Рим и Карфаген ‒ война за будущее...

1 часть

2 часть

«Совет ста четырех»

Как уже было сказано выше, больше всего на свете карфагенская олигархия опасалась строгой единоличной власти, почитаемой ей опасной для своих привилегий. А из сильных личностей, способных забрать таковую в свои руки, наипаче боялась полководцев, особенно успешных, поскольку с неуспешными все было проще. Если народ таковых сразу не разрывал на части, то сенат по-семейному распинал их на кресте. С успешными было сложнее.

Именно им в конечном итоге был обязан Карфаген своей империей, а народ Карфагена своим уровнем жизни. И у простого народа эти полководцы бывали в авторитете. Одним из них, во всяком случае относительно документированным, был Малх (?-535), называемый также Малхом Карфагенским, с которого и началось превращение Карфагена в великую державу и появление у него заморских колоний[1].

Во-первых, Малх разбил ливийцев, и Карфаген перестал выплачивать им ежегодную дань. Во-вторых, Малх со своей армией высадился на сицилийской земле и не только разбил греков, но и подчинил финикийские города Сицилии Карфагену.

Но стоило Малху проиграть затем одну из битв уже на Сардинии, которую он также старался привести под власть Карфагена, как группировка в сенате, которая смертельно завидовала его популярности у народа, добилась его низложения и изгнания вместе с армией.

Объяснялось это, конечно, боязнью узурпации власти со стороны Малха. Обиженный в лучших чувствах Малх тогда действительно осадил Карфаген, требуя отмены приговора.

Не дождавшись отмены, Малх занял Карфаген и, созвав народное собрание, казнил десяток олигархов, требовавших его изгнания.

После этого опальный полководец стал единолично править городом. Однако противоборствующей стороне удалось вскоре свергнуть и казнить его.

Но желаемой олигархам демократии на сей раз не возникло, поскольку вождь заговорщиков Магон сам уселся в кресло диктатора. С того момента на протяжении почти столетия Карфагеном правила династия Магонидов.

Это время стало золотым веком Карфагена. Магон Великий реформировал армию, заменив городское ополчение наемными отрядами. Опираясь на них, Магониды подчинили сначала всю северо-западную Африку до Геркулесовых Столпов. К карфагенской державе присоединилась Утика − последнее независимое финикийское поселение на черном континенте. Карфаген стремительно расширялся и богател. После знаменитого плавания мореплавателя Ганнона Магонида, внука Магона Великого, цепь карфагенских колоний в Западной Африке протянулась почти до нынешнего Камеруна.

Несмотря на эти достижения, после столетнего правления олигархи смогли все же свергнуть династию, а последний выживший внук Магона, Гисгон, бежал на Сицилию.

После чего олигархией были приняты меры, чтобы такое безобразие, как единоличное правление больше не повторилось.

Купленных сенаторов и судей карфагенским олигархам показалось мало для сохранения прочности своей власти. Тем более, что эти должности, хоть и формально, но были выборными. Поэтому, примерно в 450 году до Р.Х. был создан так называемый «Совет ста четырех», или Совет судей.

Совет «Совет ста четырех» не избирался, а назначался специальными комиссиями из пяти человек − пентархиями, как назвали их греческие историки. Пентархии пополнялись по признаку принадлежности к тому или иному олигархическому роду из числа членов Совета старейшин.

И полномочия у «Совет ста четырех» были чрезвычайные.

В целях борьбы за демократию, подлинное народовластие, − в борьбе с тоталитаризмом и тиранией, Сенат принял закон, − по окончании войны военачальники должны были отчитываться перед «Советом ста четырех» о своих действиях. А «Совет» уже решал, действовал ли полководец на благо города или мостил себе дорожку в диктаторы.

В неустанной борьбе с ростками деспотии сто четыре борца с тиранией одними полководцами не ограничились, а стали принимать отчеты и от других должностных лиц, замеченных в «популизме».

