Сегодня мы предлагаем вашему вниманию интервью с архимандритом Алексием (Поликарповым), наместником Свято-Данилова монастыря г. Москвы. Отец Алексий рассказывает о себе, делится воспоминаниями о встречах с замечательными людьми, размышляет о состоянии монашества и путях спасения в современном мире.
- Первый вопрос традиционный: как начинался Ваш путь к Богу?
- Это происходило в 60-е годы, родители мои были нецерковными, но вот родственники были близки к Церкви, ходили в храм...
Обычно, когда задают этот вопрос, то, скорее, ожидают услышать о какой-то трагедии: интересно, если что-то такое случилось, от чего потом уже происходило движение к Богу. Нет, никакой трагедии не было. Просто так позвало сердце, позвал Господь. И в храме, будучи еще подростком, ощутил ту духовную силу, которая именуется благодатью. Вот это и можно назвать началом духовного пути. И, конечно, влияние оказали церковные богослужения. Ведь они наполнены большим смыслом, большой духовной силой. И именно отсюда появилось такое движение души - желание непосредственно участвовать в богослужении, быть ближе к Богу.
По окончании школы некоторое время прислуживал правящему архиерею (это было в Свердловске - нынешнем Екатеринбурге). А уже потом - поступление и учеба в семинарии, позднее - Троице-Сергиева Лавра. И далее - обычный путь инока, который несет послушание в Лавре и живет в обители, учится в семинарии, академии.
- Но те годы вряд ли можно было назвать годами духовного пробуждения. Скорее, наоборот...
- Да, может быть, и так... Вторая половина 60-х - это время, когда молодых людей в храме было очень мало - буквально единицы.
- А как родственники реагировали на Ваши шаги?
- Сначала отрицательно, а потом, в общем-то, приняли то, что есть.
- Митрополит Антоний Сурожский в свое время говорил, что невозможно отказаться от мира, не встретив однажды человека, на лице которого был бы виден отблеск благодати. Был ли такой человек в Вашей жизни? Человек, который повлиял на выбор пути или же просто утвердил Вас на нем...
- Владыка Антоний пишет о том впечатлении, которое произвела на него встреча с архимандритом Афанасием (Нечаевым). Именно такого человека, может быть, мне не встретилось, но сама церковная среда воспитывала. Кроме того, в то время еще были живы многие монахини из закрытых монастырей: в Екатеринбурге в свое время был большой Ново-Тихвинский монастырь [1], и оставались в живых те из сестер, которые в момент закрытия обители были еще молодыми (многие из них тогда были даже не в постриге). Это были послушницы и инокини, которые прожили жизнь с Богом и в Боге - с ними мне довелось общаться. Конечно, это общение принесло свои плоды.
Первым духовником моим был схиархимандрит Сергий (Лосяков) [2], который жил в Псково-Печерском монастыре. Я помню его наставления, когда он в письмах мне приводил слова Священного Писания: не любите мира, ни того, что в мире... И мир проходит, и похоть его (1 Ин. 2, 15, 17). Так старец наставлял меня, направлял к монашеству - это было еще до учебы в семинарии. Потом, в Троице-Сергиевой Лавре, монашествующих, духовных людей увидел воочию, увидел их труд, подвиг, почувствовал духовную силу - конечно, и это послужило пищей душе. А в Лавре можно было встретить и молодых супругов - семинариста и его матушку с коляской, и монахов, углубленно смотрящих в себя, и старцев, окруженных толпами людей, которые наставляли, давали советы, отвечали на вопросы, благословляли...
Постепенно путь каждого семинариста формировался по-своему, в соответствии с личными стремлениями.
- Можете ли Вы вспомнить духовные встречи, которые наиболее запомнились из того периода?
