I
Не ждать себе пощады
Победителей не судят
А для побежденных не признается никакое оправдание. И единственная их отрада, как сказал в своих чтениях «О Русско-японской войне на море» Николай Николаевич Беклемишев, − не ждать себе пощады.
Не ждал и не просил ее и бывший Командующий 2-й эскадрой отставной вице-адмирал Зиновий Петрович Рожественский. Вячеслав Чистяков пишет, что в сознание морских теоретиков «до-цусимской» школы не вмещался факт, что все-таки − всего лишь техническая частность − разница в качестве снарядов и скорости эскадренного хода, свела на нет блестящий успех последнего по-настоящему великого флотоводца Исторической России.
На мой взгляд, Вячеслав Николаевич переоценивает здесь морских теоретиков школы «после-цусимской».
Командующий пережил свою эскадру на три года, семь месяцев и семнадцать дней. С присущим ему мужеством переносил эти три с лишним года Адмирал все обрушившиеся на него нападки, уколы самолюбия и мелкие унижения.
Да, по суду он был оправдан. Сказалось слишком очевидное восхищение им народных масс, так ярко проявившееся в его почти триумфальном возвращении по охваченной мятежами Сибири, а также несомненное личное благоволение Императора, чувствовавшего, что их подставила одна команда.
Пенсия Адмиралу
Но где могли, хоть по мелочи, гадили или кусали − как клопы.
Если, к примеру, капитан 1-го ранга Озеров, − все-таки, ‒ по крайней мере, формально, ‒ сдавший свой броненосец, − был награжден за Цусиму мечами к ордену Св. Владимира 3-й степени и вышел в отставку контр-адмиралом; контр-адмиралом же стал и уведший в Манилу самые боеспособные крейсера Добротворский, а Энквист – в признание видимо той же заслуги, ‒ даже вице-адмиралом, то адмирал Рожественский, вопреки всем правилам и обычаям, был отставлен в том же вице-адмиральском чине.
А чего стоит только история с пенсией Адмиралу.
На первый взгляд, кажется, что, как пишут его строгие критики Грибовский и Познахирев, не узревшие в результате своих глубоких исследований «материальных» преимуществ японцев в Цусиме: «Пенсией адмирала не обидели, он получил со всеми льготами и заслугами 7 390 руб. 51 коп. в год, что конечно, было меньше жалования начальника ГМШ, но вполне позволяло прилично жить в столице»[1]. Много это или мало для человека ранга адмирала Рожественского, помогут сориентироваться читателю следующие факты и цифры[2].
Вдовы, сироты и ветераны
Пенсия бывшего Управляющего (в 1888-1896 гг.) Морским Министерством адмирала Н.М. Чихачева, «подарившему» в 1892 году русскому флоту те самые «худшие в мире» фугасные снаряды, составляла на тот же период 18 000 рублей, не считая вознаграждения за членство, вполне номинальное в Госсовете, поскольку адмиралу было уже сильно за 75. Однако − все же бывший министр.
Но те же 18 000 рублей в год продолжала получать бездетная вдова, еще одного бывшего Управляющего тем же министерством, адмирала И.А. Шестакова, скончавшегося аж в 1888 году. Прелесть ситуации заключается в данном случае еще и в том, что безутешная вдовушка немедленно после смерти обожаемого супруга выскочила замуж за директора Морского корпуса контр-адмирала А.М. Доможирова, выгодно отличавшегося от усопшего тем, что был на тридцать лет моложе. Овдовев опять в 1902 году, лихая вдова сочла, что быть полной адмиральшей лучше и вытребовала пенсию по первому мужу в размере полного оклада Управляющего Морским Министерством. Разве обаятельной женщине откажешь?
Полный оклад покойного отца получала в эти годы дочка адмирала П.П. Тыртова − так успешно прогадившего вместе с МИД столь необходимую нашему флоту базу в Мозампо, где поджидал нашу эскадру 14 мая 1905 года адмирал Того. Не только не передавшего в Порт-Артур Высочайшее повеление Тихоокеанской эскадре больше плавать, но приказавший положить Царское повеление в железный шкаф Военно-Морского Ученого Отдела[3]. И, − за просто так, − сгонявший из Порт-Артура в Кронштадт «Наварин», «Сисой Великий», «Владимир Мономах», «Дмитрий Донской», «Адмирал Нахимов» и «Корнилов». Откуда им, толком не починившись пришлось обратно идти на Цусиму, кроме развалившегося «Корнилова».
Заслуги адмирала Ф.К. Авелана, задержавшего, вместе с ВК Алексеем Александровичем, в Мадагаскарском аду и у берегов Аннама 2-ю эскадру на 87 дней, и тем самым обеспечившего ремонт и перевооружение японского флота на новый тип снарядов, − одного из истинных и очевидных виновников Цусимы, благодарная родина оценила отнюдь не заслуженной веревкой, а 20 412 рублями годовой пенсии, 4 000 тысячами годовой аренды, и чего там еще полагается по Госсовету.
Так что на этом фоне почтенных вдов, сирот, и ветеранов ‒ так и хочется сказать, − «невидимого фронта», вот только какого? − пенсия адмирала Рожественского выглядит прямым оскорблением. Чтобы не употреблять слов круче.
Но не только повышенными пенсиями были отмечены «герои невидимого фронта» той войны.
Благодарность отчизны
Все истинные отечественные виновники Цусимы и наших неудач в русско-японской войне в целом, − из числа тех, кого мы уже сейчас можем назвать по именам, добавив к ним и фамилии, − не пострадали нимало. Напротив, ‒ большинство было отмечено с той или иной степенью щедрости благодарным отечеством.
Рисунок из «Летописи войны с Японией». По левую руку С.Ю. барон Р. Розен.
Визави − Комура, еще не могущий до конца поверить в свалившуюся удачу
Один из главных губителей России Витте, вначале на украденные у флота деньги построивший порт вторжения Дальний, а затем, в качестве последнего благодеяния любимой Родине, отдавший в Портсмуте пол-Сахалина − стал графом. Его Матильда − графиней. После чего свежеиспеченный граф удалился вскорости на покой − писать разные гнусности для вящей дезинформации потомков.
Куропаткин сохранил свои Генерал-Адъютантские вензеля. За государственный счет написал и издал ученые оправдания нашего ‒ нанесенного лично им самим ‒ поражения на сопках Маньчжурии, положенные в основу официальной версии о русско-японской войне.
В Первую Мировую войну ухитрился еще покомандовать фронтом. Правда на сей раз недолго, да и нужды в том особой не было. Генералов-предателей в этот раз и без него хватало.
Генерал-Адмирал Алексей Александрович после Цусимы, с чувством выполненного долга, подал в отставку и отъехал в любимый Париж на заслуженный отдых, искать утешения и забвения от трудов ратных.
