На Новороссию вот уже в течение почти шесть лет направлен десятилетиями взращиваемый, скапливаемый, ищущий своего выхода жуткий, непреодолимый, неистощимый дух антирусской ненависти. И именно Малороссия стала для «всего цивилизованного Запада» и для Украины информационно-политическим аналогом всей России. (Помните, как у Н.В. Гоголя: - Вот он! – закричал Вий и уставил на него железный палец. И все, сколько ни было, кинулись на философа.).
Человеческим умом трудно, невозможно понять: отчего невообразимая злоба, которая нацелена киевской властью на русский Донбасс, так и не иссякает? «Никогда мы не будем братьями»… Но ведь психологически проявление всякой ненависти имеет временные пределы. Эта разрушительная эмоция, будучи переведена из области представлений о каком-то объекте в конкретные агрессивные действия, неизбежно начинает утрачивать свой аффективный накал, естественно начинает утрачиваться и ее целенаправленность. На смену эмоции ненависти после ее психологического выгорания неизбежно должна приходить обыкновенная эмоциональная усталость. В духовном плане после выгорания ненависти наступает смирение, примирение. «И победу торжествует как прощенье над врагом» – так емко и точно определял А.С. Пушкин в стихотворении «Пир Петра Первого» психологическую динамику от неприятия и ненависти – до признания и примирения.
Что же так долго питает непотребную, непереносимую русофобскую ненависть киевской власти, так что даже такие авторитетные способы ее регулирования, какими являются европейские «форматы», не способны ввести ее в цивилизованное русло? Пятнадцать тысяч убитых!
И почему эта ненависть по-прежнему является основным, фактически неиссякаемым источником развития политической жизни Украины?
Конечно же, первое что наглядно напрашивается в ответе на этот вопрос – это полное отсутствие всяческой содержательной победы у киевской власти. В оперативном плане – одни только «жабьи прыжки» и безжалостные обстрелы мирного населения. А в стратегическом плане – обман и самообман, затуманивание массового сознания возбуждающей ложью, отравление его суетными, мнимыми смыслами, ненавистническое самонакручивание, назидательное подавление инакомыслия, простое убийство несогласных, духовная мстительность, политическое приспособленчество и т.д. – да разве эти бесконечные, самопорождающиеся проявления ненавистнической истерии могут привести к «победе»?
Другой фактор неиссякаемости русофобской ненависти менее очевиден, он заложен в самом толковании и понимании «истинной украинской истории». Здесь русофобская ненависть к русским «братьям», к русскому миру – это священная, десятилетиями взращиваемая «культурная традиция» «истинной украинской истории», ее базовый вектор, ее идейный источник. На ней взросла и тьма бандеровщины, на ней базируется и нынешняя безумная тяга к «европейскому пути развития». На ней держится психологическая уверенность «національно свідомих українців» (т.е. истинных, сознательных) в своей иллюзорной культурно-исторической исключительности. Эта ненависть к русскому миру им жизненно необходима. Ее истоки заложены в самом историческом порождении «національной свідомости».
Наверное, для того, чтобы понять политическую силу и временные сроки проявления этой ненавистнической тьмы по отношению к Донбассу, есть смысл рассмотреть историческую биографию, политическую инициацию, идеологическую основу появления этой тьмы, ее психологические последствия.
Русофобия «національно свідомих» – истинно европейский формат культурной традиции
- Галицкая Русь - жертва Талергофа
Как долго и старательно скрывалась европейскими историками «работа» самых известных австрийских концлагерей для русских: «Талергоф» (близ австрийского города Грац) и «Терезин» (гарнизонный городок в 40км от Праги). С сентября 1914 по май 1917 здесь проходила масштабная этническая чистка, физическое уничтожение древнего русского народа, безудержный, невообразимый для нормального сознания геноцид русских людей. Австро-Венгерская монархия выдвинула им массовое обвинение в пособничестве. Допускалось убийство и по месту жительства и просто заподозренных в симпатии к России (их называли «русофилы», «москвофилы»). Все это станет обычным способом утверждения «высшей расы» только через двадцать шесть лет. В мае 1945-го Великая Победа русского народа все же остановит расползание тьмы. А в начале Первой мировой Талергоф и Терезин стали в просвещенной Европе первым опытом масштабного расово-этнического, религиозного уничтожения. Концлагерь в Терезинской крепости продолжит свою «работу» уничтожения (образцовое гетто для пожилых евреев, которых после демонстрации перед делегациями Красного Креста оправляли на кладбище или в Освенцим) и в период фашистской оккупации (освобожден Красной Армией 9 мая 1945).
До конца так и «не оцененный» историей вклад в трагедию массового уничтожения русских людей, русинов, внесли так называемые «украинофилы», что в советский период по сути стало, уже с нашей стороны, еще одним поводом для умолчания этого массового преступления.
Те, что проживали и еще проживают на территории Галиции, в Прикарпатье, называют себя «русинами». Красивый, жизнерадостный, трудолюбивый, поэтичный народ. Само Галицкое княжество еще девять веков назад, до распада Киевской Руси, в начале 12 века называлось Червонная Русь. Русские населяли и граничащую с ней Угорскую Русь. Широкую площадь исторического заселения русин, ныне расположенную на территории современной Западной Украины, принято называть еще и Прикарпатской Русью (в некоторых огласовках – «Подкарпатской»). Удивительно, но за эти долгие века чужеродного владычества (поляки, венгры, австрийцы, чехи) русины смогли сохранить свою исконную православную веру, свой язык, свои культурные обычаи, национальные традиции и т.д. И это не смотря на всегдашнее жесткое давление Ватикана, притеснения польской администрации, несмотря на подлость культурного отступничества местной знати.
До двадцати-тридцати (по некоторым подсчетам – сорока) тысяч русских людей за три года «работы» концлагеря были обращены в пыль. В первую очередь это православные священники, богословы, студенты, публицисты, писатели, адвокаты, львовская профессура, даже гимназисты, сельские интеллигенты, простые крестьяне и крестьянки и их дети, жители целых поселений и др. Впоследствии, через 20 лет кладбище талергофских мучеников было полностью уничтожено при строительстве на его месте аэропорта. После Второй мировой войны часть захоронений (около двух тысяч) все же была перенесена массовым порядком в трех цинковых гробах в одну из близлежащих церквей. И больше о судьбе узников Талергофа в Европе никто не вспоминал. О том, что одна из взлетных полос аэропорта города Грац расположена на территории захоронений, стало известно широкой общественности только в 2007 году, через 90 лет после ликвидации Талергофа. Один только скромный памятник, поставленный в 1934-м году во Львове на Лычаковском кладбище, был до этого времени открытым напоминанием о талергофской трагедии («Жертвам Талергофа 1914-1918 Галицкая Русь»). Про другие австрийские концлагеря для русских (их было около тридцати), менее масштабные, до сих пор просто ничего не известно.
