Преподавательская и проповедническая деятельность иеромонаха Илиодора (Труфанова)

Карьера о. Илиодора началась, как и у большинства ученых монахов, с преподавания в провинциальной духовной семинарии. Осенью 1905 г. он получил назначение в Ярославль.

Следует понимать, что поповичами тех лет духовная семинария зачастую рассматривалась не как ступень к священному сану, а как возможность получить хоть какое-то образование на казенный счет. Поэтому выведенный Достоевским тип неверующего семинариста Ракитина был весьма распространен.

Революция была в разгаре, и воспитанники духовной школы вслед за светским студенчеством принимали в беспорядках активное участие. Ярославские семинаристы пели революционные песни, наклеивали на стенах прокламации, шатались по митингам, устраивали сходки, предъявляли педагогам петиции. Раз «устроили в коридоре торжественную процессию с флагами, под которыми, при пении Марсельезы, пришлось пройти о. ректору с преподавателями из учительской комнаты, чем учителя окончательно возмутились»[1].

Брожение переросло в открытый бунт 14.X.1905, когда воспитанники устроили забастовку. По примеру фабричных забастовщиков вожаки принудительно втягивали в свою затею более благоразумных товарищей, врываясь в классы с криками: «Прекратить занятия!». Не прошло и часа, как в семинарию прибыл архиепископ Ярославский Иаков (Пятницкий). Поприветствовав гостя криками «вон», ученики через депутата-четвероклассника сообщили преосвященному свои претензии к методам и программе семинарского образования: в курсе философии имеются догматические «софизмы», в курсе истории - указания на промысел Божий, из курса словесности исключены гр. Толстой и М. Горький. Архиерей послушал-послушал, да и уехал. Вскоре ученики заявили о. ректору, что закрывают семинарию до 24.XI. Позже постановлением совместной сходки семинаристов и городского духовенства этот срок был продлен до 8.I.1906.

В дни неурочных каникул воспитанники Ярославской семинарии продолжали свою революционную деятельность: 19.X из окон общежития по Духовской улице была обстреляна монархическая манифестация, а в ноябре некий уволенный из семинарии Соколов вел в Любимском уезде агитацию за Всероссийский крестьянский союз, вследствие чего следующие полгода находился в тюрьме.

18.XI Святейший Синод распорядился открыть все забастовавшие семинарии и принять обратно исключенных учеников. Педагогическое собрание правления Ярославской семинарии постановило (9.XII) возобновить занятия лишь в январе, а высокопреосвященный Иаков предложил следующую меру успокоения: наиболее буйным ученикам сидеть по домам до самых экзаменов. Соответствующая резолюция была разослана родителям 35 семинаристов, однако так и осталась на бумаге. «К сожалению, - писал преосвященный, - это мое предложение родителями не было оценено по достоинству: ни в ком не нашлось готовности своей личной выгодой пожертвовать для общего блага дорогой нашей духовной школы. Даже больше того, я получал, по-видимому от воспитанников, письма, в которых они похвалялись, что, несмотря на мое увещание, все собрались в семинарию; с детским задором печатали о том же в газетах»[2].

16.I.1906 занятия, наконец, возобновились, но семинария, особенно старшие три класса, оставалась неспокойной. Воспитанники не желали учиться, прогуливали занятия, дерзили преподавателям, отказывались отвечать: «урока не учил и учить не буду, так как мне это не нужно». По меткому сравнению архиеп. Иакова, юноши уподоблялись персонажу басни Крылова «Свинья под дубом»[3].

Вот в этот омут и угодил о. Илиодор. Определение Св. Синода о назначении его преподавателем гомилетики и соединенных с ней предметов[4] в Ярославскую духовную семинарию состоялось 21.X.1905[5]. Вступление в должность произошло еще позже. По словам А. И. Кругликова, о. Илиодор приехал в Ярославль в начале октября[6]. На 10.X.1905 преподавателем гомилетики еще числился А. А. Субботин[7]. А уже 18.X занятия прекратились на три месяца. Таким образом, если в октябре о. Илиодор и успел провести пару уроков, то в полную силу его педагогическая деятельность началась только в январе 1906 г.

«На место служения о. Илиодор ехал с радужными надеждами, - писал биограф. - Памятуя свою семинарскую "нужу", он был полон желания слиться с учениками и бросить в их души семена любви и веры. Главным образом, он хотел научить их проповедничеству, ибо, по его мнению, священники без проповедей не сделают и сотой доли того, что нужно и что они должны сделать»[8].

О. Илиодор оказался весьма требовательным педагогом. Желая нагнать программу, он задавал огромные уроки и неизменно задерживал учеников на пару минут перемены. По словам некоего «Петровича», новый преподаватель «никогда не объяснял» заданное, «заставляя учить по учебникам шестидесятых годов, написанным чуть ли не древнеславянским слогом»[9]. Однако А. И. Кругликов это отчасти оспаривал: «уроки о. Илиодор всегда объяснял, что известно всем, кроме вас»[10].

Относительно методов преподавания тот же «Петрович» сообщает, что о. Илиодор «вел себя крайне деспотично», твердя: «закрою семинарию, если вы не будете делать так, как я хочу». Новый преподаватель «не на шутку задумал очистить семинарию от вредного элемента и начал уже приводить в исполнение свой план, ставя ученикам единицы и сбавляя поведение». Подобные репрессии применялись к «каждому плохо ответившему урок или по какой-нибудь причине отказавшемуся от него» (а какую отметку надо ставить тем, кто не учит уроки?), к «обитателям камчатки» и, наконец, к «тем, которые не интересовались будущим духовным поприщем и сквозь пальцы смотрели на богословие»[11].

В целом картина совершенно ясна. С одной стороны, строгий и несдержанный преподаватель, сыплющий единицами и угрозами. С другой стороны, лодыри-ученики, расслабившиеся после трехмесячных незапланированных каникул, чувствующие себя хозяевами положения и гордящиеся тем, что они закрывают семинарию когда хотят и выходят на учебу тоже когда хотят[12]. Яблоко раздора - гомилетика, не интересующая тех, кто никогда не станет священником и кому от семинарии нужен только аттестат.

К педагогическим разногласиям следует прибавить и политические. О. Илиодор уже успел выказать себя ярым монархистом, а воспитанники семинарии придерживались прямо противоположных взглядов. Современники делали упор на эту политическую подоплеку конфликта преподавателя и учеников[13]. Однако трудно сказать, что было первично, а что вторично, - политика или педагогика, - не зная, кем больше ощущали себя юные воспитанники - революционерами или детьми, которым наставили плохих отметок.

Как бы то ни было, разгорелась нешуточная ссора. Всего через два дня после начала занятий либеральная газета «Северная область» сообщила, что старшеклассники недовольны о. Илиодором и намереваются либо устроить ему бойкот, либо добиваться от преосвященного отставки своего педагога[14]. Покамест ограничились кошачьими концертами. Уроки о. Илиодора проходили под пение революционных песен, свистки, хрюканье и «другие неприличные звуки». Ученики болтали, ложились на скамьи. На классных досках появлялись оскорбительные рисунки, а до ушей бедного преподавателя долетали ругательства по его адресу[15].

Словом, как и все молодые педагоги, которым доводится работать не с детьми, а со взрослой молодежью, о. Илиодор столкнулся с проблемой сохранения своего авторитета. 17-20-летние воспитанники не желали слушаться 25-летнего преподавателя. С обычной грубостью о. Илиодор упрекал учеников, говоря, что они держат себя, как мужики, крючники и зимогоры. Слушатели ничуть не образумились и продолжали ненавидеть «преподавателя-ругателя»[16]. Жаловались и о. ректору - архимандриту Евсевию (Гроздову). Тот посетил несколько уроков о. Илиодора, после чего, по одним сведениям, «сделал ему должные замечания»[17], а по другим - «никаких замечаний не делал, а напротив, вынес убеждение, что о. Илиодор образцовый преподаватель, о чем и заявил на педагогическом собрании»[18].

