«...величайший подвиг каждого - служение своему делу и изучение его во всех деталях, дабы сделаться в нём великими мастерами!!!»
Из дневника В. И. Селивачёва
01.01.1916 г.
«Тому, кто в будущем, открыв страницы этого дневника, захочет в них отыскать душу и сердце автора, я скажу только одно: "Напрасный труд, мой милый друг, - перед тобой худший из смертных, заслуживший только людскую зависть и озлобление, а рядом с этим его любили как милого, хорошего, симпатичного человека и весёлого собеседника, как шута, арлекина... у него просили внимания и сердечности, а ему возвращали... Впрочем, не всё ли равно тебе, что ему возвращали? Довольно уж и того, что его слушали и этим вниманием награждали его, право, достаточно... Он сам давал людям так мало, что и от них мог рассчитывать получить немногое. И вот это немногое[1] считалось для него более чем достаточным"»[2].
В этих строках весь Владимир Иванович Селивачёв. Тут и гордое понимание своих способностей и талантов, и христианское смирение от осознания своего несовершенства, и чувство затаённой боли от глубоких обид...
С такой доверчивой откровенностью о себе Селивачёв не писал ни до, ни после. Тогда же - в июне 1905 г. - 37-летний полковник Селивачёв, будучи комендантом военно-санитарного парохода «Полезный», восстанавливался после тяжёлого ранения в голову, полученного в бою у р. Шахэ[3]. Его давила безнадёжная тоска, и на страницы дневника изливалась душевная боль:
«Пасмурно и на душе. Тяжело, тяжело невероятно - какая-то ужасная грусть гнетёт, гнетёт, давит невыразимо - нет успокоения даже и в молитве. Говорит ли это отсутствие работы, интереса или что-либо иного порядка - Бог весть!! ⟨...⟩ Но как же грустно, как невероятно грустно на сердце!!! Бежит, бежит жизнь, задевая тебя грёзами, так жестоко, так больно подсмеиваясь над тобой, над твоею доверчивостью к ней и ко всему в ней лучшему, ко всему в ней хорошему, милому, дорогому... ⟨...⟩ ...сыро, холодно и невероятно грустно на сердце... О, если бы кто мог заглянуть в это сердце, одинокое, бесприютное, безответное!!!! Ну, а кому оно интересно, кому оно может быть дорого?? Зачем же так тяжела эта жизнь? Ужасно, ужасно... что-то невероятно тяжёлое лежит на сердце!! Хочется забыться, хочется вырвать из сердца всё, что не принадлежит ему, всё, что доставляет ему эти невероятные страдания... Нет, нет - это не самообман, это не напрасная тревога, беспричинная и глупая!! Это ужасное чувство безысходного горя, чувство ужасного и вечного одиночества... Это то чувство, которое охватывало меня в минуты боя: смотришь в глаза смерти и так жутко, так тяжело на сердце! Хочется крикнуть от боли, крикнуть так, чтобы одним разом порвать себе все жилы... и в то же время так хочется жить, так невероятно хочется жить... За один ласковый луч солнца готов отдать всё... Но нет этого солнышка: сыро и холодно, как в одинокой могиле, а по крышке гроба бьют твои одинокие горькие слёзы, бьют, как по палубе крупные капли непрерывного, чисто осеннего дождика...»[4]
Уникальное по силе своей искренности описание того, что переживает солдат, идущий на смерть. Не в этом ли недавно пережитом ужасе боя следует искать причину столь мрачного взгляда на жизнь?
Безусловно, близкое знакомство со смертью не могло не отразиться на мировосприятии такого чуткого и тонко чувствующего человека, каким был Селивачёв. Но и до войны его жизнь не была «лёгкой прогулкой», подвергая тяжёлым ударам судьбы.
Владимиру было всего 2 года, когда скончался его отец - Иван Дмитриевич Селивачёв, ветеран Крымской войны, участник обороны Севастополя, командир лейб-гвардии Жандармского полуэскадрона. Владимир с сестрой Ольгой остались на руках матери - Ольги Васильевны, урождённой Беляевой. Ни Селивачёвы, ни Беляевы не имели значительных средств, поэтому можно предположить, что жизнь молодой вдовы (Ольге Васильевне было лишь 27 лет, когда она потеряла мужа) была стеснённой.