Издевательства над пленниками, избиения, пытки, голод, катастрофическое распространение болезней, ежедневные убийства заключенных надсмотрщиками лагеря за малейшую провинность ежедневно выкашивали от несколько десятков до сотни совершенно беспомощных, беззащитных людей. Особенно много узников умерло в первые месяцы, ведь людей вывезли фактически в открытое поле. Еще около ста-ста двадцати тысяч были просто убиты, повешены по приговорам австрийских военно-полевых судов по месту своего проживания в городках и селах Галиции, Буковины и Закарпатья, в тюрьмах Львова или застрелены, заколоты штыками, зарублены так называемыми «сечевыми стрельцами» по пути своего следования в концлагеря. Для того, чтобы тебя объявили военным преступником, достаточно было только говорить по-русски, читать на русском, чтить свою православную веру, соблюдать обычаи и обряды предков. Так, у мадьяр, отличавшихся особой жестокостью, в ходу был даже такой «тест» определения врага империи – требование прочитать «Отче наш». Если ты читал на латинском, то проходи, если на русском, то ты арестован. А в период наступления русской армии на Галицию даже зажженная крестьянином в ночи свеча считалась у австрийцев и мадьяр сигналом для противника. За то, что крестьяне только разрешали русским солдатам пользоваться своим колодцем, их после судили и расстреливали целыми семьями.
Русская Галиция никогда не оставляли надежды на воссоединение с Русью, с Россией. Борьба православных народов против турок и тевтонов в ходе Первой мировой стала толчком для возрождения православия. «Единая Русь от Карпат до Камчатки» - этот лозунг стал верой и надеждой для русинов, многие шли с ним на казнь. Русские солдаты и офицеры были сильно удивлены, встретив в далеком Прикарпатье людей одной с ними веры, людей, говоривших на совершенно понятном для русского человека языке. Недолгий (около года) приход русской армии в 1915г. в Прикарпатье вызвал у галичан волну надежд на воссоединение с единоверцами и на восстановление гуманного правления. В русском генеральном штабе были даже разработаны планы присоединения Галиции к России. Но этим надеждам и планам так и не суждено было сбыться.
Отступление русской армии, понятно, неизбежно должно было вызвать репрессии по отношению к русофилам, что определило заметный исход русинов из Галиции. Воссоединение более полутора сотен тысяч галицийцев с русским народом состоялось уже в России…
- Пропаганда мазепенства – геополитический подход к формированию психологии истинно национальных чувств
Еще в 15-м веке было начато «окатоличивание» и «ополячивание» населения Галицко-Волынского княжества папскими иезуитами и польской шляхтой, но в период распада Речи Посполитой активность такого способа «окультуривания» русских заметно упала. А в 1772 году после «первого раздела Польши» Галиция вошла в уже состав Австро-Венгрии. Таким образом, целый русский народ, населяющий правобережье Днепра, снова отошел к враждебному для него по вере и по истории государству, был заключен административно в пространство другого мира – к австрийцам и венграм. Это была крупная, говоря современным языком, геополитическая ошибка Екатерины Великой. Если, конечно же, иметь в перспективе единство и целостность русского мира. Но великодержавность мыслит совсем другими категориями, к тому же она не совершает и не может совершать «ошибок», что является уделом неокрепших и периферийных образований, тех, кто пытается выжить, выстоять, сохранить себя, приспособиться, встроиться и т.д. Великодержавность же сама задает норму своего бытия, как внутри себя, так и снаружи. И, соответственно, великодержавность ориентируется, строит всякий политический расчет на понимании соответствия и поддержания своего величия, т.е. она нацелена на соответствие самой себе. Таким образом, великодержавность совершает только поступки, т.е. такие действия, которые соответствуют ее самоидентичности.
До середины 19-го века австрийское правительство признавало единство галичан с остальным русским миром. Их официально называли Russen - то есть русскими или русинами. Австро-венгерская монархия не прибегала к прямому притеснению многочисленных народов, ее населяющих, но весьма умело пользовалась и управляла теми конфликтами и противоречиями, которые неизбежно всегда сопутствуют межнациональным отношениям. Политика лицемерного благочестия являлась основой имперской австро-венгерской власти. Политические отношения Вены с Москвы всегда были натянутыми. Австрийцы, попросту говоря, регулярно предавали русских, если сами были в силе, а когда их дела складывались плохо (как, например, в период наполеоновских войн, восстания 1848 года), то смиренно оббивали порог русского трона. Они панически боялись усиления русского влияния в Европе. В венгерском восстании 1848 г. крупные польские землевладельцы Галиции, вопреки общей политической ориентации Польши, выступили в поддержку австрийского императора Франца Иосифа. И в благодарность за эту преданность австрийские власти после подавления восстания передали польской шляхте полную, практически безраздельную социальную, религиозную власть над русским населением Галиции.
Галицийские польские магнаты явно были нацелены на перспективу полной и окончательной полонизации Галиции, что со временем само по себе решило бы главный для них тогда вопрос – о геополитической принадлежности Галиции. Этим их интересам абсолютно отвечала и сама русофобская направленность политики австро-венгерской монархии. Нужно только было теперь применять более глубокие и эффективные методы иезуитского «окультуривания» русинов, которые сводились бы уже не к хитроумным диспутам о догматах веры, не к бесконечным проповедям об «истинности и праведности католической веры», не к хамскому шляхетскому унижению русской культуры и православия, не к властному и экономическому давлению и т.д. Эту политику грубой, наступательной русофобии можно назвать только первым этапом колонизации Червонной Руси. Теперь решено было действовать и тоньше и эффективнее. Замышлялось духовно расколоть русский народ, взрастить в нем самом отступничество от своей веры и культуры. Прежде применяемая политика прямой полонизации и окатоличивания коренного русского населения, конечно же, не исчезла, она стала проводиться столь же интенсивно и жестко, как прежде. Но при этом – еще с невиданной прежде иезуитской изощренностью в информационно-идеологическом плане, с невиданной прежде глубокой культурно-духовной разрушительностью.
Теперь в ход вступили и постоянно совершенствовались новые социально-политические, пропагандистские приемы: масштабная фабрикация «нужных» исторических событий, регулярные политические провокации, коренное «реформирование» русского просвещения и образования, системное формирование заинтересованного корпуса национальных предателей, тотальная дерусификация церковной жизни, печатных изданий и т.д. Идейным базисом этого нового подхода («политтехнологического», как можно сказать по-современному), предназначенного для радикального раскола и окончательного уничтожения русских и православной веры, стало активное распространение в Галиции идеологии «мазепенства», получившей свое название от имени известного предателя и вероотступника Ивана Мазепы, фигуры, весьма популярной в европейской и русской романтической литературе еще с ХIХ века.
Личность, следует признать, незаурядная, наделенная скрытыми страстями и большим обаянием. Он был прекрасно, по европейски, образован, много путешествовал. Мазепе с юных лет был до глубины прельщен пышностью, утонченным интриганством и властолюбивым величием польского престола. Мазепа, в противоположность всему украинскому гетманству, обладал аристократическим лоском и придворными манерами, знал большинство европейских языков. Любимым европейским писателем Мазепы был Николо Макиавелли. И больше всего на свете он любил власть, гетманские почести, богатство, являясь при этом богатейшим помещиком Украины. Ради этих достижения этих своих идеалов он способен был пойти на все, на любое предательство, даже на убийство своих сторонников или, например, на продажу в рабство крымскому хану запорожских казаков и т.д. В зависимости от жизненных обстоятельств он менял свою приверженность вере: то православный, то католик. Однако при всех своих грязных поступках и предательствах он был весьма красноречив и необычайно убедителен, доказывая, что совершает их ради одной «великой» цели – обретения Украиной силы и самостийности. Он сумел убедить в своей абсолютной преданности России и православию даже царя Петра I, который абсолютно ему доверял, всячески превозносил его, наградил его Орденом Андрея Первозванного («За веру и верность»), Петр даже любил его.
