Рим и Карфаген ‒ война за будущее, или Воплощения могло не быть
II.
Война – как норма жизни
Триумф дается только за решительную победу
Таков был моральный, нравственный уровень римлян, в лице пока еще типичных представителей римской элиты, с которым Рим подошел к началу Пунических войн. И надо сказать, что на столетие этих войн этого нравственного уровня еще хватило.
На первый взгляд здесь были приведены в качестве примеров только римские полководцы, но, когда речь идет о Риме, надо помнить, что там практически не было разницы между гражданской и военной магистратурой.
Стал консулом, началась война, прикрепляй генеральские широкие погоны на пурпурный военный плащ, и вперед – к победам Рима!
Срок консульский – год. Триумф сенат и народ даст только за решительную победу, поэтому затягивать войну привычки не было, война велась стремительно, желательно на чужой территории и малой кровью.
Известно, что двери в храме двуликого Януса, бога времени и воинских начинаний, закрывались только на время мира.
Так вот, от времен царя Нумы Помпилия (715-673), преемника Ромула, и до цезаря Августа, за семьсот лет храм Януса стоял закрытым лишь однажды, да и то всего несколько месяцев.
Рубенс. Двери храма Януса
Так что все высшие руководители Рима успели побывать в генеральских чинах. Да и в Сенат можно было попасть только участнику десяти кампаний. Нам бы так!
До полной победы над Карфагеном и последующим вскоре «освобождением» Греции, в том числе и от избытков многовековых культурно-материальных ценностей, аристократы Рима были равнодушны к серебру, а также к злату.
Недаром карфагенские послы не без издевки замечали, что на всех приемах, которые устраивали им в своих домах «отцы Рима», как называли сенаторов, фигурировал один и тот же серебряный сервиз. Но зато в каждой римской семье, с тем же почетом, что и восковые маски предков, хранились семейные изрубленные в боях латы, а также трофейные доспехи, привезенные славными предками с войны.
Как видим, нормальным состоянием жизни Рима была война.
Военные обычаи и нравы
В Риме периода его нравственного величия наемной армии не было. Сами пахали землю, сами воевали. Служба в римской армии была почетной обязанностью свободного римского гражданина, и даровалась не всем. Надо было заслужить и еще заплатить имуществом.
Все должности в Риме от солдата до консула исполнялись за свой счет, без должностных окладов.
Понятно, что при таком образе жизни римляне приобрели глубокие познания в военном искусстве. А непрерывность боевых действий не позволяла забыть приобретенные познания. Справедливо отмечено, что в условиях долгого мира людям свойственно забывать не только свои ошибки, но свои подвиги.
Хорошим римским обычаем был обязательный принцип заключать только победный мир, при любых обстоятельствах. Как говорится, мы за ценой не постоим.
Война может вестись только до полной победы, пока стоит Рим.
Причем, чем хуже обстояли дела на фронте, тем жестче требования предъявлялись противнику, буде тот захотел бы предложить Риму мир.
Предельным случаем такого обычая, можно считать тот, когда после разгрома последовательно трех римских армий Ганнибалом с заключительной катастрофой Канн, карфагенский полководец вместе с десятью выборными от римских пленных послал в Рим парламентера. Договориться, так сказать, по-хорошему. Все равно людских резервов у Рима на тот час не было.
Результат мирной инициативы Ганнибала был следующим.
В ограду городских стен парламентера не пустили, так как во время военных действий свободный вражеский воин не имеет право ступить на священную землю Рима.
Вместо этого к нему вышел, ну, к примеру, секретарь римского сената, и скучным голосом объявил посланцу победоносного полководца, что в качестве предварительного условия переговоров, предлагается Ганнибалу убрать свою армию из Италии, после чего можно будет обсудить условия капитуляции Карфагена.
Вся жизнь римлянина с рождения была школой военной подготовки, непонятно, когда пахать успевали. Характерно, что в учебных командах деревянные мечи, щиты, копья, были раза в два тяжелее боевых. И когда римский новобранец брал в руки боевое оружие, оно ему казалось пушинкой. Обязательным элементом военной подготовки были марши километров по тридцать с полной выкладкой килограмм по сорок.