ВК Алексей без мундира
Итог его деятельности кратко и емко выразил один из западных военных обозревателей:
«Великий Князь Алексей начал свою карьеру Генерал-Адмирала в пору, когда Россия была великой морской державой. Он завершил ее, когда Россия фактически лишилась флота».
Адмирал Скрыдлов, так славно командовавший во время войны флотом Тихоокеанским, пославший на верную гибель в бою 1 августа Особый отряд Владивостокских крейсеров, принял, после гибели на боевом посту адмирала Чухнина, флот Черноморский.
Одним словом, все блудливые сестры получили по серьге:
− строители кораблей, испорченных уже на стапелях;
− мочители пироксилина;
− отправители снарядов не туда и далее…
Не пострадал, естественно, и создатель незабываемой теории «боевых коэффициентов», талантливый теоретик Клáдо, во многом из-за трудов которого и погибла 2-я эскадра. Он продолжил свою академическую карьеру, любим был и Керенским и Троцким, при котором и закончил жизнь начальником красной Военно-Морской академии.
«Адмирала же Рожественского ‒ говорит Георгий Александровский − за его нечеловеческий труд, связанный с проводкой 2-й Тихоокеанской Эскадры на Дальний Восток, за твердость характера, проявленную им в бою и являющуюся уделом немногих прирожденных флотоводцев, ждала награда не только в виде испитой им горечи незаслуженного поражения…, не только в виде морального унижения − быть сданным тяжелораненым в плен, но еще в форме резкой критики, грубых нападок и, наконец, предания суду после возвращения на родину.
С благородным достоинством приняв на себя всю вину, адмирал Рожественский закончил свое выступление на суде словами:
‒ ...Я сожалею, что в приказе до сражения я не указал, что спасать Командующего следовало только в том случае, если состояние его здоровья позволило бы ему продолжать командование.
Меня следовало оставить на "Суворове"»[4].
Собственно он и остался навсегда там, успев только передать нам правду о Цусимском бое, которую вот уже сто с лишним лет не хотят услышать и понять.
Да и трудно услышать ее в организованном хоре лжи и дезинформации, дирижируемым теми же силами, которые были истинными устроителями Цусимской катастрофы Русского флота.
А с тех пор и силы их выросли немерено.
II
Последний штрих: правда была известна уже тогда!
ВК Кирилл и адмирал Р.
То, что это были именно сознательные ложь и дезинформация, и распространяющие их знали, что делали, а правда была известна уже тогда, говорит, в частности, еще одно, ставшее совсем недавно, ‒ во всяком случае, после того, как было написано все предыдущее, ‒ известным мне свидетельство. Свидетельство современника и непосредственного участника многого из связанного, говоря словами Блока, с «Артуром и Цусимой». Свидетельство, которое объективно стало последним штрихом в воссозданной картине Цусимской катастрофы.
Автор догадывается, что немало из вышесказанного о Цусимском бое, да и вообще о Русско-японской войне и ее предъистории, как и о Русской истории вообще, настолько отличается от устоявшихся исторических стереотипов, что у читателя может возникнуть ощущение, что в книге воссоздается и рассказывается некая виртуальная реальность, в духе столь модной сейчас «альтернативной истории».
На самом деле, факты, изложенные выше, были хорошо известны их современникам, особенно из военно-морских кругов, вот только в официальные версии отчего-то не вошли.
С почти математической ясностью показывает это знание, приводимый ниже отрывок из воспоминаний Контр-Адмирала Свиты Его Величества Великого Князя Кирилла Владимировича «Моя жизнь на службе России», написанных, а вернее, продиктованных им в 1938 году в последние недели своей жизни, прерванной 29 сентября/12 октября 1938 года тяжелой и мучительной болезнью – гангреной ног. Продиктованных, можно сказать, перед лицом вечности.
Великий Князь Кирилл Владимирович (1876-1938)
Полная версия их увидела сравнительно недавно свет на русском языке[5]. Английскую версию воспоминаний, вышедшую в Лондоне в 1939 году, мне видеть не довелось. Но зато в инете есть сейчас текст первого русского их издания в Петербурге в 1996 году.
В этих предсмертных записках Великий Князь не претендует на какие-либо глобальные исторические обобщения и отнюдь не отличается экстравагантностью суждений.
Напротив, с подкупающим простодушием и незатейливой прямотой он рассказывает о событиях, которые ему довелось пережить, − перемежая воспоминания, как сказали бы мы, личные и служебные, − так как они отложились в его памяти, и не обращаясь к документальной базе, по-видимому, недоступной для него.
Впрочем, похоже, ВК Кирилл и не был допущен к сверхсекретной информации, в частности, к засекреченным до 1937 года документам, связанным с занятием Порт-Артура. Последнее легко объяснимо традиционно недоброжелательным отношением Морского Ведомства к Гвардейскому экипажу, к которому принадлежал Кирилл Владимирович, и командиром которого он стал с 16 марта 1915 года. [Об отношении чинов Морского Ведомства к Гвардейскому экипажу см., напр. уже не раз цитированные записки контр-адмирала С.С. Фабрицкого].
Неудивительно, что высшим авторитетом в вопросах, связанных и с арендой Квантуна и с причинами русско-японской войны остался для Контр-Адмирала Кирилла наш хороший знакомый барон Роман Розен. Впрочем, мнение адмирала Дубасова о непригодности Порт-Артура в качестве нашей основной военно-морской базы, также воспроизведено в мемуарах.
Напомним, что именно лейтенант флота ВК Кирилл Владимирович поднял 16 марта 1898 года Андреевский флаг над Золотой горой Порт-Артура, а во время войны 1904-1905 годов, уже капитаном 2-го ранга был начальником Военно-Морского отдела Штаба Вице-Адмирала Степана Осиповича Макарова. А в день катастрофы 31 марта стоял рядом с адмиралом на мостике «Петропавловска». Обожженный и контуженный Кирилл оказался в числе немногих спасенных с злосчастного броненосца, и до конца своих дней сохранил ужас перед морской пучиной, однажды отпустившей его из своих черных глубин. Сам Великий Князь говорит об этом с вызывающей уважение откровенностью.
Понятно, что с особой теплотой вспоминает он своего Командующего адмирала Макарова, подчеркивая, что: «Адмирал был не только выдающимся флотоводцем, но и замечательной личностью… Было честью служить рядом с таким человеком».
Отметим также, что вдова адмирала Макарова Капитолина Николаевна, кавалерственная дама Ордена Св. Екатерины (1914), была статс-дамой маленького двора Кирилла Владимировича в Сен-Бриаке, и сопровождала его жену Викторию Федоровну в ее поездке в Америку в конце 1924 года.
Капитолина Николаевна Макарова
Но самое любопытное, что значительно большее число строк военно-морской части воспоминаний Великого Князя посвящено не Порт-Артурскому периоду его боевой деятельности под руководством знаменитого адмирала, и не Порт-Артурской эскадре, а другой эскадре и другому адмиралу: Адмиралу Зиновию Петровичу Рожественскому и 2-й эскадре флота Тихого океана.