После этого отношения совсем обострились. «О. Илиодор еще с большей настойчивостью начал преследовать жалующихся на него крамольников»[19]. Однажды произошел такой случай. На одном из уроков в 5-м штатном классе через печную форточку из нижнего этажа кто-то стал обзывать о. Илиодора «черносотенцем». Тот, выбежав из класса, поймал некоего ученика П-кого, предполагая, что он-то и кричал, и затем передал дело на педагогический совет. Юноша был исключен. Из-за о. Илиодора покинул семинарию и ученик 5-го класса Студитов, недовольный оскорбительным обращением с ним и его товарищами.

26.II случилась беда. Некие семинаристы, явившиеся в манеж (близ Николо-Мокринских казарм) на собрание «Союза русского народа», подверглись там избиению. Произошло это как раз после проповеди о. Илиодора, поэтому дело выглядело так, словно он натравил толпу на собственных учеников.

Воспитанники решили привести в силу свое давнее намерение, объявив преподавателю гомилетики бойкот. Один из них потом уверял, что это было общее единодушное решение: «Все семинаристы сознали, что о. Илиодор с своим тенденциозным преподаванием выслушан ими быть не может. Они это сознали и все вместе решили бороться»[20]. Однако, по сведениям А. И. Кругликова, некоторые ученики примкнули к бойкоту «только под принуждением, из страха»[21].

На следующий день после побоища дежурные трех старших классов заявили о. ректору, что не будут заниматься у о. Илиодора. Его уроки прекратились за отсутствием учеников. Затем (4.III) депутация старшеклассников явилась к архиерею, поставив ему ультиматум: или удаление неугодного преподавателя, или закрытие семинарии. Были названы две причины - личные оскорбления о. Илиодором учеников и его политическая деятельность. Преосвященный оказался на стороне педагога и ответил посетителям отказом, пригрозив закрытием трех старших классов. Ученики ответили, что в таком случае и младшие классы откажутся учиться.

Наконец, воспитанники послали телеграмму в Училищный совет при Св. Синоде, прося удалить о. Илиодора и прислать ревизора для расследования. Ответа не последовало.

В свою очередь, политические друзья о. Илиодора - совет ярославского отдела «Союза русского народа» - телеграфировали в Синод о поведении семинаристов.

Правление семинарии передало дело на усмотрение высшей власти. В свою очередь, архиеп. Иаков отправил рапорт в Св. Синод (12.III) и затем устроил нечто вроде плебисцита среди духовенства Ярославской епархии, прося обсудить положение семинарии на предстоящих 27-28.III благочиннических собраниях. «Главный недуг ее в переполнении юношами, совершенно несочувствующими задачам семинарского образования и тяготящимися тем, чему семинария должна учить и действительно учит. Ради Бога, не посылайте таких юношей в семинарию». Одновременно преосвященный повторил свое старое предложение - удержать дома до экзаменов тех учеников, «которые наиболее нервны, впечатлительны и неспокойны или наиболее испорчены»[22].

Но не успел состояться этот плебисцит, как учебный комитет при Св. Синоде распорядился (определение от 23-28.III) закрыть три старшие класса семинарии до осени. Ученики признавались уволенными, с правом на будущий год вернуться в те же классы, и то по прошению и после «тщательного разбора» семинарским правлением[23]. Положение этих юношей было не из легких. Они теряли целый учебный год, что особенно затрудняло тех учеников 6-го класса, кто собирался продолжать образование в высшей школе. Родителям воспитанников трех младших классов было разослано грозное предупреждение, что если их сыновья из «ложного товарищества» поддержат своих старших друзей, устроив забастовку, то подвергнутся той же участи[24].

Положение семинарии обсуждалось сельским духовенством на благочиннических съездах в марте и особенно в мае. Если в марте обсуждение шло вяло, затрагивая главным образом реформу семинарского образования, то после решения Св. Синода вопрос приобрел особую остроту, тем более, что в числе сельских священников были, очевидно, отцы уволенных семинаристов. О. Сергий Лилеев обратился ко всем священникам Ярославской епархии с призывом просить владыку дозволить бывшим старшеклассникам держать переходные экзамены, чтобы осенью перейти в следующий класс. Соответствующее постановление приняли съезды 2-го и 4-го благочиннических округов Мышкинского уезда и 4-го округа Рыбинского уезда[25]. 5-й округ Угличского уезда попросил, кроме того, совсем открыть три старшие класса[26], а 4-й округ Ростовского уезда - осенью принять всех назад без «разбора»[27]. Впрочем, звучали и противоположные мнения. 3-й округ Мологского уезда высказался за исключение крамольников[28], что некий семинарист прокомментировал так: «...остается только пожалеть, что среди наших духовных отцов есть такие, для которых важнее какой-нибудь головной убор, чем судьба целой семинарии»[29].

Многие священники оказались настроены против лично о. Илиодора. О его удалении из семинарии ходатайствовали съезды 5-го округа Угличского уезда, 4-го округа Ростовского уезда и Великосельского благочиния Ярославского уезда[30]. Вскоре высокопреосв. Иаков отметил, что о. Илиодор возбудил против себя не только всех семинаристов, но «чрез них и все городское и сельское духовенство»[31].

О. Илиодор не поладил и со своими сослуживцами по семинарии. В отличие от него, они были далеко не монархисты. Показательно, что день открытия Государственной думы I созыва 27.IV.1906 семинария отпраздновала с молебном и даже с праздничным пирогом, хотя правительственные учреждения в Ярославле работали как обычно. Осенью 1905 г. преподаватели не только не препятствовали революционной деятельности своих воспитанников, но порой даже вместо уроков «читали газеты и занимались разговорами с учениками, как бы заискивая у них расположения»[32]. О. Илиодор с самого начала ужаснулся и подал преосвященному письменный доклад, указывая, что как воспитанники, так и педагоги семинарии отличаются левыми убеждениями. Получил ответ, «что это не его дело»[33].

Тем временем Св. Синод разослал по семинариям проекты семинарской реформы. Ярославские педагоги составили собственную редакцию «в самом современном духе», предлагая отменить даже обязательное для учеников посещение богослужений[34]. На педагогическом совете возмущенный о. Илиодор, стуча кулаком по столу, высказал коллегам следующее: «Вы - кусочники, а не преподаватели. Почувствовали, что истинные ревнители и защитники Церкви теперь в загоне, так и уклонились влево. Нет, если вы, действительно, честные и искренние люди, так покажите это на деле. Проявите храбрость и не следуйте рабски за толпой безбожников и разрушителей». Когда же его попросили не стучать, он возразил: «Нет, стучать надо, только не по столу, а по физиономиям тех, кто страха ради иудейска забыл совесть и честь и примкнул к банде разбойников...»[35].

Когда начались первые столкновения с учениками, о. Илиодор попросил назначить педагогическое собрание. Указание на предстоящую первую неделю Великого поста позволяет датировать это заседание началом февраля 1906 г. Присутствовали представители местного духовенства, в том числе либерал священник Кремлевский. Оскорбленный преподаватель добивался наказания для своих учеников, чтобы заставить их извиниться. Однако вместо поддержки получил ряд упреков за деятельность в «Союзе русского народа». Не оставшись в долгу, о. Илиодор нанес своим противникам «жестокое словесное оскорбление». В знак протеста группа преподавателей вместе с о. Кремлевским покинула заседание[36].

