Несколько замечаний об относительности времени

 

Часть 1

 

…Итак, 22-го июня Германия начала войну против СССР.

Непосредственно в первом эшелоне вермахта наступали 120 дивизий, во втором эшелоне (оперативный резерв) были задействованы 14 дивизий, и еще 14 дивизий относились к третьему эшелону – резерву Главного командования.

Основные удары наносились тремя группами армий: «Север», «Центр» и «Юг», - соответственно, на северном направлении (Прибалтика, Ленинград), в центре (на Минск-Смоленск-Москву) и на южном направлении (Украина-Кавказ).

Главной ударной силой вермахта, нацеленной на прорыв обороны и быстрое развитие успеха, были четыре танковые группы (ТГ) – своего рода «ноу хау» немецкого командования, ударные наконечники групп армий...

Что представляла собой танковая группа? – ТГ представляла собой самодостаточное подвижное соединение; несмотря на название «танковая», в ее состав входили и другие рода войск, включая саперов, артиллерию и пехоту; по сути, это было крупное ударное мотопехотное соединение, усиленное танками.

Танковые группы состояли из нескольких танковых дивизий. На северном и южном направлениях ТГ были послабее, в центре – сильнее (напомним, вермахт основной удар нанёс именно в центре, хотя наш Генштаб ждал основной удар на Юго-Западе, по Украине).

Состав четырёх танковых групп: ТГ1 фон Клейста (Юг) = 2 танковые дивизии (всего 728 танков), ТГ4 Гёппнера (Север) = 3 ТД (602 танка), а в центре действовали две танковые группы: ТГ3 Гота (4 ТД, 942 танка) и ТГ2 Гудериана (5 ТД, 994 танка).

Обратите внимание: самая сильная ТГ2 Гудериана имела 994 танка – примерно столько же танков было только в одном нашем 8-м мехкорпусе Рябышева; именно этот мехкорпус безуспешно пытался вывести в контратаку Жуков в первые дни войны…

Но немецкие войска отличались хорошей сбалансированностью и отличной связью, что обеспечивало их высокую подвижность и управляемость.

Напомним, что ударные танковые группы ТГ составлялись из нескольких дивизий; в немецкой танковой дивизии на один танк (в среднем) приходилась 1 пушка, 80 человек личного состава (включая пехотинцев и обслугу) и 12 машин и тягачей. Таким образом, вся дивизия вместе с пехотой, пушками и прочим скарбом могла оперативно перемещаться в автомашинах вместе с танками во время наступления, при этом сравнительно большое количество пехоты и пушек обеспечивали сильный оборонительный потенциал.

В нашем мехкорпусе (некотором аналоге танковой группы вермахта) по штату также было запланировано немало машин, хотя и меньше, чем у немцев: на один танк приходилось не 12, а 5 автомашин, 30 человек личного состава, но совсем мало пушек – 1 пушка на 6 танков.  В принципе, на бумаге мехкорпус выглядел неплохо – но по жизни оказался слишком большим, плохо управляемым и практически малопригодным к современной войне…

Своего рода фирменным знаком вермахта в 1941 году – да и позже, – было создание «котлов», то есть окружение противостоящих сил РККА. Немцы довольно быстро почувствовали на своей шкуре особый характер войны в России; по своему ожесточению и накалу война с СССР сильно отличалась от войны с Францией, или Бельгией, или Англией – там были внутрисемейные разборки, здесь же столкнулись разные цивилизации; довольно скоро стало понятно, что идет война на истребление…

Соответственно, вермахт старался избегать лобовых столкновений – так как такие столкновения часто перерастали в ожесточенные кровавые бои; немцы были хорошими солдатами, упорными в бою, и не боялись крови – но старались избегать потерь, если это было возможно.

Вермахт при наступлении придерживался стандартной схемы: создавал на участках прорыва высокую концентрацию ударных сил («бить кулаком, а не растопыренными пальцами»), подавлял противотанковую оборону авиацией и артиллерией, прорывал нашу оборону танками и пехотой, после чего вводил в прорыв свои подвижные танковые соединения; эти соединения быстро продвигались вперед, разрушая тыловые коммуникации, и соединялись в глубине нашей обороны, образуя кольцо внешнего окружения; вслед за танками подтягивалась пехота, образуя внутреннее кольцо, после чего начиналось методичное удушение окруженных войск.

Сама по себе схема достаточно простая – но чтобы она работала, должно быть четкое взаимодействие всех частей, надежная связь, хорошая выучка и правильное соотношение сил (танков, пехоты, артиллерии).

Например, наш 6-й механизированный корпус тоже попытался под Белостоком 24-го июня нанести маневренный удар во фланг наступающим танкам Гота. Корпус был неплохо укомплектован и потенциально являлся очень грозной силой: в его составе было 1130 танков (!), из них 350 – новейшие Т-34 и КВ. 6-й корпус находился внутри выступа, 22-го июня его не бомбили, он спокойно развернулся в боевые порядки. Теоретически при фланговом ударе один этот корпус мог снести всю ТГ3 Гота и остановить наступление группы «Центр». Но получилось по-другому: в ночь на 25-е июня корпус начал атаку на север во фланг наступающим немецким войскам - без поддержки авиации и на четверть заправки горючим, - и  сразу уперся в пехотные части вермахта с их противотанковой артиллерией, после чего завяз и почти сразу  дополнительно подвергся ожесточенной бомбежке; днем, после гибели командира корпуса генерал-майора Хацкилевича, общее командование частями корпуса было окончательно нарушено, и в течение следующих четырех дней – к вечеру 29-го июня –  6-й корпус был разгромлен и практически перестал существовать; сгинул в окружении…

Характерно, что штаб Западного фронта потерял связь с корпусом еще 25-го июня, но командующий фронтом Павлов продолжал отдавать приказы на использование корпуса еще несколько дней; корпуса уже не было, но фронт не владел информацией о его разгроме – и продолжал командовать покойником…

Напомним, что Белостокский выступ в центре советско-германского фронта рассматривался Генштабом РККА перед войной как удобный плацдарм для контратаки и начала «сражения малой кровью на территории противника» - там до Варшавы было всего 100 км; внутри выступа были сосредоточены три наших армии, еще одна находилась на ближних подступах.

По южной части выступа в районе Бреста удар нанес Гудериан (ТГ2); по северной части, примерно 200 км по прямой от Бреста, в районе Гродно, пробил Гот (ТГ3). После предшествовавшей дискуссии осторожный командующий группой армий «Центр» Федор фон Бок в итоге согласился с немного рискованным планом своего штаба – провести комбинированную наступательную операцию, «двойные клещи»: наиболее подвижные танковые дивизии Гудериана и Гота должны были уйти в прорыв и замкнуть большое кольцо окружения у Минска, а две пехотные армии вермахта создавали малое кольцо внутри выступа, сомкнувшись немного восточнее Белостока.

Вышеупомянутый 6-й мехкорпус Хацкилевича как раз сражался внутри малого кольца.

1-го июля две пехотные армии вермахта замкнули это кольцо вокруг наших войск, пробивавшихся из Белостокского выступа; накануне (28-го июня) ушедшие вперед танковые дивизии Гота и Гудериана взяли Минск и завершили окружение большим кольцом армий Западного фронта, находившихся между Минском и Белостоком.

К 8-му июля бои в Минском котле в основном завершились; таким образом, примерно через две недели после начала войны советский Западный фронт был разбит, вермахт продвинулся в глубь нашей территории на 300 км…

В Белостокском и Минском котлах были уничтожены 23 дивизии РККА, в том числе 6 танковых.

По нашим официальным данным («Гриф секретности снят» Кривошеева) безвозвратные потери РККА (то есть убитые, пропавшие без вести и пленные) составили 341 тысячу человек; по официальной сводке немецкого Главного Командования было захвачено 3300 танков, 1800 орудий и 324 тысячи пленных.

Сопоставляя эти цифры, получается, что наши потери составили примерно 20 тысяч бойцов убитыми – и 320 тысяч пленными, то есть на одного убитого пришлось 16 бойцов, сдавшихся в плен…

Впрочем, возможно, что немецкие данные немного преувеличены, а наши преуменьшены – но, тем не менее, общей картины это не меняет…

3 июля 1941 года начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии Франц Гальдер написал в своем военном дневнике фразу, ставшую впоследствии знаменитой и часто цитируемой: "Не будет преувеличением сказать, что кампания против России выиграна в течение 14 дней".