Уже в те времена римляне были способны к перманентной тотальной мобилизации, отчего римские армии были непропорционально велики относительно численности населения.
Отношения солдат и полководцев в карфагенской и римской армиях также кардинально отличались. В карфагенской ‒ неудачливого военачальника могли распять собственные же неудачливые солдаты. А нет – на страже карфагенских побед стояли Советы старейшин и «ста четырех». Так что уцелевшего распинали уже они.
В Риме, если случалось поражение, и воинская часть при этом бежала, или просто проявила нестойкость, но полководец оставался жив, то он подвергал децимации – казни каждого десятого из дрогнувшей части, и вел ее дальше – к победам.
И пока было так, победы непременно наступали. Даже если конкретная воинская часть погибала.
Дисциплина римской армии служила притчей во языцех тогдашней Ойкумены, да и до сих пор служит. Известен случай, когда военачальник, перед строем казнил собственного сына, вопреки приказу вступившего в бой с врагом, − и выигравшего этот бой!
− Ты поставил меня пред выбором, − сказал консул Тит Манлий Торкват, − или пренебречь интересами государства, или забыть о себе и своих близких.
Тит Манлий Торкват
И хотя сердце мое гордо твоей храбростью, но без дисциплины погибнет Рим, а потому лучше пострадаем мы.
И что интересно, с консулом согласился его сын. И без возражений положил свою красивую победоносную голову на легионную плаху. Это случилось в 340 году.
Мечом и лопатой
Победы римских легионов достигались не только мечом, но и лопатой. Вся римская армия была, помимо всего одной огромной саперной командой. Произведенные ей земляные работы, остались непревзойденными до Первой мировой войны, когда вся Европа зарылась в окопы. А скорее даже до Великой Отечественной, когда линия окопов динамично прошла от берегов Волги до берегов Одера и Шпрее.
Отличие только в том, что легионы не столько зарывались в землю, сколько воздвигали из нее стены. Каждый боевой день, если был поход, заканчивался так. Все чины легиона, нередко во главе с командующим, отложив мечи и щиты в сторону, брали лопаты, и строили укрепрайон, иначе лагерь римского легиона, построенный даже на одну ночь, назвать нельзя.
Лагерь окружался рвом. Земля, вынутая изо рва, насыпалась возле него в виде вала и обкладывалась дерном. В насыпь вкапывались заостренные деревянные колья − остриями в сторону рва, навстречу гипотетическому противнику. Колья связывались между собой.
Внутри лагеря по раз навсегда установленной схеме разбивали палатки из кожи или толстого полотна. Дежурные по лагерю следили за чистотой на линейках и улицах лагеря. Дежурный трибун назначал пароль и ночью ходил проверять караул. За сон на посту полагалась смертная казнь. Прием пищи, отбой, подъем, утреннее построение − только по сигналу трубы.
На то, чтобы выкопать ров и разбить лагерь, уходило от трех до пяти часов. Еще раз повторим, во время похода солдаты ежедневно тратили до пяти часов на земляные работы.
Но зато никогда, за всю историю легионов Рима – исключения если были, перечисляемы на пальцах, − ни один из них не был застигнут врасплох. Наоборот – бывало.
Никому не удавалось взять римский лагерь с ходу. Один вид его часто останавливал желающих напасть. Римский лагерь внушал уважение всей Ойкумене.
Римский полководец ранней империи Домиций Корбулон как-то заметил, что врага надо побеждать заступом, то бишь военно-инженерными сооружениями.
Если указанная дисциплинарная тенденция начинала хоть чуть-чуть ослабляться, сразу находился суровый римский генерал – консул, претор, трибун или легат (востребованное подчеркнуть), который тенденцию восстанавливал, не считаясь с потерями среди недовольных.
В быту этот жесткий и даже жестокий военачальник, − а связь между армией и мирным бытом в Риме была довольно размыта, − мог быть мягким и ранимым человеком, любителем греческой философии и сторонником самого человечного отношения к ближним. Насколько последнее вообще было возможно в языческом мире.