- Во-первых, встреча с отцом Сергием (духовником.- Ред.). Я помню, как мальчишкой приходил к нему в келью, а он после службы, оставляя отдых, беседовал со мной. Ну, я тогда, видимо, еще не мог вместить всего, что говорил старец, но постепенно его слова как-то прорастали в сердце и должны были дать плод в свое время.
Во-вторых, наставления и рассказы монахинь. Я знал одну монахиню, жившую в монастыре, который впоследствии был закрыт. Звали ее мать Пантелеимона, она скончалась в Москве. Так вот, она жила некогда в обители, расположенной в Филимонках [3] (была такая женская община под Москвой), а когда ее закрыли, перешла в Спасо-Влахернский монастырь [4], что под Дмитровом. Затем и оттуда пришлось уйти - произошла обычная в те годы история: монастырь закрыли, сестры жили по квартирам. Но вот однажды их собрали, привели в здание железнодорожной станции "Икша", кажется (теперь она называется "Турист"). Она рассказывала, что первой из них взяли монахиню Агриппину. Привели ее в здание станции, а она и говорит: "Что ж я буду тут одна...", а ей: "Не одна, сейчас, подожди немного" - и привели всех сестер. Их сослали под Архангельск, на лесоповал где-то неподалеку от Плесецка. Мать Пантелеимона рассказывала, что падали "лесины", но никого из "монашечек" не затронуло, а вот была среди них женщина мирская - ту придавило деревом. И еще рассказывала, что привели их в первый день в барак: на одной стороне - церковный народ, а на другой - уголовницы, а матери Пантелеимоне (на лесоповале еще - Евдокии) "со своими" места не осталось, она расположилась с другой стороны. Так и пришлось жить вместе с уголовницей. Причем матушка на нее очень благотворно влияла - только она могла ее усмирить. Та женщина была нрава озорного: придет в барак, расшумится, начнет ножом крутить, тогда все к матушке: "Евдокия, пойди уйми там свою...".
Еще случай: как-то с одной из сестер пошла она к начальству получить разрешение учиться профессии медсестры, с тем, чтобы потом в лазарете работать. Потому что сама мать Пантелеимона была больна - еще в монастыре упала и повредила себе позвоночник, поэтому и не могла выполнять тяжелую работу. Но прежде они с сестрой пошли за благословением к Владыке Евсевию Кронштадтскому [5]- он больной, при смерти уже, лежал в лазарете. Пришли и спрашивают: "Владыка, благословите учиться на медсестру". Он говорит: "На медсестру не благословляю, а вот на сестру милосердия - благословляю". Мать Пантелеимона освоила профессию, имела большую практику и, более того, уже потом, вернувшись из ссылки, медсестрой проработала до глубокой старости... Вот так она служила Богу и людям.
Когда матушка вернулась из ссылки, монастырей уже почти не было - где-то на Украине еще держались, еще где-то. Но поскольку она была уже глубокой старушечкой, то жила так... При храме прислуживала, алтарницей была. Потом, перед смертью, приняла монашеский постриг... Кроткая такая, смиренная, а когда ее спрашивали: "Матушка, а что же вы не постриглись-то?", она отвечала: "Так никто не предлагал". Не в пример нам, ищущим почестей, званий...
Много рассказывали сестры. И это не могло пройти бесследно.
Были встречи и со священниками, старцами, убеленными сединами, которые тоже пережили ссылку, претерпели тяжкие испытания. Конечно, такие встречи наставляли. Ведь все встреченные люди были живым примером того, как жить с Богом и исполнять Его волю.
- Традиция в жизни Церкви имеет очень большое значение. И монашество, и пастырство - это то, что держится на преемственности. Мы часто говорим, что в русском монашестве преемственность опыта прервана. Можно ли так сказать в отношении пастырского служения?
- Думаю, что нет. Вот мы говорили только что о встречах духовных. Что это как не преемственность?
Хранительницей традиции выступает, прежде всего, Троице-Сергиева Лавра с ее духовниками, братией, старцами. Сюда приходили люди, которые впитывали их наставления.