И строки эти стоят их воспроизведения в нашем труде.
Начинают их слова Кирилла Владимировича, рисующие его пребывание с 12 мая по 3 сентября 1899 года на крейсере «Генерал-Адмирал» в отряде судов Артиллерийского отряда.
Морской Ганнибал
Первая встреча
«Артиллерийское училище в Ревеле, куда я поступил учиться, располагало редкостной коллекцией допотопных кораблей, многие из которых были созданы еще в эпоху Крымских войн. Казалось, эти развалины были специально собраны в одном месте, чтобы служить наглядным примером того, каким не должен быть современный флот.
Эту донкихотскую флотилию я созерцал со смешанным чувством жалости, благоговения и ужаса. То были останки нашего флота, настоящие музейные экспонаты, которые представляли лишь археологический интерес. Трудно поверить, что некоторые из этих музейных экспонатов со свалки металлолома были отправлены сражаться с японцами.
В дополнение ко всей абсурдности положения, во главе этого плавучего артиллерийского училища стоял блистательный военный − контр-адмирал Рожественский, обезславленный герой одного из величайших сражений в истории флота, своего рода морской Ганнибал, о котором мне представится случай упомянуть позднее».
Обратим внимание на сравнение Адмирала из всех великих полководцев мировой истории именно с Ганнибалом. Скоро мы увидим, что в сравнении этом Великий Князь не одинок. Но послушаем его дальше:
«Несмотря на то, что мне пришлось иметь дело с коллекцией устаревших и разнородных посудин, я сумел узнать много полезного в области практической артиллерии и ближе познакомиться с адмиралом, человеком суровым и прямодушным, страстно преданным своему долгу и одержимым непреклонным стремлением преодолеть любые препятствия.
Беда Рожественского заключалась в том, что в его распоряжении оказался столь никчемный материал, впрочем, неудачи преследовали его всю жизнь».
«Я считаю своим долгом отдать дань этому русскому патриоту, который, командуя плавучей грудой металлолома, отправился за двадцать тысяч миль навстречу верной гибели, не имея ни единой военной базы за спиной…
И когда стало ясно, что все потеряно, что Порт-Артур пал и войска обращены в бегство, наши моряки вступили в бой с превосходно вооруженным противником, для которого море было родной стихией, и героически сражались до тех пор, пока волны не сомкнулось над ними».
Следующие строки относятся ко времени, когда, вернувшись из отпуска по ранению после катастрофы «Петропавловска» − Кирилл был сильно обожжен взрывом и контужен, у него была сильно повреждена спина, не говоря уже о психической травме, − Великий Князь стал работать в Морском Министерстве на чиновничьей работе, которая его мало интересовала. Желанием его было продолжить службу на Тихоокеанском флоте, как только позволит здоровье.
И здесь его путь вновь как бы пересекся с путем Адмирала Р.:
Практически невыполнимый план
«Уже некоторое время в печати обсуждался один совершенно фантастический и практически невыполнимый план. Он предусматривал посылку нашего Балтийского флота на Дальний Восток и установление там военного превосходства на море.
Вокруг этого проекта подняли столько шума и так настойчиво муссировали его в печати, что, в конце концов, один Бог знает почему, Адмиралтейство[6] предложило эту «блестящую идею» на рассмотрение Государю.
Лучше всего, если бы его создатели засекретили свои бредовые планы, но они ничего подобного не сделали, и к тому времени, когда были предприняты первые шаги к осуществлению замысла, весь мир, включая, конечно, японцев, знал все до мельчайших подробностей о кораблях, которые предполагалось послать с этой безрассудной миссией».
Самый способный из наших адмиралов
«Выполнение этого плана было поручено Рожественскому, самому способному из наших адмиралов, о котором я уже упоминал. Он откровенно заявил Государю, что, с его точки зрения, план с самого начала обречен на провал.
Во-первых, наши корабли, за редким исключением, не могли противостоять на равных японскому флоту, даже если бы весь наш флот был капитально отремонтирован и усовершенствован, для чего оставалось слишком мало времени.
Во-вторых, Великобритания, владычица морей и союзник Японии, предпримет все от нее зависящее, чтобы чинить препятствия Балтийской эскадре на протяжении всех 20 тысяч миль пути.
В-третьих, продвижение такой армады, состоящей в основном из старых посудин, будет крайне затруднено частыми поломками и потребует внушительного сопровождения из вспомогательных кораблей.
Большую сложность представляла заправка углем. Осмелятся ли нейтральные страны, и даже те, кто, подобно Франции, был нашим союзником, оказывать нам помощь, не боясь навлечь на себя недовольство Великобритании? Ведь флот без базы зависит от милости случая.
Таким образом, весь план был сопряжен с непреодолимыми трудностями. Более фантастический замысел трудно было придумать.
Вся армада насчитывала около 50 кораблей, которые надо было снабжать провиантом, углем, запчастями. Ремонт пришлось бы делать на ходу. Некоторые корабли были совершенно непригодны для плавания даже по Финскому заливу.
Они представляли собой груду металлолома, о чем я уже писал в связи с артиллерийской школой. И вот этим кораблям предстояло идти в Тихий океан через тропические моря!»
Беззаботность, граничащая с преступной халатностью
«Адмиралтейство было ничуть не обескуражено. Его позиция, совершенно не учитывающая возможных последствий, отличалась беззаботностью, граничащей с преступной халатностью.
В Адмиралтействе сидели неглупые люди, и они должны были предвидеть, что посылают тысячи наших лучших моряков на верную смерть, к вящей славе японского флага и к унижению русского, − и все потому, что печать настаивала на этом!
Когда адмирал понял, что его предупреждения остались без внимания, он сразу же взялся за порученное дело.
На всех оборонных заводах началась лихорадочная работа…
Тем временем печать без устали разглашала на весь мир малейшие подобности хода работ, а [адмирал] Того строил встречные планы.
В Кронштадте монтировали все, что поддавалось сборке, пока флот не был готов выйти к месту назначения. Если бы не немцы, которые взялись снабжать нас углем на протяжении всех 20 тысяч миль плавания, флот никогда бы не продвинулся дальше Западной Африки».
Весь мир насмехался над ним
«Незадолго до 2/15 октября 1904 года, когда Рожественский покинул Либаву, я сопровождал Государя в качестве адъютанта на флагманский корабль адмирала "Суворов", где состоялось совещание. Я сам не присутствовал на этой встрече и потому не знаю, что там обсуждалось. Знаю только, что она бесповоротно решила судьбу тысяч моих соотечественников.
Адмирал безукоризненно исполнял свой долг, но весь мир насмехался над ним. Во всех столицах мира заключались пари, что флот Рожественского никогда не дойдет до места назначения. Мы превратились во всеобщее посмешище. Военно-морские специалисты презрительно говорили: "Русские − не моряки. Их скопище корыт никогда не дойдет дальше Северного моря".