Обычной практикой в дворянско-офицерской среде того времени (вторая половина XIX века) была запись мальчиков в кадетские корпуса, зачастую за казённый счёт. С одной стороны, высокий уровень образования, гарантированная профессия, облегчение финансового бремени семьи, но с другой - отрыв в юном возрасте от мамы, от семьи, холод и бесприютность казённого учреждения... Хотя Селивачёву повезло: он учился в Псковском кадетском корпусе. В год выпуска Селивачёва из корпуса (1886) директор 2-го Константиновского училища генерал Анчутин так оценивал качество образования псковских кадетов: «Из всех кадетских корпусов... наилучший контингент бесспорно дал училищу Псковский кадетский корпус. Можно даже сказать, что с кадетами этого корпуса не может идти в сравнение ни один из прочих корпусов, имевших в училище столь же многочисленных представителей»[5].
А атмосферу внутри корпуса лучше всего характеризуют два небольших письма, полученных Селивачёвым уже боевым генералом, командиром 4-й Финляндской стрелковой дивизии. В чудом сохранившемся письме воспитателя Селивачёва П. А. Адамовича к своему воспитаннику есть такие строки: «Как я счастлив узнать в своём питомце славного воина - доблестного полководца, обожаемого солдатами и офицерами начальника. Я тебя из виду не упускал, радовался твоим успехам. Я столько о тебе слышал, о твоих доблестных подвигах и о твоей святой жизни подвижника. Народная молва - глас Божий. С каким восторгом рассказывали мне твои офицеры о твоих подвигах и, когда узнавали, что я твой воспитатель, большую почесть мне отдавали. ⟨...⟩ Благословляю, как отец своего сына».
А вот письмо от одноклассника А. В. Скопиченко: «Сегодня в "Разведчике" № 1371 прочёл о твоём выдающемся подвиге под Гай-Вышний в 1915 г. Прочёл и почувствовал в сердце гордость - будто бы я сам совершил это! До того мне было радостно убедиться в твоей беззаветной работе на славу теперь "Свободной России". Слава, слава и слава! тебе, герой. Дай Бог, чтобы твоя жизнь и силы надолго сохранились для службы Родине и на утешение твоей семье. Особенно мне приятно было узнать о твоём подвиге потому, что ты близок мне и Пскович».
Как похожа стилистика обоих писем, можно подумать, что они написаны одним автором! Какой тёплый, семейный тон, искреннее восхищение, гордость и радость за успех «своего», Псковича...
Вот где была заложена та мощь духа, которая красной нитью проходит через весь дневник В. И. Селивачёва, та нравственная сила, которая движет всеми его поступками. Из разговора с командиром 80-й пехотной дивизии генералом Рустановичем в июне 1916 г.: «"...без разведки, без серьёзной подготовки огнём, без крепкого утверждения на занятой позиции, я считаю, преступно идти дальше, и если 80-я дивизия считает необходимым завтра атаковать, то может это исполнять одна, так как расписываться в преступлении я не намерен". "Да мы и сами так думаем, но от нас требуют наступления", - сказал генерал Рустанович, на что я ответил: "Мы на то и старшие начальники, чтобы иметь мужество не врать, а прямо и открыто высказать свои мысли, взгляды и мнения, чего бы это нам в служебном отношении ни стоило"»[6].
А в августе 1917 г. В. И. Селивачёв, уже командующий 7-й армией, записывает другой разговор - с генералом Киреем: «"...трудна не работа, а та решимость, которую необходимо проявить в работе. Я не боюсь никакой работы и нисколько не утомился, сидя без сна четверо суток при отходе армии, но пережить решимость, невзирая на воспрещение главнокомандующего, откинуть левый фланг армии и произвести фланговый марш двух корпусов на поле сражения, как это пришлось мне сделать в период операции, я больше не хотел бы". "Да, - ответил Кирей, - мы поняли это и считаем, что это спасло армию". "Армию спасла Царица Небесная - я только этому и приписываю, что мы не оказались прижатыми к Днестру и оголили фланг 11-й армии, которая тоже погибла бы". "Я вот сейчас из фронта, - сказал Кирей, - там все поражаются Вашей энергией и неутомимостью, говоря, что встречают это впервые"»[7].