Особое место занимает лаврский духовник архимандрит Кирилл (Павлов): не только слова проповедей, слова наставлений, ответы на вопросы, но и весь образ жизни его есть свидетельство того, что он себя до конца отдал на служение Богу и людям. Например, когда он, почти полностью лишенный сил, возвращался вечером к себе в келью, к нему еще приходили братия и делились чем-то своим. Может быть, и малым и незначительным, но тем не менее они нуждались в помощи своего духовника. И батюшка сидел, глаза его уже закрывались, но он все равно продолжал слушать, утешать, советовать - продолжал служить тебе, малому человеку. Видишь, как рано утром он уже идет в храм; видишь, что днем у него народ, а вечером приходит братия на правило; видишь его самого, изможденного постническими трудами, молитвами и в то же время светящегося такой любовью - он никогда не оттолкнет, всегда скажет доброе слово приветливо, с улыбкой. Конечно, это очень много значит. Любовь, воплощенная в жизни. И образ жизни пастыря тоже воспитывает молодых иноков.
Преемственность - и монашеская, и пастырская - это любовь к Богу и человеку. Сердце пастыря должно быть большим, нужно, чтобы оно могло вместить в себя все скорби и трудности приходящих, но кроме этого оно должно быть и чистым, потому что только тогда это сердце способно принять Божию благодать - и только имеющий ее может врачевать и утешать людей обремененных, скорбящих, болезнующих...
- Если пастырство - это служение людям, полная самоотдача, можно ли сказать, что пастырство - это призвание? Или к этому можно относиться как к профессии?
- Пастырство - это призвание, прежде всего. Ну, а относиться к этому как к профессии... Ведь даже если священник и хорошо исполняет свои обязанности, относясь к ним при этом лишь как к профессии, то человек, обратившийся к нему за помощью, не получит утешения, удовлетворения. Иногда люди обижаются, ропщут, говоря: "Ну вот, придешь к батюшке, а он: "Молись, молись". Я и сама знаю это...". Люди ждут слова, которое, наверное, прежде должно пройти через сердце пастыря - и именно это сделает слово живым и действенным. Только тогда оно будет благодатным и утешительным.
Беседовала Татьяна Бышовец, специально для "Православной веры"
[1] Ново-Тихвинский Александровский женский монастырь в городе Екатеринбурге Пермской губернии учрежден в 1799 году под именем женской общины, в 1809 году переименован в монастырь. В 1913 году здесь проживало около тысячи насельниц. В монастыре имелись детский приют и училище для девиц духовного звания, преобразованное затем в городское. После революции монастырь был закрыт. Ново-Тихвинский женский монастырь возобновлен в 1994 году. Ныне в монастыре проживает 90 сестер.
[2] Схиархимандрит Сергий (Лосяков) (1884-1968) - насельник Псково-Печерского монастыря, нес послушание монастырского эконома и духовника. О нем см.: У "Пещер Богом зданных" / Сост. Ю.Г. Малков, П.Ю. Малков. М., 2003. С. 390-392.
[3] Князь-Владимирский женский монастырь был устроен в 1891 году при домовом храме в усадьбе Святополк-Четвертинских на средства В.Б. Святополк-Четвертинской (с. Филимонки, Ленинский район, Московская область). В 20-е годы ХХ века монастырь был официально закрыт, но до 1931 года здесь при храмах (Троицком и Успенском), обращенных в приходские, проживали 65 монахинь. В 1931 году были закрыты и храмы.
[4] Спасо-Влахернский женский монастырь расположен в окрестностях г. Дмитров при с. Деденеве (ранее - Новоспасское). Учрежден в 1861 году из основанной вдовой А.Г. Головиной женской общины на месте усадьбы Головиных. В церкви монастыря находилась Влахернская икона Божией Матери "Одигитрия". Закрыт в 1928 году, был занят домом инвалидов. Передан Русской Православной Церкви в 2001 году.