А когда произошел инцидент у Доггер-банки, он вызвал лавину издевок: "Дон Кихот по ошибке принял безобидные траулеры в Северном море за японские эсминцы и всерьез сразился с ними".
Нависла опасность войны с Англией!
Об инциденте много писали.
Я не был его свидетелем, но, зная Рожественского, могу утверждать, что он был очень талантливым офицером. Это он доказал тем, что сумел провести огромный флот в целости и сохранности на другой конец света, не потеряв ни одного из своих кораблей − и каких кораблей!
Этот подвиг был по достоинству оценен лишь позднее.
Когда вся Балтийская эскадра проследовала Сингапур в идеальном строю, "Сент-Джеймс Газетт" писала: "Мы недооценили адмирала и ныне приветствуем его с уважением, достойным его доблести" и так далее».
Не приходится сомневаться
«До отхода эскадры из Либавы, Рожественского, очевидно, предупредили, что японцы закупили несколько эсминцев в Великобритании, построенных для одной южноамериканской страны, и что они намерены спровоцировать инцидент в Северном море, который либо ввяжет нас в войну с Великобританией, либо заставит немедленно вернуть эскадру в Россию.
Если все было именно так, то это был блестящий политический ход со стороны японцев. Адмирал вышел в поход, готовый к любой неожиданности такого рода.
Не приходится сомневаться в том, что среди траулеров без опознавательных огней, встреченных им в Доггер-банке, был ряд судов, напоминавших эсминцы.
Это подтверждается независимыми показаниями моряков наших кораблей и экипажей некоторых траулеров, представленными Международному суду, который рассматривал этот инцидент.
Если бы эти подозрительные корабли, − один из которых оставался на месте происшествия в течение нескольких часов, когда уже все без исключения наши эсминцы приближались к Данджнессу − атаковали русскую эскадру первыми, то адмиралу бы пришлось отвечать, как за повреждения наших кораблей, так и за собственную халатность, из-за которой произошло нападение.
Если бы он, с другой стороны, напал первым, что он фактически и сделал, то при большом скоплении траулеров, сосредоточенных в том месте, и отсутствии огней на подозрительных кораблях, ущерб был бы нанесен судам нейтральной страны, что поставило бы нас в затруднительное положение.
Такой план был бы достоин Макиавелли!
И если дело обстояло именно так, а тому есть немало свидетельств, значит, адмирал нашел правильный выход из возникшей дилеммы, и ни его, ни наш флот нельзя ни в чем обвинять».
Особое место в мировой истории
«Эта эпопея обреченного флота, стоявшего насмерть после беспрецедентно долгого перехода, занимает особое место в мировой истории.
В неравном бою 14/27 мая 1905 года в Цусимском проливе наши посудины героически сражались с хорошо оснащенными кораблями противника, и прежде, чем быть потопленными нанесли им значительный урон.
Во время сражения адмирал получил серьезные ранения и был на грани смерти, а когда после японского плена он возвращался домой, то даже революционеры восторженно приветствовали его и подбегали к поезду, чтобы взглянуть на этого самоотверженного человека.
А что же власти?
Они отдали адмирала под трибунал!
И только за то, что он по их же приказу дошел с грузом металлолома до берегов Японии и там потерял его.
Власти осудили Рожественского за честное и безупречное выполнение их собственных планов, достойных комического пера сэра Вильяма Гилберта[7].
В это было бы трудно поверить, не будь это правдой!»
Будь у нас снаряды как у японцев
«В заключение могу добавить, что в Цусимском бою наши артиллеристы показали себя с наилучшей стороны.
Они с редким умением наводили орудия и метко поражали корабли противника, о чем свидетельствует большое количество попаданий, зарегистрированное самими японцами.
Будь у нас такие же снаряды, как у японцев, то бой мог бы иметь совсем другой исход.
Японские снаряды взрывались при малейшем соприкосновении с целью, даже если касались поверхности моря, а наши разрывались только при ударе о броню и разлетались на крупные обломки. Японские снаряды производили при взрыве ужасный эффект, разрываясь на мельчайшие раскаленные осколки, поджигавшие все, что могло гореть.
Сила их взрывного удара была такова, что тяжелая броня скручивалась в штопор, а крыши башен артиллерийских орудий разлетались как деревяшки. К тому же они содержали химическое вещество, предвосхитившее изобретение ядовитого газа.
Именно из-за этих снарядов, а не из-за отсталости наших кораблей, наш флот с самого начала оказался в невыгодном положении...»
Вопреки людским замыслам и капризам погоды
«Все это время меня не оставляла мысль возобновить службу на Дальнем Востоке, как только позволит здоровье. Я намеревался поехать во Владивосток, где у нас еще находились несколько первоклассных кораблей, и где я хотел дождаться прибытия Балтийской эскадры, чтобы продолжить службу.
Известия, доходившие с эскадры Рожественского, были хорошие. Пока все обстояло благополучно, и он уже подходил к японским водам.
Казалось, адмирал успешно преодолевал все препятствия на своем пути, вопреки людским замыслам и капризам погоды, и в запасе у него, на мой взгляд, оставался один, правда весьма хрупкий, шанс, который, обрати он его в свою пользу, помог бы ему избежать тисков Того.
Насколько я знал по собственному опыту, Японское море и все пространство между ним и Владивостоком, из-за встречи теплого и холодного течений, подвержено частым туманам.
При благоприятных обстоятельствах адмирал мог пройти узкими морями между Японией и Кореей в густом тумане и таким образом достичь цели, избежав столкновения».
Все решил один день
«И адмирал чуть не прошел через Цусимский пролив незаметно для японского флота.
Все решил один день.
Если бы он прошел через пролив 13/26 мая, когда был густой туман, а не 14/27-го, как он это сделал, то он с успехом прорвался бы к своим, потому что в тот день видимость была чрезвычайно плохой.
Но 13/26-го ему пришлось ползти вместе со своей эскадрой со скоростью в несколько узлов из-за неполадок в двигателе на одном из его видавших виды кораблей, которые присоединились к нему в Кохинхине, где он целый месяц ждал их прибытия.
Когда вести о катастрофе дошли до нас, моя поездка на Дальний Восток потеряла всякий смысл».
Создается впечатление
Стоит прочесть все, весьма недлинные воспоминания Кирилла Владимировича, по своей форме и отбору материала предназначенные в первую очередь для круга семьи, чтобы понять, насколько необычно большое место в них отведено событию, в котором сам Великий Князь все же не принимал непосредственного участия.
Создается впечатление, что из всех знакомых ВК Кирилла, ‒ а знаком он был практически со всеми выдающимися и просто заметными людьми предреволюционной эпохи, ‒ в буквальном смысле в масштабах всей Земли, ‒ наибольшее впечатление произвел на него именно морской Ганнибал − адмирал Зиновий Петрович Рожественский.
А подвиг 2-й эскадры не смогли закрыть и умалить даже события Великой войны и революции.