Затем начальство и педагоги семинарии составили журнал о невозможности совместной службы с о. Илиодором и подали на него преосвященному несколько жалоб. О. ректор желал привлечь неуживчивого преподавателя к духовному суду, а педагоги - к светскому, окружному, для чего просили копии с официальных бумаг о. Илиодора, который на письме был не менее резок, чем на словах. Архиеп. Иаков признал, что священник «стал в невозможные отношения» к начальству и сослуживцам. Однако, «имея в виду молодость и неопытность иеромонаха Илиодора, владыка до последнего времени старался сдерживать его и охранять». Поэтому не давал хода полученным жалобам[37].

Ходили слухи, что и о. Илиодор ездил в Петербург, чтобы подать в учебный комитет при Св. Синоде жалобу на своих сослуживцев.

28.III скончался викарий Ярославской епархии преосвященный Сергий (Воскресенский). На его кафедру назначили ректора о. Евсевия. О. Илиодор, считая его ответственным за укоренившиеся в семинарии революционные настроения, побудил «Союз русского народа» добиваться отмены назначения. Соответствующие телеграммы - в сущности, доносы, - были посланы Государю и духовному начальству, однако никаких последствий не имели. О. Евсевий был рукоположен во епископа, а положение о. Илиодора в епархии еще больше осложнилось.

Семинарское дело завершилось следующим образом. Младшие воспитанники благополучно занимались до летних каникул, которые ввиду осенних неурядиц начались позже обычного - 10 июня. Что до уволенных учеников, то среди них были заметны две тенденции: если 4-классники надеялись восстановиться в семинарии, то 5- и 6-классники махнули на нее рукой. Некоторые бывшие воспитанники 4 класса попросили учебный комитет при Св. Синоде о разрешении держать в августе переходные экзамены в 5-й класс. Ходатайство было передано на усмотрение преосвященного, вслед за чем, несмотря на просьбы благочиннических съездов и положительный отзыв педагогического совета семинарии, оказалось отклоненным. Воспитанники 5 и 6 классов обратили свои взоры на ближайшее высшее учебное заведение - Демидовский юридический лицей, профессора которого спешно исхлопотали у министерства разрешение принимать после экзаменов лиц, окончивших 4 класса духовных семинарий.

В глазах общества ответственным за семинарские неприятности явился о. Илиодор. Бывшие семинаристы писали в «Северной мысли»[38], будто бы семинария закрыта «без особого повода со стороны учеников и лишь для того, чтобы удовлетворить самолюбию оскорбившего все семинарское правление Илиодора»[39]. Некий «Доброжелатель» призывал удалить неугодного преподавателя: «Нельзя в школе работать человеку, которому перестали верить»[40].

Совсем с другой стороны на дело смотрел архиеп. Иаков. В своем воззвании к ярославскому духовенству 16.III[41] он изобразил инцидент с о. Илиодором как всего лишь один эпизод общей картины разложения духовной школы, картины, нарисованной в этом письме весьма яркими красками: «Вдумайтесь только в такое положение вещей и скажите по совести, не охватывает ли вас чувство ужаса? не делается ли вам страшно и за себя и за несчастных детей?». Рассматривая столкновение о. Илиодора с его учениками, преосвященный отмечал, что грубые замечания делались преподавателем «по молодости и неопытности», а нападки молодежи на его монархические убеждения есть вмешательство в оценку его «частной проповеднической деятельности», «посягательство на его свободу в исполнении им своего прямого долга по пастырскому проповедничеству с преднамеренным извращением характера его пастырской деятельности»[42].

В защиту о. Илиодора выступил на страницах «Русского народа» А. И. Кругликов, сам себя аттестовавший «горячим почитателем» священника. В длинной статье с характерным заголовком «Подвиги семинаристов» автор изложил хронику сходок и выступлений, произошедших в семинарии с начала учебного года. Кругликов утверждал, что «о. Илиодор совершенно не при чем во всей семинарской крамольной истории, а травля против него поднята исключительно из-за проповеднической деятельности в "Союзе русского народа"»[43].

Ответил на эту статью некто «Петрович», с большим знанием дела набросавший портрет преподавателя гомилетики как грубияна, не умеющего работать с молодежью: «С самого своего приезда о. Илиодор выказал себя грубым фанатиком, деспотически требующим непосильных трудов от воспитанников. Оторванный только что с академической скамьи, он был совершенно не подготовлен к педагогической деятельности, что и видно было из его некорректного грубого обращения с питомцами. ... Вообще по всем поступкам о. Илиодора заметно было, что он совершенно не желал жить в мире с семинаристами и всегда демонстративно шел навстречу (так в тексте) им, было ли это справедливо или несправедливо с его стороны»[44]. Судя по намекам, сделанным Кругликовым в следующей статье, псевдонимом «Петрович» прикрылся кто-то из сослуживцев о. Илиодора. Следовательно, убийственная характеристика дана ему лицом, хоть и небеспристрастным, но зато компетентным.

Впрочем, входить в оценку педагогической деятельности о. Илиодора бесполезно, потому что она продолжалась всего 40 дней, как сорокоуст. Анонимный «Доброжелатель» находил, что священник оказался «не на месте в учительской роли»[45], о. ректор, напротив, остался доволен уроками гомилетики, а некоторые ученики о. Илиодора якобы признавались, что он «прекрасный преподаватель и он так возвысил преподавание гомилетики, что заниматься у него приятно и легко»[46]. Сам он, по-видимому, пришел к выводу, что преподавание - не его путь. Апологетическая биография о. Илиодора передает его ощущение, «что теперь не время заниматься мирной педагогической деятельностью»[47], а позже он вспоминал, что «нашел преподавание несколько неподходящим»[48].

За исключением краткого периода усиленных занятий с воспитанниками весь остальной учебный год, проведенный в Ярославле, о. Илиодор был совершенно свободен. Неожиданный досуг он посвятил патриотической деятельности, внезапно раскрыв в себе талант политического вождя.

Первый же поступок о. Илиодора в этом качестве на ярославской земле запомнился местному населению надолго. В разгар беспорядков он явился на Ярославскую большую мануфактуру (она же фабрика Корзинкина), чтобы призвать рабочих успокоиться. Впервые он говорил для такой многочисленной аудитории - и не ударил в грязь лицом.

«От прочувствованно сказанного о. Илиодором слова тысячи народа плакали, - рассказывал очевидец. - Главари, побуждаемые интеллигенцией, вознамерились убить святого человека, но он остался тверд, заявив, что душа его во власти Бога, а с телом его враги могут распорядиться, как им угодно; он готов пострадать за Веру и Царя. Мы выхватили о. Илиодора из толпы разъяренных фабричных хулиганов-озорников и тем спасли его от явной смерти»[49].

Эту опасную поездку о. Илиодор предпринял «по своей доброй воле»[50] и затем, по-видимому, продолжал проповедовать среди рабочих уже с разрешения духовного и светского начальства. Об успехе этих проповедей свидетельствовали и архиепископ Иаков[51], и политические единомышленники. «Духовная мощь слова о. Илиодора особенно сказалась у нас в Ярославле во время забастовки на Ярославской большой мануфактуре с 12-тысячным составом рабочего класса, - писал И. Н. Кацауров. - Если бы не беседы о. Илиодора, Бог знает, к каким ужасам привело бы начавшееся у нас 9 декабря вооруженное восстание»[52].

Вскоре после переезда в Ярославль о. Илиодор примкнул к образовавшемуся здесь отделу «Союза русского народа». Взгляд священника на эту организацию отражен в письмах, которые он «с глубокой верой в добродетель людскую» рассылал состоятельным лицам с просьбой о пожертвованиях:

«Вам известно, что в г. Ярославле существует «Союз русского народа», отстаивающий самые святые начала жизни христианской и священные основы общественной. Задача этого союза нисколько не затмевается той грязной клеветой, которая возводится на него представителями так называемого освободительного движения. Христос, несмотря на то, что Его называли бесноватым, остался святым Богочеловеком; нет сомнения, что если бы Он явился теперь в России, то Его бы не замедлили назвать "черносотенником"»[53].