[5] Так назвала архиерея мать Пантелеимона в своем устном рассказе отцу Алексию.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4018&Itemid=3
- Первый вопрос традиционный: как начинался Ваш путь к Богу?- Это происходило в 60-е годы, родители мои были нецерковными, но вот родственники были близки к Церкви, ходили в храм...
Обычно, когда задают этот вопрос, то, скорее, ожидают услышать о какой-то трагедии: интересно, если что-то такое случилось, от чего потом уже происходило движение к Богу. Нет, никакой трагедии не было. Просто так позвало сердце, позвал Господь. И в храме, будучи еще подростком, ощутил ту духовную силу, которая именуется благодатью. Вот это и можно назвать началом духовного пути. И, конечно, влияние оказали церковные богослужения. Ведь они наполнены большим смыслом, большой духовной силой. И именно отсюда появилось такое движение души - желание непосредственно участвовать в богослужении, быть ближе к Богу.
По окончании школы некоторое время прислуживал правящему архиерею (это было в Свердловске - нынешнем Екатеринбурге). А уже потом - поступление и учеба в семинарии, позднее - Троице-Сергиева Лавра. И далее - обычный путь инока, который несет послушание в Лавре и живет в обители, учится в семинарии, академии.
- Но те годы вряд ли можно было назвать годами духовного пробуждения. Скорее, наоборот...
- Да, может быть, и так... Вторая половина 60-х - это время, когда молодых людей в храме было очень мало - буквально единицы.
- А как родственники реагировали на Ваши шаги?
- Сначала отрицательно, а потом, в общем-то, приняли то, что есть.
- Митрополит Антоний Сурожский в свое время говорил, что невозможно отказаться от мира, не встретив однажды человека, на лице которого был бы виден отблеск благодати. Был ли такой человек в Вашей жизни? Человек, который повлиял на выбор пути или же просто утвердил Вас на нем...
- Владыка Антоний пишет о том впечатлении, которое произвела на него встреча с архимандритом Афанасием (Нечаевым). Именно такого человека, может быть, мне не встретилось, но сама церковная среда воспитывала. Кроме того, в то время еще были живы многие монахини из закрытых монастырей: в Екатеринбурге в свое время был большой Ново-Тихвинский монастырь [1], и оставались в живых те из сестер, которые в момент закрытия обители были еще молодыми (многие из них тогда были даже не в постриге). Это были послушницы и инокини, которые прожили жизнь с Богом и в Боге - с ними мне довелось общаться. Конечно, это общение принесло свои плоды.
Первым духовником моим был схиархимандрит Сергий (Лосяков) [2], который жил в Псково-Печерском монастыре. Я помню его наставления, когда он в письмах мне приводил слова Священного Писания: не любите мира, ни того, что в мире... И мир проходит, и похоть его (1 Ин. 2, 15, 17). Так старец наставлял меня, направлял к монашеству - это было еще до учебы в семинарии. Потом, в Троице-Сергиевой Лавре, монашествующих, духовных людей увидел воочию, увидел их труд, подвиг, почувствовал духовную силу - конечно, и это послужило пищей душе. А в Лавре можно было встретить и молодых супругов - семинариста и его матушку с коляской, и монахов, углубленно смотрящих в себя, и старцев, окруженных толпами людей, которые наставляли, давали советы, отвечали на вопросы, благословляли...
Постепенно путь каждого семинариста формировался по-своему, в соответствии с личными стремлениями.
- Можете ли Вы вспомнить духовные встречи, которые наиболее запомнились из того периода?
- Во-первых, встреча с отцом Сергием (духовником.- Ред.). Я помню, как мальчишкой приходил к нему в келью, а он после службы, оставляя отдых, беседовал со мной. Ну, я тогда, видимо, еще не мог вместить всего, что говорил старец, но постепенно его слова как-то прорастали в сердце и должны были дать плод в свое время.