Особенно ярко такие качества, как мы увидим вскоре, проявились в личностях двух победителях Карфагена – во Второй и Третьей Пунических войнах – Сципионах Африканских ‒ Старшем и Младшем. Конечно «христианами до Христа» их не назовешь, но вот «звездными мальчиками» обоих именовали при жизни.
Говорят, что если бы потребовалось на примерах проиллюстрировать наличие института «прогрессорства»[1], то есть вмешательства высшей по нравственному уровню цивилизации в земные дела, то примера одного Сципиона Старшего за глаза довольно.
Недаром Карл Ясперс с удивлением отметил, что вместе со Сципионом Африканским в политику впервые вошла человечность.
Вошла в жестокую политику войн и строительства империи.
Римское чудо
Рим не завоевывал. Рим – покорял
Римская империя, возникшая в результате трудной победы Рима в Пунических войнах, даже в своем языческом обличии представляла феномен среди империй мира, называемого нами античным.
Если один полюс среди империй этого мира представляла собою империя Карфагена, высасывающая соки из покоренных земель и их населения, то другой полюс представляла империя Рима. Если Карфаген, становясь империей, плодил врагов, то Рим – друзей, «новых римлян».
Рим, в каком-то смысле и не завоевывал вовсе. Он – покорял. Покорял не только силой оружия, но и принесенными его легионами законами, порядком и безопасностью.
Поражает долговечность Римской империи, даже если считать от момента ее создания, отсчитываемым от окончания Пунических войн в середине II века до Р.Х., до падения Западной Римской империи в середине V века уже по Р.Х.
Даже при таком счете долгота существования Первого Рима превышает таковую всех остальных известных империй, во всяком случае – европейских. В чем же секрет столь удивительной прочности и долговечности Римской империи? И почему после гибели своей она оставила по себе столь долгую благодарную память даже у некогда покоренных ею народов?
Чем объясняется римское чудо?
Римляне умели завоевывать не только самих людей, но и их души. Попавший в Рим в качестве заложника греческий стратег Полибий не захотел покидать Рим, когда окончился срок его, как бы пленения. Только просьба оказать услугу Риму, заставила его вновь вернуться на родину в Элладу. Полибия можно понять.
Стратег Полибий – один из величайших историков античности. В 1935 году Международный астрономический союз присвоил имя Полибия кратеру на видимой стороне Луны
Прежде всего, грека приятно поразила в Риме честность чиновников.
Доверить греческому чиновнику даже один талант, − писал Полибий, − невозможно, «хотя бы при этом было десять поручителей, положено столько же печатей и присутствовало вдвое больше свидетелей» − деньги самым непостижимым образом испарятся.
А у римлян не нужно печатей, поручителей и свидетелей − любому можно доверить любую сумму просто под честное слово.
И еще одно. К изумлению Полибия римляне оказались очень отзывчивыми.
«Как люди, одаренные благородной душой и возвышенными чувствами, римляне соболезнуют всем несчастным», − пишет он. Это он узнал на собственном опыте, когда попал в Рим почти узником, лишенным всех прав, поддержки и покровителей.
Roma – Amor
Идею Pax Romana – этого устроенного и возглавляемого Римом мира возвеличивал Плиний Младший, ее прославлял Плутарх, для которого Рим − это «якорь, который навсегда приютил в гавани мир, долго обуреваемый и блуждавший без кормчего».
Идея Рима, как общего отечества была порождена не коренными римлянами, но пришла из покоренных Римом провинций.
Сама формула «Рим − как бы наше общее отечество» принадлежат уроженцу Испании политику и философу-стоику Луцию Аннею Сенеке.
Сила римского имперского духа последовательно и быстро устраняла этнические различия между представителями титульной нации, коренными латинянами, и остальными подданными Империи. И в скором времени греки и сирийцы, германцы и фракийцы, исавры и копты, готы и авары, гунны и испанцы с гордостью стали говорить о себе, как о римлянах.
Рим стал поистине вселенской Империей, вобравшей в себя территории от Англии до Палестины по горизонтали, и от Вислы до Северной Африки по вертикали. Где-то еще далеко существовали Индия и Китай, но их влияние на Средиземноморье и территорию Европы и римский Восток было совершенно ничтожным. Единственным цивилизованным миром, вселенной разума, являлась исключительно Римская империя.