Исчерпывающую психологическую характеристику этого «исторического героя» нынешней Украины дал в свое время еще автор поэмы «Полтава», А.С. Пушкин: «Однако ж какой отвратительный предмет! ни одного доброго, благосклонного чувства! ни одной утешительной черты! соблазн, вражда, измена, лукавство, малодушие, свирепость...». И весь этот парад нравственных ценностей был проявлен Мазепой в начале ХVIII-го века в его отношениях с Россией и с украинским казачеством. Эта подлая демонстрация И. Мазепой его преданности Москве были всего лишь временем для чуткого поиска сильного господина, для того, чтобы удержать свою гетманскую власть и затем получить воеводство. Он выжидал только наиболее удобного момента для достижения своей политической и материальной выгоды. Нападение шведов на Россию было совершено в крайне критический момент для нее, когда она была ослаблена войнами и истощена экономически. В шведско-европейских планах предполагалось полное уничтожение русского государства, даже разрушение его столиц. И Мазепа наконец сделал ставку на Карла, на Европу. Ради протекции шведского короля Карла Великого он при этом предаст польского короля, с которым ранее вел тайные переговоры. Мазепа после непосредственной встречи с Карлом быстро разочаруется в нем как в серьезном стратеге и даже попытается пойти на поклон к Петру, так что шведы будут вынуждены взять гетмана под караул. А после поражения Карла Мазепа предаст уже и другого польского короля. Подлая, неблагодарная судьба почти всего украинского гетманства, этого псевдо-государственного способа управления Украиной, ловко скроенного поляками для удержания в повиновении казацкого войска. И ведь никто, никто не может четко объяснить: а что же сделал хорошего Мазепа для столь любимой им Украины?
Торговля национальным, политическим, культурным, духовным предательством («зрадой»), торговля ненавистью к России, духовно-нравственное флюгерство – вот исчерпывающая идейная суть мазепенства как историко-политического, нравственного явления. А необратимым итогом такого рода «патриотизма» становится анафема Мазепы, символическое сожжение его чучела, сопровождаемое награждение его Орденом Иуды, смерть на чужбине от невообразимого скопища вшей. Героям слава!
Правоверным носителем мазепенства поляками был определен «особый народ» – «украинский народ». Пропагандистский миф об его исключительном культурно-историческом происхождении искусно создавался иезуитами и польской шляхтой (основной автор – граф Ян Потоцкий) с середины ХIХ века, Малороссия теперь стала именоваться поляками «Украиной». А в качестве материального наполнения исторической пробирки выступил сформированный за века польского владычества корпус пособников, предателей и отступников, набранный из числа самих галичан, которые прельстились пропагандой превосходства католицизма над православной верой, открыто называемой польской шляхтой «холопской», которые не устояли перед иезуитским внушением культурного превосходства полячества над русскостью.
Этот «благородное собрание» культурных избранников от Украины, естественно, стремилось к своему политическому объединению и оформлению. Для этого польской администрацией были созданы соответствующие печатные издания, школы, общественные объединения и т.д., придавшие «украинофильству» необходимые ему форму и силу публичности. А со временем весьма умело был сооружен даже и «научный» каркас исторической биографии «украинского народа» (главный разработчик исторического базиса этого «культурного проекта» – Михаил Грушевский). Это позволит сотворить уже и главную цель всего этого «проекта» для нынешнего времени – соответствующий аналог национально-культурной идентификации (разработчик «проекта» – Степан Бандера, исполнитель – Петр Порошенко). Исходная, русофобская основа всего этого блистательного в прагматическом отношении «культурного проекта» разрабатывалась и проводилась при полном контроле и высоком одобрении со стороны австрийского-немецкого генерального штаба («Украину создал я!» - заявил генерал Гофман). Об этом тогда, на период Первой мировой войны и после нее, в России было хорошо и широко известно. А потом вспоминать об этом стало неприлично, неполиткорректно. Слава Украине!
Идея «національно свідомих галичан-українців», т.е. знающих свое особое культурное, историческое происхождение, идея их особого языка, истории, обособленной от Руси, будет умело и интенсивно разрабатываться от середины ХIХ века до самого начала Первой мировой войны. Содержанием этой высокой идеологии, кроме обязательного откровенного предательства России, со временем станет и истовая, испепеляющая надуманная вера в свою цивилизационную исключительность, в свою культурную суверенность, оголтелая вера в прямую причастность «украинцев» к основным событиям европейской истории. В дальнейшем «національно свідомие» уже сами займутся разработкой идеи культурно-исторического украинского мессианства. Это, конечно же, уже никак не могло интересовать отцов «культурного украинофильского проекта», заполучивших свой русофобский выигрыш. А со временем, после отторжения в 1920-м году Западной Украины к Польше, даже стало явно противоречить ее интересам геополитического доминирования.
И развитие «культурно-исторического украинофильского проекта» после окончания Первой мировой войны шло уже за счет самих его внутренних ресурсов. Машина по культурно-историческому производству русофобии и национал-предателей уже набрала обороты и теперь могла действовать в режиме самопроизводства. И все шло строго поэтапно: от Грушевского, первого президента свободной Украины, – до большевиков-«боротьбистов», перекрашеных эсеров; от большевиков – до Бандеры; от Бандеры – до «Революции достоинства» 2014 года; от «Революции достоинства» 2014 года – до Порошенко; от несгибаемого русофоба Порошенко – до сверх гибкого Зеленского, сумевшего стать лакеем не только Америки, но даже еще и Польши (Жива, жива оказалась заведенная поляками «культурная традиция»! Польша не сгинела!); и т.д. И во все времена незыблемым остаются главные идеологические постулаты «свідомости» – это политическая продажность, предательство России, лакейская служба своему очередному хозяину (поляки, австрийцы, немцы, теперь – американцы, …).
И как эмоциональное оправдание этого своего культурного, исторического предательства – лютая, неостываемая, постоянно возжигаемая ненависть к русскому миру, к «москалям», к их великой культуре, к их несгибаемой православной вере, к их сложной и неповторимой истории. Если перефразировать призыв крупнейшего тактика Великой французской революции Дантона («Чтобы победить врага нужна смелость! Еще раз смелость! Всегда смелость! И Франция будет спасена».), то кредо «революции достоинства» может выглядеть так: «Ненависть к москалям! Еще раз – ненависть! Всегда – ненависть! И «незалежная» будет спасена!». Эта «культурно-политическая эмоция» была и остается характерологической чертой «свідомих», их маркером, их опознавательным знаком, их мышлением, их духовной основой, их психологической питательной средой.
Эти две «культурные ценности» - предательство и ненависть – сложились у «національно свідомих галичан-українців» в период кровавого подавления движения русофильства в Галиции и стали исходной основой их политической биографии и их будущего политического облика.
