В опубликованном год тому назад материале, который был посвящён памяти Игоря Непомнящих, я попытался привлечь внимание к его книге «Россия: православное осмысление мира», опасаясь, что это итоговое творение может быть начисто предано забвению. О том, что опасения мои оказались преувеличенными, сообщаю с огромным удовлетворением, поскольку выяснилось, что экземпляр названной книги, тираж которой составлял всего сто экземпляров, имеется в библиотечном фонде Института русской цивилизации. А всего каких-то полтора месяца тому назад Александр Сороковиков, несомненно, известный посетителям портала, и не только им, в своём докладе на Калязинских чтениях дважды обращается именно к ней, приводя поначалу оттуда весьма ёмкое, несмотря на предельную краткость определение: «система есть вырождение целого в его антипод», а затем цитируя фрагмент, содержание которого, казалось бы, не связано напрямую с темой представленного доклада. На мой взгляд, сам этот факт свидетельствует о начале благотворного процесса осознания значимости и востребованности наследия православного мыслителя, чему я в меру возможностей готов способствовать, продолжая решать проблему преодоления секулярности (обмирщённости) в общественном сознании.
Выбор этого пути подтверждает моя первая публикация, помещённая на портале ещё при жизни Игоря Анатольевича. И сейчас, публикуя фрагменты подготавливаемой мной книги «А Ларчик просто открывался», редакция РНЛ даёт мне возможность довести до сведения общественности некоторые из результатов работы в этом же направлении, достигнутые к настоящему времени. Комментировать их каким-то образом здесь я считаю неправомерным, зато достаточно уместной представляется мне попытка расширенной характеристики упомянутого выше определения Игоря Анатольевича, прозвучавшего на Калязинских чтениях, именно в связи с проблемой преодоления секулярности, притом, с учётом динамики исторического прошлого и драматизма реальности настоящего.
Система, состоящая из раздельных элементов, действительно противостоит целому, и сама неизбежность возникновения этого понятия в процессе развития сугубо рационального, по существу, механистического мировосприятия, имеет вполне чёткое историческое обоснование. Дело в том, что человек долго и упорно переносил в свой разум реально существующую смысловую стихию, исходя лишь из собственного бытия, поскольку считал себя единоличным субъектом. Не удивительно, что всё, на что бы ни обращалась научная мысль, являлось ей механизмом, которому со временем стало некомфортным пребывание в общем для всех пространственно-временнóм жилище. Так что стремление к наделению его собственной надёжной «недвижимости» явилось вполне закономерным, и единственно подходящим, притом весьма уютным для него домом оказалась именно система, которой наука со временем стала уделять всё больше внимания, так что сейчас общая теория систем находится на самом её гребне. Только в системе и может существовать механизм, будь она закрытая или открытая, простая или сложная. А коли так, то изначально системна и сама обжитая наукой реальность, – вот на чём стоит сегодня, к сожалению, не только наука, но и до отказа секуляризованное общественное сознание, оказавшись перед неизбежностью решительной смены самогó мировосприятия.
И поскольку система имеет в нынешнем мировоззрении столь высокую значимость, продолжить её обсуждение будет, несомненно, полезно. По правде говоря, с ней очень удобно. Как только вы, к примеру, услышите о Солнечной системе, вам тут же представится простейшая схема: посередке Солнце, а вокруг кружочки планет на замкнутых пунктирах своих орбит и уходящие вдаль дуги путей комет. Давно открытые законы небесной механики позволяют проводить точнейшие вычисления, стало быть, досконально знать об отношениях между элементами системы – небесными телами. Между прочим, любая система характеризуется именно отношениями между её элементами – это главное в ней. Однако основополагающим является то, что система схематична, и о какой бы то ни было изначальной её целостности не может быть и речи.
Зато такая целостность присуща организму, который, следуя взглядам Алексея Лосева, я воспринимаю как универсальную форму соединения разума с жизнью в тварном мире. Здесь вездесущая жизненная стихия (самодвижение), гармонично соединяясь с вездесущим смыслом, оказывается неотъемлемой принадлежностью выразительно-смысловой символической реальности. Таким образом, всякий организм символичен в отличие от столь привычного и понятного рациональному мышлению механизма, который, как и система, схематичен. А что же нынешняя мировая наука, остающаяся в пределах ratio? Надо отдать ей должное: изучая различные формы проявления жизни, она все «живые существа» относит к организмам, будучи, однако, не в состоянии выйти за пределы всё той же системы. Чтобы не быть голословным, предлагаю вашему вниманию фрагмент (в переводе) статьи, помещённый в архиве Стэнфордской энциклопедии философии (публикация 2020 года):
«…живые системы можно определить, как открытые системы, поддерживаемые в устойчивых состояниях, далеких от равновесия, благодаря потокам материи и энергии, в которых осознанные (генетически) автокаталитические циклы извлекают энергию, строят сложные внутренние структуры, обеспечивая рост, даже когда они создают бóльшую энтропию в окружающей среде, и способные работать на протяжении нескольких поколений».