Во-вторых, наставления и рассказы монахинь. Я знал одну монахиню, жившую в монастыре, который впоследствии был закрыт. Звали ее мать Пантелеимона, она скончалась в Москве. Так вот, она жила некогда в обители, расположенной в Филимонках [3] (была такая женская община под Москвой), а когда ее закрыли, перешла в Спасо-Влахернский монастырь [4], что под Дмитровом. Затем и оттуда пришлось уйти - произошла обычная в те годы история: монастырь закрыли, сестры жили по квартирам. Но вот однажды их собрали, привели в здание железнодорожной станции "Икша", кажется (теперь она называется "Турист"). Она рассказывала, что первой из них взяли монахиню Агриппину. Привели ее в здание станции, а она и говорит: "Что ж я буду тут одна...", а ей: "Не одна, сейчас, подожди немного" - и привели всех сестер. Их сослали под Архангельск, на лесоповал где-то неподалеку от Плесецка. Мать Пантелеимона рассказывала, что падали "лесины", но никого из "монашечек" не затронуло, а вот была среди них женщина мирская - ту придавило деревом. И еще рассказывала, что привели их в первый день в барак: на одной стороне - церковный народ, а на другой - уголовницы, а матери Пантелеимоне (на лесоповале еще - Евдокии) "со своими" места не осталось, она расположилась с другой стороны. Так и пришлось жить вместе с уголовницей. Причем матушка на нее очень благотворно влияла - только она могла ее усмирить. Та женщина была нрава озорного: придет в барак, расшумится, начнет ножом крутить, тогда все к матушке: "Евдокия, пойди уйми там свою...".
Еще случай: как-то с одной из сестер пошла она к начальству получить разрешение учиться профессии медсестры, с тем, чтобы потом в лазарете работать. Потому что сама мать Пантелеимона была больна - еще в монастыре упала и повредила себе позвоночник, поэтому и не могла выполнять тяжелую работу. Но прежде они с сестрой пошли за благословением к Владыке Евсевию Кронштадтскому [5]- он больной, при смерти уже, лежал в лазарете. Пришли и спрашивают: "Владыка, благословите учиться на медсестру". Он говорит: "На медсестру не благословляю, а вот на сестру милосердия - благословляю". Мать Пантелеимона освоила профессию, имела большую практику и, более того, уже потом, вернувшись из ссылки, медсестрой проработала до глубокой старости... Вот так она служила Богу и людям.
Когда матушка вернулась из ссылки, монастырей уже почти не было - где-то на Украине еще держались, еще где-то. Но поскольку она была уже глубокой старушечкой, то жила так... При храме прислуживала, алтарницей была. Потом, перед смертью, приняла монашеский постриг... Кроткая такая, смиренная, а когда ее спрашивали: "Матушка, а что же вы не постриглись-то?", она отвечала: "Так никто не предлагал". Не в пример нам, ищущим почестей, званий...
Много рассказывали сестры. И это не могло пройти бесследно.
Были встречи и со священниками, старцами, убеленными сединами, которые тоже пережили ссылку, претерпели тяжкие испытания. Конечно, такие встречи наставляли. Ведь все встреченные люди были живым примером того, как жить с Богом и исполнять Его волю.
- Традиция в жизни Церкви имеет очень большое значение. И монашество, и пастырство - это то, что держится на преемственности. Мы часто говорим, что в русском монашестве преемственность опыта прервана. Можно ли так сказать в отношении пастырского служения?
- Думаю, что нет. Вот мы говорили только что о встречах духовных. Что это как не преемственность?
Хранительницей традиции выступает, прежде всего, Троице-Сергиева Лавра с ее духовниками, братией, старцами. Сюда приходили люди, которые впитывали их наставления.