Жизнь показала, что это всё же преувеличение…

После разгрома основных сил советского Западного фронта в Белостокско-Минском сражении немецкие подвижные силы группы армий «Центр» вышли на северной части своего фронта к Западной Двине в районе Витебска (ТГ3 Гота) и на юге к Днепру у Орши и Могилёва (ТГ2 Гудериана).

Остатки наших разбитых армий отводились в тыл для переформирования, а навстречу немцам разворачивались соединения так называемого Второго Стратегического эшелона, всего 48 новых дивизий (пять армий).

Появление пяти новых армий стало неприятным сюрпризом для вермахта…

Тем не менее, немецкое командование, воодушевленное первыми победами и возбужденное вкусом крови, решило не терять темп и начать новое наступление на московском направлении одними подвижными соединениями, не дожидаясь подхода пехотных дивизий, добивавших окруженные части РККА.

Удар наносился в трех направлениях: на северном участке смежные фланги групп армий «Центр» и «Север» должны были окружить нашу 22-ю армию в районе Полоцка-Невеля и бить дальше на Великие Луки; ТГ3 Гота и ТГ2 Гудериана нацеливались на Смоленск в центре и на Могилев – на юге.

10 июля Гот начал наступление северным левым флангом на Невель, а основными силами нанес удар по 19-й армии Конева в районе Витебска; одновременно Гудериан двумя клиньями форсировал Днепр севернее и южнее Могилева.

Началось грандиозное Смоленское сражение, которое длилось два месяца (с 10-го июля по 10-е сентября) на фронте протяженностью 600-650 км.

Вначале, за первые десять дней, вермахт достиг серьёзных успехов: на северном участке были захвачены Невель и Полоцк, 19-го июля заняты Великие Луки; в районе Витебска наши части были частично разбиты, частично окружены, немцы охватили Смоленск с севера и востока; на южном участке Гудериан занял Оршу, окружил Могилев и 16 июля завязал бои в южном пригороде Смоленска.

Под угрозой окружения и частично окруженными оказались три наших армии.

Кстати, по официальной версии именно под Витебском попал в плен 16-го июля сын Сталина Яков Джугашвили.

Через неделю, со второй половины июля, в район боёв стали подтягиваться отставшие немецкие пехотные соединения группы армий «Центр». С учётом достигнутого, немецкое командование сделало вывод, что советский Западный фронт уже не в состоянии оказать серьёзного сопротивления и что ГА «Центр» способна повести дальнейшее наступление на Москву одними пехотными дивизиями. 19 июля Главное командование вермахта (ОКВ) при непосредственном участии и под нажимом Гитлера издало директиву № 33; в соответствии с этой директивой ТГ3 Гота перемещалась налево, для усиления ГА «Север»; ТГ2 Гудериана уходила направо, для поддержки ГА «Юг».

Впрочем, вскоре в эти планы пришлось вносить некоторые коррективы – с 21 июля РККА, получив значительные подкрепления, начала контратаки по всему фронту. В первый день наступления на севере были отбиты Великие Луки, затем деблокированы войска, окруженные возле Смоленска. Немецкие войска стали наносить встречные удары.

Всего активные и кровопролитные бои и взаимные атаки продолжались еще полтора месяца, до 10 сентября, когда обе стороны перешли к обороне – требовалось перевести дух. К этому сроку немцы заняли Великие Луки (25-го августа), еще раньше мы оставили Могилев (26-го июля) и – после двухнедельных боев – Смоленск (28-го июля). Смоленск был сильно разрушен, город лежал в руинах…

В начале сентября немного южнее Смоленска нашими войсками был ликвидирован оперативный выступ под Ельней, смотревший в сторону Москвы; в качестве поощрения четыре дивизии были объявлены гвардейскими, став 1-й, 2-й, 3-й и 4-й гвардейскими дивизиями.

В официальной отечественной историографии о ликвидации Ельнинского выступа обычно принято упоминать с некоторым пафосом, например: «…Ельнинская операция стала первым значительным наступательным успехом Красной Армии. Она показала, что… Красная Армия способна бить врага. Боевой дух советских солдат оказался выше немецкого» - портал История.РФ, https://histrf.ru/lectorium/victories/f/pobieda-pod-iel-niei-1941-ghod. Пафос объясняется тем, что официальная версия формировалась в рамках парадигмы «Жуков – выдающийся полководец», а ликвидация выступа под Ельней была, по сути, первой военной операцией Георгия Константиновича в Отечественной войне.

Действительно, это наступление было фактически первым успешным наступлением РККА – но всё же там имелись характерные нюансы, типичные для Жукова; коснемся их.

Напомним: 29-го июля Жуков был снят с должности начальника Генштаба и назначен командующим вновь созданным Резервным фронтом, развернутым как раз напротив Ельнинского выступа. Жуков прибыл в штаб фронта 31-го июля и сразу занялся организацией атак на немецкие позиции.

Как образовался этот выступ? – Танки Гудериана 16-го июля вышли к Смоленску с юга, охватывая его; 19-го июля была взята Ельня, расположенная в 80-ти км восточнее Смоленска, и немецкие танки нацелились дальше на восток в направлении Спас-Деменска; но здесь начались наши контратаки, и немецкое наступление остановилось. В итоге на восток от Ельни в сторону Москвы образовался выступ примерно 20 на 20 км.

Атаки Резервного фронта Жукова под Ельней продолжались ещё три недели, до 21-го августа, разбиваясь о выступ и оседая кровавой пеной… Сил и умения было недостаточно… 21-го августа Жуков приказал прекратить наступление и запросил усиление. Ставка пошла навстречу, выделила подкрепления, но в директиве от 25-го августа поставила новую задачу: «…30-го августа перейти в наступление, …овладеть Ельней и …к 8-му сентября выйти на фронт …Хиславичи, Петровичи».

Хиславичи, Петровичи – это деревни южнее Смоленска, примерно 100 км на запад от Ельни. Соответственно, по ходу наступления войска Резервного фронта должны были ликвидировать выступ, перерезать ж/д дорогу Смоленск-Брянск и охватить Смоленск с юга по линии Хиславичи, Петровичи.

Сейчас мы знаем, что в 20-х числах августа (когда Жуков остановил атаки и запросил подкрепления) Гудериан скрытно вывел свои танки из выступа и повел их на юг, под Киев; вместо танковых подразделений Гудериана в Ельнинском выступе немецкое командование оставило только две пехотные дивизии.

Идея директивы нашей Ставки понятна: ударом Резервного фронта надо было создать сложности в тылу быстро уходящей на юг ТГ2 Гудериана.

В соответствии с директивой Ставки Резервный фронт начал решительное наступление 30-го августа – но поставленные задачи в полном объеме выполнить не смог. Немцы были выдавлены из выступа - Ельня взята через неделю тяжелых боёв, 6-го сентября; еще через день, 8-го сентября, войска Резервного фронта уперлись в заранее подготовленные оборонительные позиции вермахта немного западнее Ельни – и остановились. Южнее Смоленска никто не прошел, до ж/д Смоленск – Брянск осталось еще много километров, про Хиславичи с Петровичами даже и речи не было…

Тем не менее, 6-го сентября Жуков отправил в Ставку самоуверенную телеграмму: «Ваш приказ о разгроме ельнинской группировки противника и взятии г. Ельня выполнен ... Жуков».

… Приказ о взятии Ельни выполнен – а вот директива-то не выполнена…

Уже после войны, фактически в наше время, был опубликован упоминавшийся выше дневник Гальдера; есть там запись и про Ельню: «Наши части сдали противнику дугу фронта у Ельни. Противник еще долгое время, после того как наши части уже были выведены, вел огонь по этим оставленным нами позициям и только тогда осторожно занял их пехотой. Скрытый отвод войск с этой дуги является неплохим достижением командования».

Тем не менее, как мы видим, Георгий Константинович был абсолютно уверен, что разгромил немцев...