- Продажность как вид патриотизма и политической самостийности
Галичан в процессе их украинизации в конце ХIХ века начинают называть «украино-русским» населением, а затем и просто «украинским», Малая Россия уже окончательно обращается в «Украину», а Галиция становится Западной Украиной. И с начала ХХ века эта лексика становится уже официальной в делопроизводстве австрийского правительства. Всех инакомыслящих «патриоты-украинцы» объявляют «москалями» и «агентами Москвы», нанятыми за «царские рубли». Об этом ясно и недвусмысленно пишется в многочисленных доносах местным властям. За представителями западнорусской интеллигенции, выступающей против насильственной «украинизации», устанавливают слежку, организуются кампании репрессий против инакомыслящих. Однако, подавляющее большинство жителей Галицкой Руси по-прежнему называет себя русскими или русинами, а свой язык, представляющий собою галицко-русское наречие, – русским языком.
В 1894 году «научно-историческую базу», необходимую для обоснования и проведения украинофильской, антирусской политики в Галиции, создаст историк Михаил Грушевский, написавший первую книгу по истории «украинского народа». А в 1899 г. при финансовой поддержке австро-венгерских властей глава униатской церкви митрополит Андрей Шептицкий, польский граф, тайный советник по «украинским делам» при императоре Австро-Венгрии Франце Иосифе, по совместительству еще и германский шпион, организовал «Украинскую народно-демократическую партию», основу которой составило «украинофильское» униатское духовенство, воспитанное им самим. К началу Первой мировой войны австрийские власти именно на основании доносов «національно свідомих галичан-українців» арестовывают почти всю русскую интеллигенцию Галиции, а так же и тысячи простых крестьян. Доносами были заполнены все газеты украинских партий и в Галичине, и в Буковине, «свідомие» по сути становятся добровольно-пристрастными информаторами австрийской полиции и военных штабов, они выступают и как «нужные» свидетели на судебных процессах.
К государственной измене приравнивается обучение русскому литературному языку и чтение газет из России, идет искоренение русского языка во всех учебных, благотворительных и просветительных учреждениях. После начала войны на русских галичан австрийские власти возлагают всю тяжесть вины за свои поражения на восточном фронте. По доносам «украинствующих» и в отместку за свои неудачи, отступающие австрийские войска убивают и вешают по деревням тысячи крестьян. И вершиной этой «работы» по дерусификации Галиции в 1914 г. становится организация концлагерей, главным из которых стал Талергоф. Чтобы избежать репрессий или быть отпущенным после ареста, достаточно было записать себя украинцем. Но тогда ты неизбежно становился на путь вероотступничества, предательства своего народа, своей веры, и среди русинов таких оказалось не много.
Только благодаря добровольному сотрудничеству «національно свідомих галичан-українців» с австрийскими властями, их продажности и их нечеловеческой ненависти к русскому миру масштаб австро-венгерского военного-политического террора и принял столь массовый и бесчеловечный характер. Именно в период бедствий и разрухи Первой мировой войны и последовавшей вслед за ней гражданской войной идеология «мазепенства» вышла за пределы Галиции и распространилась на территории Малороссии, к тому времени окончательно называемой уже Восточной Украиной. В этот период «мазепенство» стало утверждаться уже и не только как кровавый «украинофильский», антирусский разгул, но и как оформившаяся военно-политическая сила, имеющая выраженный криминальный дух. Она, эта сила, со временем расползется по территории всей Украины, навсегда отравив и сковав ее «галицийским смрадом» – диким «украинским» национализмом, стремлением к криминальному насилию над всеми «иными», к политической продажности, к национальному ненавистничеству.
Мазепенство, таким образом, интерироризировалось, т.е. из внешнего исторического явления, из сконструированного и распропагандированного идеологического клише оно стало уже внутренним приобретением, т.е. вошло в содержание характера «національно свідомих галичан-українців», стало их неотъемлемой индивидуально-психологической особенностью. В этот период – от конца ХIХ до начала Первой мировой войны – окончательно на примере Червонной Руси сложилась и была испытана схема непримиримой борьбы с русским миром, тактика тотальной русофобии, которая будет усовершенствоваться лишь в деталях, а в основных своих положениях неизбежно будет стремиться к достижению уже своего агрессивного предела. Ее суть – притеснение православной веры, этническое унижение русских, научно-политическая разработка сценариев исторической лжи, активное ущемление, а затем – ликвидация русского образования и печатных изданий, разгром общественных организаций, запрет русского языка и прочее. А в процессе этого потока «культурных» мероприятий вполне возможной и психологически допустимой для массового сознания становится уже и физическая ликвидация русофилов. И все это – под пристальным попечением и руководством своего очередного хозяина.
Наиболее полным выражением мазепенства и взращенной на ее основе русофобии после «октябрьской смуты» станет петлюровщина, с ее неистребимой ненавистью к москалям, с ее страшными еврейскими погромами, с ее продажностью польскому диктатору Пилсудскому, очередному, хоть и не долгому, хозяину «свідомих українців». А со временем смрадное явление «мазепенства» станет проявляться не только в форме кровавого националистического брожения в смутные времена, но обретет и четкие черты предельно агрессивной, экстремистской политической идеологии – бандеровщины. В ней ненависть к «москалям» и иным народам Украины (полякам, евреям, простым, не свідомим, украинцам) дойдет до своего нечеловеческого предела, а прислужничество своим новым хозяевам – теперь фашистским оккупантам – станет основным и даже единственным способом и политического и жизненно-хозяйственного существования «свідомих українців» (проведение карательных операций, охрана концлагерей, погромы, грабеж и т.д.).
- Невероятные перипетии в развитии «культурного проекта» о «національно свідомих»
По итогам передела мира после окончания Первой мировой территория Галиции, Волыни и др., без малого двадцать лет целиком теперь находилась под управлением оккупировавшей их Польши, под властью предельно националистически настроенной польской администрации. Полонизация этих земель могла проводиться теперь простым, бесхитростным методом – принудительным, административно-правовым. Культурно-исторический проект «украинизации» русских уже для Польши, для крайне агрессивного националистического режима маршала Пилсудского утратил всякий свой политический смысл, «украинизация» стала ей не только не нужна, но теперь уже в корне противоречила ее государственным интересам. Ополячиванию, причем теперь прямому и тотальному и весьма жесткому, подвергалось без всяких ограничений уже все население этих земель, в том числе и то, которое прежде считало себя ранее уже вполне лойяльным по отношению к полонизации, т.е. «украинофильское» население. И «украинские активисты» начали предприимчиво выстраивать отношения с фашистской Германией, своим будущим хозяином. Это жесткое, истинно европеизированное окультуривание Польшей и просто украинцев, и «украинофилов», и «національно свідомих галичан-українців», болезненная потеря последними прежнего политического хозяина вызывало у них теперь вполне естественные реакции социального ожесточения и политической консолидации (что ускорило оформление бандеровской идеологии). А по уже традиции утверждения собственной идентичности, сложившейся для «украинофилов», это породило и реакции, предельно насыщенные эмоциями ненависти и мстительности. Этот эмоциональный запал даст свои кровавые всходы сначала в виде организации широкого террора в 1930-ые гг. против польской администрации, а затем и в других событиях после начала Второй мировой войны.
Присоединение Западной Украины к СССР в сентябре 1939 года будет почти два года наполнено для «свідомих українців» тревожным подпольным выжиданием. А уже после начала немецкой оккупации в июне 1941-го их «священная борьба» за свою идентичность примет теперь уже свои естественные проявления и формы – обыкновенного, конвейерного убийства поляков, евреев, русских, не «свідомих» украинцев и других. Первым этапом этой «священной борьбы» следует считать начало масштабного львовского еврейского погрома в начале июля 1941-го, проведенного даже еще до прихода немцев во Львов. А в 1943 году «борьба» уже развернется в событие, которое теперь квалифицируется Польским сеймом как геноцид, проводимый ОУН-УПА* (запрещенные в РФ организации) на территории Волыни, Галиции, Полесья, Холмщины. Это событие, во имя соблюдения режима «дружбы народов», замалчивалось в течение почти шестидесяти лет, но теперь оно широко известно под своим страшным названием – «Волынская резня».
