Завтра, 6/19 октября исполняется ровно 100 лет со дня трагической гибели одного из самых ярких молодежных лидеров русского монархического движения Владимира Степановича Голубева, павшего в первые месяцы Первой мировой войны.
Владимир Голубев родился 28 августа 1891 года в семье известного русского церковного историка профессора Киевской Духовной академии и члена-корреспондента Российской Академии наук С.Т.Голубева (1848-1920). Окончив гимназию, Владимир поступил на юридический факультет Киевского университета, активно включившись в политическую деятельность. Являясь убежденным монархистом, В.Голубев принял участие в организации местного отдела Всероссийского национального студенческого союза, сотрудничал с местными черносотенцами из Союза русского народа и Киевского Союза русских людей, вступил в ряды созданного в 1907 году Киевского Патриотического общества молодежи «Двуглавый Орел». В 1912 году Голубев был избран секретарем Совета «Двуглавого Орла», получив всероссийскую известность благодаря своему активному участию в общественном расследовании убийства отрока Андрея Ющинского, публикациям на эту тему в местной монархической прессе и участию в качестве официального свидетеля при рассмотрении «Дела Бейлиса». Как отмечал печатный орган Союза русского народа, «имя студента Голубева было известно всей России, и киевлянам хорошо была знакома эта худощавая, нервная фигура, появляющаяся на всех патриотических собраниях, всегда неизменно с ленточкой "Двуглавого Орла" в петлице... Голубев был необыкновенно популярен. Он обладал большим искусством говорить с народом. (...) Голубев был идейный монархист, каких в соединении с пламенным даром слова, к сожалению, немного на Руси... Его искренность и убежденность признавали даже его бесчисленные враги...»
Отстаивание Голубевым ритуальной версии убийства и обвинение им в этом преступлении иудея Менделя Бейлиса навлекло на него гнев либеральных газет. А учитывая взрывной характер юноши, ставший причиной нескольких потасовок с журналистами либеральных изданий, губернатор А.Ф.Гирс был вынужден взять молодежное монархическое общество под полицейский надзор. Между тем, будущий первоиерарх РПЦЗ митрополит (тогда - архиепископ) Антоний (Храповицкий) относился к Владимиру Голубеву по-отечески и с большой теплотой, обращаясь к нему, по свидетельству современников, словами: «Володя, милый Володя!».
В июне 1912 года В.С.Голубев был избран председателем «Двуглавого Орла», но уже в конце августа того же года отстранился от руководства монархической организацией - бросив университет, он поступил в армию в качестве вольноопределяющегося в 5-й гренадерский Киевский Императорского Высочества Наследника Цесаревича полк и вскоре выдержал экзамен на офицерский чин прапорщика армейской пехоты. В 1913 году Владимир снова восстановился в университете, но завершить высшее образование ему помешала начавшаяся Мировая война. Узнав о начале военного конфликта с Германией, Владимир Голубев добровольцем отправился на фронт, посчитав, что долг истинных монархистов-патриотов во время войны защищать свою Родину от противника.
Биограф В.С.Голубева киевский исследователь Т.В.Кальченко пишет, что прапорщик 130-го Херсонского пехотного полка Владимир Голубев достойно проявил себя на полях сражений. Командир его полка генерал-майор В.И.Гаврилов (1862-1918) впоследствии вспоминал: «Когда В.С.[Голубеву] пришлось назначить командовать в полку 1-й ротой вместо заболевшего ротного командира, я был спокоен за роту и за полк. Первая рота была вверена не прапорщику, а Голубеву - или точнее сказать - прапорщику по погонам, но сильному идейному вождю масс».
Как сообщали газеты, «участвуя в боях под Львовом, В.С.Голубев 19 августа был ранен пулей в голову, вследствие чего был вынужден оставить временно армию и возвратиться в Киев для лечения». Но лечение продолжалось совсем недолго - прибыв в Киев 23 августа, менее чем через две недели Голубев выехал обратно в действующую армию и уже 8 сентября снова был на передовой. За сражение под Львовом прапорщик Голубев был награжден орденом Св. Анны 4-й степени и представлен к ордену Св. Станислава 3-й степени.