Архиепископ Иаков отнесся к политической роли о. Илиодора отрицательно. По некоторым сведениям, владыка даже упрекнул энергичного священника: «и чего вы распинаетесь за Самодержавного Государя?»[54]. Во всяком случае, в одном из писем преосвященный называет деятельность о. Илиодора сомнительной, ссылаясь на определение Св. Синода о недопустимости участия духовенства в борьбе политических партий[55].

Сам о. Илиодор не мог согласиться с таким взглядом на роль пастыря: «Не назову тех не-добродетелей, которые прикрываются этими громкими фразами, а отошлю их за наставлениями к мученикам - патриархам Гермогенам, Святым Сергиям, Филиппам, Алексиям, Петрам, мудрым Филаретам! Все эти люди были великими патриотами; они устроили, собирали Русскую землю и рука об руку шли с великими князьями Московскими, с Самодержавными Царями Всероссийскими! Они встанут на суд с этими недостойными пастырями, которые оставили свою паству в это трудное время; восстанут и непременно осудят их; осудят этих предателей родной страны!»[56].

Вместе с доктором И. Н. Кацауровым о. Илиодор внес большой вклад в становление ярославского «Союза русского народа». Один из публицистов иронически писал, что тут «орудуют» двое - «доктор да монах», причем «оба преданы своему делу до фанатизма»[57].

Больше всего о. Илиодор помог ярославским союзникам своими проповедями, которые, по словам его биографа, «быстро создали популярность новой организации и привлекли громадные толпы простого народа»[58]. «Труд твой не пропал даром, - говорил о. Илиодору член совета ярославского отдела «Союза русского народа» М. И. Зверев, - люди шли на твой призыв, жаждали слышать твои поучения, и около тебя собрались тысячи людей, готовых в полном единении положить жизнь свою за правое дело»[59].

Поначалу эти беседы не имели партийного характера и на них, по-видимому, допускались все желающие. Вот первое объявление о подобном собрании, напечатанное в «Ярославских губернских ведомостях»:

«Во вторник, 20 сего декабря в 5 час. вечера в здании городской народной читальни на Власьевской улице, против церкви Вознесения Христова, назначена религиозно-нравственная беседа иеромонаха Спасского монастыря отца Илиодора»[60].

Вскоре «Северная область» известила, что «известный ярославской публике проповедник» о. Илиодор «решил вести беседы по различным вопросам христианской религии на станции "Ярославль-город"»[61].

Параллельно священник выступал на собраниях ярославского «Союза русского народа». Например, 11.XII.1905 о. Илиодор в присутствии четырех сотен союзников, собравшихся в глазной лечебнице, предложил слушателям пропеть Символ веры и «Спаси Господи люди Твоя», а затем произнес речь, начинавшуюся словами: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет...»[62].

Весной объявления о «духовных беседах» о. Илиодора регулярно появляются в «Русском народе» - органе ярославского «Союза русского народа», неизменно сопровождаясь уведомлением: «Вход по членским билетам. Посторонним по рекомендации членов». Очевидно, это уже партийные собрания, для своих. Такие беседы проходили по воскресеньям в манеже или Спасских казармах[63].

Другой важной стороной политической деятельности о. Илиодора была публицистика. Несколько его статей было помещено в «Русском народе», всегда на первой полосе. Первые из этих сочинений носили пышное название «Слова» на такой-то случай или такую-то дату. Это были, в сущности, проповеди, недаром вышедшие из-под пера преподавателя гомилетики и написанные по всем законам своего жанра. Светскому читателю, непривычному к церковным речам, нелегко давалась подобная литература.

Один из недругов о. Илиодора отозвался о его статье в № 2 «Русского народа» следующим образом: «В этом слове нет ни логики, ни сильного и последовательно развивающегося чувства: мысли "слова" скачут друг на друга, как бы играя в чехарду, вместо чувств какие-то беспорядочные выкрики и надрывы, язык слова темен, напыщен и витиеват, точь-в-точь в блаженной памяти византийско-схоластических предиках, что некогда вещали и глаголали "учены по церквям"! Это слово говорит лишь одно, что автор его, к стыду воспитавшей его средней и высшей духовной школы, человек крайне неразвитый, ничего не читающий настоящим образом, ни в прошлом, ни в современном культурного человечества ничего толком не понимающий, но возомнивший себя чуть ли не Златоустом!»[64].

Самого себя о. Илиодор превзошел в слове при погребении преосв. Сергия. Это сочинение - образчик цветистого духовного красноречия, переполненного образами и восклицаниями. «Убита неумолимой смертью золотая ласточка наша, услаждавшая нас своим щебетом. Пал столп, который держал на себе тяжесть святительского служения. ... Защити, Христе, нас беззащитных, потому что пала ныне наша ограда!». Наконец после скорбных излияний автор вспоминает о воскресении Христовом, цитируя знаменитое слово Иоанна Златоуста: «Где твое, смерте, жало? Где твоя, аде, победа?». Поэтому вторая половина сочинения о. Илиодора наполнена ликованием: «Ангелы радуются! Зачем же нам отставать от них? Почему и нам не подражать им, хотя мы и видим лежащего мертвеца?»[65].

В следующих номерах газеты о. Илиодор перешел от высот гомилетики к обычному публицистическому жанру и передовые статьи стали именоваться не «Словами», а более содержательными названиями.

Система политических взглядов о. Илиодора, изложенная в его статьях ярославского периода, выглядит приблизительно так. Русский народ «призван Самим Богом к устроению Царства Божия на земле, к вере православной». Но на смену прежнему единению Церкви и Государства пришел разлад. Через прорубленное Петром I окно на Русь хлынуло нравственное развращение, охватившее уже интеллигенцию, студенчество и тех крестьян, которые перебрались ради заработка на городские фабрики[66].

Тут о. Илиодор набрасывает любопытный портрет современной учащейся молодежи: «Она бросила уже давно серьезный научный труд, лишилась самовольно, преступно, беззаконно возможности приобрести серьезное научное мировоззрение; окончив среднюю школу в 18-19 лет с скудным, жалким жизненным запасом знаний, она приобрела эпикурейские взгляды на суровую жизнь; она привыкла предъявлять к жизни чрезмерные требования для удовлетворения своей чувственности и отвыкла почти совершенно от охоты и привычки к упорному и производительному труду... Суя нос туда, куда не следует, желая скорее пережить то, что пройдет в свое время, она изнервничалась, опустела, нравственно растлилась...» и т.д.[67]

С откровенной неприязнью о. Илиодор отзывается об интеллигентах, «самозваных радетелях народных», которые «только на словах много делают, звезды с неба хватают, а на деле - жалкие ничтожества, до последней степени развинченные, пустые, способные только кричать о земном рае, дебоширить, творить разные безобразия, насильничать...»[68].

Будучи отчасти развращенным, настоящее поколение растрачивает мощь, унаследованную от предков[69].

Переходя к характеристике последних тяжелых событий - японской войны и революции, - о. Илиодор проникается обличительным пафосом. Автор выделяет тип «иуд-предателей», в решительную минуту подорвавших силу своего отечества. В первую очередь это революционные агитаторы. «Они, как гадины какие, ползали среди войск по долинам дальневосточным, попуская из себя заразительный и смертельный яд в души христолюбивого русского воинства. ... Кровопийцы и безбожники, кровожадные волки, жестокие шакалы, куда девалась ваша человечность, куда припрятали свою совесть и сердце? Вас не тронули стоны солдатские, несшиеся из уст положивших души свои на бранных полях с верой в светлое будущее войны России с неверным врагом! Вас не расшевелили слезы сиротские, вы не услышали вопля народного. Проклятие потомства падет на вас, суд Божий и суд человеческий грядет на вас!»[70].