Все было прекрасно известно уже тогда…
Великий Князь подчеркивает по разным поводам, что никогда чересчур не интересовался тем, что не входило в пределы его непосредственной компетенции, да это и прямо следует из многих мест его воспоминаний, где его информированность, да и понимание событий мало превышает таковую обыкновенного образованного человека. Вспомним хотя бы занятие Порт-Артура.
Тем более дорогого стоят свидетельства Кирилла Владимировича об адмирале Рожественском и его эскадре. Удивительным образом, Великий Князь подтверждает все «узловые» места нашего описания похода и боя 2-й эскадры.
Это и несомненное присутствие миноносцев, или очень похожих на них судов, среди рыбачьих шаланд на Доггер-банке.
И блестящая стрельба нашей эскадры в ее первом и последнем бою.
И невероятная взрывная сила «цусимских» японских снарядов. И содержащееся в них химическое вещество, ставшее предтечей боевых ядовитых газов за десять лет до Ипра.
Задолго до Александровского, Вествуда и Чистякова, и даже адмиралов Пэкинхэма и Шталя, русский военный моряк Кирилл ясно и отчетливо сказал слова правды, которую не хотят слышать до сих пор:
«Будь у нас такие же снаряды, как у японцев, то бой мог бы иметь совсем другой исход...
Именно из-за этих японских снарядов, а не из-за отсталости наших кораблей [или плохой, якобы, стрельбы наших артиллеристов], наш флот с самого начала оказался в невыгодном положении...».
Не обойден вниманием Великого Князя даже такой малоизвестный факт, как суточная задержка эскадры накануне битвы из-за очень своевременного повреждения в машине известного нам «Адмирала Сенявина», в результате которого 2-й эскадре не суждено было пройти Цусиму в густом тумане 13/26-го мая 1905 года[8].
Уж последний-то случай, я искренне считал, мог быть известен только самым внимательным читателям всех донесений о бое и показаний в Следственной Комиссии.
А значит и этот случай с «Сенявиным» и его значение для судьбы эскадры, равно как и остальные приведенные Контр-Адмиралом Кириллом свидетельства и факты, были прекрасно известны именно и уже тогда, когда писалось незабываемое по своей изощренной лживости Заключение Следственной Комиссии, и основанные на нем, или, во всяком случае соответствующие ему по духу, труды капитанов Смирнова, Немитца, Капниста и прочих критиков адмирала Рожественского и его эскадры, в погонах и без.
По-своему их можно понять.
Если уж документы по Порт-Артуру были засекречены в 1912 году на 25 лет под уголовную ответственность, чтобы вывести из-под удара МИД и Морское Ведомство, то правду о Цусиме следовало засекретить, по крайней мере, лет на 100.
Это, впрочем, и было сделано.
Как при переходе Ганнибала через Альпы…
Без излишней помпы
В ночь на Новый [сейчас бы сказали – старый Новый] 1909 год сердце Адмирала остановилось. Похороны вице-адмирала Зиновия Петровича Рожественского в Александро-Невской лавре Морское Ведомство произвело без излишней помпы с минимумом обязательных церемоний.
Были верные сослуживцы и друзья, были адмиралы Роберт Николаевич Вирен − героический командир «Баяна» и последний командующий Порт-Артурским отрядом броненосцев, и Карл Петрович Иессен – неоцененный герой сражения у Урусана.
Некоторые из официальных лиц неприятно были поражены обилием простых матросов, жаждавших попрощаться со своим Адмиралом, и, не стесняясь, рыдавших на похоронах. Официальный «Морской сборник» не счел нужным откликнуться некрологом.
Откликнулась Россия на смерть своего флотоводца словами Петра Петровича Семенова-Тян-Шанского:
«Луч беспристрастной истории озарит многотрудный путь, самоотверженно пройденный честным флотоводцем, которому не суждено было совершить только одного – чуда»[9].
Что же общего нашли в трагических судьбах…
Поздно, но искренне − пишет Георгий Александровский − страна скорбела об уходе из жизни человека, с именем которого связаны, по словам, увы, не русского, а германского писателя Франка Тисса:
«…Как при переходе Ганнибала через Альпы, отвага и безумство подвига, единственного в морских анналах»[10].
Как видим, Франк Тисс сравнивает подвиг нашего «железного Адмирала» с подвигом перехода через Альпы именно Ганнибала.
Вспомним, что морским Ганнибалом назвал адмирала Р. и ВК Кирилл.
Что же общего нашли в трагических судьбах великого полководца пунических войн и последнего великого адмирала Русского Императорского Флота военный писатель Германии тридцатых годов прошлого века и Местоблюститель Престола Российской Империи?
Первая ассоциация очевидна и лежит на поверхности. Через Альпы водили свои войска и Суворов и Наполеон, но лишь Ганнибалу удалось провести через ледяные кручи «чудо-оружие» того времени − африканских боевых слонов. До сих пор не ясно как.
Но более глубинной аналогией является, пожалуй, та, что растленная карфагенская плутократия последних времен, потерявшая в своих внутренних интригах и разборках даже инстинкт самосохранения, вначале не дала последнему великому полководцу Карфагена одержать победу в Италии, а по его возвращению в Африку, повесила на него всех собак, свалив на него все собственные маразмы и измены, и предав суду.
Чудом Ганнибал сохранил жизнь, которую никогда не берег в боях.
Карфаген после этого просуществовал недолго. К нашим дням от него не дошло ничего, кроме названия одноименного города Римской провинции Африка.
III
Срок наступления конца
Черемуха мимо
Прокралась, как сон.
И кто-то − “Цусима!”
Сказал в телефон.
Скорее, скорее −
Кончается срок:
«Варяг» и «Кореец»
Пошли на Восток…
А. Ахматова. 10-12 марта 1940 года
Говорят, великие поэты не сочиняют, а записывают то, что Некто вкладывает им в души. Поэтому бывает, что неверующий и мятущийся Александр Блок вдруг пишет строки, почти со сверхчеловеческой точностью говорящий о конце Времен:
Я видел сон: мы в древнем склепе
Схоронены, а жизнь идет
Вверху − всё громче, всё нелепей;
И день последний настает.
Чуть брезжит утро Воскресенья
Труба далекая слышна.
Над нами − красные каменья
И мавзолей из чугуна.
И Он идет из дымной дали;
И ангелы с мечами с Ним;
Такой, как в книгах мы читали,
Скучая и не веря им.
Какой же срок стал кончаться у Ахматовой, когда на Восток пошли «Варяг» и «Кореец», мистически олицетворяющие в этом стихе погибшие за Россию Тихоокеанские эскадры?
Не тот ли срок, который увидел в своем сне Александр Блок.
Срок наступления конца. Конца времен.
Недаром финал Цусимского боя − сдача части русской эскадры «презренным Небогатовым»[11], − так напоминают, видимо духовным сродством своим, события Февральской революции, когда свой флаг перед врагом − внутренним! − спустил сверхдредноут «Третий Рим». Четвертому же − не быть.