Менее чем через месяц, 5 сентября 1914 года Владимир Голубев, командуя небольшим отрядом в 8 нижних чинов, отправился на разведку в районе Белгорайского уезда Люблинской губернии (Царство Польское), но разведчики попали в окружение. «Неприятель настиг отряд в лесу и, окружив его, предложил русским сдаться, - писала одна из российских газет об этом деле. - Голубев, несмотря на малочисленность своих людей, повел их в атаку и пробился сквозь вражеский круг. При этом, однако, все участники разведки, в том числе и Голубев, были более или менее легко ранены».
За этот смелый прорыв В.С.Голубев был представлен к ордену Св. Георгия, но награду прапорщик-герой получить не успел, награждение произошло уже посмертно, так как на следующий день, 6 октября, во время сражения при местечке Рудник 23-летний Владимир Голубев пал от вражеской пули, поразившей его в лоб. «После поранения, - сообщалось в газетах, - Голубев прожил еще полчаса и тихо скончался на руках одного из солдат своей роты. Заботами полкового священника о. Петра Борзиковича, прах почившего был предан земле с подобающим почестями на погосте д. Липины-Дольни Холмской губернии».
Солдат Василий Почкашвили, на руках которого скончался прапорщик В.С.Голубев, так описывал обстоятельства гибели своего командира: «...Не только наша рота, но и весь полк знал его великолепно. Самые рискованные вылазки он брал на себя и всегда проводил дело блестяще. Мы с ним участвовали в 6 разведках. Последняя разведка, в которой нас чуть не перебили, была в ночь на 6 октября. Мы отправились в дорогу ровно в полночь... Более двух часов мы шли ускоренным шагом. По пути нам попался конный разъезд N-ского полка. После кратких разговоров о местонахождении неприятеля и предупреждении начальника разъезда, что мост, через который нам придется следовать, охраняется усиленно часовыми - мы последовали далее. Вот виднеется мост. Осматриваемся, вместо часовых стоят верстовые столбы. Голубев засмеялся... Путь оказался разобранным, и ширина реки, свыше пятнадцати сажень, затрудняла переправу на другой берег. - Ребята, - сказал Голубев, - тащите наверх доски, да ложите по бокам. Быстро доски были проложены, и мы, один за другим, переправились на другой берег. Спустя несколько минут наша разведка находилась в 50 саженях от неприятельской позиции... Мы видели, как они суетливо двигались - одни из неприятелей копали рвы, другие рыли траншеи. Вскоре мы были замечены неприятелем, и по всему лагерю пошла тревога. Посыпались, словно дождь, над нашими головами пули. Мы, стараясь быть незамеченными, ползком добрались до опушки леса и скрылись в кустарниках... можно было заметить, как артиллерия медленно продвигалась по направлению к правому крылу N-ского полка. Это важно, - сказал Голубев, - нас хотят окружить кольцом. После кратко произнесенных слов он вынул книжку и начал делать в ней свои наброски. Когда все было записано, мы двинулись обратно, чтобы сделать доклад командиру полка. Едва мы подошли к мосту, как заметили, что неприятель окружает нас. Положение стало безвыходным. - Ребята, сказал [он], - будем сражаться до последней капли крови, никому не сдадимся, а если сдаваться, то недешево. Были осмотрены ружья и, присев на корточки, мы начали стрелять по неприятелю, оглашая ночную темноту криками "ура!"