До сих пор на всем пространстве от Пиренейских гор до Британии и Кавказа можно видеть участки старых мощеных дорог. Знаменитых римских дорог, дорог римских легионов.
В свое время они выходили из Рима во все стороны гигантской империи и тянулись почти на двести тысяч километров. Отсюда поговорка, что «все дороги ведут в Рим». Других дорог не было.
По этим дорогам и пошли в свое время апостолы нести Благовестие во все концы Вселенной.
Римляне допускали широкую автономию на местах, разумеется, в разумных границах, дабы не подорвать основы римской государственности.
Величайшие достижения в области права, культуры, медицины, финансов, торговли, мореплавания были открыты для 50 миллионов граждан империи.
Уровень безопасности был таков, что от берегов Англии до Иерусалима путешественник добирался без опасения быть ограбленным или обманутым в пути.
Рим входил уже не только в сознание, но и в самую генетику всех, кто подпадал под его влияние. Нет надежней свидетельств, чем слова поэта. Сохранилось – единственное − стихотворение греческой поэтессы по имени Эринна, современницы Первой Пунической войны, в которой она обращается к прекрасной богине «Рома, дочери Ареса» – символу и хранительнице Рима, и сулит ей вечность. Это еще почти за столетие до империи.
Прошли века, и вот галльский аристократ и выдающийся римский поэт Рутилий Намациан, бывший префектом Рима при императоре Гонории, в 416 году решил посетить свою малую родину в Заальпийской Галлии. Свое путешествие он описал в элегической поэме «О моем возвращении» (в 2 книгах), от которого сохранились большая часть 1-й книги и первая половина второй.
Как и гречанке Эринне за много сот лет до него, галлу Рутилию Намациану Рим представляется в виде прекрасной богини Рома, олицетворяющей его «большую родину» − Римскую империю. И стоя перед ней на коленях автор со слезами на глазах целует священные камни Вечного Рима:
…
Слух преклони, о царица, прекраснее всех в твоем мире,
Рома, чей вечный удел в небе, исполненном звезд!..
Разным народам единую ты подарила отчизну,
Благо под властью твоей им беззаконье забыть.
Ты побежденным дала участие в собственном праве.
То, что было весь мир, городом стало одним...
Между двумя обращениями к Вечному Городу прошло более шестисот лет. И это лучшее свидетельство того, что ощущение ими вечности Рима − не оплаченный правительственный заказ. Причем, что характерно, слагающие гимн Вечному Риму поэты − это не природные римляне, а представители покоренных народов.
И служение Риму, символу всего возвышенного и достойного на земле, было для них, совершенно искренним и чистым, а не подневольным исполнением извне навязанного долга.
Не на пустом месте возникла слава Вечного Рима.
В старину говорили, что у Рима есть второе, тайное имя, которое можно найти, прочитав слово Рим, по-восточному − справа налево.
Если так прочесть его русское имя, то получим – Мир.
И значит «русское» тайное имя Рима – всемирная держава.
Но если прочесть наоборот его изначальное имя Roma, то тайное имя Рима будет звучать как Amor − Любовь.
Возможно, в этом слове лежит разгадка победы Рима в Пунических войнах.
Первый союз царства и священства
Слава о Риме достигает Иудеи
Следует отметить, что если бы строительство империи вообще шло согласно идеям Сципиона Африканского Старшего, то кажется, что и Первый Рим мог бы стоять доселе. По Сципиону, Рим вообще должен был в лучшем случае получать от покоренных стран только возмещение военных расходов, а в обмен вечно нести обязанности по их защите и процветанию вообще.
То есть окраины Pax Romana должны были в концепции Сципиона быть чуть ли не в привилегированном экономическом положении перед «центром».
Но это было уж слишком круто для тогдашней, да и последующей Ойкумены. Так с окраинами смог поступить только Третий Рим – Российская Империя. Но как видим преемственность с Первым Римом, с идеями лучших его представителей, и здесь прослеживается.
