Все дни становятся похожи один на другой и кажется, что из Сайднаи мне уже никуда не выбраться. А совсем рядом идёт война… Но я решительно ничего не могу сделать, поскольку дала обещание Богу никуда по своей воле не соваться. Вот и сижу... Нет, я не жалуюсь, в монастыре мне нравится. Сёстры стали как родные, я полностью вошла в здешний ритм и чувствую себя как дома. А ещё тут очень хорошо кормят! Я иногда помогаю на кухне и могу наблюдать, что и как готовится.
Правда мне особо не доверяют, считают, что в России готовить не умеют. А всё из-за того, что «эти странные русские едят сырую рыбу». Я долго не могла понять, что это за «сырая рыба», строганина что ли… пока общими усилиями не выяснили, что речь идёт, оказывается, о простой селёдке. С лучком, с картошечкой… «м-м-м, да-а… ктир тайбе», очень вкусно! Но для сирийцев это дикость, сырую рыбу есть нельзя и точка.
Вчера с хаджи Мариной заготавливали абрикосы: разламывали на две половинки и аккуратно раскладывали на огромные подносы, где постепенно под палящими лучами сирийского солнца они должны будут «поджариться» - получится джем. А на той неделе на монастырской крыше с хаджи Фрусиньей и Макриной сушили листья «млюхийя» - это сугубо национальное лакомство - пока матушка не видела, забавы ради, кидались ими друг в друга точно снежками.
Каждую субботу сёстры пекут «эрбан» - так здесь называются просфоры. Внешне и по вкусу они совсем не такие как у нас: сладкие, большие и воздушные лепёшки, с печатью Иисуса Христа сверху. А однажды всем монастырём - из своих келий вышли и старые, и молодые монахини, прибежали с верхних этажей детки из приюта – с песнями и молитвами дружно разливали святой елей по крошечным бутылочкам.
Все без исключения монахини в монастыре – рукодельницы: вышивают иконы, шьют схимы, плетут четки, вяжут «сайднайки» - такие особые шапочки, очень похожие на головные уборы древнерусских схимников. Сергий Радонежский у Нестерова изображен именно в «сайднайке». О том, чтобы получить такую замечательную шапочку, мне не нужно было и просить: вскорости у меня их появилось целых две. Примеряя на «русскую» классическую «сайднайку», сёстры хлопали в ладоши и говорили, что я теперь «их»!
Один раз выезжали с сиротами на пикник: неподалёку от монастыря находятся принадлежащие ему сады и огороды - там мы и устроили шашлыки.
Да, не удивляйтесь, некоторые монахини в сирийских монастырях едят мясо. А детям, растущим организмам, по рассуждению игуменьи животный белок просто необходим. Очень впечатлили оливковые деревья, растущие в монастырском саду. Сёстры говорили, что некоторые из них такие древние, что видели Саму Пречистую Богородицу.
А ещё тут недавно случилась свадьба! Сын очень богатого предпринимателя-католика из Тартуса женился на местной сайднайчанке. К торжествам, которые продолжались трое суток, был целиком выкуплен находящийся в близлежащей деревне и отлично просматривающийся с Сайднайских гор отель «Шератон», переоборудованы залы, для развлечения гостей приглашены самые известные сирийские и ливанские певцы, актёры и телеведущие, всем без исключения гостям предлагались услуги парикмахеров, визажистов, массажистов, релакс-менеджеров. Платье невесты стоило, как шикарная яхта, а часы жениха - как две. Среди известных мне на ту пору сайднайчан оказались «счастливчики», которых пригласили на это пафосное мероприятие, хотя их «счастье» в данном случае представлялось весьма относительным, поскольку предстоящий искус угрожал оказаться дьявольски великим.
- Зачем они нас дразнят, - жаловались местные, - ехали бы в Париж и гуляли, так нет же, хватило ума!
И это был действительно «пир во время чумы»! Контраст с повсеместной нищетой получился и правда сногсшибательным! Вечером вся сайднайская долина наполнилась звуками дискотечной музыки. Из окон своей кельи я наблюдала, как в воздухе хрустальными залпами разрывались тысячи огней чужого «счастья»… пушкинские строки торжественно трубили о бессмертие отечественного гения:
Гимн в честь чумы! послушаем его!
Гимн в честь чумы! прекрасно! bravo! bravo!