Моммзен отмечает: «Первоначально эта коллегия должна была судить шофетов, главнокомандующих и старейшин по окончании срока их службы, но затем мало-помалу она сосредоточила в своих руках все влияние, так как страх пред контролем этих, обыкновенно пристрастных и жестоких, судей заставлял всех административных лиц сообразовываться с их желаниями».

Малейшее подозрение Совета заканчивалось для несостоявшегося кандидата в диктаторы жестокими пытками, распятием или в лучшем случае изгнанием. Понятно, что число ярких личностей, что в политике, что в военном деле, при такой отеческой заботе не могло быть чрезмерным.

Положение, создавшееся лет через пятьдесят лет после создания «Совета ста четырех», стало напоминать в чем-то нашу эпоху застоя. Привлекать чрезмерное влияние членов Совета не хотелось никому. Либо надо было быть достаточно далеко от Карфагена.

Карфагенская элита в представлении худ. Дж. Рава

Этот своеобразный механизм государственного управления функционировал достаточно устойчиво фактически до гибели Карфагена, к которой он был непосредственно причастен.

Богатство Карфагена

Долгие десятилетия и даже века смазкой этого механизма служило невероятное богатство Карфагена, сравнимое только с богатством владык Персидской империи, и возможно, превышающее последнее. Служил государственный доход Карфагена, который был столь громаден, что при всей продажности и недобросовестности карфагенской администрации, его с избытком хватало и на текущие расходы, и на роскошные храмы, и на войны, и на подкуп избирателей.

О громадности этого дохода свидетельствует факт, приведенный тем же Моммзеном. После Второй Пунической войны, римляне наложили на Карфаген огромную по любому времени контрибуцию − в 340 000 талантов в год в течение 50 лет, надеясь этим окончательно обессилить побежденного врага[2].

Чтобы читатель понял, о какой сумме идет речь следует сказать, что один талант − это 6 000 денариев, а денарий – серебряная монета весом 4,5 грамма каждый, то есть более 27 килограммов серебра. Учитывая, что на 2012 год цена одного грамма серебра составляет порядка доллара США[3], то разгромленные в той войне карфагеняне были обязаны выплачивать Риму более девяти миллиардов долларов в год.

Так вот, «карфагеняне не только уплачивали эту сумму без специальных налогов, но через 14 лет предложили сразу погасить все остававшиеся 36 взносов.

Можно сказать положительно, что если бы задачи государства сводились только к управлению финансами, то нигде и никогда они не были разрешены лучше, чем в Карфагене».

Действительно, финансы были специальностью Карфагена, опередившего в этом отношении другие государства древности, говорит Б.А. Тураев. В Карфагене встречаются даже явления вполне развитого финансового хозяйства, такие как кредитные билеты.

Об этом же писал Моммзен: «Государственное хозяйство достигло в Карфагене такой степени развития, что возникали планы государственных займов в современном нам смысле этого слова и в обращении были денежные знаки, соответствующие нынешним ассигнациям, вовсе не известные в других государствах древней Европы»[4]. Так что представители Денежной державы должны были чувствовать себя вполне при деле в Карт-Хадаште.

И его источники

Но откуда же взялись в Карфагене эти сказочные богатства? Главным их источником была транзитная торговля. Ничего не производя, карфагеняне развозили по всему миру на своих быстрых, как ветер, кораблях египетские, сицилийские и этрусские товары.

Торговлей была проникнута вся жизнь Карфагена, ею обусловливалась и его политика. Карфагенские купцы постоянно искали новые рынки.

Построенный на основании, которое заложили ещё предки-финикийцы, Карфаген создал свою торговую сеть и развил ее до небывалых размеров. Свою монополию на торговлю Карфаген поддерживал посредством мощного флота. Так в 480 году до Р.Х. брат Ганнона Мореплавателя Гимилькон высадился в британском Корнуолле, богатом оловом. Он первым посетил Северный океан и указал путь к Британским островам. Именно предприимчивость и деловая хватка его жителей помогли Карфагену стать, богатейшим городом древнего мира.