К этой же категории о. Илиодор относит других агитаторов, действовавших в тылу и угрозами заставлявших бастовать рабочих особенно тех предприятий, работа которых необходима для военных нужд. «Иуды-предатели» - те, кто убивали царских слуг и священников, оскверняли святыни.

Наконец, о. Илиодор обвиняет в предательстве даже своих собратьев-священников, сочувствующих революции или примыкающих к ней, как Гапон. В числе этих лиц и те, кто на исповеди убеждают прихожан не записываться в «Союз русского народа», и те, кто говорят, что пастырям Церкви не нужно вмешиваться в политику, и те, кто совершали панихиды по «Шмидтам»[71]. Последнее - явный намек на ректора Петербургской духовной академии преосвященного Сергия (Тихомирова), который по просьбе студентов отслужил панихиду по казненным 6.III.1906 лейтенанту Шмидту и трем матросам, отказавшимся причаститься перед казнью.

Но виноваты не только «иуды-предатели», но и другие русские люди. Когда началась японская война, они, подобно иудеям при входе Спасителя в Иерусалим, предвкушали земную победу. Но, увидев поражение, некоторые соблазнились и стали кричать о своей стране: «да будет пропята! Нам не нужна такая Россия!». Эти люди не понимали, что она шла в Маньчжурскую землю на распятие, «на позор, на унижение для того, чтобы после устроить жизнь свою на новых началах, на возвращении к благочестию предков, на смирении»[72].

Вместо этого на передний план выдвинулась либеральная политическая программа, делающая упор на гражданские свободы и материальное благополучие. «Люди! а где же вечность, где наша бессмертная, богоподобная душа? Куда сокрылись вопросы о вере, о спасении, о призвании последователей Христа, о загробной жизни?». Для о. Илиодора либеральные идеалы - это сатанинское искушение. Восьмичасовой рабочий день и прирезка земельного надела сродни мнимым благам, которыми диавол искушал Христа в пустыне[73]. Внешняя гражданская свобода хороша тогда, когда душа свободна от страстей, а иначе только помогает обнаруживать человеческие пороки. «Для немощного человека победа над самим собой трудна, и вот он отчаянно стремится к свободе внешней, думая найти в ней облегчение, и запутывается в сетях мирового зла окончательно»[74].

Стоя на этой точке зрения, следовало бы осудить Монарха за дарование 17.X.1905 политических свобод, но о. Илиодор находит ему оправдание. Прежде революционные «гады копошились в своих подпольных обиталищах». Ныне «Царь наш, давший свободы русскому народу, явился мудрым врачом. Он разрезал нарыв России и из застаревшей раны хлынул гной, зловонные соки, смертельно-заразительная сукровица». По крайней мере, стало понятно, где «истинные сыны родины», а где «выродки»[75].

Вслед за всеми монархистами и вопреки очевидному, о. Илиодор убежден, что манифест 17 октября не ограничил самодержавную власть Монарха. Россия «вступила на новый путь исторического развития», но «устои государственной жизни остались непоколебленными!»[76].

Об открытии первой Государственной думы автор пишет с осторожностью, еще не зная, как покажет себя новое установление и как к нему отнесется Монарх. О. Илиодор выражает тревогу по поводу заблуждений, царящих среди новоиспеченных депутатов. Им «кажется, что они говорят и действуют по совести, по долгу перед родиной», а на самом деле от их прежних речей «кости почивших праотцев в недрах земли стонали, а действительно истинные патриоты с боку на бок в своих гробах переворачивались...»[77].

Но вот Дума показала свое революционное лицо, тем самым позволяя раскрыться и о. Илиодору. Теперь он не скрывает своего гнева: «Карлики и лилипуты! Они хотели добраться до Главы Государства... Безумные! они не уразумели того, что если отнимется глава, то тогда последует разложение всего тела! Безбожники развратные! Они стремились развенчать Богом венчанного, доползти до Богом превознесенного». Автор именует членов Государственной думы «изменниками, мошенниками, плутами, безбожниками, клятвопреступниками», сравнивает их с «Емельками Пугачевыми», обвиняя не только в «буесловии», но и в возбуждении фабричных рабочих[78].

Неприязненно относясь к интеллигенции, о. Илиодор возлагает свои надежды на «крепких людей», которые «живут по своим убеждениям». Это простой народ, но «Господь скрывает Свою Истину от премудрых и разумных и открывает ее младенцам душой». Спасение России придет от них, как раньше пришло от «мясника Минина» и «неграмотного крестьянина Ивана Сусанина»[79].

«Кажется мне, что уже не за горами то время, когда православный русский народ, этот Георгий Победоносец Русской Державы, поднимет свое копье и поразит в голову революционного освободительного жестокого змия». Автор оговаривается, что не призывает к бунту. «...я прямо скажу, что свидетель мне Бог, что я не этого добиваюсь, не народного восстания домогаюсь, я только хочу назвать вещи своими именами, грожу развратителям народа и губителям родины жестоким народным судом для того, чтобы вовремя удержать их от продолжения неистовства и страхом будущего заставить их уклониться от постыдных и жестоких дел в настоящем»[80].

Такова бесхитростная, но красочная и доступная пониманию простонародья идеология о. Илиодора. Из его статей хорошо заметно, что, вопреки укорам недругов, кое-что он все же читал - газету «Русское знамя». Оттуда и факты (панихида по «Шмидтам»), и стиль, и настроение. Но в целом публицистические сочинения о. Илиодора можно признать вполне литературными, особенно со скидкой на молодость автора и его простое происхождение.

Характерные для статей о. Илиодора аллюзии на Св. Писание, позволяющие автору «сыпать проклятиями направо и налево», заставили некоего Г. Федорова обвинить священника в хуле на Духа Святого: «По нашему глубокому убеждению, такого Евангелия, основываясь на котором можно было бы называть "иудами-предателями" всех людей, недовольных существующим строем и не желающих войти в ярославский "Союз русского народа", на самом деле не существует»[81]. Но, во-первых, «иудами» именовались не все недовольные, а только лица, совершающие, по мнению автора, государственную измену - физически, как террористы, или духовно, как пастыри-либералы. Во-вторых, Г. Федоров плохо знает Св. Писание, хотя и испещрил свою статью ссылками на него. Именно евангельские обличения вдохновляли о. Илиодора: «Сам Иисус Христос, это олицетворение любви, кротости и смирения, и Тот порицал безбожников фарисеев и лицемеров совсем резко»[82]. Руководствуясь этим примером, о. Илиодор по молодости лет и силе своего темперамента чрезмерно усердствовал в изображении разных «волков» и «шакалов».

Кроме политической деятельности, о. Илиодор больше ничем в Ярославле не занимался. Он числился иеромонахом Спасского монастыря - ярославского архиерейского дома, но даже не посещал монастырских богослужений.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы он совсем отдалился от епархиальных дел. Наоборот, он в них вмешивался, шокируя окружающих лиц своей бестактностью. Уже тогда о. Илиодору было свойственно поучать всех встречных и поперечных. Если в семинарии он еще имел некоторое право распоряжаться, то в монастыре при живом архиерее такое поведение выглядело вызывающим[83].