…На следующий день доктор Абдалла, мэр Сайднаи и муж моей новой подруги, зачитывал британский рейтинг 130 столиц мира по стоимости проживания в них. В контексте бессонной для всего городка «свадебной ночи» информация пришлась как нельзя кстати, поскольку столица Сирии Дамаск в этом списке оказалась на самом дне и занимала предпоследнее после венесуэльской столицы Каракаса место. Оно и понятно, что за годы конфликта национальная валюта - сирийская лира - упала в цене по отношению к доллару США более чем в 10 раз. Доктор Абдалла рассказал, что уже в 2016 году, когда беспорядки в стране только начинались, аналитики констатировали двукратное падение потребления товаров и услуг в Сирии. Причем за основу были взяты цены 2010 года, когда сирийцы тратили в среднем около 70 лир на человека. Из-за инфляции то, что можно было себе позволить в 2010-м на 70 лир, на тот момент обходилось уже в 800… То есть фактически потребление товаров и услуг снизилось более чем в 10 раз, а затраты в лирах увеличились только в два раза.
Именно поэтому цены в Сирии на предоставляемые населению услуги вынужденно дешевеют. Чтобы не закрыться совсем, большинство предприятий подстраивается под упавшую покупательскую способность населения - что и сбросило Дамаск на дно рейтинга.
Я расспросила супругу мэра, «что почем» сегодня в Сирии. Хорошая зарплата - всего около 30 тысяч лир. Газ в баллонах раньше обходился им в 135, сейчас 2,7 тысяч лир и это при том, что он в огромном дефиците: в Алеппо цена у спекулянтов зимой 2018 года дошла до 12 тысяч, потом завезли машины с газом, и цена несколько упала. Городской общественный транспорт раньше стоил 5, сейчас 50-100 лир по городу. За лук теперь платят 475 лир против довоенных 25-ти; на зелень тратили 10 лир за 3 пучка, а сейчас - 100 за один; помидоры стоили 10 лир, сейчас - 475. Огурцы продают по 370 лир, бобы - по 1 800, баклажаны - по 475, а картошку - по 450 лир. Довоенных цен люди тут уже и не помнят. Жизнь идёт своим чередом, и сирийцы не ропщут – нет у них ни сил, не времени на ропот. Хороший они народ, простой и трудолюбивый.
Идёт своим чередом и моя жизнь. Довольно неплохо продвигаются наши с сёстрами занятия русским языком. Мы выучили алфавит, читаем по слогам, помимо грамматики разучиваем «Богородцу». На заключительных словах молитвы «…яко Спаса родила еси душ наших» хаджи Лукия не может удержаться и каждый раз весело смеется: «душ! душ!», и изображает будто бы она моется под душем. Правда, двух монахинь пришлось разделить и заниматься с каждой по-отдельности: очень уж огорчаются, когда кому-то чуть больше внимания уделишь - как дети!
Постепенно растёт и мой русско-арабский словарик, в который попадают слова всё чаще кулинарного толка. А дело в том, что каждый раз на обеде матушка расспрашивает, что новенького мне удалось выучить по-арабски: ей нравится, как я указываю на хлеб и говорю «хыбыз», смачно произношу «сыма-а-ак» и показывая на рыбу, «жаддара», «мсаббаха», «табулле», «тфах» … - слов уже и правда очень много.
На радость сёстрам я даже вызубрила по-арабски молитву «Отче наш», которую, так уж вышло, довелось прочитать спецпосланнику при ООН Башару Джафари. Этот, не побоюсь сказать, великий муж сирийского народа, неожиданно прибыл погостить к матушке, которая, конечно же, решила ему продемонстрировать «русскую». Вот и спрашивает меня спецпосланник: «Кифек, мниха?», - мол как Ваши дела, как Ваш арабский? Ну, недолго думая, я и прочитала ему «Отче наш» на языке великого Омара Хайяма. Как же смеялась матушка! Как улыбался владыка! По углам хихикали сёстры… к концу дня новость о «событии» выбралась за непреступные стены монастыря и разлетелась по городу: в тот день вся Сайдная рассказывал о том, как «русская» читала сунниту «Отче наш». Ну откуда же мне было знала, что Башар Джафари не христианин? Для нас, русских, подспудно всякий хороший человек – православный. Впрочем, мне кажется, ему понравилось…
Высокий, статный, прекрасно образованный и очень обходительный, доктор Башар не упустил возможности расспросить меня о впечатлениях от пребывания в Сирии. Я не лукавила и сказала, как есть: о разобщённости людей, об насаждении европейских ценностей, о том, что русских тут всё чаще называют «крестоносцами» и что нам это очень обидно. Спецпосланник, привычный к дипломатическому стилю общения, конечно же не ожидал таких ответов, и поэтому, быстро уловив мою ноту, с удовольствием переключился с официального тона на «домашний» - тёплый и непринуждённый.
