Епископ Мефодий (Кульман)
Владыка был из верующей семьи, но еще в России у него как раз с этим братом было такое разногласие. Брат считал, что коммунизм - это ужасно, а владыка считал, что все еще не так плохо у коммунистов. Но когда большевики ушли из какого-то города, он увидел, в каком виде оказалась тюрьма, куда были взяты разные люди, и увидел весь ужас, который сделали коммунисты. Тогда он понял, какие это звери. Константин был монархист, а этот на короткое время пошатнулся. Но потом это кончилось. И, конечно, владыка всегда был прямым.
- В Париже будущий владыка поступил в Богословский институт, чтобы затем стать монахом и священником?
- Да, он определенно хотел стать монахом. Главной его целью было послужить Церкви. Как Господь ему укажет, но послужить Церкви. Значит, он туда поступил, ходил, конечно, на все лекции. Это был очень-очень хороший момент для института, потому что все профессора, которые выехали из России, как раз в это время очутились на подворье: Карташов, Булгаков, конечно. Ну, все они, которые были великие. А владыку больше всего - он мне всегда это говорил, - то, что на подворье его больше всего трогало, - это богослужение. Там он раскрыл всю красоту, всю глубину православного богослужения. С помощью даровитого регента Михаила Михайловича Осоргина[4]: не только вся Франция, но и вся православная Европа съезжалась туда на Страстную Неделю, чтобы участвовать в этих изумительных богослужениях... Во всяком случае, богослужение было у владыки на подворье на первом месте, то что больше всего его тронуло там. Когда его постригли в монашество, он еще не окончил курс, ему оставалось еще два года. Митрополит Евлогий[5] его постриг, дал ему имя Мефодий, и вот очень хорошую проповедь сказал, что я дал тебе имя Мефодий, чтобы ты тоже носил по бревнышку для родины и для Церкви.
- Кого владыка считал своими настоящими учителями?
- У него духовный отец был отец Сергий Четвериков[6]. Он очень его почитал. С ним вместе ездил на Валаам. От него очень полюбил Оптину пустынь. Отец Сергий был его самое дорогое. А о профессорах... он не очень много говорил о них.
- Отец Сергий Четвериков тогда служил на подворье, или у него был приход?
- У него был приход. Приход его был в это время на dix, boulevard Montparnasse. Потом они переехали на OlivierdeSerres. В общем, это было начало РСХД[7].
- Да, как раз недавно отмечалось 80-летие этого прихода. Была Литургия, и после нее конференция. Было два архиерея - владыка Гавриил и владыка Женевский Михаил вместе с Курско-Коренной иконой Божией Матери...
- Да, они все-таки много сделали, это РСХД.
- А Вы были связаны в свое время в РСХД?
- Я была в летнем лагере. Я считаю, что эти лагеря очень много дали. Мне было тогда может быть 14-15 лет, там был дух православный, русский. Сейчас немножко все переменилось. Очень много французского, а тогда это было чисто русское. И там я познакомилась с отцом Мефодием, у которого только что была хиротония в священство, и его послали в лагерь девочек. Совсем неудачно, но он ничего. Помню, как он благословлял каждую кровать. Не так вот, походя. Он молился, он был большой молитвенник. Говорят, он очень хороший администратор. Он главное - монах, он главное был - молитвенник. И любящий молитвенник. Понимаете, он любил людей. Вот его, я бы сказала, самое главное качество, что он подходил к каждому человеку особенно, как будто он один для него. Это редко бывает. И это у него осталось навсегда. В паломничестве говорили: как он все организовал! А я говорю: как он подходил к каждому паломнику! Все узнавал, у кого беда какая, радость, как они живут. Все это его очень интересовало. А администрация - да, все это было. Но на первом месте у него была душа человека.
- А владыка сам хотел жить в монастыре?
- Монастыря не было. Да, в общем-то, во Франции и вообще нет для мужчин до сих пор. Для женщин есть несколько монастырей православных, для мужчин один в St.Antoine[8].
Архимандрит (будущий епископ) Мефодий
- Владыка, когда стал священником, быстро оказался создателем прихода Христа Спасителя в Аньере[9]?
- Да, очень быстро. Там был на одно короткое время отец Иоанн (Шаховской)[10], потом он уехал в Германию, и владыка Евлогий туда назначил отца Мефодия. Но все-все было так бедно, ну ничего не было. И он просто с огнем начал все это собирать, главное - собирать людей, которые ему могут помогать. Он сразу себя окружил такими очень-очень хорошими людьми, как Граббе, графиня Толстая, потом была Липнина. Все эти люди очень помогали. Но и простые люди, которые умели, скажем, шить облачения. Ну, ничего же не было, ничего. Пели, не было хора. Любительский хор сразу устроился. И опять же отец Мефодий говорил, что храм - все это хорошо. Но надо, чтобы жизнь прихода влияла бы на душу. Иначе все это не ст̀оит.
- А храм был в Аньере там же, где и сейчас? В том доме, который потом был приобретен?
- Да-да. Сначала арендовали. Потом купили половину в 1945 или 1947 году. Половину, где был храм. Был старый храм, а потом сделали новый иконостас, как только купили. Это первую часть. А вторую часть очень поздно купили, это там где школа. Где-то в 1967 году.
- И владыка там и жил?
- Сначала он жил в скромной комнате на первом этаже, потом это стало бюро секретаря. А потом он переехал в Аньере на второй этаж. В общем, он всю жизнь жил на этом приходе. Он, будучи игуменом, потом архимандритом, потом епископом всегда там оставался.
- А название храма владыка придумал?