Объективно карфагенцы стали первыми «глобализаторами» − связали Европу, Азию и Африку всепроникающей паутиной торговых путей. В Карфаген шло олово из Британии, серебро, медь и свинец из Испании, золото с территории современного Сенегала и Нигера, оливки и соль из Сардинии и пурпур из Северной Африки.

Не последнюю роль в умножении богатств Карфагена играла и работорговля. Унаследовали они этот промысел от финикийцев. «Пунийцы преуспели в этой торговле не меньше тирийцев. Они находились в постоянных контактах с пиратами и сбывали им свою добычу.

Известно, например, что они захватывали славившихся красотой сицилийских женщин и выменивали их у пиратов на мужчин, нужных им для работы на плантациях. За одну женщину пираты давали трех-четырех мужчин …

Дополнительным источником обогащения для пунийцев был морской разбой.

Они постоянно поддерживали связи с пиратами. Иногда они нападали в открытом море на торговые суда, иногда заманивали на свои корабли женщин и детей, разложив на палубе яркие ткани и красивые украшения. Пока доверчивые покупатели рассматривали диковинки, корабль снимался с якоря и несчастных пленников продавали в ближайшем торговом городе.

Еще одним средством обогащения была огромная дань, которой Карфаген обложил подвластные народы»[5]. Греческий историк Аппиан писал о карфагенянах тех времен: «Могущество их в военном отношении стало равным эллинскому, по богатству же находилось на втором месте после персидского».

Хотя сельское хозяйство не было главной составляющей богатства Карфагена, оно было достаточно развито. Благодаря строительству оросительных каналов обширные площади в зоне Сахеля были превращены в сельскохозяйственные угодья.

Аграрные знания карфагенян были так высоки, что римский сенат, уже после окончательного разрушения Карфагена, распорядился перевести на латинский язык 28-томный труд Магона Великого о сельском хозяйстве. Практичные были люди.

К III веку до Р.Х. Карфаген стал огромной империей, подчинив 300 городов в одной Африке. Его власть распространилась на всю Ливию, Испанию, Сардинию и Корсику, Балеарские острова, почти всю Сицилию.

Но такие империи никогда не создаются только мирным путем. За власть надо воевать. Только кровь, как известно, цена владычеству. Как же воевал Карфаген?

Армия покупалась

«Карфаген был великой империей и часто вел войны.

Но они похожи были скорее на торговые операции, чем на обычные сражения. В городе не собиралось ополчение, как в Греции и Риме, граждане не защищали свою родину, честь и жизнь.

Армия покупалась.

За деньги нанимали наемников – греков, балеаров, ливийцев, иберов. Жизнь их ценилась очень дешево. И вот буквально за день собиралась огромная грозная армия, которую можно было повести против любого врага»[6]. Характерной чертой стратегической мысли Карфагена была экономность в военных расходах, так что и небольшие деньги, заплаченные за кровь наемникам, он старались сэкономить для себя любимого. По окончании войны наниматели зачастую оставляли своих наемников на пустынном острове или сообщали врагу, какой дорогой они пойдут, чтобы только не платить им денег. Один такой случай, как увидим ниже, чуть не привел к гибели Карфаген, без всякого вмешательства римлян. Тем не менее, наемники находились.

«И карфагеняне воевали, не теряя ни одного из сограждан, пока отцы города не находили, что средств на войну затрачено чересчур много. Тогда они прекращали военные действия, чтобы возобновить их через несколько лет, когда казна опять наполнится. Они легко мирились с неудачей, а гордость римлян, заставлявшую их не отступать и никогда не признавать себя побежденными, они считали просто глупостью.

Время работало на них. Они не несли никаких потерь, в то время как враг истекал кровью. Карфагеняне считали, что в этом великая сила их государства.

Но Полибий полагает, что именно в этом его страшная слабость.

Он говорит, что римляне все свои надежды всегда возлагают на самих себя, а карфагеняне – на наемников. Защищая свою родину, жен и детей, римляне никогда не могут охладеть к борьбе, а наемники будут сражаться только пока это выгодно»[7].

Так что за Карфаген воевали контрактники. Наводит на размышления.