Энергия - это ключ к пониманию В. И. Селивачёва, это квинтэссенция всей его натуры. «Несомненно, с точки зрения физической подготовки генерал Селивачёв является самым энергичным из всех знакомых мне русских генералов», - записал в своём дневнике английский военный атташе Нокс, посетивший корпус Селивачёва в июне 1917 г.[8]. Так же его оценивали и начальство, и подчинённые, и все, кто пересекался с ним или наблюдал за действиями частей, находившихся в его подчинении. «Полковник говорит, что в армии меня считают самым энергичным генералом и предрекают мне большую будущность...»[9]
«Энергия» - наверное, самое употребляемое слово в дневнике, причём в большинстве случаев В. И. Селивачёв жалуется на её недостаток у своих сотрудников и руководителей. Это понятно - за ним не поспевал никто: «То и дело приходится совать всюду свой нос»[10]; «Вчера целый день со мной провёл инспектор артиллерии корпуса генерал-майор Козловский, который на обратном пути заинтересовался, сколько мне лет, и поражался моей энергии и памяти. Пришлось признаться, что работать должен за всех четырёх командиров (полков, входящих в дивизию. - Прим. О. Х.)»[11]
Британцу Ноксу это казалось настолько несоответствующим самой русской природе, что он с убеждением отмечал: «В его ⟨Селивачёва⟩ жилах, несомненно, есть толика еврейской крови...»[12]. Увы, русские генералы того времени заставляли иностранцев думать, что энергичность и инициативность не свойственны русскому племени. Страницы дневника Селивачёва служат скорее подтверждением умозаключения Нокса: «Старший штаб-офицер, возвращаясь со мной, сказал: "Вот, мы впервые видим строевого генерала, который нас учит - и откуда это у Вас столько энергии. Мы решили, что Вы ещё молодой". Да, не привыкли наши части, чтобы их учили (а не поверяли только) генералы; да и могут ли учить такие генералы, как Дмитриев, Кублицкий-Пиотух, Обручев и многие другие "имена их Ты Господи веси"?? Ко времени генеральства они уже одряхлели и осели настолько, что им не до беганья по полю, не до поверки нижнего чина»[13].
Но Селивачёв видит картину шире - вся русская армия от верхов до низов поражена безынициативностью и безволием: «Отсутствие у нас энергии и стремления к непрерывной работе, боязнь потерь привели нас к подобным позициям...»[14]; «Да, нет у нас взводных самостоятельных, разумных, энергичных»[15]; «Недостаток энергии и решимости, отсутствие самостоятельности частных начальников, тупоумие нижних чинов - вот причина катастрофы»[16].
Вообще, дневники В. И. Селивачёва не только описывают текущую боевую работу (а во время боевых действий против японцев (Русско-японская война) и германцев (Первая мировая война) дневник вёлся ежедневно), но и уделяют значительное место размышлениям о природе русского солдата и армии, её язвах и пороках, путях их преодоления.
В целом, Селивачёв пессимистичен: уроки Русско-японской войны не были выучены к 1914 году, несмотря на ряд реформ, к коим свои знания и опыт приложил и Селивачёв, будучи привлекаем к деятельности соответствующих комиссий, в войну с германцами армия вступила неготовой, в первую очередь, на уровне руководства. Дневник полон горьких упрёков и язвительных замечаний касательно генералитета и офицеров Генерального штаба: «Господи, Господи, оглянись на всё это и дай разум тем, которые, видимо, потеряли его - Спаси Родину, спаси страждущую армию, руководимую не генералами, а генерал-чиновниками, при которых мы не смеем рассчитывать на победу - с ними мы недостойны победы!!!»[17]; «...идёт вторая кампания, которую губит нам своею бездарностью и невежеством наш Генеральный штаб, насадивший в стенах Академии глубочайшую схоластику!!!»[18]; «Отсутствие снарядов, отсутствие технических средств, отсутствие опытных старших начальников, уродливые изобретения вроде второочередных полков, сдающихся батальонами - да разве мы достойны победы?!!!! Ну, а если победы не будет - страшно подумать, что будет внутри России»[19].
Последние строки написаны в самом начале войны - в декабре 1914 г., до катастрофы 1917 г. ещё так далеко. Но глубокий ум и знание России - не книжное, абстрактное, а живой опыт жизни разных сословий, - позволяют генералу Селивачёву сделать столь точный и страшный прогноз.