Гибель Третьего Рима в 1917 году означала завершение мировой истории в ее содержательном, жизненном смысле. И вот знамение, предчувствие конца всего, и почувствовал великий поэт, − слово поэтесса к таким не подходит, − в словах «Варяг» и «Цусима».
В геополитических неудачах и во внутренних катаклизмах
Дух проявляется в нашем мире через материю. Духовные ошибки мы можем замечать по сопутствующим и соответствующим проявлениям в земном мире.
Ошибки в духовном пути страны реализуются в геополитических неудачах и во внутренних катаклизмах.
Так, послушав в 1685 году иезуитских советов, Московское Правительство предпочло угробить в походе на Крым для поддержки «католической лиги» − «мирового сообщества» тех лет − стотысячную русскую армию, послав при этом в Сибирь, вместо требуемого казачьего полка и стрелецкой роты, стольника Головина с «мирными инициативами», отодвинувшими почти на двести лет нашу границу с Амура на север Охотского моря.
Так, в конце XIX начале XX века, весь почти военный бюджет Империи тратился на укрепление западной границы, провоцируя самоубийственную схватку трех последних старейших христианских монархий Европы, о чем загодя предупреждал товарищ Энгельс.
На Западе готовилось военное политическое самоубийство России в интересах французского и прочего масонства, а на Восток, где действительно мог быть открыт, наконец, свободный выход к морям − средств умышленно не хватало.
Или вот уже в новейшие времена, вложил кто-то[12] в голову последнего генсека идею консенсуса с «мировым сообществом» и что ж?
Уже через 6 лет раскололся вдребезги, несокрушимый и несокрушенный никакими военными силами и средствами, геополитический правопреемник Российской Империи, а значит и Третьего Рима, Советский Союз, а возникшее ублюдочное государственное формирование, именуемое Российской Федерацией, оказалось в границах худших, чем границы Российского Царства того самого 1685 года, не считая пока еще неприсоединенного в тот год Приамурья.
И Амур так остался бы навсегда китайским − Нессельроде уж и бумагу соответствующую на подпись Государю Николаю Павловичу подсунул, − да капитан Невельской, рискуя эполетами, русский флаг в устье Амура поднял.
И поддержал Царь своего капитана.
А почему?
Потому что устами Николая I русское православное самодержавие произнесло безсмертные по своему немеркнущему значению слова:
«Где раз поднят Русский флаг, он уже спускаться не будет».
И железную руку этого русского самодержавия успела почувствовать на своем горле первая «русская» революция 14 декабря 1825 года.
А вот революцию 1905 года уже только нежно погладили казачьей нагайкой пониже спины. И этим дело ограничилось. К сожалению.
Также к сожалению, чтобы не сказать резче, уже ко временам Николая I, мозги большей части так называемого русского образованного общества оказались «затопленными» экскрементами интеллектуальной жизни просвещенной Европы: ересями, атеизмом, марксизмом, масонством и прочей дрянью.
В последнее же царствование это «образованное общество» вдобавок полюбило многозначительно называть себя «общественностью», что должно было наводить на мысль об общности со всем населением России, хотя представляла эта общественность только себя саму. В количестве, дай Бог, 2%, от 180-миллионного на 1914 год населения Империи.
А поскольку, по справедливому замечанию профессора Ф.Ф. Преображенского, все революции и разрухи совершаются вначале в головах, − в мозгах тех самых, − то революционная ситуация в Российской Империи всегда была налицо и ждала удобного случая, чтобы выхлестнуться из интеллигентских мозгов на улицы русских городов и просторы полей.
А народ русский, вместо того чтобы давить умников, начинал завистливо поглядывать на чудом уцелевшие после реформ 1861 года барские усадьбы, да что-то обдумывать, свое заветное. Нет, народ, в значительной своей части еще пока оставался русским, боялся Бога и любил Царя, но червоточинка уже завелась.
И поддержать Царя в феврале 1917, как оказалось, уже не смог.
Метафизическая невозможность победы 2-й эскадры
«Волею Всевышнего не суждено было увенчать ваш подвиг успехом,
но беззаветным мужеством вашим Отечество всегда будет гордиться».
Из телеграммы Государя Императора Николая II участникам Цусимского боя,
отправленной через четыре дня после сражения
Вернемся теперь к нашей 2-й эскадре. Перед ней стояла задача − разбить японский флот и овладеть морем. Не будем даже говорить сейчас о материальной составляющей сражения в Корейском проливе. О трехсоткратном, прежде всего огневом, превосходстве японского Соединенного флота над русской эскадрой.
Забудем об этих частностях. Отвлечемся от орудий, кораблей, армий и эскадр.
Подумаем лучше, какую роль могла сыграть в судьбах России материальная победа русского флота в этом сражении?
Господство на море означало бы однозначно выигрыш войны.
Тут Японии даже Витте с Рузвельтом и «сорока тысячами братьев» помочь бы не сумели. И Куропаткин поделать бы ничего не смог. Пришлось бы ему действительно брать Микадо в плен. Согласно плану.
Победа в войне на корню погасило бы разгорающуюся на «японские» деньги революцию.
Дала России полное преобладание в Маньчжурии и Корее.
Окончательно утвердила Россию на теплых морях и сделало бы ее геополитически неприступной. Даже профранцузско-масонская политика МИД России в этом случае могла не довести до Первой мировой войны.
Одним словом, разгроми 2-я эскадра японский флот и …
Одним махом бы были исправлены 250-летние ошибки и промахи русской внешней политики. Невиданно бы поднялся престиж Царской власти.
Затухла бы на некоторое время «общественность».
Вся мировая история пошла бы по другим рельсам.
И не стояло бы сейчас человечество перед уже видимым концом своего бытия.
Полноте, так не бывает господа!
Нельзя одним боем зачеркнуть успех уже достигнутый противником в идеологической, политической, экономической и других войнах.
Победы, уже одержанные врагом над русской аристократией, чиновничеством, профессурой и даже частью высшего командования, делали метафизически невозможным военный успех русского оружия.
Тут не могли помочь ни железная воля, ни военный талант или, вернее, гений адмирала Рожественского.
Один Адмирал не мог спасти исподволь уводимую в небытие Империю.
Задача, стоявшая перед ним, действительно не имела − не только военного! − решения. Противостоящие ему силы были так велики, что чуть не погубили в том же 1905 году не только его эскадру, но и саму Империю.
Гибель эскадры, а еще лучше ее интернирование, разоружение или капитуляция были тщательно запланированы, как еще один шаг конечного уничтожения Исторической России и Русской Монархии.
Но верность Адмирала и его эскадры Царю и Отечеству подарили стране еще 12 лет существования.
Символично, что через месяц-два после Цусимы, стоя на рейде или вообще у причала, ни с того, ни с сего взорвался и пошел на дно флагманский броненосец адмирала Того «Микаса».