Трудно себе представить, но такое мутное, античеловеческое явление, как насильственная украинизация и подавление русофильства, практически утратившие свое значение в 1920-е годы на территории Западной Украины, на территории же Восточной Украины получило такую огромную государственно-политическую инициацию и поддержку, что масштаб и темпы этого явления ни с чем сравнить нельзя. Речь пойдет о реализации политической большевистской программы под названием «коренизация».
В начале 1920 гг. – до середины 1930-х большевики для того, чтобы укрепить свою власть на национальных окраинах активно продвигали так называемую «программу коренизации». Многие партийные и советские функционеры на местах не знали языка местного нерусского населения и нередко пренебрежительно относились к его традициям и культуре, демонстрируя недопустимый, знакомый местному населению по былым годам так называемый «великорусский буржуазный шовинизм». Это вступало в явное противоречие с ростом национального самосознания нерусского населения. У высшего большевистского руководства выраженная «русская» языковая и этнокультурная доминанта вызывала опасение в правильном решении «вопроса развития национальных культур». Идеологической основой «коренизации» стала провозглашённая еще в 15.10.1917 «Декларация прав народов России».
В апреле 1923 г. «коренизация» при одобрении ее со стороны Ленина и, в первую очередь, руководстве И.В. Сталина была объявлена официальным курсом партии в национальном вопросе. Суть «коренизации» заключалась в том¸ чтобы в администрации, в образовании и в сфере культуры национальных республик и автономий заменить русский язык на языки национальных меньшинств. Последовало массовое выдвижение на руководящие партийные и административные посты различных уровней местных национальных кадров. Мало удачными были попытки заставить уже имеющиеся русскоязычные партийные и административные кадры в национальных окраинах освоить язык местного населения, их все же пришлось заменять «коренными» кадрами. Эта политическая и культурная кампания советской власти в национальном вопросе была призвана сгладить противоречия между центральной властью и нерусским населением СССР.
Тема «коренизации», понимание ее политического и исторического значения, как можно судить, еще только начинает разрабатываться в современной российской историографии. По вполне понятным причинам она полностью замалчивалась последние восемьдесят-девяносто лет. Но при этом в политическом плане всегда представляла интерес для западных историков, являясь одной из стратегических основ ведения информационной войны против современной России, сначала со стороны фашистской Германии, а за тем и «коллективного Запада». Однако эта тема на сегодня уже достаточно широко освещена в разного рода информационных, публицистических материалах, чтобы можно было определить ее основную историческую проблематику и понять ее основные культурные итоги.
В рамках этой «программы» уже для всего «украинского народа» была окончательно заложена ставшая впоследствии неистребимой культурно-историческая традиция насильственной украинизации всех и вся. В рамках этой искусственно сформированной «традиции» уже вполне естественным путем вырастало понятие «самостийности». И уже восточным «украинофилам» даже не требовалось, как «западенцам» во времена власти поляков и австрийцев, каких-то мутно-предательских метаний, выжиданий, написания доносов, совершения преступлений и т.д. Для этого только и осталось, что сделать естественную, саму собой напрашивающуюся политическую перестановку – заменить запутанную марксистско-большевистскую идеологию «права нации на самоопределение» и восторженную «Декларацию прав народов России» на простую и ясную идеологию украинского национализма. И на волне «культурных» итогов «программы коренизации» произойдет спокойное и уверенное соединение идейных платформ западных националистов-радикалов и поначалу умеренных восточных националистов – «національно свідомих галичан-українців» и восточных «украинофилов».
Еще одним «культурным итогом» «программы коренизации» станет полное завершение движения русофильства в Западной Украине, окончательное решение там «русского вопроса», которое, как это ни парадоксально звучит, наступит сразу после присоединения ее к составу СССР.
В рамка этой политически рукотворной русофобской идиллии, сотворенной украинскими большевиками-националистами, и станет складываться будущий политический класс Украины, который в начале 1990-х и приведет ее наконец к «самостийности» и «незалежности». А затем – традиционно, следуя уже выработанной европейской традиции, для «національно свідомих українців» наступит эра испепеляющей русофобии («Украина – не Россия!»), отвечающей строгим правилам европейского политического этикета и политической продажности. И в этих условиях уже естественным историческим приобретением «незалежной» Украины станет ее фашисизация, экономическая разруха и развязывание ею почти шестилетнего тотального террора в отношении своего бывшего населения – ДНР. Смелость! Еще раз смелость! Всегда смелость!
5.Украинизация – триумф дерусификации, или «коренная» национализация
«Коренизации», опираясь на методы большевистской борьбы, очень быстро набрала такую силу, масштабы и темпы, что с сегодняшних позиций ее можно скорее назвать интенсивной кампанией за беспощадное искоренение русского языка. С особенной, просто неописуемой силой это проявилось на Украине, где эта программа получила более конкретное и точное свое название – «украинизация». Причину большевистской украинофильской ярости здесь следует усматривать в том, что обязательно нужно было опровергнуть утверждение, что «что украинская нация – выдумка немцев». Как отметил Сталин на Х съезде РКП(б) в марте 1921 года «ясно, украинская нация существует, и развитие ее культуры составляет обязанность коммунистов». «Нельзя идти против истории. – мудро предупреждает Сталин и сразу же выдвигает перед делегатами съезда уже вполне конкретную программу. - Ясно, что если в городах Украины до сих пор еще преобладают русские элементы, то с течением времени эти города будут неизбежно украинизированы».
Буквально через год этот подход был единогласно поддержан решениями XII съезда РКП(б), вслед за которым украинские ЦИК и Совнарком приняли постановление об украинизации своих госструктур и предприятий. Программу «украинизации Украины» планировалось полностью завершить за три года, т.е. до 1 января 1926 года. Теперь все рабочие и служащие предприятий и учреждений (вплоть до обслуживающего персонала) были обязаны выучить украинский язык под угрозой увольнения с работы, причем за свой счет (!). Всем рабочим и служащим необходимо было сдать экзамен на знание языка, иначе выгоняли с работы, специальное разрешение особо ценным работникам могла выдать только комиссия по украинизации. В три года, конечно же, никак не смогли уложиться, т.к. практически все население Украины к ее украинизации отнеслось весьма не серьезно. Это малороссийское чувство юмора, описанное еще Гоголем, спасало от накатившего абсурда многих. Для достижения необходимых идеологических результатов явно нужно было применение более жестких и прямолинейных подходов.