... Голубеву пуля пробила шинель, мне - фуражку... Неприятель, очевидно, испугался и начал отступать. Перейдя мост, мы двинулись напрямик и встретили непролазное болото. - Раз болото, идем через болото, - сказал наш командир, - и мы длинной цепью, держась за ружья, по пояс в воде, продолжали шествие... Утром командиру полка был сделан доклад, и через два часа наш полк в боевой готовности двинулся на неприятеля. С большим трудом на лодках и по тому же Санскому мосту мы перешли на неприятельскую территорию. Окопались... Мы с Голубевым сидели рядом в окопах... Выглянул он из окопов и стал через бинокль рассматривать неприятельскую позицию. - Ребята, налегайте на середину, - сказал он, - и тут же, словно подкошенный сноп, свалился на землю... Я, бросив окоп, подошел к нему. - Что с вами, Ваше Высокоблагородие? - Плохо, голубчик, умираю. С кем же ты теперь, Василий, будешь делать разведку? - Я расплакался. Пуля, попав в лоб, пробила череп, и по лицу струилась алая кровь. Я, положив голову своего капитана (на самом деле прапорщика. - А.И.) себе на колено, приложил кране носовой платок... Голубев засунул руку в карман, вытянул ленточку и записную книжку. - Передайте в Киев. Мой отец профессор... Пусть отслужат панихиду... - Затем, перекрестившись три раза, положил себе руки на грудь. Я отстегнул ему воротник кителя и он, глубоко вздохнув, скончался. Перекрестившись, я покрыл его своей шинелью... Мы дрались отчаянно и с сумерками бросились в штыки... Победа была блестящая. Взято было в плен свыше 400 австрийцев, несколько пулеметов и масса ружей... Когда меня доставили вместе с ранеными на перевязочный пункт, я отправился отдать Голубеву последний свой долг. Он лежал на траве, порытый шинелью. Офицеры и прапорщики в гробовом молчании преклоняли колена и посылали последние поцелуи доблестному герою...».
«Голубева знал весь полк, - приводили газеты рассказ солдата. - Герой был настоящий. Словно пчелы жужжат пули, разрываются гранаты. А он вылезет из окопа. – "Вперед, ребята! Ура!" И мы, как один, бежим к неприятельским окопам. – "Ну, кто сегодня на разведки", - спрашивал командир полка. Голубев всегда выходил первый».
Стараниями отца прах Владимира Голубева в конце октября 1914 года был перенесен на Родину и упокоен в Киеве в ограде Флоровского монастыря. Как отмечалось в одном из некрологов, «это бы юноша далеко незаурядный. Фанатичный, мистически-настроенный, он умел вкладывать в свое дело всю свою душу. Ложь, лицемерие, непоследовательность были ему чужды. Жизнь его как-то не мирилась и не входила в серые рамки мирных будней и рвалась к чему-то яркому, необыденному, полному борьбы и подвига». «Владимир Степанович, - писала газета "Киев", - не жил, а горел, горел пламенной любовью к оскорбляемой стране. И за Голубевым шли толпы без рассуждения, без оглядки (…). Всю своею недолгу жизнь [Голубев] (…) не жил, а горел ради правды жизни и… сгорел… Но сгорел он славной, геройской смертью, такой смертью, которая еще ярче осветит тот путь, по которому так мужественно и беззаветно шел он и вел многих». Год спустя, в 1915-м, во время вечера, посвященного памяти В.С.Голубева известный священник Федор Синькевич, характеризуя жизнь погибшего лидера «Двуглавого Орла» отмечал, что она явилась «сплошным служением своему Царю и многострадальной Родине». А «Почаевский листок» посвятил памяти молодого героя следующие стихотворные строки:
Он спит. Но живет его дело
И мысль среди русских сынов
Люд русский! Пойдем же мы смело,
Как он, на всех наших врагов,
Возлюбим его мы заветы –
Царя, Веру, Русь и Закон,
И Русь будет жить вечно этим,
А с нею жив будет и он!
По материалам книги Т.В.Кальченко
«Монархическое движение в Киеве и на территории Киевской губернии (1904-1919).
Историческая энциклопедия» (Киев, 2014), подготовил Андрей Иванов
_1.jpg)