А какова была цена этой победы, пусть даже и не совсем полной? – По вполне адекватным оценкам Александра Заболотского «1941. Забытые победы Красной Армии», немецкие потери (включая раненных) составили порядка 17 000 человек, наши – не менее 80 000…

Здесь мы опять видим того же Жукова: самоуверенного, решительного, не очень хорошего полководца – но отличного кризис-менеджера; воюет коряво – но лучше многих; директиву Ставки не выполнил – но Ельнинский выступ ликвидировал…

Возвращаясь к результатам Смоленского сражения: немецкие войска понесли значительные потери, стало понятно, что план «Барбаросса» не будет выполнен. 11-го августа начальник германского Генерального штаба Франц Гальдер записал в свой дневник: «Общая обстановка всё очевиднее и яснее показывает, что колосс-Россия, который сознательно готовился к войне, несмотря на все затруднения, свойственные странам с тоталитарным режимом, был нами недооценён… К началу войны мы имели против себя около 200 дивизий противника. Теперь мы насчитываем уже 360 дивизий противника. Эти дивизии, конечно, не так вооружены и не так укомплектованы, как наши, а их командование в тактическом отношении значительно слабее нашего, но, как бы там ни было, эти дивизии есть. И даже если мы разобьем дюжину таких дивизий, русские сформируют новую дюжину».

Но, тем не менее, Смоленское сражение не было победой или ничьей – это всё же было поражение; одно из тяжелых поражений начала войны…

Мы осваивали науку современной маневренной войны – но учителя были жестокими и не прощали ошибок, а конспекты записывались кровью…

По результатам боёв вермахт продвинулся вперед ещё на 200 км. С начала войны к концу сентября группа армий «Центр» потеряла примерно 230 тысяч человек убитыми и ранеными; это большие потери –но мы только в Смоленском сражении утратили почти 760 тысяч бойцов – в три с лишним раза больше, чем немцы с начала войны, при этом безвозвратные потери составили 485 тысяч. Опять же, по немецким данным, в боях за Полоцк, Витебск, Могилев и Смоленск они захватили свыше 3000 танков – и около 300 тысяч пленных. Получается, что большую часть безвозвратных потерь РККА в Смоленском сражении составляли потери пленными – на двух убитых приходились трое плененных…

Неприятным следствием Смоленского сражения явилось то, что не удалось остановить немного рискованное и авантюрное перемещение ТГ2 Гудериана на юг, инициированное немецким верховным командованием при активном участии Гитлера. Советское командование и Ставка разгадали этот, впрочем, достаточно очевидный маневр: на юге немцы завязли под Киевом, и ТГ2, опускаясь вниз вдоль фронта, выходила в тыл нашей киевской группировке.

Рискованность этого маневра заключалась в том, что при движении вдоль фронта на юг у Гудериана слева всё время были наши войска – и они могли ударом по его левому флангу перехватить коммуникации и окружить его танковую группу.

Ставкой ВГК 14 августа был создан Брянский фронт, командующим назначен Еременко. До этого Андрей Иванович командовал Западным фронтом вместо расстрелянного Павлова; в августе (еще до поворота ТГ2 на юг) у советского командования возникло опасение, что Гудериан ударит на Москву через Брянск. Для купирования этой угрозы и возникла идея создать Брянский фронт. Сталин вызвал Еременко в Москву, расспросил о делах и обсудил сложившееся положение; по результатам этой беседы Центральный фронт был упразднен и вошел в состав вновь созданного Брянского фронта. Андрей Иванович во время разговора со Сталиным держался с большим достоинством, очень находчиво отвечал на все вопросы; да, сказал он, враг, безусловно, очень силен и сильнее, чем мы ожидали, но бить его, конечно, можно, а порою это не так-то уж и сложно…

Сталин остался доволен встречей и даже сказал после: «Вот тот человек, который нам нужен в этих сложных условиях».

В разных мемуарах отмечается склонность Андрея Ивановича к бахвальству; в частности, он несколько раз по ходу дела утешил Сталина (которому такие слова были как бальзам на рану), чтобы тот не волновался насчет «подлеца Гудериана», которого Еременко «безусловно, постарается разбить».

Но жизнь показала, что разбить «подлеца Гудериана» оказалось Андрею Ивановичу не по зубам – ТГ2 пошла с боями на юг, отбилась от всех ударов Брянского фронта по левому флангу, пробила брешь между Брянским и Юго-Западным фронтом шириной 50…60 км – и вышла таки в этот прорыв туда, куда планировалось – в тыл Киевской группировке…

Более того, немного позже, через полтора месяца, «подлец Гудериан» в свою очередь окружит и Брянский фронт; сам Еременко с пистолетом в руках будет пробиваться во главе батальона к своим, получит тяжелое ранение – но будет успешно самолетом эвакуирован в тыл, в Москву.

Сталин, конечно, был не в восторге от неудач комфронта – но всё же сохранил к нему теплое чувство и даже навестил в госпитале в ночь на 15-е октября, хотя это были едва ли не самые тяжелые дни за всю войну и речь шла об эвакуации Москвы… Впрочем, не будем забегать вперед; посмотрим, что в это время происходило на южном участке советско-германского фронта.

Этот участок имел свою специфику.

Он начинался сразу южнее Припятских болот большим Львовским выступом шириной более 300 км (примерно от Львова на севере до Черновцов на юге) и далее опускался на юг вдоль молдавско/румынской границы по реке Прут до Черного моря – примерно еще 400 км.

Восточнее Львова (на 450 км) находится Киев. До войны в тех местах располагался самый мощный Киевский особый военный округ - именно на его базе и был образован 22-го июня Юго-Западный фронт в составе 4-х армий.

Ниже, в Молдавии и на побережье Черного моря, располагался наш Южный фронт.

Мы помним, что до войны Генштаб планировал нанесение основного удара наиболее сильным Юго-Западным фронтом; там были развернуты 8 новых мехкорпусов. Южный фронт должен был поддерживать старшего брата и наступать на Карпаты и в Румынии.

Но, как мы знаем, вермахт сделал акцент в центре, там наносили удары две ТГ Гудериана и Гота.

На юге двум нашим фронтам противостояла немецкая группа армий «Юг», ее ударным наконечником была ТГ1 Клейста.

Именно ТГ1 начала наступление 22-го июня на северном участке львовского выступа, пытаясь запереть наши армии в этом выступе. Но здесь не самая сильная ТГ1 (всего 2 танковые дивизии, 728 танков – сравните с соседней ТГ2 Гудериана: 5 ТД, 994 танка) столкнулась с нашими мехкорпусами.

Считается, что тут 26…30 июня произошло самое крупное встречное танковое сражение за всю войну, в котором участвовало около 4000 танков.

Ну, количество танков немного преувеличено, фактически непосредственно участвовало в боях меньшее количество машин; кроме того, не надо думать, что там катились навстречу две лавины – типа 700 немецких танков налетели на наши 3500; все было не столь романтично…

Мы помним, что начальник Генштаба Жуков пытался в первые дни войны лично организовать наше контрнаступление механизированными корпусами – но, увы, ему это не удалось сделать сходу, и он улетел в Москву, где требовалось его присутствие.

Сражение - уже без Георгия Константиновича -  состоялось в треугольнике, образованном тремя городками: Луцк (верхний северный угол), Броды (80 км на юг от Луцка) и Дубно (между Луцком и Бродами, но 40 км на восток). По всему этому треугольнику и происходили в течение пяти дней ожесточенные бои между перемещающимися танковыми группами; в отдельных наших группах было до 200…400 танков.

Нескоординированность, отвратительная связь, растерянность руководства – усиленные отсутствием нашей авиации, разбалансированностью снабжения и слабым взаимодействием с артиллерией и пехотой – привели к фактическому разгрому наших корпусов. Считается, что под Бродами-Дубно-Луцком мы потеряли за несколько дней примерно 2600 танков; всего в приграничных боях 22 июня…6 июля Юго-Западный фронт потерял более 4300 танков… Немцы имели то преимущество, что они наступали, соответственно, их подбитые танки оставались на поле боя и они могли эти танки ремонтировать; на 5 июля с начала войны безвозвратные потери в ТГ1 составили всего 85 танков - а в мастерских находилось ещё около 200.

…Не выдержав нервного стресса из-за наших потерь, 28-го июня застрелился член Военного совета ЮЗФ корпусной комиссар Вашугин. Николай Николаевич психологически был не готов к поражениям, он был нацелен на победы – и сломался на седьмой день войны…

Тем не менее, ценой потери танковых корпусов ТГ1 была задержана примерно на неделю, что дало возможность трем нашим армиям выйти из Львовского выступа без окружения, а Клейсту не удалось сходу прорваться в сторону Киева.