И эта линия партии стала продвигаться с приходом на пост генсека КП(б)У Л.М. Кагановича в 1926-м г. До него этот процесс еще предполагал какую-то адекватность – подготовку педагогических кадров, создание обучающих организаций и т.д. При Лазаре Моисеевиче тезис о невозможности противостояния «крепостей» перед большевиками получил свое самое реальное воплощение. Полностью украинизировались школы, детские сады, украинизировались газеты, радиовещание, вузы, театры, учреждения, даже надписи, вывески и т. д. Преподавание, делопроизводство и написание должно было производиться только на украинском языке. Специальные комиссии следили за тем, чтобы это выполнялось неукоснительно, они следили даже за тем, чтобы работники учреждений и в быту пользовались только украинским языком. Изучение русского языка приравнивалось к изучению иностранного. К 1930 г. на Украине остались только 3 большие русскоязычные газеты. Представление о Малороссии, об украинцах как южной ветви русского языка и русской культуры было полностью вытравлено из исторического сознания народонаселения Украины и СССР. И это была не истеричная западная пропаганда русофобии, а голая, реальная, предельно жесткая партийно-идеологическая практика настоящего русофобского беспредела. Смелость! Еще раз смелость! Всегда смелость! И дело революции будет спасено!
Около 70 населения Советской Украины были русские. Украинцы занимали только до 8-10 процентов, а промышленных городах, таких, как, например, Харьков или Днепропетровск, и того меньше – всего лишь до 2-3-х процентов. При этом в качестве украинского языка был выдвинут не разговорный украинский язык, а так называемый «галицийский литературный язык». Язык, не всегда понятный даже самим украинцам, к тому же вызывающий у них ассоциации с недавней немецкой оккупацией. Учебников по этому языку на Украине не было, и нередко использовались те, которые были напечатаны еще австрийцами для галицийских школ, в них даже красовались портреты «найяснійшого пана цісаря» Франца Иосифа. В этом языке полно было чуждых для русско-малороссийского уха полонизмов, германизмов, польских и немецких слов. Недовольными и протестующими родителями школьников очень серьезно занимались местные чекисты. В украинский новояз вводились даже придуманные слова, сотнями, тысячами внедряемые специальным составом украинских «академиков» в постоянно издаваемые словари. Базовым критерием создания неологизмов являлось отсутствие аналога изобретенного слова в русском языке и его диалектах. На образцовом «литературном украинском» не могли писать даже украинские писатели, за что их по партийной линии обвиняли в «буржуазности», в «рабской зависимости от русской языковой традиции» (по сути – тоже «буржуазной»). Так был окончательно создан современный украинский язык.
Вся эта абсурдная политика украинизация Украины, партийным способом внедряемый национализм, идеологически вскипяченный украинский гонор вызывали у самих украинцев недоумение, враждебность и даже самую настоящую ненависть, порождающую презрение ко всему украинскому, к украинской литературе, к украинским культурным, ментальным особенностям. В той абсурдной ситуации большинство селян считало себя исконно «русскими» и открыто называло себя «русскими». Селяне на своих собраниях часто просили «приписать себя к РСФСР». Особенно сложно великое дело украинизации продвигалось на Донбассе, где процентная доля русского пролетариата была высока, как нигде, и украинизации здесь неизбежно проходила скомкано, фрагментарно. Пришлось ограничиться выдачей паспортов с соответствующей записью в графе национальность – «украинец». Традиция свободного речевого поведения сохранилась и отстаивается на Донбассе и в наши дни, теперь уже самой дорогой ценой – тысячами русских жизней.
Прибавьте к этому феномену украинизации Украины и тот невообразимый факт, что при активном давлении КП(б)У в 1920-х — начале 1930-х годов проводилась украинизация населения смежных с Украиной территорий, исторически до определенной степени заселённых выходцами с Украины: Кубани, Ставропольского края, части Северного Кавказа, Курской и Воронежской области РСФСР. В приказном порядке школы, организации, предприятия, газеты переводились здесь на украинский язык обучения и общения. Украинизация затронула и ряд областей Северного Казахстана, на тот момент являющейся автономией в составе РСФСР. Так, почти все школы Фёдоровского района Кустанайского округа в 1930-1932 гг. были переведены на украинский язык, а сама украинизация в районе была закреплена за Харьковским Обкомом партии. Вот такими были масштабы и темпы украинизации в республике советов в 1920-30-ые гг.
Понятно, что столь абсурдное «планов громадье» не могло сбыться, т.к. невозможно по приказу и к тому же быстро поменять свои культурно-языковые ориентации. И, соответственно, насильственная украинизация вызывала крайнее недовольство населения Украины и прилегающих к ней регионов. Для выравнивания чудовищного культурно-языкового перекоса постановлением ЦК КП(б)У от 19 апреля 1927 было все же решено «признать особое значение русского языка». Однако в некоторых областях Украины большевики-националисты, наоборот, пошли путем ужесточения мер по политике «коренизации». Так, в июле 1930 года президиум Сталинского окрисполкома принял решение «привлекать к уголовной ответственности руководителей организаций, формально относящихся к украинизации, не нашедших способов украинизировать подчиненных, нарушающих действующее законодательство в деле украинизации». В результате такой политики даже в партийных кругах КП(б)У уже намечается расхождение мнений. А в августе 1932 года И. В. Сталин заявляет о серьёзном неблагополучии в украинских партийных организациях и о «засилье в них скрытых националистов и иностранных агентов». Во имя «борьбы с буржуазным национализмом», политику украинизации наконец начинают свёртывать. Последовал, как это несложно предположить, многочисленный ряд арестов коммунистов с «украинским уклоном». Но, несмотря на репрессивные меры, остановить набранные темпы реализации «права на самоопределение» украинской нации сразу не удается. И наряду с критикой политики украинизации продолжают ставиться задачи ее дальнейшего проведения в УССР. В частности на XIII съезде КП(б)У, проходившем в 1937 году, С. В. Косиор говорит о «продолжении линии на дальнейшую украинизацию» по тем же направлениям что и десять лет назад. Однако уже 10 апреля 1938 года на заседании Политбюро ЦК КП(б)У рассматривается вопрос о реорганизации национальных школ, и с 1 сентября 1938 года русский язык в качестве предмета преподавания вводится во всех школах Украины. В этом же году стала выходить газета «Правда Украины» на русском языке. Эти события и принято считать завершением предвоенной, самой масштабной и «коренной», украинизации Украины.
В целом кампания «коренизации», невзирая на ее явную антирусскую подоплеку и направленность, принесла свои очевидные позитивные политические результаты – укрепление советской власти в национальных образованиях. Но никто и никогда не обращал внимания на негативные культурные, социальные, психологические последствия кампании «коренизации». А ведь эти «последствия» явно носили (и не могло быть иначе) длительный, совсем не преходящий характер, скрывая в себе глубинный, «темный» потенциал реального развития межнациональных отношений.
Национальная политика государства, в которой один народ становился «политическим средством», а другой являлся «культурной целью», никак не могла быть устойчивой, ясной, взаимообогащающей, паритетной и т.д. Все политические огрехи и культурные искажения до развала СССР успешно нейтрализовались мощной партийной пропагандой о «братской семье советских народов». За этой пропагандой «братства» и классового взгляда на устройство мира пропадал из внимания животворный опыт исторического добрососедства, сотрудничества; утрачивалась ценность истинного этнического взаимоуважения, взаимопомощи; размывались реальные границы зон национальной терпимости; отрицалось влияние культурных кодов на межэтническое поведение и т.д.
Политика «коренизации» в национальных образованиях завершилась в СССР в 1937-1939 годах возвратом к русификации. Нигде больше, как на Украине, политика «коренизации» не имела такого сильного идеологического воздействия на умонастроения коренного населения и таких разрушительных культурных последствий.