Особое место занимает лаврский духовник архимандрит Кирилл (Павлов): не только слова проповедей, слова наставлений, ответы на вопросы, но и весь образ жизни его есть свидетельство того, что он себя до конца отдал на служение Богу и людям. Например, когда он, почти полностью лишенный сил, возвращался вечером к себе в келью, к нему еще приходили братия и делились чем-то своим. Может быть, и малым и незначительным, но тем не менее они нуждались в помощи своего духовника. И батюшка сидел, глаза его уже закрывались, но он все равно продолжал слушать, утешать, советовать - продолжал служить тебе, малому человеку. Видишь, как рано утром он уже идет в храм; видишь, что днем у него народ, а вечером приходит братия на правило; видишь его самого, изможденного постническими трудами, молитвами и в то же время светящегося такой любовью - он никогда не оттолкнет, всегда скажет доброе слово приветливо, с улыбкой. Конечно, это очень много значит. Любовь, воплощенная в жизни. И образ жизни пастыря тоже воспитывает молодых иноков.
Преемственность - и монашеская, и пастырская - это любовь к Богу и человеку. Сердце пастыря должно быть большим, нужно, чтобы оно могло вместить в себя все скорби и трудности приходящих, но кроме этого оно должно быть и чистым, потому что только тогда это сердце способно принять Божию благодать - и только имеющий ее может врачевать и утешать людей обремененных, скорбящих, болезнующих...
- Если пастырство - это служение людям, полная самоотдача, можно ли сказать, что пастырство - это призвание? Или к этому можно относиться как к профессии?
- Пастырство - это призвание, прежде всего. Ну, а относиться к этому как к профессии... Ведь даже если священник и хорошо исполняет свои обязанности, относясь к ним при этом лишь как к профессии, то человек, обратившийся к нему за помощью, не получит утешения, удовлетворения. Иногда люди обижаются, ропщут, говоря: "Ну вот, придешь к батюшке, а он: "Молись, молись". Я и сама знаю это...". Люди ждут слова, которое, наверное, прежде должно пройти через сердце пастыря - и именно это сделает слово живым и действенным. Только тогда оно будет благодатным и утешительным.
Беседовала Татьяна Бышовец, специально для "Православной веры"
[1] Ново-Тихвинский Александровский женский монастырь в городе Екатеринбурге Пермской губернии учрежден в 1799 году под именем женской общины, в 1809 году переименован в монастырь. В 1913 году здесь проживало около тысячи насельниц. В монастыре имелись детский приют и училище для девиц духовного звания, преобразованное затем в городское. После революции монастырь был закрыт. Ново-Тихвинский женский монастырь возобновлен в 1994 году. Ныне в монастыре проживает 90 сестер.
[2] Схиархимандрит Сергий (Лосяков) (1884-1968) - насельник Псково-Печерского монастыря, нес послушание монастырского эконома и духовника. О нем см.: У "Пещер Богом зданных" / Сост. Ю.Г. Малков, П.Ю. Малков. М., 2003. С. 390-392.
[3] Князь-Владимирский женский монастырь был устроен в 1891 году при домовом храме в усадьбе Святополк-Четвертинских на средства В.Б. Святополк-Четвертинской (с. Филимонки, Ленинский район, Московская область). В 20-е годы ХХ века монастырь был официально закрыт, но до 1931 года здесь при храмах (Троицком и Успенском), обращенных в приходские, проживали 65 монахинь. В 1931 году были закрыты и храмы.
[4] Спасо-Влахернский женский монастырь расположен в окрестностях г. Дмитров при с. Деденеве (ранее - Новоспасское). Учрежден в 1861 году из основанной вдовой А.Г. Головиной женской общины на месте усадьбы Головиных. В церкви монастыря находилась Влахернская икона Божией Матери "Одигитрия". Закрыт в 1928 году, был занят домом инвалидов. Передан Русской Православной Церкви в 2001 году.
[5] Так назвала архиерея мать Пантелеимона в своем устном рассказе отцу Алексию.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4018&Itemid=3