Южнее Львовского выступа, в Молдавии – или Бессарабии, как ее именовали на Западе – вместе с двумя немецкими армиями начали войну и две румынские армии; их численность была более 300 тысяч штыков – самые многочисленные союзники Гитлера на начало войны.

Касательно союзников – там были нюансы.

Так, например, Гитлер поначалу не очень хотел видеть итальянцев в России; о начале войны Муссолини узнал фактически явочным порядком, ночью 22-го июня. Гитлер скорее хотел бы иметь итальянские войска в Северной Африке. Но дуче был опытным политиком и опасался, что в случае промедления ему не дадут откусить во весь рот от русского пирога, поэтому он форсировал отправку в Россию «Итальянского экспедиционного корпуса» - около 60 тысяч бойцов, которые отправились на восток в средине июля и были включены в состав немецкой 17-й армии, шедшей вслед за Клейстом на севере Львовского выступа.

Европа была под приятным гипнозом немецких побед, и всем казалось, что советская коммунистическая песенка спета. Посол Италии в Берлине во время проводов экспедиционного корпуса обратился к стоящему рядом с ним немецкому офицеру: «Эти солдаты успеют прибыть вовремя, чтобы принять участие в каком-либо крупном сражении?» Тот, видимо, знал реальную обстановку и немного насмешливо ответил вопросом на вопрос: «Это Ваша единственная забота, господин посол?»

…Дуче все же немного опрометчиво, как оказалось, ввязался в восточную кампанию; вставши в танец, ему пришлось танцевать. К лету 1942 года итальянская армия в России увеличится до 220 тысяч – но нокаутирующие удары советских войск под Сталинградом и Воронежем практически обнулят 8-ю итальянскую армию. Для эмоциональных и чувствительных итальянцев сотня тысяч похоронок будет крайне болезненным шоком, сразу все стали задаваться сакраментальным вопросом: «А нас-то за что?..»

Кроме того, проигравших никто не любит…

В 1943-м году Бенито Муссолини был отправлен в отставку, а еще через два года случайно опознан местным жителем среди группы уходящих немецких солдат, захвачен итальянскими партизанами – и расстрелян на задворках итальянской деревушки на севере Италии вместе со своей пассией Кларой Петаччи; Кларе предлагали по-тихому оставить Бенито – но она любила его и осталась с ним, в итоге они вместе получили одну длинную очередь в упор из автомата за домом возле сарая, и после ее труп был повешен вверх ногами вместе с дуче в Милане на  потеху толпе…

https://cdn.gdz4you.com/files/slides/649/7f6a5e127682a68e09787e2af4ac07d0.jpeg

Русский пирог оказался вредным для итальянских организмов; плохая усвояемость…

Румынский энтузиазм в июне 1941-го определялся двумя факторами: помимо общеевропейского стремления урвать кусок пожирнее от Советской России добавлялось еще желание заслужить одобрение старшего брата. Дело в том, что в конце Первой мировой войны Румыния успела примкнуть к Антанте и в итоге получила с этого кое-какие дивиденды в виде Трансильвании от распавшейся Австро-Венгрии, Бессарабии от распавшейся Российской империи и еще кое-что по мелочи.

Королевство Румыния долго оставалось союзницей Франции – даже на начало Второй мировой войны в сентябре 1939 года. Но когда запахло жареным и начался передел Европы в пользу Германии, Румыния переориентировалась на союз с Гитлером – которого такой союз вполне устраивал и, даже более того, был необходим: без нефти из румынского месторождения Плоешти Германия просто бы не выжила.

За год до войны, летом 1940-го года, в процессе болезненной для Бухареста перекройки европейских границ СССР вернул Бессарабию (≈Молдавию) и забрал Северную Буковину (территория на южной части Львовского выступа в районе Черновцов), а по решению европейских судов (!) Румыния отдала Венгрии Северную Трансильванию, плюс в сентябре – Южную Добруджу Болгарии.

И венгры, и румыны были недовольны – одним казалось слишком мало, другим – слишком много; и Венгрия, и Румыния апеллировали к Берлину как третейскому судье. Гитлер разруливал взаимные неудовольствия, тем самым повышая авторитет Германии.

После унизительных территориальных потерь авторитет румынского короля (которого звали Кароль II) упал ниже плинтуса, страна забурлила, Кароль II бежал из страны, передав королевские регалии своему 19-ти летнему сыну, который стал называться Михай I.  В ноябре Румыния присоединилась к странам Оси (то есть стала военным союзником Германии), реальная власть в стране в итоге перешла к премьер-министру Иону Антонеску, который стал кондуэктором (≈румынским фюрером).

Румыния хотела заручиться хорошим расположением Германии в качестве козыря в спорах с Венгрией. Немцы не хотели портить отношения с Венгрией и поэтому всячески подталкивали Румынию к территориальным завоеваниям на востоке, предполагая восточными землями компенсировать потерю венгерской Трансильвании.

Берлин убивал таким образом двух зайцев – улаживал конфликт между союзниками и одновременно получал дополнительную военную поддержку на юге.

Гитлер настаивал на выделении Румынией 200 тысяч войск – Антонеску выдвинул на восточный фронт две сухопутные армии и авиацию, всего около 350 тысяч бойцов.

Южнее Львовского выступа, в Бессарабии и на побережье Черного моря, действовали немецкая 11 армия и 3-я и 4-я румынские армии, всего около 700 тысяч солдат.

11-я армия действовала на севере Бессарабии и в Буковине; на юге наступали только румынские войска. Вернее сказать, румынские войска пытались наступать – но 4-я румынская армия так и осталась фактически на берегах реки Прут, пока РККА не начала общий отвод войск на юге из-за угрозы окружения нависающей сверху немецкой 11-й армией.

Кишинев был сдан 16 июля, а 23 июля - через месяц после начала войны - немецко-румынские войска вышли к Днестру; таким образом, фактически вся Бессарабия и Буковина теперь находились под контролем Румынии. В Бухаресте прошли торжества, в Черновцах и Кишиневе – военные парады, в торжествах участвовали немецкие представители, которые одобрительно похлопывали по плечу братьев по оружию: «Sehr gut, unsere Rumänischen Freunde!»

27-го июля Гитлер поблагодарил Антонеску, поздравил его с возвращение провинций – и предложил продолжить военные действия за Днестром, в сторону Буга и Днепра; Антонеску с энтузиазмом согласился. Румынские местные элита и бомонд пребывали в состоянии националистической эйфории; в печати и на разных местных форумах стали рассказывать, что древняя Дакия простиралась до Днепра и даже до Урала, местные украинские варвары пришли гораздо позже и все только испоганили и так далее – кажется, нынешние украинские изыскания сделаны по тем же методичкам, только национальности вставлены другие…

Гитлер согласился на включение Транснистрии (территории между Днестром и Бугом - Заднестровья) в состав Румынии – но Антонеску предусмотрительно выделил губернаторство Транснистрия в отдельную подконтрольную территорию под управлением Румынии, но не входящую в ее состав; он опасался, что если Румыния прирастет Транснистрией, то ему сложнее будет отжать у венгров потерянную Трансильванию.

Конечно, особенно ценным призом была Одесса, «жемчужина у моря», располагавшаяся между Днестром и Бугом – как раз в Транснистрии. Немцы тоже хотели быстрее захватить этот порт, так как их 11-я армия нацеливалась на Крым, и советская группировка на правом фланге вызывала беспокойство. Они предложили Антонеску усилить румынскую армию своими войсками, но кондуэктор отказался – он предусмотрительно не хотел ни с кем делить такой ценный приз…

Вначале планировалось захватить Одессу сходу к 10 августа – но не получилось... Город был окружен, румынские войска имели, как минимум, 4-х кратное преимущество.

В 20-х числах августа Антонеску с королем Михаем I прибыли на фронт под Одессу, рассчитывая с триумфом въехать в город. Но – увы; ситуация от победной была весьма далека… Эмоциональный кондукэтор пришел в ярость и негодование: «Разве не стыдно, что армия, в 4-5 раз превосходящая армию противника в численном отношении и в количестве частей и вооружения, была дезорганизована и разбита советскими подразделениями! Вместо того, чтобы завоевать себе славу, армия завоевала позор… Мне стыдно за вас перед народом!»