6. Конкретные «политические результаты» плюс неуправляемая динамика скрытых сил
Сплетенные в один узел дерусификация и насильственная украинизация пришли к своему однозначному результату – вытоптанному культурному полю, которое стало стихийно зарастать сорной травой украинской националистической идеологии. Украинизация, непримиримая борьба с русофильским влиянием после проведения «программы коренизации» стала прямо-таки этнокультурной традицией Украины. Она фактически возродится на период немецкой оккупации Украины, ее всплески, будут явственно наблюдаться после передачи Н.С. Хрущевым в 1956 году Украине Крыма. Особенно усилятся попытки украинизации непокорного полуострова в период после распада СССР, но теперь уже ни идеологического запала ни, элементарно, «грошей» для этого явно не хватало.
Под патронажем «коренизации» стихийное, фрагментарное движение «самостийной» украинской культуры, языка, этноистории заполучило уже свой собственный «культурно-политический» антураж, глубоко проникло в жизнь общества, получило свою реальную общественную динамику. Оно как будто схлопнулось, из нескончаемого, разнообразного калейдоскопического видеоряда под названием «украинизация» зафиксировалось в четкой социальной конфигурации, в определенной культурно-политической доминанте. И этим оно, т.е. «движение», уже вышло за рамки только конкретного большевистского политического проекта, а стало для Украины каким-то всеобъемлющим самостоятельным смыслообразующим явлением, некой самореализующейся социальной смысловой системой, ложной по своему содержанию, т.к. она носила откровенно антикультурный, антидуховный генезис и обладала деструктивным характером. Но эта «система» теперь по умолчанию всегда поддерживалась на республиканском властно-политическом уровне, стремилась к самораспространению и утверждению на государственном уровне и этим, безусловно, способна была влиять на все стороны общественной, политической жизни как Украины, так и всего советского государства.
Чудовищный идеологический проект «коренизации» взвихрил украинский национализм на всех уровнях – от бытового до властно-политического. «Коренизация» взлелеила и неявно возвела на политическую вершину самый злобный и ядовитый элемент в жизни русско-украинского народа – «галицийский смрад», который в той или иной степени проник теперь уже во все сферы жизни Украины. Он незримо стал здесь самой активной теневой политической силой. Он вытравил или уничтожил пытливую, глубоко патриотичную гуманитарную украинскую интеллигенцию, извратил истинные культурные коды прекрасного народа. На место развития и поддержания теплой, добросердечной национальной культуры выступило жесткое взращивание национальной обособленности и гордыни, что подавляло в украинском характере свойственный ему черты теплоты, мягкости, юмора. В этом характере усиленно стали развиваться не самые симпатичные его черты: рефлексивное зацикливание («Думы, мои думы…»), погруженность в переживание своих обид, затаенность, хитрость, мелочный прагматизм. Обычное для украинцев насмешничество над обычаями москалей стало нередко переходить в настороженность, в скрытое глумление над всяческим проявлением русскости.
Сформированное программой «коренизации» за полтора десятка лет насильственное украинское культурно-языковое доминирование не способно было породить ничего содержательного, что неизбежно привило украинскому народу глубинный комплекс культурной неполноценности. На динамике его психологического преодоления в постсоветский период сформировалась целая субкультура антимоскальского юмора, веселой карнавальности, злобного и беззлобного зубоскальства. Порой это выглядело действительно смешно и даже весьма талантливо. А в «майданный» период антирусский тренд приобрел уже характер напряженной научно-политической серьезности, предельно острой русофобии, доведенной до степени даже расистского, колониалистского отношения к русскому населению Украины. Ведь теперь уже раскрученная националистическая ненависть «свiдомых» должна будет перейти к способности убивать. Смелость, смелость…
7.Червонная Русь – тихая жертва «программы коренизации»
«Коренизация» определила крайне непримиримое отношение советской политической власти к западно-украинским русофилам. Что накануне неизбежной войны с Германией было явно опрометчивым тактическим шагом.
Присоединение в 1939 году Западной Украины к СССР поначалу породило там надежды у «русофилов», т.к. «идея культурного единства русских племен», несмотря на страшные репрессии 1914-1918 годов, была все еще сильна в умах русско-галицийской интеллигенции, православного духовенства и русинского крестьянства. Но приход советской армии на эту древнюю русскую землю в итоге, наоборот, стал окончательным крушением всяких надежд на воссоединение с великороссами.
Сталинско-большевистская идеология после «коренизации» Украины не могла отнестись к «русофильству» не иначе, как к только остаткам «царской», «великодержавной», «белогвардейской» идеологии, как только к наследию «великорусского буржуазного шовинизма». Понятно, что никакой поддержки не могло ожидать здесь и православие. Чего было ожидать, если распущена здесь была даже компартия, шло активное «очищение от вражеского элемента» силами НКВД. И присоединение Западной Украины с СССР никак не могло стать соединением русин с русским народом, Прикарпатской Руси – с Россией. «Русский вопрос» в Галиции, в Западной Украине не ставился и не обсуждался советской властью на политическом уровне. И как это ни парадоксально, но фактически советизация Западной Украины не вступала в открытое политическое противоречие ни с насильственной «украинизацией» Прикарпатской Руси накануне Первой мировой войны ни с насильственной ее полонизацией накануне Второй мировой войны (совсем иная ситуация наблюдалась в Западной Белоруссии, особенно после начала немецкой оккупации).
И не удивительно, что в начале немецкого наступления советская власть не получила на Западной Украине серьезной поддержки местного населения, которое присматривалось к «русским» только с точки зрения получения возможных экономических выгод. А почти все призывники, набранные накануне войны с этой территории в Красную Армию, оказались или дезертирами или предателями. А части ОУН оказывали открытое сопротивление Красной Армии, но до начала немецкой оккупации вели себя очень осторожно и скрытно. Фактически вся Западная Украина окажется зоной массового коллаборационизма.
Червонная Русь, прикарпатское звено могучей древнерусской цепи, тихо и незаметно выпало из пространства русского мира. Червонная Русь, окончательно запертая во враждебное идеологическое, в антикультурное, в антирусское пространство, сникла, уснула, замолчала, растаяла в историческом времени. «Русский огонек» здесь погас. А позже прикарпатский голос «тихой моей родины» совсем перестал быть слышимым в триумфальном вихре ансамбля «братских народов», чтобы уже после развала Союза и последовавшего за ним аффективного накручивания «самостийности» умолкнуть вовсе.
8. Некоторые неполиткорректные замечания о культурно-исторических итогах программы «коренизации»
«… не предаваться удивлению, не смеяться, не плакать – но понимать».
Л.С. Выготский «Психология искусства».
Кампания «коренизации» нанесла очевидный антикультурный, антицивилизационный удар по русскому миру. Она поставила русское, русскоязычное население в национальных образования СССР в положение политического инструмента, идеологического материала, в положение «исполнительских кадров». Это не могло не иметь психологических и социальных последствий для положения русских людей в межнациональных отношениях.