К сожалению, узнать, что думали на эту и другие темы сами жители Карфагена, узнать не представляется возможным. И этому есть причины.

Внутренняя жизнь Карфагена покрыта тьмой…

«Нам хотелось бы, конечно, побольше узнать о внутренней жизни великого соперника Рима. К сожалению, она покрыта непроглядной тьмой. Часто объясняют это тем, что Карфаген был сожжен дотла в 146 году до н.э., и памятники его культуры безвозвратно погибли.

Но это никак не объясняет, почему вся жизнь Карфагена была окутана такой непроницаемой тайной. Пусть до нас не дошли их собственные анналы. Но греческие историки, наделенные неистощимым любопытством и удивительной наблюдательностью, могли бы нам что-нибудь поведать о нем.

Отец истории Геродот объездил всю ойкумену. Он с такой живостью описывает нравы египтян, вавилонян, персов, что нам кажется, будто мы видим их собственными глазами. У него нашлось место для всех народов, даже для каких-то ливийцев, о которых известно только, что, поймав блоху, они кусают ее в свою очередь.

И лишь об обычаях великой твердыни Запада он не пишет ни слова.

Прошло триста лет.

За это время Карфаген захватил Сицилию, Испанию, стал владыкой моря, едва не сделался господином всего наследия Александра, и вот Полибий, свидетель гибели Карфагена, констатирует, что эллины в его время ровно ничего не знали о карфагенянах.

Этот факт, по-видимому, нуждается в объяснении.

Нам могли бы помочь проникнуть во внутреннюю жизнь Карфагена Тир, Сидон и другие финикийские города и городки, жители которых мало чем отличались от пунийцев.

Но и тут нас ожидает неудача.

Греки столь же упорно о них молчат, а от [тиро-сидонсокой] культуры не дошло ничего, хотя она и не погибла в пламени пожара. Когда же лопата археолога поднимает из небытия жалкие остатки их искусства, мы с изумлением видим произведения греков, египтян, вавилонян и этрусков или грубые копии с них. Но нам известна одна, пожалуй, самая яркая часть их культуры, которая выхвачена из мрака и словно озарена нестерпимо ярким светом»[8].

Выше говорилось, что религия народа, его культ, лежащий в основе культуры[9], неотделима от его нравственности, от его нравов. С нравами карфагенян мы немного ознакомились. Осталось познакомиться с религией.

Их вера

Богатый человек в понятиях финикийцев вообще и карфагенян в частности, не просто удачлив или трудолюбив, но отмечен милостью богов. Но за милость надо быть благодарным. А значит надо воздать богам нечто приятное им.

Приятным же для богов Тира, Сидона и Карфагена были люди, особенно дети, еще лучше – младенцы. По возможности в жареном виде.

Детей сжигали в «тофетах» − небольших святилищах, вокруг которых простирались своего рода кладбища, здесь останки детей, помещенные в глиняные сосуды, зарывали в землю и над каждым ставили посвятительный камень с обращением к божеству, которому была принесена жертва.

Характерно, что, например, в английском языке, слово Тофет, наряду с Геенной огненной, также имеющей прямое отношение к хананейским культам, стал символом вечного адского огня и Судного Дня.

Например, у Киплинга в его «Киме»:

O ye who tread the Narrow Way

By Tophet-flare to Judgment Day,

Be gentle when 'the heathen' pray

To Buddha at Kamakura![10]

[На русском языке, известный автору перевод звучит так:

«На Страшный Суд идти и вам, /

Чужой не презирайте храм, /

Где Будде курят фимиам /

Язычники в Камакуре».

Более близким к словам оригинала для первых двух строк был бы подстрочник:

«О вы, идущие Узким Путем,

Сквозь пламя Тофета к Судному Дню»]

Примерно с шестнадцатого века до Р.Х. финикийцы начинают осваивать берега всего Средиземного моря, выводя колонии и насаждая страшный культ сжигание детей во славу богов во множестве новых городов и поселений. «Финикийцы принесли в Африку свою религию, сложившуюся в землях Тира и Сидона, ту самую, которая много веков была ужасом и камнем преткновения для Израиля.