Также метки и беспощадны его замечания о революции. Ещё в 1905 г., наблюдая по газетам за бунтом на броненосце «Потёмкин», он заносит в дневник: «Ужасные вещи творятся на Чёрном море - бушует и волнуется народная масса, просит она жизни осмысленной, а не безответно дикой. Но вот вопрос - будет ли она в состоянии справиться со своими задачами? Подготовлена ли она решать серьёзные задачи своей жизни? Дано ли ей это духовно-нравственное воспитание, при отсутствии которого вместо чиновников явятся те же вожаки, да, к сожалению, ещё и на жидовской подкладке!!?»[20] И как ответ на свои размышления - запись в дневнике 12 лет спустя - в августе 1917 г.: «Вид членов правительства крайне жалкий - это люди ⟨...⟩, попавшие в правительство просто по недоразумению. Среди Совета солдатских и рабочих депутатов ¾ - евреи. Вот в чьих руках судьбы России!!!»[21]
И всё же даже такой умный человек, как Селивачёв, не осознавал, насколько весь привычный строй жизни империи держался одним лишь Самодержцем. Несмотря на генеральские погоны в 45 лет, командование корпусом в 47 лет[22], Георгиевский крест - «я, благодарение Господу, взыскан наградами, которые, кстати говоря, не переоцениваю»[23], - Селивачёв считал себя вправе быть обиженным на власть: «Я ясно и определённо высказал, что при Царском режиме имел много неприятностей личных и насмотрелся на многие безобразия, а посему никогда не был сторонником старого режима»[24]. Но под «революцией» генерал понимал только свержение существующего правительства и олицетворявшего его Николая II: «Революция неминуема, хотя, думаю, что она пройдёт у нас проще, так как даже Гвардия ⟨...⟩ против существующего режима и правительства»[25]. А 3-4 марта 1917 г. он заносит в дневник: «Интересно, что в основание нового порядка вещей новое правительство поставило выработку законов на основании принципа сохранения монархического начала... ⟨...⟩ Итак, пока мы без Царя». Таким образом, Селивачёв ждёт увидеть новые лица во власти, но не смену самой формы правления.
Тому, как сложились отношения генерала с новой властью в лице комиссаров и комитетов, посвящены практически все записи дневника после февральских событий 1917 г. В целом охарактеризовать его мнение по поводу победившей революции и её последствий можно следующей записью, сделанной через неделю (!) после «февральских событий»: «Словом, "хам" уже идёт, и я глубоко убеждён, что скоро наступит время террора и междоусобицы. Ожидать счастливого окончания для нас войны невозможно»[26].
Дальнейший ход истории, который на мгновение вынес Селивачёва на гребень власти (командование армией в июле-сентябре 1917 г.), а затем выбросил на обочину (арест в ходе Корниловского выступления, увольнение из армии, тяжкий труд чернорабочим в Петрограде зимой 1918 г., неоднократные аресты уже при большевиках в 1918-1919 гг.), показал, как ко всем смертным, и в том числе к самому Селивачёву, применимы слова, записанные в его дневнике в марте 1917 г.: «Всё ещё не могу опомниться от совершившегося: вот превратность судьбы, вот вам и блеск Царского трона, и могущество власти!! Не в этом, видимо, истинное счастье, и я думаю, что Государь с удовольствием бы поменялся теперь местами с любым из нас на фронте. Недаром же великий сердцеведец Суворов на смертном одре сказал: "Долго гонялся я за славою - всё тщета, покой души - у Престола Всевышнего"...»
«Горé имеим сердца» - этими словами Божественной литургии мог бы с полным основанием ответить Селивачёв. Несмотря на то, что дневники крайне скупы на описание личной жизни, почти не упоминают о семье, они пронизаны христианским мировоззрением автора. «Все поступки и действия соотносятся с Евангельским Словом: «Забываем слова Спасителя: "В малом был верен, над многими тебя поставлю". Эх, кабы почаще заглядывали мы в нашей общественно-служебной деятельности в Святое Евангелие, да искали бы в нём этическо-нравственных уроков жизни, право, - весь уклад этой жизни был бы другой!!!»[27]
Сам Селивачёв происходил из глубоко верующей семьи: его предки по материнской линии были близки святой Ксении Петербургской. В акафисте блаженной Ксении находим: «Новое чудо в молитве своей показала еси ты, блаженная мати, егда рекла еси жене благочестивой: "Возьми пятак, потухнет". Сим прорекла ей о пожаре дома ея. И по молитве твоей пламень огня угасе»[28]. Это воспоминание о чуде, случившемся по молитве блаженной с Евдокией Денисовной Беляевой, сестрой прадеда Селивачёва.