Использование, фактическое принижение русского языка, русской культуры в политических, идеологических целях в первую очередь объективно подрывала и уважение русской нации к самой себе, к своей великой культуре, к своей великой истории. Нет сомнений, что «коренизация» способствовала росту бытового и социального национализма в тщательно оберегаемых, вскармливаемых большевистской партией и властью национальных образованиях. Что со временем дало внутренне обусловленный стимул для масштабного разгорания и развязывания национальных конфликтов (особенно на Кавказе) в периоды горбачевской «перестройки» и ельциновского развала СССР. Последовавшая за этими конфликтами расправа над русскоязычным населением, их прямое и фактическое ограбление, затем политизация национализма, демонстративно-агрессивное формирование национальных элит, гордый «парад суверенитетов» предопределили массовый исход русских из национальных окраин. Об этом крайне редко сообщалось в СМИ и никогда не допускалось обсуждать это на властно-политическом уровне. После исхода из азиатских национальных окраин в конце 1980-начале 1990-х русских как самого квалицированного и «толерантного», как это принято теперь говорить, населения там образовался социальный хаос, возникла настоящая гуманитарная катастрофа. Что сразу же дало повод Западу предложить здесь свою «гуманитарную помощь». А у местного террористического подполья появилась возможность жестко распространить там свое информационное влияние и военное присутствие.
«Коренизация» как неуклонная линия партии отражала и утверждала крайне несправедливую тенденцию в национальной политике советского государства, поддерживаемую на всех уровнях власти, – решать все основные политические экономические вопросы в первую очередь за счет людских и экономических ресурсов русского народа, за счет его интеллектуального потенциала и энергии, за счет дарения образовавшимся республикам его исконных территорий, исторически завоеванных и освоенных. При этом любая, даже самая глухая, апелляция к социальной «справедливости», к национальному равноправию со стороны русских однозначно рассматривалась как проявление национализма, «великодержавного шовинизма» и т.д. Со времени горбаческой перестройки считалось непреложным политическим правилом предохранять Россию от главного ее зла – «бессмысленного и беспощадного» русского бунта, фактического проявления которого, однако, никто не мог ясно указать. При этом рост националистических настроений в национальных республиках принято было рассматривать как рост самосознания. Давление идеологического прессинга против «русского бунта» отнимало у русскоязычного населения возможность зрелого осмысления наступившего социально-политического хаоса, стирало в нем остатки самоуважения, порождая только криминальные, «скинхедовские» эксцессы, широко и демонстративно освещаемые в прессе.
Творческая, гуманитарная российская интеллигенция за малым своим исключением открыто дистанцировалась от всяческой принадлежности к русскости, от идентификации с русской культурой. Что было высоко оценено и хорошо оплачено Западом. Идеологическая борьба с «русским национализмом», даже с просто с проявлениями русской национальной культуры в постперестроечной России была базисом для демонстрации политкорректности, признаком внутрироссийской и европейской рукопожатности, без чего было просто невозможно построить политическую и творческую карьеру.
Абсурдно, но до сих пор принято выставлять русскому народу обвинение в «имперских амбициях». СССР, вопреки всякой исторической логике, был, как говорят историки, «империей наоборот» – всех угнетающий народ стоял не на вершине власти, а у ее основания. Паттернализм, «руководящая роль» «старшего брата» в «великой семье народов» была не всеобирающей, а, наоборот, всекормящей. Такого рода узаконенное донорство титульной нации в среде «братских народов» объективно и неизбежно порождало неуважительное, пренебрежительное, потребительское, даже паразитарное отношение к русскому народу. Этот чудовищный перекос в «национальном вопросе» в сторону «старшего брата», который должен отвечать за все и обеспечивать все, активно нейтрализовался неиссякаемой пропагандой о «великой дружбе народов».
Но в период «перестройки», а затем и распада «великой общины советских народов» взлелеянная партией ответственность «старшего брата» за все и вся стала однозначно рассматриваться национальными элитами уже как его безусловная виновность во всех своих бедах. А прекращение его экономического донорства стало расцениваться как политическое давление, как этническое насилие. Вчера еще «братские народы» с началом перестроечного хаоса и последовавшего вслед за ним развала СССР как-то уж совсем просто и без подключения анализа и критики вписались, массово включились в общеевропейский русофобский тренд. Хоровод республик стал распадаться. И в историческом плане жизнь в круге «великой дружбы народов» получила такую европейски ориентированную политическую формулировку, как «оккупация» со стороны русских. Систематически вырабатываемое пропагандой со стороны национальных элит только что образовавшихся этнократических государств и всего «цивилизованного сообщества» чувство вины и неполноценности русского народа, на фоне подорванного у него чувства самоуважения стало идеальной основой для эффективного ведения против него со стороны коллективного Запада кампании исторической лжи, непрерывного ведения информационной войны. Никакой народ в истории не испытал такого чудовищного информационного, идеологического давления. И никто бы его не выдержал, кроме русского.
В самих национальных образованиях, пущенных уже в долгожданное свободное плавание, на психологическом уровне прерывание национальной политики донорства, вызванное развалом СССР, сформировало сначала всепоглощающий национальный восторг, а затем, после неизбежных социальных и экономических потрясений – тяжелые фрустрации, острые обиды, растерянность и пр. Все это настраивало на поиск «виновного», в итоге выливаясь чаще всего в упреки и неосознаваемую ненависть по отношению к России. А уже с помощью разного рода правозащитных организаций легко вписывалось в готовые форматы антироссийских политических требований, экономических претензий, политического пресмыкательства и т.д. И как главный политический итог «великой дружбы братских народов» становилось стимулом для ведения и участия современных национальных элит в информационных, «исторических» войнах против России.
И в деле морально-психологического подавления России участие и инициативность «незалежной» невероятно велика. Настолько велика, что это поглотило, полностью растворило в себе жизнь новой Украины, определив ее социальное самочувствие, ее политический уклад, ее экономику, ее культурное самоопределение, ее государственное строительство, всю ее сегодняшнюю политическую историю и т.д. И все это ради одного деструктивного тезиса – «Никакого русского мира на Украине не будет»! Предельно агрессивно выступая против ценностей русского мира – соборности, взаимности, православия, идеологии суверенности и нестяжательства, духовного, а не политического критерия построения жизни и т.д. – «свiдомые» заслуженно получили и последовательно отрабатывают свое вожделенное место в русофобском ансамбле «коллективного Запада».
«Возвращение Крыма в свою гавань», восстановление великой территории русского мира, героическое отстаивание своей страны и своего мира – блестящий политический ход, позволивший нам окончательно сбросить с себя это вязкое, липкое информационное очумление, моральную подавленность периода перестроечного и постперестроечного хаоса, парализующее влияние возвышенно-культурной ненависти «всего цивилизованного сообщества». «Крымская весна» вскрыла животный страх Европы и российского либерализма перед реальностью и перспективой воссоединения русского мира. Вся сила этой непримиримой ненависти уже почти шесть лет направлена теперь на Донбасс. Более века взращиваемая культурная традиция русофобии «свiдомых» явно оказывается сильней всякого рода сдерживающих ее европейских «форматов» и договоренностей.
Пахомов Владимир, г. Томск
Об авторе. Владимир Павлович Пахомов проживает в Томске, возраст - 67 лет, ныне пенсионер, в течение 20 лет – преподаватель психологии Томского государственного педагогического университета, кандидат психологических наук, доцент, клиент-центрированный консультант, школьный психолог, неопсихоаналитик, специалист в области педагогической психологии и проектирования личности профессионала в психолого-педагогическом образовании. Автор вузовского учебного пособия по психологическому консультированию, учебного пособия по школьной психологии и т.д.
1. 1.