Изуверские обычаи, извращения, человеческие жертвы и ритуальная проституция сохранялись у пунов вплоть до эпохи эллинизма»[11].

И сегодня археологи находят традиционные следы финикийского культа − глиняные сосуды с обгоревшими детскими костями − о множестве древних береговых поселений.

Около тысячи трехсот таких сосудов были найдены в одной из финикийских колоний, основанных на рубеже второго и первого тысячелетий до н.э., − в городе Моция на небольшом одноименном острове возле Сицилии. Над многими из них сохранились стелы с изображениями богов или посвятительными надписями.

Подобные кладбища найдены в Хадрумете (в нынешнем Тунисе), в финикийских городах Сардинии и, конечно же, в Карфагене − крупнейшей колонии финикийцев.

Тофет Карфаген находился на берегу моря, рядом с портом, примыкая к площади Котон. Он представлял собой закрытый двор, внутри которого, за лабиринтом перегородок, находился еще один, внутренний дворик, а в нем − крохотная часовня площадью всего в один квадратный метр. Здесь на алтаре сжигали детей, прах и кости которых помещали потом в глиняные урны и хоронили в наружном дворе. Над урнами ставили каменные стелы.

«Просвещенные мореплаватели» античности, в благодарность за дарованный им коммерческий успех, щедро воздавали своим богам − Молоху, Баалу-Хаммону и Танит-неведомой, − по совместительству богине разврата и культовой проституции, дань сотнями человеческих жизней и тел. Археологи обнаружили в тофете Карфагена останки примерно двадцати тысяч детей.

Как писал французский египтолог Гастон Масперо: «Баалы отличались свирепым и ненасытным характером; они властно требовали принесения себе в жертву не только животных, но и людей»^[12].

Иногда такой кровавой жертвы можно было избежать, отдав богу часть своего тела, поэтому на праздниках Баала кровь лилась рекой. Как например, во время соревнования по всесожжению на горе Кармил.

Помните в Третьей книге Царств:

¹⁸ И сказал Илия [Ахаву]: не я смущаю Израиля, а ты и дом отца твоего, тем, что вы презрели повеления Господни и идете вслед Ваалам;

И не отвечал народ ему ни слова.

²² И сказал Илия народу: я один остался пророк Господень, а пророков Вааловых четыреста пятьдесят человек.

²³ пусть дадут нам двух тельцов, и пусть они выберут себе одного тельца, и рассекут его, и положат на дрова, но огня пусть не подкладывают; а я приготовлю другого тельца и положу на дрова, а огня не подложу;

²⁴ и призовите вы имя бога вашего, а я призову имя Господа Бога моего. Тот Бог, Который даст ответ посредством огня, есть Бог. И отвечал весь народ и сказал: хорошо.

²⁵ И сказал Илия пророкам Вааловым: выберите себе одного тельца и приготовьте вы прежде, ибо вас много; и призовите имя бога вашего, но огня не подкладывайте.

²⁶ И взяли они тельца, который дан был им, и приготовили, и призывали имя Ваала от утра до полудня, говоря: Ваале, услышь нас! Но не было ни голоса, ни ответа.

²⁷ В полдень Илия стал смеяться над ними и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог; может быть, он задумался, или занят чем-либо, или в дороге, а может быть, и спит, так он проснется!

²⁸ И стали они кричать громким голосом, и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним.

²⁹ Прошел полдень, а они все еще бесновались до самого времени вечернего жертвоприношения; но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха.

³⁰ Тогда Илия сказал всему народу: подойдите ко мне. И подошел весь народ к нему.

Он восстановил разрушенный жертвенник Господень.

³¹ И взял Илия двенадцать камней, по числу колен сынов Иакова, которому Господь сказал так: Израиль будет имя твое.

³² И построил из сих камней жертвенник во имя Господа, и сделал вокруг жертвенника ров, вместимостью в две саты зерен,

³³ и положил дрова, и рассек тельца, и возложил его на дрова,

³⁴ и сказал: наполните четыре ведра воды и выливайте на всесожигаемую жертву и на дрова. Потом сказал: повторите. И они повторили.