В дневнике Гальдера отмечено: «20 августа. Одесса все еще продолжает вызывать беспокойство. К северо-западной окраине города подошла только одна румынская пограничная дивизия. Пока еще вызывает сомнение вопрос, доросли ли румынское командование и его войска до выполнения такой задачи».

Оказалось – не доросли…

Оборона Одессы была одной из самых удачных операций РККА в 1941-м. Румынские потери убитыми и ранеными составили более 90 тысяч человек, мы потеряли 40 тысяч (впрочем, возможно, и больше – но все равно значительно меньше, чем потери румынской армии). Румыны так и не смогли взять город; Антонеску был вынужден обратиться за помощью к немецким партнерам – что для тщеславного кондукэтора было очень унизительно… Немцы поморщились, но делать нечего – надо помогать…

Пока шла подготовка к такой совместной операции, советское командование 16 октября скрытно сумело эвакуировать Приморскую армию силами Черноморского флота – к этому времени оборона Одессы не имела особого стратегического значения, а эвакуированные войска Приморской армии (86 тысяч человек) были категорически необходимы для обороны Крыма.

16 октября во второй половине дня румынская армия осторожна вошла в пустой город. К этому моменту были разрушены канализация, электроснабжение, набережная завалена разрушенной техникой - и убитыми лошадьми, которых не получилось эвакуировать…

Характерной чертой румынской оккупации был жестокий антисемитизм. В губернаторстве Транснистрия были организованы несколько концентрационных лагерей, в которые из Бессарабии и Буковины сгоняли лиц еврейской национальности и цыган. Их туда не просто сгоняли – их убивали по дороге и продолжали убивать в лагерях.

В самой Румынии, несмотря на закон о запрете браков между румынами и евреями и прочие многочисленные антиеврейские примочки, всё же заметного физического истребления не наблюдалось. Другое дело – оккупированные советские территории.

Еще Юрий Мухин в одном из своих исследований обратил внимание на специфику Холокоста – в Европе все было гораздо мягче, а вот на оккупированных советских территориях происходило реальное целенаправленное уничтожение еврейского населения.

Тема Холокоста достаточно щекотливая, есть определенные заданные рамки обсуждения, при выходе за которые можно, кажется, и присесть на пару лет – поэтому не будем далее углубляться в эту тему; отметим только, что истреблением евреев во время войны с особым азартом занимались наши бывшие соседи – прибалты, поляки, венгры, западные украинцы, румыны. Немцы, конечно, не были белыми и пушистыми, и полевые войска вермахта также при случае практически способствовали решению еврейского вопроса – но всё же это было для них грязной, побочной работой, которую они с удовольствием перепоручали своим младшим партнерам.

...А младшие партнеры не подкачали… Мне где-то попадалась цифра 2 млн – столько евреев было уничтожено на территории СССР во время войны. Конечно, цифры, относящиеся к этой теме – дело тонкое, но, так либо иначе, советское еврейство целенаправленно уничтожалось; сухие ветки были жестоко обломаны – ну, конечно, куда руки успели дотянуться.

…Поэтому, когда сейчас некоторые свободолюбивые и неполживые либералы говорят со злорадством: «…пили бы баварское пиво», то это не соответствует логике истории; вряд ли бы они пили баварское пиво; скорее, работали бы абажурами…

Антисемитизм маршала Антонеску был несколько противоречивым; например, его первая жена, Рахель Мендель, была еврейка и она даже родила Ионе сына – который, впрочем, умер младенцем.

Однокашником и другом детства маршала был Вилли Филдерман, ни много ни мало – глава еврейской общины Румынии; Иона, кстати, прислушивался к многочисленным жалобам Вилли; например, по его убедительной просьбе он отменил обязательное ношение евреями могендовида, чем вызвал раздражение румынских фашистов. В то же время, Антонеску вполне серьезно с негодованием писал Михаю I во время неудачной осады Одессы: «...И война в целом, и бои под Одессой в особенности, еще раз подтверждают, что Дьявол - это еврей! И только он ведет славян, как стадо баранов, и заставляет их воевать до последнего патрона. Отсюда наши громадные потери. Без еврейских комиссаров мы давно были бы в Одессе».

…Это письмо написано примерно за неделю до нашего первого применения «Катюш», дивизион которых был скрытно переправлен в Одессу морем в конце сентября; 25-сентября в утренних сумерках было сделано несколько залпов по изготовившейся к атаке румынской пехоте.  После того, как с неба перестали падать с воем огненные кометы, превратившие передовую в подобие преисподней, выжившие румынские солдаты плакали в окопах и, наверное, тоже думали, что русским помогает кто-то оттуда…

Так либо иначе, убивать еврейское население начали с первого дня оккупации Одессы, 16-го октября; тогда же Одесса была объявлена столицей Транснистрии. На следующее утро на большинстве перекрестков появились повешенные; евреев и коммунистов подвешивали к столбам, турникам, перекладинам для водопровода – что попадется.

Через неделю, ранним вечером 22-го октября, был взорван радиоуправляемый фугас и 3 тонны взрывчатки, заложенные при отступлении подразделением НКВД в фундамент большого дома 40/42 по улице Энгельса (сейчас Маразлиевская). До войны в этом здании размещалось областное управление НКВД, а румыны там сделали комендатуру военного гарнизона Одессы. На воздух взлетели более 60 человек, принимавших участие в совещании, включая военного коменданта генерала Глогожану.

…Приземлились фактически все взлетевшие, но многие – отдельными частями…

В ответ начался настоящий антисемитский террор; хотя непосредственно к взрыву евреи не имели отношения, Антонеску отдал приказ о казни 200 евреев за каждого погибшего и 100 евреев – за каждого раненого.

План был с лихвой перевыполнен. Массовые расстрелы начались этой же ночью; на следующий день более 20 тысяч еврейских жителей были согнаны в бывшие артиллерийские склады, после чего склады облили соляркой из насосов и подожгли, а обезумевшие жертвы, выскакивавшие из горевших зданий, расстреливались из винтовок и пулеметов. Где-то попадалось мне описание, что один склад заминировали, загнали туда битком евреев, а ровно в 17-35 (время взрыва комендатуры) подорвали.

Ну и так далее…

Перед войной официально каждый третий житель Одессы был еврей; к моменту оккупации в 1941-м году примерно половина их покинула город, но около 100 тысяч остались… По некоторым данным, когда город освободили в 1944-м, там оставалось не более 600 евреев…

Еще около 200 тысяч были умерщвлены за это время на территории Транснистрии…

Но была и другая, немного парадоксальная сторона медали.

Антонеску назначил мэром Одессы Германа Пынтю, бывшего поручика царской армии, принимавшего участие еще в I Мировой войне, молдаванина из Бессарабии. Кондукэтор с недоверием относился к молдаванам, но ему нужен был человек, хорошо владеющий русским языком и с соответствующим опытом. Герман Васильевич несколько раз был мэром Кишинева, имел навыки административного управления – и Антонеску утвердил его в должности мэра Одессы.

Одесситам повезло – это оказался удачный выбор.

Пынтя не был жидоедом, но повлиять на истребление евреев он не мог; в итоге мэр сосредоточился на хозяйственных вопросах. Ситуация была сложная: накануне зимы 300-тысячный город остался без воды, электричества и транспорта. Перед Пынтей и 16 чиновниками, которых он привез, стояла непростая задача – в кратчайший срок наладить жизнь в городе; и они хорошо с этим справились.  К июлю-августу 1942 года уровень жизни в Одессе по многим пунктам превысил довоенный.

Наиболее трудной была первая зима; но так либо иначе, её удалось пережить.

Через месяц после начала оккупации, в средине ноября, был запущен первый мощный генератор; в домах появилось электричество. В конце ноября для всех трудоспособных граждан введена обязательная трудовая повинность; помимо продовольственных карточек стали платить деньги. Интересно, что в качестве валюты использовалась немецкая марка, а не румынский лей; возможно, у немцев были свои планы на Одессу…

В конце ноября открылись 50 школ, при школах были организованы буфеты и бесплатные завтраки для детей. В средине декабря увеличиваются нормы выдачи хлеба по карточкам; открылись две первые столовые, где малоимущие могли получить бесплатные обеды. Во второй половине декабря заработал водопровод.