- Доктор Башар, - обратилась я к нему в конце нашей беседы, - о ситуации в Сирии и мире Вы знаете всё и даже больше. Я не прошу Вас раскрывать тайны, которые Вы всё равно не раскроете, но ответьте, пожалуйста, на один вопрос... только честно, положа руку на сердце. Мы с Вами прекрасно понимаем, с кем сегодня воюет Сирия, мы также знаем, что силы не равны. Так почему Сирия ещё жива?
Лицо доктора Джафари было серьёзно, именно сейчас стало особенно заметно как сильно он устал. Подняв на меня свои благородные глаза, он уверенно произнёс:
- Это Бог!
Понимаете, его никто не тянул за язык, имя Божие не было произнесено им «в суе». Воистину это было сказано так, как 775 лет назад, у стен Святой Софии с верою взывал к дружине и ополчению Александр Невский: «Не убоимся множества ратных, яко с нами Бог».
В которой раз убеждаюсь, что Ближний Восток – это, конечно, совсем иной, нежели в современной России, дискурс! Но как он нам близок! Парадокс заключается в том, что здесь больше сущности России, чем в самой современной России. Это серьёзнейшие, фундаментальные мировоззренческие вещи. Я была поражена! Нам нужен Восток! Нам необходима его не прерывавшаяся традиция. Только опытом самобытного Востока, сохранившего свою девственную мудрость и религиозную дальнозоркость, мы сможем реанимировать себя самих.
Тайна сирийской земли заключается в том, что, несмотря на бесконечные завоевания, колонии, исторические перипетии, народу Сирии осталось открыто главное - собственная традиция. По сей день самобытность здешних арабов не музейная, не пыльная, но живая: они умудряются жить в пространстве «большой истории», восходящей к славе не только Салах ад Дина, или Усама ибн Мункыза, но дальше - к самим пророкам. Здесь священные писания - как лента новостей с пометкой «молния», здесь братство от корня ветхозаветных праотцев - как родовая память, живая и в лицах, а молитва - как дыхание жизни. Но самое прекрасное заключается в том, что всё это открывающееся изнутри «особенное бытие», вдруг оказывается настолько органичным и настолько доминирует, что убери сакральную сторону местной многоликой, хаотично движущейся восточной круговерти, как в ту же секунду и не станет всей восхитительной цивилизации разом - исчезнет, как исчезали величайшие из великих...
Да, весь секрет - в религиозном сознании, открывающем двери в вечность. Меня в этих вопросах не обманешь, ведь в каждой точке пространства Сирии я чувствую себя так, как чувствую в России только тогда, когда нахожусь в монастыре. При этом каждое движение из монастыря в «цивилизацию» сопровождается весьма сильными душевными муками. Думаю, ни для кого не станет открытием мысль о том, что русские духовные центры живут сегодня не так, как ощущает себя вся остальная Россия. Живое религиозное сознание для россиян пока остаётся только мечтой, а для усвоивших европейскую систему материальных, прагматических ценностей - и вовсе сказки, фантазии средневекового ума. Сумеет ли Россия преодолеть это болезненное раздвоение сознания? Обретет ли своё целостное ценностное мышление с выходом даже не в тысячелетнее царство мира на земле (в так называемый «хилиазм», или даже «коммунизм»), выражающее мечты человечества о справедливости и устранении социального зла - нет-нет, здесь слишком тесно, душа не ограничивается лишь земным существованьем - вопрос в том, сумеет ли Россия всерьёз, всем своим естеством, всею утробою своею припомнить её горние пределы, сподобится ли вновь произнести великое гоголевское: «вся Россия - мой монастырь» и не слукавить при этом.