Как будто он уже сыграл свою роль и был никому не нужен.
А он и действительно был не нужен, поскольку сыграла свою роль и сама Япония в служении чуждым ей интересам.
Может быть.
Корабль-музей «Микаса» на вечной стоянке в городе Йокосука
Сам «Микаса», впрочем, подняли, отреставрировали и устроили в нем музей. Музей открыт и сейчас.
Адмирал граф Того Хейхатиро − национальный герой, окруженный почетом, но уклоняющийся от дел, требующих реальной власти, − тщетность и иллюзорность которой не могли не быть очевидными для человека его уровня мышления и чувств, − прожил еще долгую жизнь. Похоже − грустную.
Адмирал Того Хейхатиро. Марка почты Японии 1937 года
В начале 1934 года получил титул маркиза − к 30-летнему юбилею той войны. Умер 30 мая того же года, на три дня пережив 29-ю годовщину своего триумфа.
Все-таки, Того был великий адмирал и достойный человек!
IV
Порт-Артур. Русская ностальгия
Сражение в Корейском проливе 14-15 мая 1905 года поставило психологическую точку в русско-японской войне 1904-1905 годов. Последней войны, проведенной Российской Империей от начала до конца, как православной Империей русской нации.
По сути, как мы узнали сейчас, выигранной нами войны.
Теперь, сто пятнадцать лет спустя, но пришло время отдать должное верным сынам этой Империи, спасших ее в тот раз от участи много страшнее военного поражения − Адмиралу Рожественскому и его эскадре.
Первую мировую или Великую войну, Российская Империя не пережила, фактически одержав в ней победу и за себя, и за союзников.
Победы были, но уже не победы русского народа и его государства, а их руками.
Любопытно, что − от нападения японцев на русский флот январской ночью 1904 года и до последнего морского сражения японской войны при Цусиме, − над всеми событиями той войны витает имя Порт-Артур.
Символично, что даже последний пароход, доставивший груз муки защитникам Порт-Артура 29 ноября 1904 года, назывался «King Arthur» − «Король Артур».
Так что Порт-Артур был город-крепость как бы дважды Православный, русский. Нападением на него началась эта война, и погибшая при Цусиме эскадра, в сущности, тоже шла в Порт-Артур.
Просто русский Порт-Артур затонул на рубеже 1905 года как новый Китеж, и идти эскадре в этом мире стало некуда.
Представляется мрачноватой шуткой Клио, что последняя Русская Военная Энциклопедия, начавшая выходить перед самой Мировой войной и выпуск которой прекратился в связи с революцией, заканчивается статьей – «Порт-Артур».
Словно Порт-Артуром и окончилась Русская военная история.
V
Адмирал на «Суворове» и сам поведет эскадру!
4 года − и 115 лет – спустя
Через год после смерти Зиновия Петровича вышла последняя книга ― сборник рассказов − летописца 2-й эскадры и ее Адмирала, капитана уже 1-го ранга Владимира Семенова под названием “Страшное слово”. Не знаю даже застал ли ее при жизни автор.
Вторым в этом сборнике идет рассказ, «Четыре года спустя» который можно назвать мистическим некрологом Адмиралу. Ввиду малой известности этого рассказа читающей публике приведем его с небольшими сокращениями.
Та самая ночь
«Японец искони чувствует себя в море, как дома. Дореформенные „фунэ", шитые лыком (в буквальном смысле этого слова), никогда не задумывались пуститься в дальнее плавание на срок, измеряемый неделями, даже месяцами, а про современные шхуны, построенные по образцу норвежских, и говорить нечего! − Эти готовы − хоть кругом света.
И вот, все же, есть одна такая ночь в году, когда самый отважный ,,сендо” (шкипер) не осмелится выйти на промысел в местность, лежащую между Цусимой и маленьким островком Коцусима...
Да не одни промысловые суда − пароходы! И на тех капитаны не могут подавить в себе чувства страха перед неведомой опасностью, завидев в эту ночь огонь маяка на одинокой, затерянной в море скале...
А там-то? На самом островке? в здании маяка? Думаете, легко на сердце?..
Эта ночь, та самая ночь, когда “заморские черти” празднуют память Воскресения своего Бога, обещавшего им, что придет день и час, когда все веровавшие в Него тоже воскреснут…
Вернее всего, что сказка, но... как знать? − чего только нельзя достигнуть колдовством?..
− А вдруг, в самом деле?...»
Чем ближе к полночи, тем ярче...
«Люди почтенные... ну, хотя бы, Миягэ Сенсабуро, переживший всех своих сыновей, у которого седые волосы сделались желтыми, как сухая трава, но еще такой бодрый, что и посейчас водит в море свою старозаветную „фунэ", он прямо говорит, что “видел”…
Придет эта ночь, и запенятся волны над местом гибели русской эскадры, и всплывут на поверхность моря обезображенные, без мачт, без труб, с истерзанными бортами громады броненосцев... Всплывут и держатся на воде каким-то чудом.
Потом таинственный, перебегающий свет забрезжит сквозь пушечные порта, иллюминаторы и бесчисленные пробоины...
Чем ближе к полночи, тем ярче...»
Во истину Воскрес!
«А в самую полночь, когда лучезарная Аматерасу[14] всего дальше от своего народа, на каждом броненосце поверх обломков, загромождающих палубу, на гребне бесформенных груд железа, в которые под огнем детей страны Восходящего Солнца превратились их мостики и надстройки, − является странная тень в длинном черном одеянии и, высоко подняв над головою магический жезл, который они зовут крестом, произносит формулу великого заклятия:
− „Христос Воскрес!”
− И сама бездна, несметные голоса из бездны, даже обломки стали и меди ответствуют ему:
− “Во истину Воскрес!”
В тот час бессильна Аматерасу перед чарами жрецов западного Бога.
− Свершается великое чудо, и если милостивая Кванон[15] сохранит жизнь нечаянного его свидетеля, то уж никогда не забыть ему виденного!..»
А они идут!
«Все воскресает! Не люди только!
Воздвигаются сбитые трубы и мачты. Сращиваются плиты брони. Становятся на места развалившиеся, взорванные башни.
Тянутся из амбразур и портов дула исковерканных пушек.
В призрачном свете гордо веют над самыми клотиками вражеские флаги...
Ужас сковывает мысль. − Смертный холод проникает в сердце...
Какою силою возможно бороться против воскресших?
− А они идут! Идут к берегам мирно-дремлющего, беззащитного Ниппона!...
Трепетно мерцает маяк Коцусимы. − Смотритель и сторожа забились в подвалы здания.
Падают ниц и покорно ждут неизбежной гибели рыбаки, по легкомыслие или по несчастью, оставшееся эту ночь в море...
Покорно расступаются волны перед стальными громадами; не смеют преградить им путь боги-покровители, боги-создатели славного царства Ямато[16]...»