К Новому году в Одессе работали уже около 500 магазинов, из них 47 кондитерских, 7 книжных, 4 цветочных и 2 – домашних животных и кормов для них.

7 декабря заработала обсерватория, 13 декабря – знаменитый Одесский оперный театр; давали премьеру, «Евгения Онегина»; аншлаг, зал забит…

Школьная программа имела свою специфику: были изъяты все произведения советских писателей и коммунистическая литература, кроме того, раз в неделю преподавались румынский язык и закон Божий – но без фанатизма… К концу ноября были открыты все уцелевшие православные храмы (румыны, кстати, по вероисповеданию – также православные).

В начале декабря начался набор в полицию, что означало гарантированное питание и денежный оклад; желающих оказалось более, чем достаточно, конкурс был, как в театральный институт…

С весны 1942-го положение стало резко улучшаться, в Одессу на многочисленные рынки потянулись окрестные крестьяне. 1942-й год в тех краях был исключительно урожайным, что привело к сравнительно доступным ценам на продукты. Продавец магазина получал 100-150 марок, электрики и чернорабочие – до 200 марок, начальник отдела труда – около 500 марок; при этом десяток яиц стоили 1 марку, литр постного масла 2 марки, один кг мяса – всего 1,5 марки. Почему-то мясо было дешевым… В многочисленных бодегах (=кафешка, забегаловка) подавались свиные отбивные величиной с тарелку с «прилагательной» бутылкой вина…

(Румынское сухое вино – что белое, что красное, – кстати, по качеству не уступает лучшим французским и итальянским винам, просто не такое распиаренное; конечно, какой-то Бухарест не сравнить с Римом или Парижем… Мне довелось лет десять назад быть в командировке в Румынии – местное вино оказалось маленьким открытием…)

По инициативе Германа Пынти был принят немного курьезный закон, запрещавший продажу и лузгание гражданами семечек на улицах города; закон курьёзный, но за его исполнением следили вполне серьезные полицейские патрули.

Не будем забывать, что вся эта благостная картинка разворачивалась на фоне жесточайшего антисемитского террора…

Одесское подполье оказалось нестойким и практически сразу было ликвидировано Сигуранцей.

Некоторые агенты на оставленные для организации подпольной работы деньги устроили свои маленькие гешефты. Так, некто Бугаенко, называвший себя «командиром партизанского отряда», позже пытался убедить следователей НКВД бредовыми побасенками в том, что для «проведения подпольной работы» он открыл у себя во дворе сапожную будку, где вредил оккупантам… «проводя некачественный ремонт их обуви». Того же пошиба «подпольщиком» был и некий Голованов, открывший частную забегаловку «для спаивания румынских солдат и офицеров»…  Спаивал он их в обмен на немецкие марки…

Наиболее трагичная судьба была у нескольких подпольщиков, скрывавшихся в Одесских катакомбах. Сигуранца не смогла достать их под землей – катакомбы были очень разветвленные и протяженные, тогда румыны просто замуровали несколько немногочисленных выходов. Находившиеся долгие месяцы под землей люди страдали от голода, у них начались расстройства психики. Так, исследователь партизанского движения в Одессе Ю.Гаврюченков пишет: «…Еще хуже обстояли дела у отряда Солдатенко в составе 12 человек, в том числе двух женщин, скрывавшегося в небольшой системе катакомб под Молдаванкой. Оккупанты замуровали все входы в эти катакомбы, и всю зиму 1941-42 годов партизаны не подавали никаких признаков жизни. За это время были убиты и съедены партизан Бялик и его жена Евгения. Они не были членами Коммунистической партии, что и предопределило их незавидную участь».

В общем, какой-то сюр…

В 1944-м году архивы Сигуранцы попали в «СМЕРШ», и с квазипартизанами в итоге разобрались по полной программе…

По ходу дела Пынтя вытянул счастливый билет: как-то к нему обратился начальник отдела из мэрии с просьбой помочь – сотрудница мэрии Елена Руденко, жена профессора Руденко, серьёзно заболела, требуется срочная операция; но местное светило известный хирург Часовников, ректор Одесского университета, категорически отказался делать такую операцию. Оказывается, Елена Руденко была родной сестрой советского маршала Толбухина, и Часовников, во-первых, не хотел марать руки в крови сестры коммунистического маршала, во-вторых, опасался Сигуранцы.

Пынтя посочувствовал Елене и сумел успокоить и убедить Часовникова; операция действительно оказалась сложной – но все кончилось благополучно. После выписки слабая и бледная Елена пришла поблагодарить Пынтю; тот растрогался и оформил ей годовой отпуск для реабилитации.

В 1944-м году, когда обе славные румынские армии остались частично в русском черноземе, частично – в сибирских лагерях для военнопленных, а советские танки своим ходом приехали в Европу, молодой король Михай I при содействии сочувствующих румынских политиков сместил и арестовал кондуэктора Антонеску и создал новое правительство – которое тут же объявило войну Германии.

Кстати, аристократическая внешность молодого красавца короля была не просто так – он был из династии Гогенцоллернов; его мама была принцессой Еленой Греческой, а прабабушка – великая княжна Мария Александровна, дочь Российского Императора Александра II.

В июле 1945-го года румынский король Михай I был награжден советским орденом Победы (№16) – за внесение перелома в соответствующий этап войны. Он третьим из иностранцев, после Эйзенхауэра и Монтгомери, получил этот орден. …А награду вручал председатель Союзнической Контрольной Комиссии в Румынии маршал Толбухин.

Федор Иванович узнал от сестры Елены, которую очень любил, все перипетии с ее излечением – и лично хотел поблагодарить Пынтю. Но Герман Васильевич в это время скрывался и жил на нелегальном положении, так как его разыскивала новая румынская власть, чтобы разобраться с его служением фашистской Румынии на посту мэра.

Толбухин имел в то время немалый вес в Румынии – и, пользуясь своей властью, он добился прекращения преследования Пынти и его легализации. Федор Иванович умел быть благодарным – и это оказалось счастливым билетом для Пынти…

Хирургу Часовникову, кстати, повезло меньше – он покинул Одессу в 1944-м вместе с румынскими войсками, но в 1947-м был арестован в Бухаресте советскими властями; Павел Георгиевич, несмотря на звание Заслуженного хирурга РСФСР, не имел шансов – кроме прочего, он в конце 1943 года возглавлял Антикоммунистический институт, действовавший при Одесском университете. Часовников получил 10 лет ИТЛ и умер в лагере в 1954 году…

Впрочем, и для Германа Васильевича это тоже был еще не конец: в 1949 году социалистическая Румыния, которой тогда руководили евреи во главе с легендарной «Анной» «Паукер» (Ханна Рабинсон), стала разбираться с геноцидом евреев во время войны. Пынтю привлекли в связи с его предполагаемым участием в Комиссии по эвакуации евреев из Одессы; тот доказывал, что в Комиссии фактически не состоял – дескать, недоразумение. Следствие длилось три года, Герман вроде как сумел доказать, что в комиссии не работал – тем не менее, суд в 1952-м году осудил его на 10 лет как «военного преступника и врага рабочего класса». Но заключение оказалось сравнительно недолгим – началась хрущевская оттепель, в Румынии тоже немного оттаяло, и в октябре 1955 года Пынтя был помилован и освобожден, а в следующем году и вовсе оправдан.

Но и это еще не конец – в 1961-м его опять арестовали, сидел он до 1964-го, когда его окончательно освободили.

Конец – немного таинственный – наступил 3-го февраля 1968-го в Бухаресте: подтянутый, элегантный пожилой человек (73 года), зашел, как обычно, в кафе, выпил традиционную чашечку кофе, откланялся, вышел на улицу – и упал замертво… То ли сердце, то ли отравили… Хотя вроде бы и незачем травить, много воды утекло…

И чтобы закончить с немного затянувшейся Одесской темой, ещё вспомним известного певца Петра Лещенко – уж очень органично его судьба вписывается в то время…

Маленький Петя родился без отца в 1898-м году в деревне недалеко от Херсона; вскоре семья перебралась в Кишинев. Мальчик хорошо пел, его пристроили вначале в солдатский церковный хор, затем в архиерейский хор; доброжелатели позже направили подростка в Народное приходское училище в Кишиневе.