- Да, храм Христа Спасителя в Москве был разрушен, и он хотел в память этого. Когда он приехал и поселился там, он взял с собой псаломщика из подворья, и они вдвоем, как на подворье, служили утром и вечером, утром и вечером. Три раза в неделю, кажется, Литургия, и на праздники еще. Народу очень много ходило в этот храм, очень много. Люди пошли к владыке Евлогию и сказали: вот, мы около Парижа, и мы очень-очень просим Вас, мы не можем ездить из Аньера на Daru[11], это очень далеко. Очень мало было церквей в то время: Daru, OlivierdeSerres (сначала на boulevardMontparnasse) и Exelmance. Подворье не сразу.
В Аньере было много русских, так как там было много заводов. Так что я бы не сказала, что на службах было мало народу. Я приезжала уже из Парижа. Я жила в Париже с родителями, ходила всегда в собор, но когда познакомилась с отцом Мефодием, уже попалась туда. Поначалу на метро, потом на велосипеде, а потом уже даже на автомобиле.
- Вы были старостой прихода?
- Нет, никогда. Старостой я была только в лагере.
Елена Слезкина (ныне игуменья Ольга) в Вифанской школе
- Как владыке пришла мысль о возобновлении паломничества? Ведь никому другому тогда не приходила.
- Это объясняется тем, что он очень русский в душе. И он очень любил Святую Землю. Так теоретически он хотел туда поехать. Но как это было сделать? И, в конце концов, решил, что надо это сделать. Надо поехать. Ему объяснили, что просто так ехать нельзя. Надо сначала поехать с кем-то, узнать что-то, а потом уже организовать свое православное паломничество. Он обратился к своим прихожанам, и тогда человек десять записались поехать вместе с католиками. Потом все отказались. Потом я осталась одна. Я очень сомневалась, можно ли мне ехать, но поехала. С католиками у нас никакого не было общения там, потому что в первый же день владыка сказал, что он хочет идти в Гефсиманский монастырь, отслужить благодарственный молебен о том, что он на Святой Земле. И больше мы их не видели, этих католиков. Они были очень милые, но мы с ними не увиделись до отъезда. Мы были у Гроба Господня. Отец Мефодий служил, он был тогда архимандрит. Служил, я помню, и в русских монастырях. Но, конечно, со своим паспортом он не мог поехать в Галилею[12]. Но когда он примкнул под конец к католикам, они все поехали в Галилею, и я с ними. Это был 1951 год.
А когда он вернулся, он так загорелся, что весь Париж стал вдруг готовиться. Он, главное, увидел эту бедность русских монастырей на Святой Земле, колоссальную бедность. У них все не действовало. Он сказал, что надо скорее помогать, а для этого надо, что бы весь русский народ ответил. И он ответил. Мы начали собирать всякие вещи, деньги. И он сразу же решил организовать паломничество. Я была против, я чувствовала, как это трудно будет, но владыка настоял на своем, дал объявление в газете, и записались 28 человек. И они поехали. Но у нас был огромный груз. Владыка хотел плыть, чтобы у нас было время для подготовки, а ехать так прямо из Парижа и вечером оказаться в Иерусалиме - это невозможно. Надо подготовить паломников, и для этого надо добираться пароходом. Мы решили через Венецию, но никто нам не сказал, что там надо взять гондолы, и мы все пешком с этим грузом проделали путь. Это было очень трудно, ведь мы ничего не знали. И я должна сказать, что я не присела ни минуты во время этого паломничества. Целый день меня куда-то гоняли, что-то надо было узнавать. Самое трудное было - это границы, потому что у нас были новые паспорта. Мы вылезали в Бари, у святителя Николая, потом в Александрии, в Бейруте, это еще на пароходе, а потом уже садились на ужасные автобусы, и ехали через Сирию в Иорданию. Потом, наконец, добрались до Вифании, там нас уже ждали. Как могли, но они нас приняли очень-очень хорошо.
- А французские паспорта у вас уже были?
- У меня да.
- А владыка оставался российским подданным?
- Да, это он никогда не переменил. Владыка больше никогда не был в России. Он ездил на Валаам, еще до войны. А когда нельзя было ездить на Валаам[13]... Вот Вы мне говорили, как пришла ему мысль о Святой Земле. Он не мог жить без совсем монашеской обстановки. Пока он ездил на Валаам, все было хорошо. Когда он не смог, он начал думать - куда же поехать? Но на Валаам таких паломничеств он не организовал.
- Так что когда владыка Мефодий стал ездить на Святую Землю, это тоже было его устремлением к монашеской жизни?
- Да, я думаю да. И это. Была любовь к Святой Земле, к этой земле, где жил Спаситель. Я другой такой земли не знаю. Я не понимаю, как люди могут хоть раз не поехать туда. Вы счастливый, что Вы там. Потому что ходить там, где жил Спаситель, это же замечательно!
Храм Гроба Господня, Иерусалим
- Как владыка Мефодий объяснял своим прихожанам смысл паломничества?
- Он говорил, что это очень важно - ходить там, где жил Спаситель, дышать этим воздухом. И там, действительно, открытое Евангелие. Когда паломники возвращались с паломничества, то все говорили - и я первая, - что когда читаешь Евангелие, уже иначе как-то представляешь себе и чувствуешь. Его целью была, опять же, душа человека, что она там может не то что очиститься, это не то слово, но как-то совсем перемениться, я бы сказала. Многие люди свидетельствуют, когда они пишут про паломничество, насколько это им дало смысл жизни, радость и т.д. Владыка это тоже все знал, поэтому не то, чтобы посмотреть туристом, нет. Молитва там, на каждом месте. Там действительно очень много благодати.
- Да, когда там живешь, не покидает ощущение чуда... Когда владыка Мефодий приезжал, где он служил?
- Всегда он служил у Гроба Господня. Был, конечно, архиерей греческий, как всегда, но Патриарх всегда его благословлял служить. Потом мы служили у гробницы Божией Матери, там чудно просто, потом в Вифлееме, потом на Фаворе он служил не раз.