Таким образом, напрашивается окончательный вывод: система – плод рационального восприятия мира. По отношению к организму – это всего лишь его схематичный срез, своеобразная проекция на логико-понятийное поле, откуда на всеобщее обозрение выглядывают «уши» механизма. Так что попытки ограничить организм пределами системы обречены на неудачу. Вся эта автоматика, более того, кибернетика, столь искусно использующая удивительные свойства отрицательных обратных связей, способных в совершенстве упорядочить поведение системы, наконец, все эти идеи синергизма (самоорганизации) выйти за пределы механизма не в состоянии.
Всё вышеизложенное, однако, вовсе не означает не только необходимость, но и саму целесообразность постановки вопроса о несостоятельности системного подхода – речь может идти лишь о выявлении пределов его использования. Существует, к примеру, множество систем (их принято относить к сложным), в которых в той или иной форме регулируются отношения между людьми или группами людей. Такие системы – не что иное, как организации. Назовём, для примера, самую крупную в мире: Организация Объединённых Наций (ООН), включающая сейчас около двухсот государств. Конечно, и само светское (уточняю) государство – тоже система, регулирующая отношения между гражданами. Оно имеет дело, конечно же, вовсе не с неисчерпаемостью личности, а лишь с тем, что соответствует в ней статусу гражданина, то есть тому своду правил, который в этой системе установлен и действует. Внутри каждого государства существует множество более мелких систем-организаций: благотворительные, спортивные, культурно-просветительские, религиозные и др.
Стоп! Является ли организацией Церковь в православном понимании? Безусловно, нет, – это организм, что вполне ясно выразил в своём общеизвестном определении Алексей Степанович Хомяков. К этому я без каких-либо комментариев добавлю обобщающее умозаключение Алексея Фёдоровича Лосева: механизм – схематичен, организм – символичен. Не могу, в связи с этим, не отметить, что символична по самомý своему происхождению и семья: каждый член семьи – носитель её смысловой энергии, как единого целого. То же относится и к общине – социальному организму, игравшему в истории России весьма важную роль. А теперь обратите внимание на характер отношений между членами Церкви, в основе которого стихия родства. Действительно, каждый человек во плоти принадлежит роду, как и Иисус Христос по своей человеческой природе. Поэтому столь естественно звучит здесь обращение священнослужителя к мирянам: «Братья и сестры…». Да и в самой основе исповедания триединого Бога вы видите именно родство – отношения Отца и Сына.
Нетрудно, при желании, проследить, как в самих социальных образованиях различных формаций символичность в ходе истории так или иначе вытеснялась схематичностью. Межличностные связи всё больше стали сводиться к формализованным, как и в механизме: деловым, партнёрским и т. д. Впрочем, именно такая направленность процесса относится не только к этой сфере: у нас, к примеру, до сего времени едва ли не на всех уровнях общественной жизни определяющим остаётся стремление обнаружить механизм любого нового явления, что является принципиальной ошибкой.
В моих последних публикациях на РНЛ приведены убедительные доказательства того, что слова механика, механизм оставались совершенно чуждыми русскому языку вплоть до начала преобразований Петра Первого. Здесь я должен добавить, что появление их было не просто своевременным, но поистине судьбоносным, поскольку России недоставало выражаемой ими той доли ratio, использование которой создавало условия для дальнейшего её существования и развития. Историческая необходимость освоения Россией западноевропейского опыта была совершенно ясно осмыслена Петром Первым.
В принципе же это означает, что само обоснование полного вытеснения ratio из общественного сознания в качестве цели православного образования является исторически неправомерным. Достижение гармоничного сочетания веры и знания возможно лишь в ведении. Именно это, по моему твёрдому убеждению, виделось Игорю Анатольевичу Непомнящих, выводом которого я завершаю материал, посвящённый его светлой памяти:
«… западная и восточная истории познания – это пройденный и необходимый этап в истории человеческой цивилизации. Они так же законны на карте мира, как и Россия. Просто пришло время России начать свой спурт в мировой истории познания».