В 17 лет пошел добровольцем на войну, устроился вольноопределяющимся (ему на гражданке в это время не на что было жить); дослужился до прапорщика. За несколько месяцев до Октябрьской революции, в августе 1917-го, получил тяжелое ранение, попал в Кишиневский госпиталь. Когда молодой Лещенко в январе 1918-го вышел из госпиталя, Бессарабия уже отошла к Румынии; соответственно, он стал румынским гражданином.

«…Я уехал в Петербург, а приехал – в Ленинград…»

Время было смутное, голодное. Поправившись, Петр работал одно время токарем, затем псаломщиком при кладбищенской церкви – но постепенно вырулил на артистическую стезю: стал танцевать и петь, мотаясь с разными труппами по разным городам. В 1925 году его на несколько месяцев занесло в Париж, где он одно время выступал вместе с молдаванкой Анной Кангизер – и даже хотел жениться на ней, но не срослось… Как позже Лещенко написал в автобиографии, «… поскольку она имела много поклонников, я порвал всякие отношения с ней».

Через год влюбчивый Петр женился на рижанке Жени Закитт, с которой гастролировал в Бейруте, Алеппо, Константинополе и Афинах. Эта женитьба в некотором смысле определила его судьбу: во-первых, он стал часто бывать в Латвии (его жена была из Риги); во-вторых, в 1930-м году супруга забеременела, их танцевальные туры по понятной причине прекратились, и Петр поневоле стал выступать с сольными вокальными концертами. В это время Лещенко знакомится в Латвии с тогдашним королем танго Оскаром Строком; тот оценил его приятный баритон и написал для него известные песни «Черные глаза» и «Последнее танго».

В тридцатых годах в Европе началось повальное увлечение грампластинками; не очень сильный, но красивый баритон Лещенко идеально ложился на звукозапись. Предприимчивые люди организовали запись песен в исполнении Лещенко на студиях в Бухаресте, Берлине, Лондоне; пластинки разошлись громадными тиражами. «Чубчик», «У самовара я и моя Маша», «Моя Марусечка», танго Оскара Строка вызывали восторг у европейской публики (во всяком случае, у русскоязычной).

В середине тридцатых Лещенко довелось встретиться с самим Шаляпиным; Федор Иванович даже похвалил его: "Дурацкие песни хорошо поёшь!»  J

Появились деньги; Лещенко открыл в Бухаресте свой собственный ресторан "Lescenco", который пользовался популярностью у столичного бомонда – и даже король и члены его семьи иногда посещали это заведение.

Затем началась война…

Лещенко с первых дней старался откосить от фронта, и здесь очень кстати оказалось приглашение, полученное Петром в декабре 1941-го от директора Одесского оперного театра Селявина выступать в Одессе. После разных многоходовых комбинаций Лещенко добился статуса мобилизованного гражданского лица, не подлежащего призыву в армию, и фактически перебрался в Одессу.

Концерты состоялись в начале июня 1942 года. Один из очевидцев вспоминал: «День концерта стал подлинным триумфом Петра Константиновича. Небольшой театральный зал полон до отказа, многие стояли в проходах. Звучали уже хорошо известные, любимые многими танго, фокстроты, романсы, и каждая вещь сопровождалась неистовыми аплодисментами слушателей. Завершился концерт подлинной овацией».

Лещенко был весьма предприимчивым человеком; некоторые предполагают, что его папа – еврейский коммивояжер, бывший проездом в деревеньке, где жила Петина мама…

Петр Лещенко открыл в Одессе шикарный ресторан «Норд», в котором стал совладельцем.

Еще в начале июня Лещенко познакомили со студенткой консерватории, выступавшей в концертах и подрабатывавшей в ресторанах, где она пела, аккомпанируя себе на аккордеоне; девушка пользовалась популярностью; ее звали Вера и она была моложе Лещенко на 25 лет.

Петр Константинович влюбился в Верочку со страшной силой…

Они стали выступать вместе и объявили о помолвке. С точки зрения румынской администрации Вера Георгиевна Белоусова была не очень благонадежна: её отец, служивший в НКВД, ушел на фронт добровольцем; она сама жила в Одессе с мамой и двумя братьями, причем один из них, старший брат, тоже воевал, но попал в плен в начале войны – и был отпущен немцами домой, после чего и поселился в Одессе у матери…

Вермахт практиковал такие вещи в начале войны: кое-где отпускали домой пленных – но только жителей Украины…  Мне попадалась цифра – примерно 300 тысяч пленных было распущено по домам; но я не уверен в ней…

Так либо иначе, семья Белоусовых должна была периодически отмечаться в комендатуре.

Лещенко хотел жениться на Верочке, но для начала он должен был развестись со своей женой Закитт, жившей в Бухаресте – и здесь возникла проблема: Жени, имея на руках десятилетнего сына, совершенно не хотела терять источник доходов в лице популярного певца-мужа. Злые языки говорят, что она активизировала соответствующие службы в румынской армии, чтобы привлечь Лещенко в армию и убрать подальше от молодой одесситки. В итоге весь 1943-й год Петр активно пытался разными путями ускользнуть от службы (даже вырезал себе совершенно здоровый аппендикс, чтобы полежать в больнице и выиграть время), а параллельно выступал, занимался рестораном и другими гешефтами – и был погружен в свою любовь…

В конце 1943-го года ситуация на фронтах стала ужесточаться, и Петра таки замели – он отправился служить в румынскую пехотную часть в Крыму, где попал на хорошую должность – начальник офицерской столовой. В марте 1944-го, когда в Крыму все уже рушилось, ему удалось оформить краткосрочный отпуск в Бухарест, но в Бухарест он не поехал, а на перекладных метнулся в Одессу: там Вера и ее семья были в смятении, так как их готовились отправить в Германию. На кратком семейном совете Петр предложил срочно уехать в Румынию; на другой день, взяв только самое необходимое, Вера, ее мать и два брата во главе с Петром сумели уехать в Румынию.

Советские войска уже приближались к границам Румынии. Лещенко, хотя и был по жизни скуповатым, оставил бывшей супруге ресторан и квартиру; на этих условиях она дала развод, и он успел жениться в конце мая на Верочке, которая теперь стала Белоусова-Лещенко.

В августе в Бухарест вошли советские войска; король Михай I поддержал социалистическое правительство – и получил советский Орден Победы; два с лишним года Румыния оставалась чем-то вроде «социалистической монархии». Молодого короля прозвали в Москве «король-комсомолец» – пока в конце 1947-го коммунистическое правительство Румынии не упразднило монархию, после чего Михай I отрекся от трона и эмигрировал в Швейцарию.

Вначале отношения между советскими властями и Лещенко были очень холодными, но затем его понемногу стали приглашать на выступления в госпиталях и воинских частях; политорганы доводили до личного состава, что Петр Лещенко – безыдейный низкопробный кабацкий певец, прислуживавший фашистам, поэтому хлопать ему не надо; непонятная холодность публики поначалу нервировала Лещенко, но постепенно все наладилось – «Чубчик», «Маша у самовара», «Черные глаза», а также «Синий платочек» не могли не растопить солдатские сердца; через некоторое время чета Лещенко с успехом выступила перед советским командованием, сам Жуков был в восторге – и это изменило ситуацию.

Начались концерты, от новых властей чета Лещенко получила квартиру в Бухаресте; жизнь налаживалась.

Родственники Вера были репатриированы на родину, в Одессу – но Вера не хотела уезжать без мужа, который был румынскоподданный. У Лещенко постепенно созрела идея-фикс – уехать в СССР; но схема получалась в бюрократическом отношении непростая – он иностранец, гражданин Румынии, а жена – советская подданная, репатриантка.