Очевидно, в память о святой старшую дочь (прабабушку автора настоящей статьи) Владимир Иванович с супругой Марией Федотовной назвали достаточно редким для того времени именем Ксении. Мария Федотовна была дочерью военного священника протоиерея Ф. М. Гордиевского, участника обороны Шипки в русско-турецкой войне 1877-1878 гг. У Селивачёвых было шесть детей, и они были тем поколением, по которому с особой яростью прошёл ХХ век. Достаточно сказать, что в 1937 г. на Бутовском полигоне был расстрелян старший сын Борис - любимец отца, служивший под его началом в Первую мировую войну и периодически упоминаемый на страницах дневника.
«Глубока душа человеческая - не узнаешь всех извилин её жизни... Одно лишь определённо: боится человек расстаться с жизнью, не зная, что ожидает его за её пределом... Да и не узнаешь этого - нужна лишь одна твёрдая вера и жизнь по ней...»[29] Несмотря на то, что генерал Селивачёв постоянно был на передовой, судьба хранила его - ни разу за годы войны с германцами он не был даже ранен. Очевидно, он должен был пройти главное испытание - проверку революцией, совершенно неприемлемой для него, противоречащей самой его природе, его прямому открытому характеру, его принципам и убеждениям.
Последние месяцы его жизни - совершенная загадка. Как из концлагеря он попал в помощники главнокомандующего Южным фронтом РККА? Что привело к тому, что тщательно подготовленное наступление красных превратилось в катастрофу и чуть не позволило Добровольческой армии дойти до Москвы? Действительно ли Селивачёв, как предполагал А. И. Деникин, намеренно саботировал работу изнутри Красной армии? Действительно ли Селивачёв погиб от тифа (другой вариант - холеры) или был отравлен, о чём осталась и семейные воспоминания, и слухи, ходившие в военных кругах: «Несмотря на то, что при нём был средний сын Михаил (ныне военный лётчик), мне эта внезапная смерть сильно представляется неестественной, тем более что положение на фронте было чрезвычайно тяжёлое, а через сутки после его смерти начальник штаба группы перебежал к белым», - показывал на допросах в ОГПУ в 1931 г. бывший полковник лейб-гвардии Преображенского полка Д. Д. Зуев, супруг Ксении, старшей дочери В. И. Селивачёва.
Вероятно, мы никогда не узнаем ответов на эти вопросы. Но в чём можно быть совершенно уверенными - так это в том, что генерал Селивачёв до последней минуты твёрдо уповал на Бога: «Верю, глубоко верю особой милости ко мне Пресвятой Троицы!»[30]
В. И. Селивачёв скончался 17 сентября 1919 г. в селе Костомарово Воронежской области на берегу р. Дон, рядом с удивительным монастырём, храмы которого расположены в пещерах, высеченных в меловых горах. Уже в наше время 17 сентября было установлено празднование памяти Собора Воронежских святых в воспоминание второго обретения в 1964 г. и перенесения в 1989 г. мощей святителя Митрофана, первого епископа Воронежского.
Сегодня, в столетнюю годовщину кончины Владимира Ивановича Селивачёва, России также необходимо открыть для себя этого великого русского человека и военачальника, вчитаться в строки его дневника, открывающего удивительные глубины духа, любви к Родине и ближним, веры в Промысел Божий. В нём чувствуется старинный русский уклад, готовность к беспрерывному тяжёлому «мужицкому» труду. Труду, который веками создавал Россию наперекор всем внешним обстоятельствам. Труду, традиция которого во многом утеряна сегодня, но который необходим, чтобы русский народ продолжал жить и творить.
Открывая для себя В. И. Селивачёва, мы закладываем в фундамент возрождающейся России тот нравственный образец, который своей искренностью и чистотой будет привлекать молодые сердца и вести их по пути Православной веры и любви к Отечеству и народу.
Хлестов О. Н., праправнук В. И. Селивачёва
Открытие памятного знака в честь генерала В. И. Селивачёва
17 сентября 2019 г. в селе Костомарово (Воронежская область) состоится торжественное открытие памятного знака в честь генерала В. И. Селивачёва. Открытие приурочено к столетней годовщине гибели генерала.