Однажды, увидав группу глазеющих на него семинаристов, о. Илиодор скомандовал им: «Шапки долой!..», получив в ответ «несколько нелестных» «эпитетов»[84]. В другой раз, сослужа на торжественном семинарском молебне перед Толгской иконой Божией Матери, о. Илиодор закричал «на всю церковь» дьякону, забывшему перекреститься при прошении ектеньи о царствующем доме: «Крестись!!!»[85]. Наконец, после хиротонии о. Евсевия (28.V) во епископа Угличского, увидав у него посох, священник тоже обзавелся посохом, с которым, к общему недоумению, и шествовал по монастырю.

Семинарское дело, монархические проповеди и личная грубость и несдержанность о. Илиодора восстановили против него все ярославское общество, кроме союзников. В либеральных газетах шла травля. О. Илиодор стал неизменным персонажем бездарных фельетонов, печатавшихся в «Северных откликах»: «А монах святой сидел в кельице и донос строчил на крамольников...»[86]. Точно так же на священника нападала «Ярославская колотушка», за что некий «рабочий Петров с девятью товарищами» угрожал ее редактору Куприянову убийством, если тот не прекратит «издеваться и порочить досточтимого монаха Илиодора и доктора Кацаурова»[87].

В конце концов преосвященный согласился с недругами о. Илиодора, что ему не место в семинарии, и предложил священнику перейти на должность епархиального миссионера. Как уже говорилось, тот и сам не хотел больше преподавать. Поэтому согласился. Затем произошло странное недоразумение: о. Илиодор не подал прошения, а преосвященный поспешил назначить миссионером другое лицо. Кажется, владыка решил расстаться со слишком харизматичным иеромонахом. По письмам преосвященного легко проследить, как изменилось его отношение к о. Илиодору от марта к июлю. Поначалу владыка заступается за священника, но летом, после доноса на еп. Евсевия, «вызывающего» поведения о. Илиодора в Спасском монастыре и истории с посохом, тон меняется и преосвященный прямо признается, что стал остерегаться своего подопечного[88].

30.VI Св. Синод утвердил решение своего учебного комитета о переводе о. Илиодора в Новгородскую семинарию - решение, принятое, вероятно, не без участия архиепископа Иакова. На ярославских союзников эта весть произвела самое грустное впечатление. Совсем недавно они провожали в ссылку на Соловки основателя «Союза русского народа» игумена Арсения (Алексеева), проехавшего через Ярославль 31.V. И вот теперь новый удар!

Союзники направили к архиеп. Иакову депутацию, составив ее из самых разных людей - от простонародья до генералов. Посетив архиерея, депутаты прежде всего напомнили ему об известных событиях на Большой мануфактуре: «Вы знаете, владыко, что в это страшное время ни вы, ни кто из ваших подчиненных, украшенных царскими милостями монахов и протоиереев, не пошел в толпы бунтарей, кроме отца Илиодора». Если верить правой печати, преосвященный отнесся к этой речи очень невежливо. Не дав гостям договорить, он будто бы затопал ногами и закричал: «Ступайте вон, - я вас слушать не хочу!». На том аудиенция и завершилась. По-видимому, гнев преосвященного вызвали не слова депутации, которая вела себя «в высшей степени почтительно», а само имя о. Илиодора[89]. Но своего позорного изгнания из архиерейских покоев союзники не забыли и с тех пор рассматривали архиеп. Иакова как либерала и «изменника», считая, что он изгнал о. Илиодора «по злобе и зависти»[90]. Кацауров даже подал жалобу в Синод.

На этом столкновения союзников с преосвященным не закончились. Он получил анонимное письмо с угрозой, что в случае перевода о. Илиодора будут разоблачены происходящие в Спасском монастыре безобразия и обнародованы соответствующие документы. Адресат заподозрил, что к этому письму приложил руку сам священник, якобы выкравший из обители указанные материалы. «А крайне жаль молодого иеромонаха, запутавшегося в партийных сетях нечистоплотного отделения ярославского "Союза русского народа", если только не сам иеромонах Илиодор является главным виновником его нечистоплотности», - писал владыка[91].

По-видимому, в действительности никаких компрометирующих архиеп. Иакова документов у союзников не было. Как его «Вече» ни бранило, оно так и не поставило ему в вину ничего противозаконного, только раз обмолвившись:

«О поступках ярославского архиепископа Иакова, не отвечающих высокому положению, им занимаемому, "Вече" имеет сведения из разных уездов Ярославской епархии.

Кто объяснит, какую связь имеет Толгский монастырь с жидами?»[92].

Ярославские союзники вместе с губернатором А. А. Римским-Корсаковым ходатайствовали за о. Илиодора и перед Св. Синодом. Но ввиду твердой позиции архиепископа Иакова, настаивавшего, что «пребывание поименованного иеромонаха в г. Ярославле совсем нежелательно»[93], Синод отказал. Тогда союзники обратились (28.VII) к Государю со «слезной телеграммой в 1000 слов»[94]. Подписи занимали 9 листов. «В чем дело», - начертал Государь, и дело было ему доложено в таком виде, что он больше не вмешивался[95].

Смирившись со своим переводом, о. Илиодор, однако, не желал ехать ни в Новгородскую, ни в какую другую семинарию. Поэтому он попросился в Почаевскую лавру. На это последовало согласие как преосвященного Волынского Антония, так и Св. Синода (28.VII).

Прощание ярославских союзников с о. Илиодором состоялось в городской читальне 30.VII и было очень трогательно. Присутствующие рыдали, мешая «многолюбимому пастырю» говорить. В прощальной речи он призвал своих единомышленников отнестись к его переводу спокойно и покориться воле Божьей. Затем Кацауров прочел составленный союзниками адрес, пронизанный теплым, дружеским, даже родственным чувством: «Ты, как крепкий дуб, не гнулся, и сломить тебя было нельзя, поэтому враги захотели вырвать дуб с корнем и пересадить его на другую почву. ... Прими же от нас, родной наш, горячее русское спасибо за все, что ты для нас делал... Прости нас, благослови и помяни в святых твоих молитвах; верь, что и наши молитвы за тебя будут всегда возноситься к Господу. Да воздаст Он тебе сторицей и в этой, и в будущей жизни за все добро, которое ты для нас делал». Образ «ярославской семьи "Союза русского народа"», характерный, по-видимому, для речей местных монархистов, присутствует и этом адресе, и в ответе о. Илиодора, напомнившего о словах Спасителя: «кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь». «Долго, долго с горьким плачем подходили собравшиеся по очереди к о. Илиодору, чтобы принять от него последнее благословение перед разлукой», - писал очевидец[96].

Священник покинул Ярославль вечером 1.VIII. На перроне собралась толпа, каким-то чудом узнавшая день и час отъезда. Газеты писали, что «народ с обнаженными головами подходил под благословение со слезами на глазах, многие громко плакали», а сам «о. Илиодор благословлял и со всеми целовался». В последний раз обратившись к своим ярославским единомышленникам, он коротко призвал их молиться, не падать духом и «и выразил надежду на возможность возвращения его в Ярославль и радостного свидания с дорогой ему семьей "Союза русского народа"»[97].

Такая же надежда на возвращение о. Илиодора была выражена и в адресе, оглашенном Кацауровым, и в телеграмме, которую служащие станции «Ярославль-город» послали на Высочайшее имя 11.VIII, то есть через десять дней после отъезда священника. Рабочие просили Государя возвратить назад их «светильника», «сильного и неустрашимого борца с крамолой»[98].

Духовная связь между о. Илиодором и его ярославской паствой продолжалась и после его отъезда. По меньшей мере дважды священник обращался к «своим ярославским сиротам» с письмами, которые, как в старые добрые времена, печатались на первой странице «Русского народа». Подражая апостолу Иакову, о. Илиодор начинал свои послания так: «Возлюбленным о Господе защитникам и защитницам Святой Веры и дорогой родины - радоваться!», «Возлюбленным и благословенным членам ярославского "Союза русского народа" о Господе радоваться».