В конце 40-х…начале 50-х годов политическая температура в Румынии стала заметно понижаться; некоторые осторожные друзья советовали Петру, как минимум, залечь на дно или уехать куда поспокойнее. Но Лещенко привык к успеху и популярности, к тому же его воодушевлял пример Вертинского, которому позволили вернуться в Советский Союз; у Вертинского, кстати, тоже была молодая жена – младше мужа на 34 года…

Лещенко даже написал Калинину и Сталину; но, кажется, напрасно он не послушал друзей…

В итоге Петр получил разрешение на переезд в СССР, но после первого отделения во время прощального концерта 26-го марта 1951 года его по-тихому арестовали в гримерке. Вере разрешили с ним встретиться только через девять месяцев, в декабре. Свидание было тягостным – осужденный Лещенко был за барьером из колючей проволоки, гражданке Белоусовой было запрещено приближаться к проволоке ближе, чем на 5 метров…

Больше она его не видела…

Лещенко получил 5 лет заключения, но его дело до сих пор не опубликовано.

Её саму арестовали в Бухаресте работники МГБ еще через полгода – в июле 1952 года, затем вывезли в Днепропетровск; через месяц, в начале августа объявили приговор: измена Родине (муж-иностранец + пособничество оккупантам), приговаривается к высшей мере наказания, расстрелу. После оглашения приговора Верочка потеряла сознание – в общем, почти как в кино…

Но ей повезло – высшую меру заменили на 25 лет ИТЛ, а вскоре, после смерти Сталина, начались амнистии; гражданку Лещенко-Белоусову освободили 12-го июля 1954 года.

Много позже она узнала, что через три дня после её освобождения, 16-го июля, в румынском тюремном лазарете от обострения язвы умер её муж, Петр Лещенко…

https://www.youtube.com/watch?v=6gpZS4qd0Do

Вера Георгиевна прожила долгую жизнь и скончалась в возрасте 89-ти лет сравнительно недавно, 19 декабря 2009 года, в Москве.

Интересно, что румынский король Михай I, который бывал в ресторане у ее мужа, тоже прожил долгую жизнь; в 2005 году, во время торжеств по случаю 60-летия Победы Михай I посетил Москву, где Президент Российской Федерации Владимир Путин вручил ему юбилейную медаль «60 лет Победы в Великой Отечественной войне 1941—1945»; в 2010 году Михай I еще раз был на параде Победы в Москве.

Скончался совсем недавно, в декабре 2017, в возрасте 96 лет.

А вот жизнь руководившего Румынией вместе с Михаем I кондуэктора оказалась более короткой…

23 августа 1944 года Антонеску был вызван Михаем I во дворец, где был арестован; на следующий день Румыния объявила о своём выходе из войны, а 25 августа объявила войну Германии.

Через неделю, 31 августа, арестованного Антонеску передали представителям советского командования, которые отправили его в СССР.

На Лубянке с ним несколько раз длительно беседовал руководитель СМЕРШа Виктор Абакумов; Антонеску содержался в очень приличных условиях; в частности, ему была обеспечена веганская диета, так как кондуэктор был вегетарианцем…

В апреле 1946 года передан румынскому коммунистическому правительству «Анны» «Паукер».

Перед судом Первого Румынского народного трибунала предстали вместе с Антонеску еще 24 человека. Суд начался 10 мая 1946 года и через неделю приговорил к смертной казни через расстрел самого Антонеску и ещё 13 обвиняемых.

Кодуэктор в последнем слове на суде отверг предъявленные ему обвинения и гордо заявил: «Требую для себя смертного приговора, от прошения о помиловании отказываюсь».

1 июня в 18:06 по местному времени он был расстрелян в «Долине персиков» вместе с тремя ближайшими сподвижниками; руководитель расстрельной команды из уважения к высокому статусу приговоренного предоставил Антонеску редкое право командовать собственным расстрелом: кондуэктор сам подал знак для залпа, подняв для этого свою шляпу.

Кстати, тогда были расстреляны два Антонеску – рядом с Ионой стоял его заместитель и однофамилец Михай; оба однофамильца вместе работали, вместе и умерли…

https://ok.ru/video/4266395100

Такие дела…

Всё; наконец-то закончили с затянувшейся румынской темой.

Перед тем, как вернуться к летним событиям на Юго-Западном фронте, скажем ещё два слова о третьем важном союзнике Германии – Венгрии; вернее, о том, как она вступила в войну; это любопытно.

После распада Австро-Венгрии Венгрия осталась королевством, но без короля, с пустым престолом – оказалось, так бывает… Регентом и фактическим руководителем стал адмирал Миклош Хорти (интересно: королевство – но без короля; адмирал – но без флота…) Тем не менее, Хорти оказался хорошим правителем и много лет руководил Венгрией. В стране был резко антикоммунистический режим, и Венгрия стала естественным союзником Германии, присоединившись в 1940-м году к Тройственному пакту.

Тем не менее, Хорти осторожно лавировал, стараясь остаться в стороне от большой европейской войны. Так, в марте 1941-го года, за 3 месяца до начала войны, венгерские дипломаты получили от своего МИДа инструкцию, в которой говорилось следующее: «Основной задачей венгерского правительства в европейской войне вплоть до ее окончания является стремление сберечь военные и материальные силы, людские ресурсы страны. Мы любой ценой должны помешать нашему вовлечению в военный конфликт... Мы не должны рисковать страной, молодежью и армией ни в чьих интересах, мы должны исходить лишь из собственных».

После того, как Советский Союз вернул себе Бессарабию и Буковину, которые Румыния захватила после гибели Российской империи, Венгрия потребовала у Бухареста вернуть Трансильванию. Москва, кстати, поддержала это требование, как справедливое; и по итогам второго Венского арбитража Венгрия получила Трансильванию – но только ее северную часть.

Кроме того, Хорти отказался участвовать в войне с Польшей и пропустить немецкие войска через свою территорию.

В общем, адмирал был себе на уме и явно не стремился таскать каштаны из огня для старшего брата.

Гитлер немного не доверял Хорти и до последнего скрывал от него свои планы в отношении СССР; он рассчитывал самостоятельно разбить СССР и не принимал в расчет ненадежных союзников.

Тем не менее, королевство выполняло много заказов для промышленности Германии и было заметным поставщиком продовольствия; также Венгрия значительно нарастила свою армию к 1941-му году.

На этом фоне, когда Германия объявила войну СССР, Хорти выжидал, сдерживая своих политиков и военных, хотевших попинать советских коммунистов под прикрытием старшего брата и урвать лакомые кусочки от Советской России.

И тут вдруг происходит инцидент: в четверг 26-го июня несколько бомбардировщиков с закрашенными опознавательными знаками нанесли бомбовый удар по венгерскому городу Кошице.

Было сброшено около 30 стокилограммовых боеприпасов, сильно пострадал центр города, погибли гражданские лица; среди руин обнаружились две неразорвавшиеся бомбы якобы советского производства. Власти сразу решили, что бомбардировщики были советскими, такую версию доложили Хорти, и тот немедленно санкционировал объявление войны СССР, приказав нанести ответный удар по советским военным объектам.

Уже через неделю на восточный фронт для поддержки вермахта отправились 30 тысяч венгерских бойцов, через год численность венгерских войск на советско-германском фронте достигла 205 тысяч человек.

Адмиралу не удалось отсидеться в стороне…

Что привлекает внимание в вышеизложенных событиях? – Два момента.

Момент первый: сходство с финскими событиями; мы помним, что фактически в это же время и по схожей схеме днем раньше, в среду 25-го июня, советская авиация нанесла немотивированный удар по нейтральной Финляндии, в результате чего та вступила в войну.

Момент второй: до сих пор никто не знает, чьи бомбардировщики нанесли удар – советские, немецкие, венгерские или румынские. Меньше всех такая бомбардировка была нужна СССР – но после разгрома Германии, Румынии и Венгрии не было обнаружено никаких более-менее веских документов или показаний, кто это сделал. И это странно – например, подтверждение того, что провокация была организована румынскими/венгерскими/немецкими фашистами, было бы отличным аргументом в идеологической борьбе. Почему нет таких подтверждений, несмотря на полную доступность архивов побежденных стран? – Да потому, что их там и не было; скорее всего, эта провокация была выполнена советскими бомбардировщиками, точно так, как оно было сделано днем раньше в Финляндии.

Схожая схема, одинаковый результат: и Финляндия, и Венгрия вступили в войну.

Другое дело, что СССР такой результат был совершенно не нужен; соответственно, встает вопрос: а кому нужен? И как это было сделано? – Вопросы хорошие; но у меня нет на них ответа…

На этом заканчиваем изрядно затянувшуюся вторую часть обзора; терпение дочитавших заслуживает похвалы…

Спасибо за внимание.