Несколько лет назад историк А. В. Ганин обнаружил в архивах документы, позволившие установить, что В. И. Селивачёв скончался и был похоронен в селе Костомарово на берегу Дона вблизи знаменитого монастыря, славящегося своими неповторимыми храмами, высеченными в меловых горах.
Могила генерала не сохранилась, поэтому памятный знак будет установлен на въезде в село и в монастырь. Организацией установки памятника занимаются потомки генерала.
Торжественное мероприятие состоится утром 17 сентября 2019 г. Более подробная информация о программе мероприятия - в прилагаемом афише.
К выходу дневников генерала В. И. Селивачёва
К 100-летней годовщине со дня гибели генерала В. И. Селивачёва впервые публикуются его дневники в полном объёме, без изъятий и сокращений[31].
В середине сентября выходит первый том. Остальные три тома готовы к печати и будут изданы в течение 6 месяцев.
Первый том охватывает период с 29 января 1901 г. по 31 декабря 1914 г. и включает описание следующих этапов в жизни В. И. Селивачёва:
- 1901-1903 гг.: служба в 85-м пехотном Выборгском полку в качестве капитана и командира роты. В дневнике раскрываются интересные подробности быта и внутренней жизни русской армии начала ХХ века.
- 1903-1905 гг.: перевод и служба в 88-м пехотном Петровском полку в звании подполковника и командира батальона. На этот период выпала и первая боевая кампания Селивачёва - Русско-японская война 1904-1905 гг. На войне Селивачёва интересовала не только внешняя и профессиональная стороны дела. Большое место уделяется внутреннему состоянию русской армии, начиная от простого солдата и заканчивая генералитетом.
- 1905 г.: временное командование военно-санитарным пароходом «Полезный», на котором Селивачёв, оправляясь от ранения, заведовал перевозкой раненых, продолжавших поступать с японского фронта. Дневник этого периода носит наиболее личный, лирический характер, а особый интерес представляют размышления, навеянные начавшимися беспорядками - первой русской революцией 1905 г.
- 1906-1911 гг.: отдельные, нерегулярные записи, которые Селивачёв то начинал вести, то бросал, периодически возвращаясь к дневнику и описывая пережитое. Очень интересны записи, фиксирующие армейские будни в период борьбы с революционными беспорядками. В дневнике этого периода описано участие Селивачёва в комиссиях по реформированию русской армии, а также командование 179-м пехотным Усть-Двинским полком.
Период 1911-1914 гг., дневником не охвачен.
Дневник возобновляется в ноябре 1914 г., и первый том завершается описанием боевой жизни 4-й Финляндской стрелковой бригады в последние два месяца 1914 г.
Второй том охватывает первые семь месяцев 1915 г., в котором подробно, день за днём, описываются события, связанные с переброской бригады (с мая 1915 г. - дивизии) с Германского фронта на Юго-Западный фронт и бои в Карпатах и Галиции, за которые впоследствии генерал Селивачёв был награждён Георгиевским оружием и орденом Св. Георгия 4-й степени.
«Великое отступление» армии в 1915 г. описывается В. И. Селивачёвым изнутри: жизнями, в том числе, его Финляндцев оплачивалось отсутствие патронов и снарядов, ошибки и недоработки генералов и штабов. Дневники полны огромной внутренней болью за солдат и невозможностью облегчить их неимоверный труд: бои, отступление, занятие новых позиций, переброски, ускоренные марши...
В третьем томе описывается боевая жизнь 4-й Финляндской стрелковой дивизии в период с августа 1915 г. до сентября 1916 г., включая подготовку к несостоявшейся десантной операции в Болгарию, а также участие в Луцком прорыве, позднее получившем название Брусиловского.
Финляндцев Селивачёва перебрасывают из армию в армию, из корпуса в корпус. По его подсчётам, дивизия сменила 34 корпуса и 14 армий, и на страницах дневника рисуется картина жизни всей Русской армии - картина, написанная человеком наблюдательным, метким на слово, порой язвительным, но одновременно - чутким, любящим Родину, армию и солдата, и оттого особо остро реагирующим на все недостатки и язвы.