Однако и в том виде, в каком она возникла на свет «в реале», Римская империя стала одним из чудес света. Когда она еще делала первые шаги за пределы итальянского «сапога», слава о ней достигла далекой Иудеи, где неукротимые братья Маккавеи вели свою отчаянную войну за веру и достоинство своего народа.
Иуда Маккавей
Иудеи редко восхищались языческими державами, но Рим видно был исключением. К тому же внушал уважение своей надежностью, и Иуда Маккавей решил заключить с ним союз.
Рим словами Священного Писания
В Первой книге Маккавейской, в главе восьмой читаем:
1 Иуда услышал о славе Римлян, что они могущественны и сильны и благосклонно принимают всех, обращающихся к ним, и, кто ни приходил к ним, со всеми заключали они дружбу.
2 А что они могущественны и сильны, ‒ рассказывали ему о войнах их, о мужественных подвигах, которые они показали над Галатами, как они покорили их и сделали данниками;
3 также о том, что сделали они в стране Испанской, чтобы овладеть находящимися там серебряными и золотыми рудниками,
4 и своим благоразумием и твердостью овладели всем краем, хотя тот край весьма далеко отстоял от них, равно о царях, которые приходили против них от конца земли, и они сокрушили их и поразили великим поражением, а прочие платят им ежегодно дань;
5 они также сокрушили на войне и покорили себе Филиппа и Персея, царя Китийского, и других, восставших против них,
6 и Антиоха, великого царя Азии, который вышел против них на войну со ста двадцатью слонами, и с конницею, и колесницами, и весьма многочисленным войском и был разбит ими;
7 они взяли его живого и заставили платить им великую дань, − как его, так и следующих после него царей, − дать заложников и допустить раздел,
8 а страну Индийскую и Мидию, и Лидию, и другие из лучших областей его, взяв от него, отдали царю Евмению; …
11 и другие царства и острова, которые когда-либо восставали против них, они разорили и поработили.
12 А с друзьями своими и с доверявшимися им они сохраняют дружбу и овладели царствами ближними и дальними, и все, слышавшие имя их, боялись их.
13 Если захотят кому помочь и кого воцарить, те царствуют, а кого хотят, сменяют, и они весьма возвысились.
14 Но при этом никто из них не возлагал на себя венца и не облекался в порфиру, чтобы возвеличиться ею.
15 Они составили у себя совет, и постоянно каждый день триста двадцать человек совещаются обо всем, что относится до народа и благоустроения его;
16 и каждый год одному человеку вверяют они начальство над собою и господство над всею землею их, и все слушают одного, и не бывает ни зависти, ни ревности между ними.
17 Тогда избрал Иуда Евполема, сына Иоаннова, сына Аккосова, и Иасона, сына Елеазарова, и послал их в Рим, чтобы заключить с ними дружбу и союз
18 и чтобы они сняли с них иго, ибо они видят, что Еллинское царство хочет поработить Израиля.
19 Итак, они отправились в Рим, хотя путь был очень долгий, и вошли в собрание совета и, приступив, сказали:
20 Иуда Маккавей и братья его и весь народ Иудейский послали нас к вам, чтобы заключить с вами союз и мир и чтобы вы вписали нас в число соратников и друзей ваших.
21 И угодно было это слово перед ними.
22 И вот список того послания, которое написали они в ответ на медных досках и послали в Иерусалим, чтобы оно служило для них там памятником мира и союза:
23 «благо да будет Римлянам и народу Иудейскому на море и на суше навеки, и меч и враг да будут далеко от них!
24 Если же настанет война прежде у Римлян или у всех союзников их во всем владении их,
25 то народ Иудейский должен оказать им всем сердцем помощь в войне, как потребует того время;
26 и воюющим они не будут ни давать, ни доставлять ни хлеба, ни оружия, ни денег, ни кораблей, ибо так угодно Римлянам; они должны исполнять обязанность свою, ничего не получая.
27 Точно так же, если прежде случится война у народа Иудейского, Римляне от души будут помогать им в войне, как потребует того время,
28 и помогающим в войне не будут давать ни хлеба, ни оружия, ни денег, ни кораблей: так угодно Риму; они должны исполнять свои обязанности – и без обмана».