С духовенством зарубежным владыка Мефодий общался, с отцом Димитрием[14] часто. Они чудно нас принимали. И все эти игуменьи, мать Мария[15], мать Тамара[16] там обедали с ними. Это было tresfraternel (очень по-братски), а временами affectueux, jedirais (совершенно замечательно, я бы сказала). Но службы и, потом, иерархия, это другое дело. Зарубежные невыносимые тогда были: они там устроили такое маленькое окошечко, и когда кто-то приезжал на Элеон из России, это я просто свидетельствую, открывали это окошечко, и если они видели, что это из России, они сразу закрывали эту дверь, выставляли и не принимали. Теперь это кончено, теперь они целуются, теперь можно служить, теперь все хорошо. Но что это было...
- Это было и при игуменье Тамаре?
- Это было и при игуменье Тамаре, это при нас было. Сейчас этого, конечно же, там нет. То, что есть евхаристическое общение, это самое главное, конечно. Все эти разделения были не только безобразие, но и кощунство: православные люди не могли подходить к Чаше одной. Ну что это такое?
Я очень люблю мать Моисею, нынешнюю игуменью[17]. Я должна сказать, что мать Моисея очень умная.
- А во время паломничества владыка Мефодий будто бы не обращал внимание на эти разделения?
- Он всем нам говорил: «Пожалуйста, как только мы попадем на Святую Землю, оставьте все юрисдикции в покое. Вы приехали на землю Спасителя, и будьте простыми паломниками, и никогда не входите ни в какие разговоры. Это трата времени. У нас мало времени там, мы должны воспользоваться тем, что мы на Святой Земле». Вот, это его слова. И действительно мы там даже не говорили об этом.
- А с игуменьей Тамарой Вам доводилось там общаться?
- Да, это моя была préféré. Я ее очень любила. Такая она была милая, такая простая, такая хорошая, удивительная. Я ее знала, когда она еще была в Гефсимании. Она была в Гефсимании, а потом ее взяли из Гефсимании и сделали игуменьей.
Гефсимания
- А кто населял монастыри в те времена, когда Вы ездили?
- Там были русские. Была мать Варвара, которая была помощницей матушки Марии англичанки. Была мать Варвара, которая была уставщицей, и потом стала игуменьей. Мать Арсения такая была, которая русская была, всем писала письма, тоже пожилая уже очень. Это все в Гефсимании. Потом были, конечно, арабки. Помню маленькая такая, в белой косынке, спрашиваю: «Как тебя зовут?» - «Грешная Тамара». Но теперь грешная Тамара стала уже очень-очень важная монахиня. Отец Дмитрий, например, который был начальник Миссии, очень-очень много занимался с ними. Он очень их как-то поднял культурно, он им преподавал литературу, музыку, он образовывал монахинь.
Елеон был создан еще до революции. А Гефсимания новая. Она была создана матерью Марией англичанкой и Марфой, которая потом была в Вифании. Вообще-то они ехали в Индию и вдруг остались на всю жизнь. Она одна создала в общем Гефсиманию, мать Мария. Там ничего не было. Храм замечательный, но там не было монастыря. Она создала этот монастырь и открыла школу в Вифании, и послала туда свою подругу, вот эту монахиню Марфу. Она была англичанка, милая очень. Когда мы там жили, она по-русски говорила - «Владыка пришла». Мать Мария по-русски говорила неплохо, а та нет, ни слова.
- У Вас, или в монастыре отца Софрония[18] в Англии, община интернациональна и богослужение совершается на разных языках. На Святой Земле и вообще в Зарубежной Церкви все по-славянски, все по-другому. Но как для монашеской жизни лучше?
- Думаю, что самое главное, чтобы человек все-таки понимал, в чем дело. Если он посвятил свою жизнь Господу, то он все-таки хочет немножко понимать, в чем дело, а не быть такой свидетельницей, которая ничего не понимает. Так что у нас, например, все поется по-славянски (слава Богу! потому что я должна сказать, что все-таки французский язык кажется не таким литургическим, еще не знаю, как английский). Но, например, читают у нас по очереди, то по-славянски, то по-французски, то даже по-английски. Как если бы я была в Китае, и мне сказали - хотите читать шестопсалмие по-славянски? - как я была бы рада. Этот вопрос языка, конечно же, очень трудный. И здесь тоже очень трудно, потому что если немножко больше славянского, то тем, кто не понимает, тоже неприятно. Когда все по-французски, то я начинаю сердиться.
- Видимо, какие люди в общине есть, на тех языках и надо молиться?
- Да.
- А что об этом думал в свое время владыка Мефодий?
- Все было по-славянски, и даже не было идеи, что Апостол можно читать по-французски. Тогда еще не был острым этот вопрос, это теперь. Тогда все понимали по-русски, кто ходил в Аньер.
Епископ Мефодий во время Богослужения
- У него в храме не было французов?
- Не было французов? Были уже французы, но они как-то приспосабливались. Тогда были уже франкоязычные приходы, но у нас все было по-русски.
- Как владыка считал нужным к паломничеству готовиться? Он ведь даже предпочитал плыть на пароходе, чтобы было время приготовиться.
- Все-таки в тишине, в молитве. У нас была утром и вечером утреня, вечерня, иногда обедницы, литургии никогда не было. Потом были доклады об одном или другом месте Святой Земли. Они готовились заранее кем-то, и потом их всем предлагали. И общение друг с другом - тоже какая-то подготовка. Нет, я нахожу это более замечательным, когда это было. Но потом мы перестали, даже уже при владыке Мефодии, он летал от Парижа. Это было проще, и меньше дней. Значит, было больше дней там, и мы перешли на это.
- А после паломничества общение между людьми продолжалось? Там ведь были не только прихожане отца Мефодия?