И сказал: сделайте [то же] в третий раз. И сделали в третий раз,

³⁵ и вода полилась вокруг жертвенника, и ров наполнился водою.

³⁶ Во время приношения вечерней жертвы подошел Илия пророк и сказал:

³⁸ И ниспал огонь Господень и пожрал всесожжение, и дрова, и камни, и прах, и поглотил воду, которая во рве.

³⁹ Увидев [это], весь народ пал на лице свое и сказал: Господь есть Бог, Господь есть Бог!

Заклание Ильей пророков Вааловых

И схватили их, и отвел их Илия к потоку Киссону, и заколол их там. [3 Царств 18:18-40].

Как видим, Ваал малой ритуальной кровью своих жрецов не удовлетворился, и на помощь не пришел. А может действительно спал, или просто решил не высовываться, на всякий случай, чтобы по рогам не схлопотать.

Интересно, что некоторые ревнители прав человека до сих пор укоряют Илию за неполиткорректность. Ну, верили там эти чудаки, пророки Ваала, не как Илия. Так на то и права человека.

Очень было бы полезной мерой, − воспитательной исключительно, − поближе познакомить этих правозащитников с их подзащитными, желательно при исполнении теми своих обязанностей.

Массовые человеческие жертвоприношения финикийцев и их ближайших родственников – карфагенян поражали современников, и описание этих жертвоприношений сохранились у многих греко-римских авторов.

В культе карфагенян ведущую роль играл Баал-Хаммон – по-русски: «хозяин-жаровик», − олицетворение солнца. Этакое карфагенское «ясно-солнышко».

Стандартным ежегодным приношением Баалу было сожжение, по крайней мере, одного человека в год, если никаких проблем не было.

Карфагеняне приносили в жертву и военнопленных. Иногда, по словам Диодора Сицилийского, самых красивых. Иногда и всех разом.

Так Ганнибал Магон − не путать с героем 2-й Пунической войны великим Ганнибалом Барка! − после взятия в 408 году до н.э. сицилийского города Гимера, под которым когда-то погиб его дед Гамилькар Магон, принес в жертву тени своего деда 3 000 пленных. Добавляют еще, что после соответствующих пыток.

Милые карфагенские нравы!

Иногда Баалу приносили в жертву и местных пенсионеров, достигших 70 лет, в целях экономии пенсионного фонда. Этих милосердно убивали ударом дубины.

Но это были все пустяки, легкая закуска для бога.

Жертвой благоприятной были для Баала первенцы, мальчики-младенцы, желательно из аристократических семей. «Их сжигали живыми перед изображением божества, и запах их мяса утолял гнев его; звуки труб и флейт покрывали стоны страдальцев»^[13].

«Надписи и следы гнусных обрядов воскрешают картины из прошлого Карфагена: неистовые, полубезумные толпы, алчный идол, смрад горящего человеческого мяса, заглушаемый дымом курений...

На одном карфагенском памятнике сохранилось изображение жреца, который держит в руках ребенка. Полагают, что он представлен в момент ритуального убийства.

Известно, что богатые пуны отдавали вместо своих сыновей рабов или военнопленных. Но это считалось преступлением, да и было доступно далеко не всем.

В дни же больших праздников или в годы бедствий людей умерщвляли тысячами.

Даже когда Карфаген был давно уничтожен, римская полиция время от времени вылавливала в тех краях жрецов Ваала, которые тайно совершали человеческие жертвоприношения»[14].

С четвертого века и вплоть до разрушения Карфагена Сципионом Младшим в 146 году до Р.Х. надписи на стелах с подношением жертв Баалу-Хаммону все чаще начинают соседствовать с подношением богини Танит-Неведомой.

Танит Неведомая. И ведь и не скажешь – на вид очень приличная дама

Богиня любви и плодородия с возрастом также почувствовала вкус к детям. Просто «священной проституции» дам высшего карфагенского света, и иных форм «священного разврата» было ей явно недостаточно.