29 На таких условиях заключили Римляне союз с народом Иудейским.
30 Если же после сих условий те и другие вздумают что-нибудь прибавить или убавить, пусть сделают это по их общему произволению, и то, что они прибавят или убавят, будет иметь силу.
31 А о том зле, какое делает Иудеям царь Димитрий, мы написали ему так: «для чего ты наложил тяжкое твое иго на друзей наших и союзников – Иудеев?
32 Если они еще обратятся к нам с жалобою на тебя, то мы окажем им справедливость и будем воевать против тебя на море и на суше». [1 кн. Макк. 8: 1-8, 11-32].
Военный союз Рима и Иудеи
Так в 161 году до Рождества Христова был заключен союз Иудой Маккавеем с Римом. Союзный договор, составленный в форме «решения сената» (Senatus Consultum), содержал два основных пункта о дружественном нейтралитете и взаимной обороне. Договор этот совершенно не умалял суверенитета Иудейского государства.
Военный союз между Римом и Иудеей, поддержали приемники Иуды Маккавея среди них Ионафан Хасмоней, Симон Хасмоней и Иоанн Гиркан I.
Заметим, что борьба Маккавеев за веру была важным моментом в истории Израиля, продолжая линию его основной истории от Авраама, через Моисея, Давида и пророков к Святому Иосифу и Приснодеве Марии и в конечном итоге к воплощению Господа нашего Иисуса Христа, к самой возможности этого воплощения.
Возможности этого воплощения служила также и борьба Рима с империей Карфагена с его «черными» богами.
В разделе о Дидоне и Энее было сказано о «хранящих» «Царство» и «Священство» до Христа.
Как видим, «Царство» в этот раз поддержало «Священство». Запомним это.
Союз Рима и Иудеи был нарушен со стороны Иудеи. Сын Иоанна Гиркана Александр Яннай, предпочел стать союзником Армении, Понта и Парфии, настроенных против усиления Римской империи[2]. А нарушений договоров и нарушителей их Рим хронически не любил.
Тем не менее еще во времена Иисуса Христа Иудея была во многом самоуправляема.
Но чтобы наступило время империи, Римской империи, Риму пришлось доказать само свое право на существование, на свой Римский путь в истории в Ойкумене.
Доказать в самой страшной схватке за всю предыдущую историю.
Накануне
Карфагену оставалось сделать еще один шаг
Надо сказать, что с «доказательствами» Рим едва не опоздал.
Посмотрим на карту Западного Средиземноморья накануне Первой Пунической войны.
Территории Рима и Карфагена накануне Пунических войн
Мы видим, что все стратегически значимые территории, начиная от Столбов Мелькарта, нынешнего Гибралтара, находятся в руках Карфагена. Северная Африка, значительная часть Испании, Корсика и Сардиния принадлежат Карфагену, ему же принадлежали в это время и Балеарские острова, а в Сицилии остались независимыми Сиракузы и примыкающие окрестности. С Египтом же и Киреной Карфаген поддерживал союзные отношения.
Карфагену оставалось сделать еще один шаг, и только четырехкилометровый Мессинский пролив отделял бы Рим от Карфагенской империи. Это при полном превосходстве Карфагенского флота на море.
Карфаген объективно мог претендовать на роль и положение гегемона в западной половине Средиземного моря.
Так что когда легионы Римской республики с большим трудом завершили объединение итальянских племен и территорий в подобие единого государственного образования, и вышли к середине 260-х годов до Р.Х. на южный берег Итальянского полуострова, то на открывшийся Риму южный небосвод наползала черная туча Карфагена.
О договорах и договороспособности
Ирония судьбы заключалась в том, что долгое время Рим пребывал в достаточно мирных отношениях с Карфагеном, которые подтверждались договорами 508 и 348 годов, о разделе сфер влияния. За Карфагеном, например, были закреплены Африка и Испания, а Рим получил право торговать с Сицилией и сохранять в неприкосновенности берега Италии.
В 280 году, незадолго до начала Пунических войн, Рим был вынужден заключить с Карфагеном оборонительно-наступательный военный союз в затянувшейся войне против общего на тот день врага царя Пирра Эпирского.