Завершающий четвёртый том в большей мере посвящён не военным событиям, а происходившему в российской политической и общественной жизни, что естественно, принимая во внимание, что он охватывает период с сентября 1916 г. по сентябрь 1917 г. включительно. Слухи о готовящемся заговоре осенью 1916 г. сменяются описанием мартовских событий. Перевод армии на новые - революционные - рельсы, развал, наступление разрухи, падение дисциплины, поведение в новых условиях генералов, офицеров и солдат: Селивачёв фиксирует факты и слухи, сопровождая происходящее своими размышлениями - размышлениями человека глубокого здравого смысла и христианского мировоззрения.
В хронологии событий пропущены май и июнь 1917 г. - печально известное «июньское наступление», в котором В. И. Селивачёв со своим 49-м корпусом осуществил прорыв австро-венгерских позиций.
В качестве награды Керенский назначил Селивачёва командующим 7-й армией. Страницы дневника этого периода - описание тяжёлой, нервной борьбы с комиссарами, с революционными принципами, с разложением и деградацией того, что было самым дорогим для сердца генерала - Русской армии.
В июле 1917 г. после контрнаступления немцев Селивачёв буквально спасает 7-ю армию от окружения, а Юго-Западный фронт - от катастрофы.
Август-сентябрь 1917 г. - внутриполитическая борьба в армии всё сильнее сковывает действия Селивачёва, отбирая всё время и силы. Поддержка Корнилова в его столкновении с Керенским приводит к аресту генерала. Но даже в условиях ареста он продолжает вести дневник, заканчивая его 11 сентября упованием на Бога, как единственного своего Заступника: «Видно, Господь отводит меня от всего дурного!!!!»
ТИРАЖ ОГРАНИЧЕН - 500 ЭКЗЕМПЛЯРОВ. По вопросам приобретения и реализации книг пишите на электронную почту general.selivatchoff@yandex.ru
Также принимаются предварительные заявки на приобретение следующих томов дневников.
[1] Подчёркнуто В. И. Селивачёвым.
[2] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 10 июня 1905 г.
[3] Селивачёв Владимир Иванович [Электронный ресурс] // Российское военно-историческое общество. Режим доступа: http://100.histrf.ru/commanders/selivachyev-vladimir-ivanovich/ (дата обращения: 27.03.2019).
[4] Записи в дневнике В. И. Селивачёва за 27 мая, 16 и 21 июня 1905 г.
[5] Михайлов А. А. Псковский кадетский корпус [Электронный ресурс]: бюллетень ОКРКК в Сан-Франциско № 49, 1996 / А. А. Михайлов // Кадеты России. Режим доступа: http://www.ruscadet.ru/history/rkk_1701_1918/1883_1918/pskov/comm.htm (дата обращения: 27.03.2019).
[6] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 28 июня 1916 г.
[7] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 30 августа 1917 г.
[8] Нокс А. Вместе с русской армией. Дневник военного атташе 1914-1917. М., 2014. С. 569.
[9] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 31 марта 1917 г.
[10] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 10 сентября 1905 г.
[11] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 18 июля 1916 г.
[12] Нокс А. Вместе с русской армией. Дневник военного атташе 1914-1917. М., 2014. С. 569.
[13] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 8 февраля 1916 г.
[14] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 21 декабря 1914 г.
[15] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 26 декабря 1914 г.
[16] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 10 мая 1915 г.
[17] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 25 мая 1915 г.
[18] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 4 февраля 1916 г.
[19] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 7 декабря 1914 г.
[20] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 26 июня 1905 г.
[21] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 23 августа 1917 г.
[22] Формально назначение состоялось уже при «революционной власти», но решение об этом принималось ещё при «старой» власти.
[23] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 5 июля 1915 г.
[24] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 31 августа 1917 г.
[25] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 2 февраля 1917 г.
[26] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 11 марта 1917 г.
[27] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 10 сентября1905 г.
[28] Акафист святой Ксении Петербургской. Икос 7.
[29] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 27 июля 1916 г.
[30] Запись в дневнике В. И. Селивачёва за 27 марта 1917 г.
[31] В 1905 г. был опубликован доклад В. И. Селивачёва, сделанный в Обществе ревнителей военных знаний, под заголовком «Петровцы на Путиловской сопке (Воспоминания батальонного командира)». В 1909 г. отрывки из дневников были опубликованы в книге «1-й армейский корпус в войну с Японией 1904-1905 гг. По дневникам, запискам и письмам участников» (Санкт-Петербург). В 1925 г. отдельные записи за март, июль и август 1917 г. опубликовал журнал «Красный архив» (тома 2-3 (9-10)).