- Да-да. У нас были собрания паломников, были концерты, у нас были всякие подряды. Это всегда продолжалось. Потом я помню праздник к десятилетию первого паломничества, был целый праздник. Как только мы вернулись из первого паломничества, очень скоро, кажется через два года, владыка уже начал издавать «Паломнический листок». Там много ненужного теперь, но пока это делалось, это было нужно, потому что показывало нашу жизнь.
- Но организационная часть паломничества была все эти годы на Вас?
- Слава Богу! Я была очень рада, пока я могла. Потом уже под конец немножко трудновато было. С владыкой я ездила до его смерти, потом ездила раз с владыкой Романом[19]...
- Когда Вы последний раз были на Святой Земле?
- Это было в 1999 году, кажется, совсем недавно. Это было замечательно. Такой подарок был! Это было на пять или шесть дней, когда мы поехали с отцом Евгением, матушка Досифея и я. Я попросила благословение у владыки Сергия, думала, что он скажет - что Вы, столько раз были, зачем? А он сказал - поезжайте! Какая была радость, знаете! Это было чудно. Мы были у Гроба Господня, мы были у Божией Матери, мы были два дня на Фаворе. Обычно туда приезжаешь, все бегают, ни на минуту не останавливаясь, ничего не видят. А мы там провели два дня, две ночи, две Литургии. Отец Евгений служил. И потом два дня на озере у Двенадцати Апостолов. Замечательно было. Это чудо просто. Это были места, на которых мы очень мало могли останавливаться, когда бывали раньше в паломничестве. Раньше мы проезжали около озера, говорили, что здесь было чудо с хлебом, то-то и то-то, а тут мы сидели на озере, утром и вечером, отец Евгений читал Евангелие, о призвании апостолов. Просто замечательно. И то же самое на Фаворе. На Фаворе всегда как-то скомкано было во время паломничества, а тут было все очень хорошо.
Раньше было так, владыка Мефодий читал Евангелие, молились все на месте, где это происходило. И больше ничего. Потом начали песнопения подбирать. Но вначале надо только рассказать, что было на этом месте. В паломничествах владыки Мефодия всегда были люди церковные, не туристы.
- А отец Киприан (Керн)[20] не возвращался больше на Святую Землю? Ведь он был начальником Русской Миссии на Святой Земле в конце 20-х гг. И написал замечательную книгу об отце Антонине (Капустине). Он любил Святую Землю?
- Он любил, но мне он только говорил, как монахини вытирали сначала рукавом нос и потом брали его благословение. Вот, что он мне рассказал. Поэтому я всегда смеюсь, когда мне говорят про отца Киприана на Святой Земле. Больше ничего он мне не сказал. Но книгу он написал очень хорошую[21].
Протопресвитер Александр Шмеман
- Из людей того времени, Вы знали, наверное, отца Александра Шмемана[22]?
- Отца Александра я хорошо знала. Андрея тоже, но Александра больше. Они оба прислуживали с моим братом в кафедральном соборе. Мальчики, такой толстенький отец Александр а этот Андрей более худой. И он не переменился, знаете, отец Александр. Я все думала, сколько он сделал, сколько он сделал для Православия... И мне всегда интересно было: а как он умрет? А он умер, как святой! Он все принял с таким смирением - «Да будет воля Твоя». Последнее его слово было «Аминь» перед смертью. Нет, он был удивительный человек.
Мы с отцом Александром общались во Франции. А потом, когда он приезжал из Америки, я иногда его встречала на Daru, была очень рада видеть, но, конечно, для бесед у него уже не было времени.
- Насколько верно, что отец Александр не любил монашество?
- Очень не любил. Это кто-то ему внушил, я думаю, что это отец Киприан (Керн). Который сам был монах, архимандрит, которого я знала еще юным студентом и не-монахом, но у него, по-моему, было такое отрицание монашества. А он был авва, как бы сказать, отца Александра и всего этого поколения. И он им это, по-моему, внушил. Но мне он, например, сказал, отец Киприан - ну какой же он дурак, этот Ваш отец Мефодий. Я говорю: «Как Вы смеете так говорить, почему Вы так говорите?» Он смягчился - «Как это Вы, как это он Вам позволил...» И дальше не стал говорить. Он имел в виду, что я не вышла замуж. Он был, по-моему, очень против.
- А что им не нравилось в современном монашестве? Ведь не монашество как таковое. Или это казалось непригодным в эмигрантских условиях?
- Может быть. Не знаю. Но я знаю, все-таки факт, сколько лет эмиграции - ни одного мужского монастыря не было, пока, наконец, не перешел из католичества Pere Placide и сделал монастырь. И это все-таки странно, знаете, когда на подворье все богослужение, все идет к монашеству...
- Но ведь были отдельные монахи. Тот же владыка Мефодий.
- Да, были конечно. Отец Мефодий. Потом отец Никон[23], который стал потом епископом. Но это единицы, и вообще их тут нету нигде, до сих пор, русских монастырей.
- А в Джорданвилле, в Америке?
- Там наоборот. Там большая деятельность была. Это те, кто переехали из Германии, кажется? Там у них было большое такое дело издания, и вообще там много было монахов, а у нас - никого.
- В прежние времена, скажем, владыка Георгий (Тарасов)[24] или владыка Георгий (Вагнер)[25]? Они монахи, или они все-таки не считали себя монахами в первую очередь, как владыка Мефодий?
- Владыка Георгий (Вагнер) просто не любил монашество, вроде Киприана и Шмемана. Так как владыка Мефодий уже ушел в это время, он был очень против того, чтобы я поступала в монастырь. Я и так уже была давно монахиня, но я ему на одной исповеди говорю: «Я живу, не Вы. Так что я не знаю, почему Вы не хотите? Чего Вы боитесь?» А он сказал: «Я очень боюсь за Вас. Мне жалко. Вот все, что я могу сказать. Мне просто Вас очень жалко».