Похоже на утопию? Да, признаться и моей веры не хватает, чтобы увидеть новую Россию в подобном, воистину царском облачении. Всё слишком далеко зашло: целое поколение, рухнувшее в бездну революционного мятежа начала прошлого века, цивилизационные потери национального генофонда во Второй мировой войне, кровавые преступления против России в годы постсоветского лихолетья... и, как результат, вскормленные потребительской идеологией Запада самодовольные жители мегаполисов без царя в голове и без Бога в сердце – наша реальность.
Я не хочу сгущать краски, с Божией помощью мы всё преодолеем. Но будет ли Россия спасаться «малым стадом» (о чем говорят всё чаще), молитвами избранных и тех, которым открыта «русская тайна», или же мы всё-таки придем в себя и мир увидит Святую Русь во всей ее могучей полноте? Бог весть...
В этой связи мне вспоминается беседа с одним весьма влиятельным в своих кругах раввином, который в вопросах цивилизационной целостности народов (точнее сказать его народа), разбирался более чем превосходно, что, впрочем, не удивительно, ибо этот вопрос - основа их национальной сущности.
После часовой и очень любопытной беседы, мой оппонент вопиял: «поймите, наконец, не новостная чехарда, не политиканство, а мессианская поступь!». Он открывал передо мной мою же Библию, потрясал священным текстом из пророка Иезекииля и вопрошал: «Вы хоть читали? Вот же, вот! Сейчас решаются судьбы мира! Начинается битва за Иерусалим! После великого рассеяния мы возвращаемся на свою землю! Это Армагеддон! Это Мошеах!» А потом после паузы, сокровенное: «И квинтэссенция мировой истории - здоровая часть человечества, народ Израиля!». Что говорить, в тот момент представитель «народа избранного» был прекрасен! Его некрасивое лицо на глазах героически видоизменилось: оно загорелось огнем знаменитой еврейской гордости, и воспеваемой и проклинаемой в веках, спина выпрямилась, и весь он точно облачился во всеоружие воина Сиона. Достойный, он являл собою самое живое воплощение того великого и ужасного замысла о его народе, который из поколения в поколение, заботясь о чистоте рода и непреложности «священной буквы закона», ревниво передавали его предки. Во время своих священных рассуждений, сам невысокого роста, он умудрялся даже смотреть на меня свысока. А что же я? А мне в этот момент хватило мудрости не юдофобствовать, или русофильствовать, - я просто любоваться им. Красавец! Что поделать, есть у меня слабость - люблю цельных.
«А как же насчет мессианской поступи Святой Руси? На каком языке говорит сегодня богохранимая Русь?» - неожиданно вопрошал мой собеседник и, не дожидаясь ответа, будто бы меня и вовсе не было рядом, продолжал свои страстные размышления.
Интересно, а на каком языке она говорит? К огорчению, или быть может к счастью, но думается мне, что Русь сегодня пока всё больше молчит. Богатыри немы. Молчала и я, когда в завершение нашего разговора (фактически монолога), этот власть имеющий раввин победоносно заявил: «Сегодня настало время всем вспомнить о Боге!» Невероятно, но это было сказано так, будто у него на Бога был зарегистрирован патент. А потом небрежено, сквозь зубы добавил: «И даже России». Признаться честно, но в этот момент ему удалось, наконец, сделать мне больно, внутри меня всё так и перевернулось разом: «Свята Русь живет без Бога!? Она лишь будет вспоминать Его!? Всё это невообразимо! Жестокая насмешка беса! Несчастные, мы как всегда плетемся позади». Но не было в моем сознании лукавства и больно стало потому, что был он прав. Мы!... те, которые добры, кто ярче всех должны гореть любовью, на ком в избытке благодать... Мы - нерадивые потомки. Благодарю тебя, мой Бог, нас вразумляют иудеи!
Да, «Великий Израиль» разговаривает сегодня на том же языке что и «Великая Сирия» - на языке мистическом (религиозном). И, несмотря на извечную вражду и неприязнь между евреями и арабами, они, конечно же, братья, и всё, что ныне происходит - это страстная эсхатологическая схватка двух «великих» ... и схватка эта, нужно сказать, на равных. Впишется ли современная Россия в этот диалог «великих»? Не даром Александр Невский завещал нам «крепить оборону на Западе, а друзей искать на Востоке». То ли ещё будет?