Описание «священного обряда» сжигания младенцев сохранилось у Диодора Сицилийского: «Карфагеняне приносили в жертву сто детей, публично выбранных из числа первой знати…

У них есть медная статуя Кроноса; она протягивает свои полые руки, наклоненные к земле таким образом, что помещенный на них ребенок скатывается и летит в чрево, полное огня» (Diod., XX, 14, 4–6). Кроносом греки называли Баал-Хаммона.

Другое описание этого обряда у Клитарха: «Ребенка они сжигали, в то время как медный Кронос стоял у них с руками, обращенными ладонями к медной жаровне.

Когда пламя охватывало рот сжигаемого, то члены тела начинали содрогаться и рот оказывался раскрытым наподобие смеха, пока то, что было простерто на жаровне, не переходило в ничто»[15]. Очевидно, руки идола приводились в движение каким-нибудь хитроумным механизмом способных карфагенских инженеров.

В случае опасности число жертв увеличивалось.

Так, во время нашествия Агафокла было сожжено 500 младенцев (Diod., XX, 14).

Пытаясь уберечь своих детей, отдельные семьи, рискуя обмануть своего бога, действительно, тайком покупали детей, выращивали и откармливали их, а потом отдавали для жертвоприношения под видом собственных (Diod., XX, 14). Но при разоблачении богохульники сильно рисковали.

Принесение в жертву детей считалось великим праздником. Поэтому матери непременно должны были присутствовать с веселым лицом и в нарядной одежде^[16].

Такие массовые ритуальные убийства во имя счастья и процветания.

Трудно назвать такую религию иначе как сатанизмом в язычестве.

Почему-то, как отметил Гилберт Кийт Честертон, деловые люди верят, что силы тьмы надежнее помогают в делах:

«Цивилизация Тира и Сидона была прежде всего практична.

Она оставила нам мало изображений и не оставила стихов. Она кичилась своей практичностью, а в религии следовала тому довольно странному ходу мыслей, о котором я уже говорил.

Людям такого типа кажется, что есть кратчайший путь к успеху, и тайна их поразила бы мир своей безстыдной основательностью.

С богом своим, Молохом, они вели себя по-деловому»[17].

И до поры до времени силы тьмы помогали.

Во всяком случае, со второй половины V века до середины III века до Р.Х. Карфаген был самым могущественным государственным образованием во всем Средиземноморье.

В борьбе за мировое господство

С давних пор Карфаген мечтал о мировом господстве. Напомним, что Б.А. Тураев считал, что Карфагену пришлось взять на себя руководство в вековой борьбе семитического элемента с арийским. И в этой борьбе был победный для Карфагена греческий период – до III века до Р.Х.

Ареной греческого этапа борьбы была Сицилия, плодородный и богатый остров, где издавна столкнулись финикийские и греческие колонисты.

В то самое время, как персы напали на материковую Грецию с востока, чтобы, по выражению Эсхила, надеть на Элладу ярмо, с другой стороны, с запада, на греческий мир обрушились карфагеняне.

По преданию решительные сражения с персами на море при Саламине и с карфагенцами на суше при Гимере Сицилийской состоялись в один и тот же день. И результат был одинаков: персидские и финикийские варвары потерпели страшное поражение.

Гамилькар Магон готовится к огненному погребению. Перед ним стоят морской пехотинец с Сардинии и карфагенский гоплит

Гамилькар Магон, вождь карфагенян, по утверждению Геродота, бросился в костер. Геродот искренне считал, что с финикийцами покончено. Но он ошибся.

«Через 70 лет борьбу возобновил Ганнибал [Магон], внук Гамилькара, погибшего при Гимере.

В 409 году до н.э. он высадился в Сицилии и осадил Селинунт. После непродолжительного сопротивления город пал. Карфагеняне ворвались и перерезали поголовно всех жителей, около шестнадцати тысяч человек, не щадя ни возраста, ни пола.