Архиепископ Георгий (Вагнер)
Я очень любила этого Вагнера, но он не дал нам ни одного священника. Два года у нас был отец Андрей такой, он сейчас в Италии. Он остался два года. Остальные - это были замечательные священники из Румынии. Было такое время, когда у нас никого не было. Я звонила все время в епархию - «Можете вы прислать какого-нибудь священника?» И потом отзыв владыки Георгия говорил - «Для меня приход, знаете, важнее, чем монастырь. Я должен раньше обеспечить все для прихода». А монастырь-то не может жить без священника. Иногда приезжал оттуда священник, служил Литургию, складывал все вещи в чемоданчик и уезжал. Ну что для сестер? Как может монастырь жить без священника? Ну, как? И только благодаря румынам у нас, слава Богу, был семь лет один. Они так приезжали, румыны, поступали на подворье, кончали его, потом ехали в Румынию, потом их делали епископами, и потом мы их больше не видели. Но семь лет они были с нами. Последний почти четыре, и я нахожу, что отец Силуан - епископ теперь Силуан, - и отец Иосиф - замечательные священники, глубокие такие. Сейчас румынские тоже два.
- Почему в Румынии сейчас такое многочисленное и интересное монашество?
- Пока я тут была, у нас были некоторые оттуда. Очень разные. Некоторые еще со старыми традициями: раз в год причащаются и т.д. Но были уже попытки нового какого-то возрождения. Я помню одну монахиню - игуменья приехала, совсем-совсем недавно, может быть несколько лет, открыла монастырь, было семь-восемь монахинь, это были уже ежедневные Литургии, причащались на каждой Литургии. Но это редкость, знаете. В Румынии очень странные вещи. Например, обычные люди ходят в церковь, стоят часами и не причащаются. У нас этого нет, это кончено.
- А у Вас в монастыре Литургия ежедневная?
- Нет, у нас только три-четыре раза в неделю. И то это хорошо, знаете. И сестры причащаются.
Архимандрит Софроний (Сахаров)
- А знали ли Вы отца Софрония (Сахарова)?
- Да. Наш монастырь был очень с ним связан, очень, потому что там очень хороший монастырь. Мы далеко от него. Несколько наших монахинь просто духовные дщери отца Софрония, потом отца Симеона. Очень связаны мы. Я там только раз была. Давно-давно, я только сюда пришла, встречаю я отца Софрония, а он начинает петь: «Птичка, птичка, ты попалась...». Мы радовались, так как там ему мало приходилось говорить по-русски: были киприоты и англичане, но русских очень мало. Я три часа с ним просидела, и он три минуты оделил для меня. Сказал: «Будьте осторожны с самолюбием». Ну, хорошо. А потом начал все про свою жизнь, как его бесконечно преследовали, как ему было трудно, какие были люди ужасные в St. Genevieve. Совсем не приняли его во Франции, когда он вернулся с Афона. Очень мало кто его принял, очень мало. Он уехал в Англию, потому что чувствовал, что cavapasici (здесь не идет), совсем. Но он ничего не знал в Англии, но предпочитал все-таки уехать и что-то новое сделать, чем сидеть, чтоб все критиковали. И там он постепенно сделал очень хороший монастырь, но совсем своеобразный. Там Иисусова молитва заменяет почти все службы. У них Литургия три или четыре раза в неделю. Но вечером у них только Иисусова молитва. Он это объяснял тем, что разные языки, разные люди, нет книг, поэтому вот Иисусова молитва может заменять все.
- Когда владыка Мефодий, и Вы, и многие другие оказались в юрисдикции митрополита Евлогия, это был принципиальный выбор, или это получилось скорее случайно?
- Это Церковь так решила, это ее история. Мы приехали, во главе стал владыка Евлогий. Он оказался под Константинополем, и все его священники тоже пошли. Только один момент был немножко такой трудный, но владыка Владимир сумел все это устроить. Но он был святой. Его молитва сделала, что мы остались так, как были. А владыка Евлогий очень любил Россию. Под конец он конечно хотел, и он и сделал это, но потом он сожалел[26].
- Так что в те времена на Западе сложно было быть в Московской Патриархии?
- Не для всех. Были такие люди, которые считали, что надо идти с Россией. Владыка Антоний (Блум) действительно искренне это сделал. Были такие. Старк, например. А с Антонием мы в свое время играли в волейбол. Он хороший был человек. И тоже пострадал в конце жизни сильно, и много сделал для Церкви. И много сделал для России, я думаю, своими передачами и всем. Его там очень любят. А Старк[27] тоже сумел там жить, быть священником, иметь сыновей священниками. Надо иметь тоже такт, чтобы не делать то, что нельзя, если ты уж попал туда.
- Матушка, Вы знали кого-то из святых, прославленных недавно в экзархате?[28]
- Я знала и очень-очень любила отца Дмитрия. Я его помню, когда он еще не был священник, и когда он чистил в молодежных лагерях овощи, а мы к нему подсаживались. У него столько юмора было. В начале было как будто скучно, а потом он столько интересного рассказывал, и он был очень-очень-очень добрый. Человек, который никогда не отказывал, когда он стал священником, никогда не отказывал кому-либо. Я его очень почитаю и люблю. И когда были разговоры насчет матери Марии, что она будет святая, тогда настаивала дочь отца Дмитрия - «А когда же папа будет святой?». Ей говорили, это совсем не то. А я говорила, вот именно это надо! И она написала книгу. Но ей было три года. Значит это не то, чтобы она что-то помнила о нем, она просто не могла помнить. А потом мне попал дневник отца Дмитрия, который он сам писал, по-русски, и я бы сказала с юных лет, так что там разные эпохи его и переживания, и вот это очень интересно. Он должен был быть послан в Константинополь, когда думали, что он может стать святым, это как бы документ святости. Эта книга очень хорошая.