В первом письме автор сообщает, что «Господь взыскал» его «Своей беспредельной милостью»: в Почаеве удалось возобновить патриотическую деятельность и даже в большем масштабе. Ссылаясь на свой пример, о. Илиодор убеждает своих чад, что и они будут утешены.

«К Вам прислал меня Господь; Он же и взял меня от Вас. На кого же Вам обижаться? Что же, неужели идти против Господа, пути Промысла Которого неисповедимы? Я был у Вас ради Вас, и взят от Вас ради Вас и народа Православного. ... мужайтесь и крепитесь, ибо верен Бог: Он не попустит Вам пострадать более того, что Вы можете понести, но непременно с искушением подаст Вам и подкрепление во время благопотребно».

В заключение «грешный иеромонах Илиодор» сообщал, что молится за ярославцев у стопы Пресвятой Богородицы, и просил молиться за него пред иконой Толгской Божией Матери[99].

Во втором письме о. Илиодор известил «своих ярославских сирот», что намеревался приехать к ним, но болезнь воспрепятствовала этому намерению. Далее следовало «маленькое назидание» на обычную патриотическую тему[100].

Ярославцы следили за деятельностью своего бывшего пастыря и сопереживали ему. Осенью, узнав о его тяжелой болезни, три десятка человек собрались в Толгском монастыре и отслужили молебен. Любопытно, что молодые монахи отказались служить, а согласились только старые.

Обращаясь к ярославцам из Почаева, о. Илиодор обещал им, что Господь пошлет вместо него «мужа, сильного словом и крепкого духом»[101]. По-видимому, формат партийных встреч, руководимых иеромонахом, пришелся союзникам по душе. Поэтому, когда в семинарию прислали нового преподавателя иеромонаха Алексия, он естественно рассматривался монархистами как заместитель о. Илиодора и в «Союзе».

По приглашению союзников о. Алексий провел для них пару духовных бесед, но сравнение со старым пастырем оказалось слишком невыгодно для нового. «О. Илиодор был горячим патриотом, даровитейшим проповедником, а о. Алексей - это самый обыкновенный монах. ... Помещение, прежде едва вмещавшее слушателей, ныне пусто», - писал некий «Ярославец»[102]. Политические взгляды, проводившиеся о. Алексием, расходились с программой «Союза», и даже личное благочестие нового священника вызывало сомнения: например, он носил клобук, «как лицедейка, в коробочке». Заподозрив в о. Алексии тайного масона, союзники отказались от его услуг, чем он был очень задет[103].

Оглядываясь из Почаева на предыдущий год, о. Илиодор вспоминал его как тяжелый период, не имевший «просвета среди горя и страданий».

«Я на алтарь служения бедному и страдающему человечеству принес, живя среди Вас, первые мои желания послужить народу православному, начальные свежие порывы моего духа. Но недолго мне пришлось бороться со злом; недолго пришлось указывать людям те сети, которые диавол, как искусный птицелов, расставил везде для их уловления... Свидетель мне Бог, что я стремился быть полезным сотрудником у своих начальников в деле спасения бедных людей, другом питомцев дорогой мне духовной школы, помощником их отцов в деле воспитания детей, стремился указать обществу христианскому путь к Правде и самую Правду Евангельскую... Но начальники мои презрели мои Святые убеждения, питомцы мои посмеялись над ними, отцы их надругались надо мной, передовое общество ярославское встретило и проводило меня издевательством. Я не сажаю их на скамью подсудимых и сам не сажусь в судейское кресло. Предоставляю Господу и Богу моему судить их, ибо они нарушили закон Божий, презрели слова Святаго Израилева: "Мне отмщение и Аз воздам!". И только Ваша любовь святая, Ваше христианское расположение ободряли меня, веселили сердце мое и давали мне силу идти по скорбному пути». Так он писал ярославской пастве[104].

Десять месяцев, проведенных о. Илиодором в Ярославле, - бледный период яркой биографии священника. Однако именно здесь произошло его становление как политической фигуры, чему он был обязан неожиданно свалившимся на его голову досугом. Если бы Ярославская семинария весь 1905-1906 учебный год занималась по плану, то, возможно, мы бы не знали того о. Илиодора, которого знаем.

Уже в эти десять месяцев он стяжал политическую славу. На выборах городского головы даже нашелся какой-то шутник, подавший за о. Илиодора записку. Слава распространилась и за пределы Ярославской губернии. Летом 1906 г. печать отмечала: «Нравственная физиономия знаменитого ярославского монаха теперь, благодаря газетным сообщениям, известна всей грамотной России»[105].

Взгляды и характер деятельности молодого священника уже в Ярославле совершенно определились. На проводах один из союзников метко назвал своего пастыря русским Савонаролой.

В то же время духовная карьера о. Илиодора была испорчена. Для ученого монаха преподавание обычно становилось первой ступенью к высоким чинам, а впоследствии и к архиерейству. Покинув сферу духовного образования, священник сошел с этой лестницы. Один из поклонников потом с восхищением писал, что о. Илиодор «явно и громко, смело и решительно, как бы с презрением, совершенно отталкивает от себя колесо карьеры!»[106]. Но дело не в недостатке честолюбия. О. Илиодора привлекала не духовная, а политическая деятельность, для которой в Почаеве оказалось полное раздолье.

[1] Кругликов А.И. Подвиги семинаристов // Русский народ. 7 мая 1906. №8.

[2] Воззвание высокопреосвященного Иакова к ярославскому духовенству 16 марта 1906 г. // Русский народ. 2 апреля 1906. №3.

[3] Там же.

[4] Он преподавал три дисциплины: литургику, гомилетику и практическое руководство для пастырей.

[5] Российский государственный исторический архив (далее - РГИА). Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.62. Невесть почему Сергей Труфанов будет приписывать свое назначение в Ярославль заступничеству Распутина (The mad monk of Russia Iliodor. Life, memoirs and confessions of Sergei Michailovich Trufanoff (Iliodor). New York, 1918. P.30), но едва ли для получения скромной должности требовалась такая протекция.

[6] Кругликов А.И. Подвиги семинаристов.

[7] РГИА. Ф.797. Оп.75. Отд.1 ст.2. Д.21в. Л.162 об. По-видимому, именно числился, а не преподавал, поскольку А.И. Кругликов писал, что «с начала учебного года занятий по гомилетике не было совсем, так как не было преподавателя» (Кругликов А.И. Подвиги семинаристов). Впрочем, «Петрович» оспаривал это утверждение: «Занятия по гомилетике происходили почти вплоть до приезда о. Илиодора, а преподавателем был Субботин» (Северянин. 19 мая 1906. №64). Однако наличие преподавателя само по себе не гарантирует проведения занятий. Кругликов делает свое указание, вероятно, не на пустом месте, раз Субботина так спешно, не дожидаясь конца учебного года, заменили другим лицом.

[8] Правда об иеромонахе Илиодоре. М., 1911. С.91.

[9] Северянин. 19 мая 1906. №64.

[10] Кругликов А.И. Петровичу по поводу статьи в №64 «Северянина» // Русский народ. 28 мая 1906. №11.

[11] Северянин. 19 мая 1906. №64.

[12] Осенью, когда правление семинарии закрыло ее и попросило родителей не отпускать учеников в Ярославль, воспитанники писали семинарскому начальству, что это для них не имеет значения и они вернутся в город к 24.XI, согласно постановлению ученического комитета (Кругликов А.И. Подвиги семинаристов).

[13] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.62; Правда об иеромонахе Илиодоре. С.92; Кругликов А.И. Подвиги семинаристов.

[14] Северная область. 18 января 1906. №16.