Так что Рим был хорошо знаком с возможностями военной машины Карфагена и его флота. В договоре фиксируется отчетливое преобладание карфагенских морских сил и слабость, если не отсутствие таковых, у римлян. По заключенному договору оба государства обязывались не заключать с Пирром отдельного мира, и, признавали особые права Рима на Италию, а Карфагена на Сиракузы, то есть на Сицилию.
Кстати, вполне возможно, что Карфаген достиг бы своей многолетней цели, и получил бы власть над Сицилией. Рим той эпохи имел привычку соблюдать договоры. Латинский язык еще не наработал юридической казуистики, позволяющей любой договор повернуть в свою пользу. Но того же Рим ждал и от партнера по договору.
И тут Карфаген элементарным образом нарвался.
В отличие от Рима слову он придавал небольшое значение, а судил больше по конъюнктуре. И в 272 году во время осады южно-италийского города Тарента римскими войсками карфагенская военная эскадра вошла в гавань Тарента и попыталась овладеть городом, чтобы приобрести базу на территории Италии, грубо нарушив тем самым условия союзного договора.
Римляне таких фокусов не понимали и не прощали. Во взаимных отношениях главным для них была договороспособность партнера, то есть его способность вступать в договорные отношения и выполнять их условия всегда, а не только когда именно ему выгодно их выполнение.
Нарушивший договор становился по римским понятиям «недоговороспособным», то есть как бы и не принадлежащим к нормальным полноценным субъектам, с которыми можно иметь дело.
Этот момент важно иметь в виду, чтобы понять дальнейшую судьбу Карфагена. А у Карфагена была хроническая привычка соблюдать договоры, только пока он считал это выгодным для себя.
В 272 году договор был нарушен Карфагеном совершенно напрасно. Тарент предпочел сдаться римлянам. Карфагенцы всячески извинялись и делали вид, что зашли в Тарент по ошибке. Рим не мог тогда воспользоваться casus belli, но от союзнических отношений между Римом и Карфагеном не осталось и следа.
Когда реально возникла угроза войны уже с Римом за окончательное решение Сицилийского вопроса, то карфагенские послы откровенно «намекнули», что «никто не вымоет в море рук» без разрешения Карфагена.
Карфаген неизмеримо превосходил Рим своими морскими силами. В начале войны вообще нельзя было говорить о римском флоте: несколько судов малого водоизмещения плюс два или три десятка кораблей, выставляемых морскими союзниками, в счет, конечно, идти не могли.
Карфаген мог единовременно выставить до 500 пятипалубных кораблей − пентер, водоизмещением в 300 тонн и с экипажем свыше 400 человек. Командовали флотом опытные навархи, применяя греческое наименование к адмиралам Древнего мира.
Поэтому осторожные сенаторы Рима не торопились начать эту войну. Хотя судя по всему к этому времени уже сложилось неприятие римлянами своего бывшего союзника «на дух». Может быть потому, что лучше познакомились с ним в результате этого союза.
Разведка у римлян работала, и не знать о массовых сожжениях младенцев в войнах Карфагена, частности, с Агафоклом они никак не могли. [Напомним, что во время нашествия Агафокла было сожжено 500 младенцев (Diod., XX, 14)].
Римляне были суровы и несентиментальны. Во время войн, как и все тогдашние воители, могли иной раз, и стереть особо упорный вражеский город с лица земли со всеми обитателями, в буквальном смысле этого слова. Таковы законы войны. И в христианские времена так бывало не раз. Но карфагенские «религиозные обычаи» были и для суровых римских солдат чересчур.
Назревающий военный конфликт уже в зародыше своем носил не просто военный, но цивилизационный и даже религиозный характер, возможно даже не осознанный сторонами.
Однако, несмотря на все отвращение к бывшему «партнеру» начинать сухопутной державе войну на море было, мягко говоря, рискованно.
Вместе с тем сенаторы, как свидетельствует Полибий, понимали, что Карфаген уже стал владыкой всего Запада, полагаться на договоры с ним нельзя; он постепенно окружает Италию кольцом, и еще немного – и Рим ждет судьба Сицилии.
Продолжение следует