Монахиня Мария (Скобцова)
- А мать Марию Вы помните?
- Мать Мария приезжала тоже в лагерь. Она была монахиня уже, а я была в католической школе. Там были монахини. А я была в лагере, и мне говорят: приезжает православная монахиня. О, я думаю, как интересно. Мои были все как будто от Chanel, такие элегантные, так красиво все было. Приезжает. Апостольник, вот как мой сейчас, во все стороны. Волосы, наверное, как я сейчас, во все стороны. Ну, думаю, странная монахиня. Подымается на первый этаж, и я чувствую запах папиросы. Ну, думаю, это я попалась на монахиню, которая не похожа на моих католичек.
Потом она начала нам декламировать свои стихотворения, потому что она же и писала. Но я должна сказать, что она мне не очень понравилась, даже совсем не очень. Такое скорее неприятное чувство. Ну а потом я читала кое-что, что она писала про монашество. И тогда она еще меньше мне понравилась, потому что она была совершенно анти-традициональная монахиня. Но у каждой свой путь, отец Александр, у каждой. Она святая. Она отдала свою жизнь за других. Она настоящая святая, мученица. Но не монахиня. Она, может быть, изумительный человек, потому что она стольким помогла, когда уже была в заточении. И столько помогала, когда она собирала все эти вещи для бедных, кормила их, варила им обеды совершенно бесплатно. Все это она делала, но это просто не мой тип человека, и я не думаю, что она была монахиня в том смысле, в каком мы это принимаем. Она говорила: «Вот они делают поклоны-поклоны, а кому это нужно? Вы думаете, Господу нужны эти поклоны? Да не нужно их». И так далее. Вы понимаете, у каждого человека может быть своя идея, но она как-то разбивает другого, она не то что признает, что есть разные, нет, только как она. Такое свободное монашество она признавала, и она твердо верила, что это только единственное монашество, которое может быть. Но ведь у каждой свой путь. У нее этот путь, а у других другой.
- Мать Марию очень чтил владыка Сурожский Антоний и считал настоящей святой и настоящей мученицей задолго до ее канонизации.
- Она настоящая мученица! Вот это твердо я знаю. Как она попала в этот лагерь, когда читаешь все это, ясно, что она удивительный человек, просто удивительный. Ее очень многие любят, кроме единиц. Сейчас такой, знаете, восторг: они восторженно ее любят.
- А Илью и Георгию, канонизированных вместе с матерью Марией, Вы знали?
- Нет, не знала. Но я хорошо знаю Машу Струве, дочь отца Александра Ельчанинова, а Маша Струве хорошо знала вот этого Илью. Она говорит, что это поразительный человек, поразительный. Представьте себе, что он сказал, что хочет разделить ту же участь, как те. Она его хорошо знала, потому что он приходил к ним, когда отец Александр Ельчанинов скончался, и рано они остались без отца, а он довольно был состоятельный, и он приходил всегда, приносил им подарки, куда-то их возил. Так что она очень хорошо о нем отзывается. А сына, Георгия, я просто не знаю, никогда не видела. Но он мученик!
- Интересно, будут ли еще канонизироваться люди того времени? Канонизация этих людей долго готовилась. Может быть, этим дело не ограничится? Чем вообще святой отличается от несвятого? С мучениками понятно - христианская смерть.
- Мученики - это ясно. Отец Алексий Южинский, он ничем не отличался: скромный, гонимый, ясно что гонимый. Он был гонимый еще в России. Там он попал, как защитник веры. А потом гонимый, потому что он попал в такой приход в этот Ugine, где приходской совет был из людей не церковных, а военных. И вот эти военные хотели ему доказать, что он не умеет то-то делать, что он слишком длинные проповеди делает, что он такой-то сякой-то. До того, что они пошли и сделали рапорт владыке. Он вызвал его, тот очень боялся, но владыка сразу понял, в чем дело, и отослал обратно в этот приход и разрушил тот приходской совет. То был владыка Евлогий, который в своей книге мало говорит про отца Алексия и не очень хорошо даже так. Но поступил он, видимо, очень хорошо с ним. Вот он стал святой. И потом были чудеса. Эти чудеса все-таки делают святого, а у него были чудеса. Когда его перевозили в St.Genevieve, рассказывали, что его вынули, чтобы перенести в гроб, два было случая исцеления сразу. Потом еще. Так что я думаю, что это чудеса, как и у французов, знаете: надо какое-то количество чудес, чтобы человек был святой. Если он не мученик. Если мученик, ясно, что он мученик. А если он такой, то ему надо все-таки приписать чудеса. А то не выйдет!
Митрополит Владимир (Тихоницкий)
- Но Вы думаете, что еще из русской эмиграции есть люди, которые могут быть канонизированы?
- Я думаю, что есть очень хорошие, замечательные люди. Думаю, даже вот владыка Владимир. Я очень любила владыку Евлогия. Я была еще не такая большая. Такой благообразный архиерей. А владыка Владимир был очень простой, очень хороший. Был такой случай. Читали часы перед Литургией, священник, и почему-то (во время часов вообще не открыты Царские врата никак) я вдруг увидела - Царские врата открыты, увидела эту икону запрестольную в Аньере, и слышу как Господь мне говорит: «Ты должна построить церковь, но до этого ты должна много пострадать, и только потом ты построишь». Я как вкопанная стою, тут он кадит, а я не могу двинуться, понимаете, ну не могу двинуться. Значит, я дождалась конца Литургии, конечно побежала к отцу Мефодию, говорю, вот что случилось со мной. А он очень спокойно мне говорит: «Знаете, Вы лучше это никому не говорите, а пойдите к владыке Владимиру и сделайте, что он Вам скажет». Вот это тоже был случай, когда я так близко была к владыке. Я пошла, конечно, рассказала. Он сказал, Вы не смущайтесь - ну это было 50 лет тому назад, теперь уже, наверное, 70 лет тому назад, теперь я уже это рассказываю, но он мне сказал этого не рассказывать - «А церковь Вы должны построить в Вашем сердце. Вот, что это значит. Чтобы Ваше сердце было храмом». И так он меня отпустил.