Со страшной быстротой они двинулись дальше. Пунийцы были уже у Гимеры, когда на выручку подоспел маленький отряд из Сиракуз. Было ясно, что горстка смельчаков не сможет противостоять огромным полчищам варваров. Они попытались лишь перевести население в безопасное место, ибо жестокости карфагенян не было предела. Но и это не удалось: часть населения не успела эвакуироваться. Они были убиты или захвачены в плен.

Пленников, числом три тысячи человек, [как мы уже знаем], Ганнибал принес в жертву духу своего деда Гамилькара. Город был сравнен с землей, место, где он стоял, превращено в пустыню.

Сицилийцев сковал ужас. Ганнибал двигался уже к Агригенту.

Город долго выдерживал осаду, наконец, под прикрытием сиракузского отряда все жители, бросив свои дома, бежали в соседнюю Гелу, а город заняли карфагеняне.

В эти суровые для острова дни к власти пришел ловкий, жестокий, но энергичный и смелый Дионисий Старший.

Он собрал все силы, но не смог остановить варваров.

Пали Гела и Камарина. Жителей удалось переправить в Сиракузы. Теперь карфагенское войско ждали в самих Сиракузах. Их спас случай. В пунийском лагере вспыхнула чума. Сам Ганнибал [Магон] стал ее жертвой.

В таких условиях Дионисию удалось купить мир ценой огромной дани. В руках варваров остался весь юг острова, куда вернулись уцелевшие жители.

Но эллины не смирились; они готовили мщение. В 397 году до н.э. сигнал был дан. По всему острову жители ловили финикийцев и после жестоких пыток убивали. Все горели смертельной ненавистью к карфагенянам. Дионисий объявил им войну, мечтая освободить Сицилию.

Но счастье не было к нему благосклонно.

Карфагеняне вновь высадились в Сицилии, сам Дионисий, разбитый в морском сражении, был заперт в Сиракузах. И опять уже погибающую страну спасла чума, словно Аполлон не хотел покинуть свой народ. А тут подоспела помощь из Спарты, Коринфа и южной Греции. Гамилькон, пунийский полководец, бросив армию на произвол судьбы, бежал в Карфаген.

Сицилию снова спасло чудо.

Дионисий прекрасно понимал, что никогда они не избавятся от страха, пока Карфагену не будет нанесено решительное поражение. Воспользовавшись тем, что пунийцы заняты внутренними войнами, он укреплял все свои силы для отчаянного удара.

В 383 году до н.э. он снова начал войну.

Напрасно!

Наголову разбитый, он вынужден был заплатить карфагенянам огромную контрибуцию и уступить им уже около трети острова. Но даже это его не смирило.

В 367 году до н.э. он снова объявил пунийцам войну, но тут его настигла смерть. А его слабый и развратный сын, Дионисий Младший, поспешил заключить мир. Так судьба обратила в ничто все усилия Дионисия, и цель, которую он преследовал всю жизнь, не осуществилась.

В 317 году до н.э. власть в Сиракузах захватил Агафокл, сын простого горшечника, но человек блестящих способностей. Он решил осуществить мечту Дионисия. Для этого он предпринял нечто неслыханное – высадился в Африке и двинулся к Карфагену.

Казалось, настали последние дни города. Его вассалы перешли к Агафоклу. Охваченные паническим ужасом, карфагеняне умилостивляли богов, сжигая им гекатомбы детей.

И снова судьба отвернулась от эллинов.

На Агафокла посыпались неудачи, он был разбит, бежал и заключил мир на прежних условиях. Карфаген был, казалось, заколдован.

То была последняя греческая попытка сопротивления.

К 70-м годам III века до н.э. Карфаген безраздельно господствовал на Западе.

Иноземные корабли, вступившие без его ведома в сицилийские воды, карфагеняне топили, опасаясь торговой конкуренции.

В 264 году до н.э. карфагеняне решили завершить покорение Сицилии. По словам Полибия, весь остров уже был в их власти, оставались одни Сиракузы.

Не было сомнения, что на этот раз они овладеют столицей.

Но тут в дело вмешался новый народ, римляне»[18].

Прозвучало римское: «Стой!»

Продолжение следует