Словно надеются успеть...
«Но не близок путь!..
А на востоке, куда стремится чудом воскресший враг, сначала едва приметно, потом все ярче и ярче разгорается алая заря. − То спешит на выручку лучезарная Аматерасу!.. − И кто осмелится спорить с восходящим солнцем?.. − Какое заклятие восторжествует над ним?!..
Бледнеют, тают в прозрачном воздухе очертания труб и мачт.
Вновь раскрываются гигантские пробоины: тонкие обломки пушек уже не грозят врагу, а как-то беспомощно торчат из-под развалин.
Глубже и глубже садятся избитые корпуса. Труднее и труднее становится им идти вперед...
Но все же идут, пытаются бороться, словно надеются успеть...
Старый Миягэ, которому благоволение предков дало силу быть свидетелем этого зрелища и не погибнуть, сознавался, что трепетал от ужаса... − Ближе и ближе цветущие берега его родины...
А вдруг дойдут?..
Не успели!.. − И только брызнули из-за гор золотые стрелы богини-прародительницы, − бесследно исчезли призраки, a Миягэ упал на колени и, полный священного восторга, воскликнул: − “Eйо, Аматерасу! Eйо, Ниппон!...”[17]…»
Адмирал на «Суворове» и сам поведет эскадру!
«Так было из года в год.
Так, хоть и не совсем так, было и нынче.
Почему не совсем?
− А потому, что с корабля на корабль передавалась радостная весть:
− Адмирал на «Суворове» и сам поведет эскадру![18] Поведет, доведет и даст решительный бой!..
Ведь только б дорваться! Только б сойтись грудь с грудью!..
− Или и ему этого не удастся?..
− Да нет! Сумеет!..
Ярче и ярче разгорается алая заря... Тают в лучах ее, воскрешенные великим заклятием, громады броненосцев...
− И, ведь, что досадно! − сердито топая ногой и, как всегда, оживленно жестикулируя, восклицает командир «Суворова».
− Ведь мы сами идем навстречу восходящему солнцу! Сами спешим растаять, исчезнуть в его лучах!
‒ А другого пути − нет… − отзывается старший флаг-офицер[19]...
− Вот разве, кабы солнце взошло с запада, со стороны России…
− О чуде мечтаете? − перебивает его командир. − Когда-то дождетесь! А вот, что и сегодня не поспеем − так это верно!..
Ярче и ярче пылает заря... Воскрешенные броненосцы опять превращаются в бесформенные груды исковерканного металла...
Люди еще толпятся вокруг любимого вождя, ждут его слов... Они − исчезнут последними...
Но он молчит...
И выступил перед ним иеромонах Назарий, высоко поднял золотой крест, звездою сияющий в лучах приближающейся, всепобедной Аматерасу, и спросил его:
− Почему и ты, долгожданный, не принес с собой новой силы?
Ты, милостью Божией сохраненный для Родины на целых три года!
Ты, живший среди пославших! Ты научил ли их разумению? Ты им поведал ли о претерпении посланных?.. Сказал ли правду, всю правду?
− Они и сами знают ее[20]... Я ждал...
− Чего ждал? Или ждал, что “камни возопиют?” Ждал чуда?
− Ждал чуда и жду его! − резко ответил тот. − Жду и буду ждать того дня, когда встанет солнце и над Россией!..».
Ждем до сих пор этого дня и мы…
Борис Галенин
Москва, июль 1983 - июль 2020 года
[1] Грибовский В.Ю., Познахирев В.П. Вице-адмирал З.П. Рожественский. C. 270.
[2] Приводимые факты взяты из книги: Худяков П.К. Путь к Цусиме. С. 26-27.
[3] Щеглов А. Значение и работа штаба… С. 32; «Цусима – знамение…» Книга 2, часть первая, гл. 8.3, раздел: Единоличное решение Министра.
[4] Александровский Г. Цусимский бой. С. 261-262. К приведенным словам Адмирала стоит добавить, что к нашим дням от могилы его в Александро-Невской лавре не осталось и следа. См.: Причины Цусимской драмы. Судьба адмирала Рожественского. − «Известия», 09. 02. 2004.
Так что и в буквальном смысле единственным памятником ему и могилой – после взрыва в начале 1930-х годов кировскими молодчиками храма-памятника погибшим в Артуре и Цусиме морякам, − остался «Суворов».
[5] Кирилл Владимирович, вел. кн. Моя жизнь на службе России. – М.: Захаров, 2006. – 368 с. [Текст впервые печатается без сокращений по: My Life in Russiaʼs Service – Then and Now by Grand Duke Cyril – L., 1939].
[6] Адмиралтейством называет Великий Князь Морское Министерство.
[7] Гилберт Уильям Швенк, сэр (1836-1911) – популярный английский писатель, комедиограф и либреттист.
[8] Секретная Цусима. Часть 1. Глава 4.1: «Ясно вижу».
[9] Санкт-Петербургские ведомости. № 6. 9 января 1909. Цит. по: Грибовский В.Ю., Познахирев В.П. Вице-адмирал З.П. Рожественский. С. 5.
[10] Александровский Г. Цусимский бой. С. 262.
[11] Выражение А.А. Керсновского.
[12] Широнин В.С. Под колпаком контрразведки. Тайная подоплека перестройки. – М., 1996. Его же: КГБ-ЦРУ. Секретные пружины перестройки. – М., 1997.
В книгах ген.-майора госбезопасности Вячеслава Сергеевича Широнина подробно описываются тайные механизмы разрушения СССР с указанием имен главных «машинистов». Механизмы, отнюдь не сданные в архив, а активно использующиеся для окончательного ослабления и уничтожения России.
[13] «Причиной взрыва и гибели современного броненосного корабля стало неосторожное обращение вконец уставшего экипажа с … легко детонирующей шимозой». − Шишов А.В. Неизвестные страницы русско-японской войны (1904-1905). – М., 2004. С. 369. Той самой шимозой?
[14] Аматерасу − богиня солнца, от которой ведет свой род Микадо. − Прим. Вл. Семенова.
[15] Кванон − богиня, покровительница плавающих и путешествующих. −Прим. Вл. Семенова.
[16] Ямато − древнее название Японии. − Прим. Вл. Семенова.
[17] Слава, Свету Неба! Слава, Восходящему Солнцу! − Прим. Вл. Семенова.
[18] Адмирал З.П. Рожественский скончался в ночь на 1/14 января 1909 года. − Примеч. Вл. Семенова.
[19] Лейтенант Е.В. Свенторжецкий.
[20] В этом Адмирал, как и его летописец, − искренне заблуждаются. Правды не знают, а многие и не хотят знать до сих пор. Но сказать правду, всю возможную и известную ему правду, Адмирал − милостью Божией − успел!
3. Дополню!
2. Продолжение окончание рассказа "Мой дебют".
1. А вот революцию 1905 года уже только нежно погладили казачьей нагайкой пониже спины