Архиепископ Иоанн (Максимович)
- А не доводилось ли Вам знать владыку Иоанна (Максимовича)[29]?
- Мало, мало, к сожалению. Я несколько раз с ним обедала, встречалась в Леснинском монастыре, потому что он туда ездил. Он был, конечно, совершенно особенный человек, совершенно особенный. Он был аскет. Я говорю - обедала, - но что это значит? Что я ела борщ, а он брал хлеб, немножко соли, и все. Вот весь его был обед. Никогда не спал на кровати. В наше время я такого просто не знаю. Ходил по всем больным. Все больницы Версаля (он жил в Версале) его знали и пускали, хотя остальных пускали от двух до шести. А он и утром приходил, и ночью иногда приходил. Святой, знаете.
Один был больной, и он должен был 20 франков кому-то. Он уже совсем был плох, почти умирал, и утром чувствует себя немножко лучше, а владыка был у него. Он поправился, и под подушкой у него были эти 20, которые он кому-то был должен. Вот такие вещи я помню от него. Потом помню, как он пошел, чтобы идти в храм, а я была немножко сбоку так. На него смотрю, а он на меня так смотрит, но ни слова не сказал. Но довольно долго посмотрел. Ну, посмотрел - qu'esquecaveutdire? (и что это значит?) - ничего. А вот мать Евгения тут у нас есть, она его очень хорошо знала. Но я его знала, когда он еще продавал газеты. Он был в Белграде очень бедный студент, даже не студент еще, и он продавал газеты, чтобы немножко зарабатывать. Вот это я тоже помню. А потом владыка Антоний[30] его взял, увидел, что это необычный человек. Потом он постепенно его привлек совсем к себе и очень много ему дал, потому что владыка Антоний был тоже замечательный. Я его хоть смутно, но помню хорошо.
Протоиерей Сергий Булгаков
- А отца Сергия Булгакова Вы помните?
- Отца Сергия я хорошо помню, только я не общалась. Вот мать Феодосия наша, она присутствовала при его смерти, и присутствовала, когда он совсем осветился перед смертью. Она была, мать Марина была, и еще был один человек. Так что она нам часто рассказывала. Его тоже оклеветали. Без этого тоже нет святых. Это тоже один из признаков святости. Отец Сергий был духовником очень многих, в том числе первых сестер в монастыре. Он очень любил монашество, очень любил, но сам он не был монахом. Вот эта сестра Иоанна (Рейтлингер) возродила иконопись в каком-то смысле. Он был ее духовный отец. Она была очень близка к нему. Вы читали книгу переписки ее с отцом Александром Менем[31]? И там есть в конце письма отца Сергия Булгакова к сестре Иоанне. Она была его духовная дочь в Париже, потом она уехала и там нашла отца Александра... Я так рада, что с Вами можно говорить про отца Александра Меня. Он святой, какой человек! Я его только по книгам знаю и по рассказам. Мне много рассказывали из России, которые приезжали, - какой он, как он общался с людьми. Для него это было важно, какой бы ни был человек, простой, непростой, он принадлежал тому человеку, с которым Господь его свел. Они встретились, и он всецело отдавался этому человеку. Он был удивительный! Я не понимаю, как в такую короткую жизнь он мог сделать то, что он сделал. Сколько он написал! И в такое трудное время, когда преследовали. Он говорил - надо, чтобы у нас все было готово, надо торопиться, надо торопиться, надо все готовить, чтобы, как только будет легче, можно было бы свободно проповедовать. Он замечательный человек! Я почти ему молюсь. Здесь, например, я мало с кем могу о нем говорить. Я Вам скажу, что даже когда из России приезжают, я не могу с ними о нем говорить. Я не понимаю, почему такое непонятие его? Почему, потому что он был еврей? Только это?
- Наверное, для многих он был слишком широким. Как в эмиграции многие не любят отца Александра Шмемана. А почему?
- Да, широким. У него была на bureau St.Therese, Шарль де Фуко... Это уже было достаточно, чтобы сказать, что он был не то.
- Матушка, а владыка Мефодий не пытался никогда устроить на Святой Земле что-то постоянное?
- Вы знаете, все было так ново - горящая Святая Земля. Его и всех привлекало только это, по правде сказать. Но, конечно, когда там живешь, это другое дело. Я думаю, что это было бы очень-очень полезно, если бы у нас был маленькое даже, но какое-то свое место, куда можно было бы приехать свободно. По-моему, лучше быть независимыми. Мне так кажется.
Большинство наших сестер уже были на Святой Земле, но есть такие, которые не были, а потом Вы знаете, когда там побываешь один раз, тянет сразу обратно. Но я уже никуда не езжу, только в Париж. Уже надо готовиться туда ехать. Это самое важное. Отец Софроний (Сахаров), тот тоже никак не мог умереть, вот и я задержалась. Вы помолитесь обо мне...
[1] Встреча с игуменией Ольгой (Слезкиной) состоялась в ее монастыре в Bussy en Othe 12 декабря 2008 г.
[2] Епископ Сергий Пражский (1881-1952) - викарный епископ митрополита Евлогия в Центральной Европе. После Второй Мировой войны вернулся в Россию.
[3] Православный Богословский Институт, основанный в Париже в 1925 г. на Сергиевском подворье. Назван так в память Троице-Сергиевой лавры под Москвой и московских богословских школ, к тому времени закрытых.
[4] М.М. Осоргин (1887-1950) - один из основателей прихода и регент на Сергиевском подворье.