[15] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.62-62 об.; Воззвание высокопреосвященного Иакова к ярославскому духовенству 16 марта 1906 г. // Русский народ. 2 апреля 1906. №3; Кругликов А.И. Подвиги семинаристов.

[16] Северная речь. 27 июля 1906. №23.

[17] Северянин. 19 мая 1906. №64. Очевидно, это было до бойкота, раз уроки продолжались.

[18] Кругликов А.И. Петровичу (по поводу статьи в №64 Северянина).

[19] Северянин. 19 мая 1906. №64.

[20] Северная мысль. 20 апреля 1906. №27. Заметка, подписанная «Семинарист».

[21] Кругликов А.И. Подвиги семинаристов.

[22] Воззвание высокопреосвященного Иакова к ярославскому духовенству 16 марта 1906 г. // Русский народ. 2 апреля 1906. №3.

[23] Северная мысль. 30 марта 1906. №11.

[24] Там же. 12 апреля 1906. №20.

[25] Северные отклики. 20 мая 1906. №17; Там же. 28 мая 1906. №23; Северный голос. 16 июня 1906. №16.

[26] Северные отклики. 20 мая 1906. №17.

[27] Там же. 25 мая 1906. №20.

[28] Северная мысль. 14 апреля 1906. №22.

[29] Там же. 20 апреля 1906. №27.

[30] Северные отклики. 19 мая 1906. №16; Там же. 20 мая 1906. №17; Там же. 25 мая 1906. №20.

[31] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.63.

[32] Кругликов А.И. Подвиги семинаристов.

[33] Правда об иеромонахе Илиодоре. С.92.

[34] Там же.

[35] Там же. С.93.

[36] Кругликов А.И. Подвиги семинаристов; Он же. Петровичу (по поводу статьи в №64 Северянина); Северянин. 19 мая 1906. №64.

[37] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.63.

[38] Либеральная ярославская газета, из-за репрессий вынужденная то и дело менять название - «Северный край», «Северная газета», «Северная область», «Северная мысль», «Северные отклики», «Северный голос», «Северянин», «Северная речь». Правая печать, полемизируя с этим изданием, иронически переделывала «Северный» в «Скверный» - например, «Скверная речь».

[39] Северная мысль. 14 апреля 1906. №22.

[40] Там же. 7 апреля 1906. №16.

[41] Русский народ. 2 апреля 1906. №3.

[42] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.62 об.; Воззвание высокопреосвященного Иакова к ярославскому духовенству 16 марта 1906 г. // Русский народ. 2 апреля 1906. №3.

[43] Кругликов А.И. Подвиги семинаристов.

[44] Северянин. 19 мая 1906. №64.

[45] Северная мысль. 7 апреля 1906. №16.

[46] Кругликов А.И. Подвиги семинаристов.

[47] Правда об иеромонахе Илиодоре. С.94.

[48] Iliodor. P.31.

[49] Вече. 20 августа 1906. №51.

[50] Там же.

[51] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.62.

[52] Письмо И. Н. Кацаурова обер-прокурору П. П. Извольскому 14 сентября 1906 // Царизм в борьбе с революцией 1905-1907. М., 1936. С.230.

[53] Северная речь. 19 июля 1906. №17. Письмо датировано 7.VII.1906.

[54] Святительская измена // Вече. 24 октября 1906. №78.

[55] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.63 об. - 64.

[56] Русский народ. 26 марта 1906. №2. Слово иеромонаха Илиодора на Вербное воскресенье.

[57] Северные отклики. 16 мая 1906. №13.

[58] Правда об иеромонахе Илиодоре. С.93

[59] Русский народ. 6 августа 1906. №21.

[60] Ярославские губернские ведомости. 20 декабря 1905. №102.

[61] Северная область. 4 января 1906. №5.

[62] Северный край. 13 декабря 1905. №296.

[63] Русский народ. 26 марта 1906. №2; Там же. 23 апреля 1906. №6; Там же. 30 апреля 1906. №7; Там же. 14 мая 1906. №9.

[64] Северная мысль. 7 апреля 1906. №16.

[65] Русский народ. 9 апреля 1906. №4.

[66] Слово о. Илиодора на 6-е мая // Русский народ. 14 мая 1906. №9; Слово о. Илиодора пред молебном по случаю открытия Государственной думы // Там же. 7 мая 1906. №8; Иеромонах Илиодор. На чем они сошлись? // Там же. 11 июня 1906. №13.

[67] Там же.

[68] Слово о. Илиодора на 6-е мая. Русский народ. 14 мая 1906. №9.

[69] Там же.

[70] Там же.

[71] Слово иеромонаха Илиодора на Вербное воскресенье // Там же. 26 марта 1906. №2.

[72] Там же.

[73] Слово о. Илиодора на 23 апреля // Там же. 30 апреля 1906. №7.

[74] Иеромонах Илиодор. Людская жажда // Там же. 9 июля 1906. №17.

[75] Там же. 15 октября 1906. №31.

[76] Слово о. Илиодора пред молебном по случаю открытия Государственной думы // Там же. 7 мая 1906. №8.

[77] Там же.

[78] Слово о. Илиодора на 6-е мая // Там же. 14 мая 1906. №9; Иеромонах Илиодор. На чем они сошлись? // Там же. 11 июня 1906. №13.

[79] Иеромонах Илиодор. Людская жажда // Там же. 9 июля 1906. №17; Слово о. Илиодора на 6-е мая // Там же. 14 мая 1906. №9; Слово о. Илиодора на 23 апреля // Там же. 30 апреля 1906. №7; Там же. 15 октября 1906. №31.

[80] Слово о. Илиодора на 23 апреля // Там же. 30 апреля 1906. №7.

[81] Северная мысль. 6 апреля 1906. №15.

[82] Государственный архив Волгоградской области. Ф.6. Оп.1. Д.272. Л.123 об.

[83] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.63 об.

[84] Северная мысль. 21 апреля 1906. №28.

[85] Северные отклики. 21 мая 1906. №18.

[86] Северный голос. 31 мая 1906. №2.

[87] Северная речь. 6 июля 1906. №14.

[88] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.63 об.

[89] Вече. 10 августа 1906. №47; Там же. 20 августа 1906. №51; Там же. 24 октября 1906. №78.

[90] Там же.

[91] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.64 об.

[92] Вече. 10 августа 1906. №47. Ранее в «Северных откликах» действительно появились сведения о непорядках в Спасском монастыре, но, по-видимому, эта заметка не связана с угрожающим письмом: напечатана она еще в мае, в левой газете, да и обвиняет не преосвященного, а лишь монастырского эконома (Северные отклики. 19 мая 1906. №16).

[93] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.63.

[94] Северная речь. 1 августа 1906. №27.

[95] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.65.

[96] Русский народ. 6 августа 1906. №21.

[97] Северная речь. 3 августа 1906. №29; Русский народ. 6 августа 1906. №21.

[98] РГИА. Ф.796. Оп.191. Д.143з. Л.65-65 об.; Северная речь. 5 августа 1906. №31. Государь наложил резолюцию: «Навести справку для доклада мне». Общий доклад по делу о. Илиодора был сделан обер-прокурором П.П.Извольским 18 августа 1906 г.

[99] Русский народ. 27 августа 1906. №24.

[100] Там же. 15 октября 1906. №31.

[101] Там же. 27 августа 1906. №24.

[102] Ярославец. О.Алексей - преемник о. Илиодора // Вече. 15 октября 1906. №74.

[103] Там же; Скородум. Банный лист // Там же. 5 декабря 1906. №96.

[104] Русский народ. 27 августа 1906. №24.

[105] Цит. по: Северная речь. 1 августа 1906. №27.

[106] Государственный архив Саратовской области. Ф.1132. Оп.1. Д.231. Л.6 об. - 7.