[5] Митрополит Евлогий (Георгиевский), (1868 - 1946). Глава и устроитель русской митрополии в Западной Европе в 1921-1946 гг. Автор книги «Путь моей жизни».
[6] Сергий Четвериков, священник (1867-1947). Духовник РСХД. Автор книг о св. Паисии Величковском, о св. Амвросии Оптинском и др.
[7] Русское Христианское Студенческое Движение - основано в 1923. Наиболее успешно действовало в русском зарубежье до начала Второй Мировой войны. В первую очередь во Франции и Прибалтике.
[8] Православный монастырь на юге Франции, подворье афонского монастыря Симонопетра. Основан о. Плакидой (Десеем) (р.1926), бывшим до перехода в Православие в 1977 г. монахом-бенедиктинцем.
[9] Приход Христа Спасителя в Аньере, в северо-западном предместье Парижа, основан в 1931 г. и существует до сегодняшнего дня.
[10] Иоанн (Шаховской) (1902-1989). Священник и писатель. С 1950 г. архиепископ Сан-Францисский в Американской Православной Церкви.
[11] Имеется в виду русский собор св. Александра Невского в Париже на улице Daru, освящен в 1861 г.
[12] До войны 1967 г. историческая часть Иерусалима и большая часть святых мест находилась в пределах Иордании, а Галилея - в пределах Израиля. Так что первые паломничества владыки Мефодия проходили через Иорданию.
[13] После советско-финской войны (1939-1940 гг.) Валаам оказался на территории СССР.
[14] Димитрий (Биакай) (1908-1985), архимандрит, начальник Русской духовной миссии (РПЦЗ) в Иерусалиме в 1951-1968 гг.
[15] Игумения Мария (Робинсон) (ум.1969). Основательница монашеской общины в Вифании и Гефсимании.
[16] Игумения Тамара (Багратион-Мухранская) (1889-1979). Дочь великого князя Константина Константиновича Романова (К.Р.). Игуменья Спасо-Вознесенского монастыря на Элеоне в 1951-1975 гг.
[17] Моисея (Бубнова). Игуменья монастыря на Элеоне с 1997 г.
[18] Софроний (Сахаров) (1896-1993), архимандрит. Ученик старца Силуана. Автор многих книг. Основатель монастыря в Англии, в Эссексе.
[19] Роман Керамонский (1900-1995), викарный епископ русского Экзархата, преемник епископа Мефодия по руководству Епархиальным Палестинским Комитетом.
[20] Киприан (Керн) (1899-1960), архимандрит. Профессор Свято-Сергиевского Богословского Института в Париже, патролог и историк Церкви. В 1928-1931 гг. начальник Русской духовной миссии в Иерусалиме.
[21] Имеется в виду книга о.Киприана (Керна) «Отец Антонин Капустин». Белград, 1934.
[22] Александр Шмеман (1921-1983), протопресвитер. Православный богослов, писатель. Преподаватель Свято-Сергиевского Богословского института в Париже и Свято-Владимирской духовной академии в Нью-Йорке. Один из «отцов-основателей» Православной Церкви в Америке.
[23] Никон (Греве) (1895-1983), епископ. С 1947 г. в Америке.
[24] Георгий (Тарасов) (1893-1981), архиепископ в 1960 - 1981. На Западе оказался во время Первой Мировой войны как русский военный летчик. Служил в бельгийских ВВС. В 1930 г. стал священником в Брюсселе. Овдовев, принял монашество, с 1953 г. - епископ.
[25] Георгий (Вагнер) (1930-1993), архиепископ в 1981 - 1993. Немец из Западного Берлина, принявший Православие. Профессор Свято-Сергиевского Богословского института в Париже, литургист.
[26] Речь идет о попытке митрополита Евлогия вернуться в Московскую Патриархию в конце жизни. После его смерти митрополит Владимир (Тихоницкий) сумел при согласии большинства духовенства вернуть русскому экзархату в Западной Европе прежний статус. На епархиальном съезде 1949 г. он сказал, обращаясь к духовенству и мирянам: «Вот уже прошло три года с тех пор, когда мы приняли все вместе решение о нашем церковном пути и, смею сказать, Господь Бог благословил нас в нашем решении. Церковная жизнь наша не угасла, но развилась за эти годы. Наш путь был и остался все тем же - служить правде Православия. Не по нашей воле мы покинули нашу Родину, о коей всегда тоскует наша душа, но, очутившись вне Родины, мы осознали, хотя и не сразу, хотя порой с большими трудностями - вселенский смысл Православия. Его нельзя замкнуть в рамках одной какой-либо национальности, оно ныне предлагается всем народам. И как ни тяжко нам быть вне нашей Родины, но, если нам дано жить вне ее, мы не можем перестать быть исповедниками святого нашего Православия... Нам предстоит немалый путь, но не будем смущаться им, мы призваны к великому и благословенному делу. Да увенчает же Господь наш соборный труд нужными для святой Церкви решениями и постановлениями и да будет с нами благодать Всесвятого Духа». (Митрополит Владимир (Тихоницкий). «Слова и поучения», Вятка, 2005. С.603-604).
[27] Борис Старк (1909-1996), священник. Вернулся в Россию в 1952 г.
[28] Из святых русской эмиграции во Франции были прославлены в 2004 г. Константинопольским Патриархатом как мученики м. Мария (Скобцова), о. Дмитрий Клепинин, Георгий Скобцов и Илья Фундаминский. А также святой праведный о.Алексий Медведков (Южинский).
[29] Иоанн (Максимович) (1896-1966), архиепископ Шанхайский и, затем, Сан-Францисский. Канонизирован в 1994 г.
[30] Антоний (Храповицкий) (1863-1936), митрополит. Первоиерарх Русской Зарубежной Церкви с 1921 г.
[31] Умное Небо. Переписка протоиерея Александра Меня с монахиней Иоанной (Ю.Н. Рейтлингер). М., 2002.
