Вопрос об экуменизме - очень серьезный. Сказать, что я отношусь к этому явлению положительно - не совсем правда, сказать, что отрицательно - совсем неправда. Загадка такая есть: совсем лошадь + не совсем лошадь = совсем не лошадь. Ответ: конь + як = коньяк. Шутки шутками, но действительно однозначно и прямолинейно ответить невозможно.
Однажды мне довелось освящать шахту на приисках в Сибири. Меня спросили: "Вас не шокирует, если эту же шахту освятит шаман?" "Нет, говорю, нисколько, - там же и якуты работают. Но уж, пожалуйста, не вместе, чтобы один "батюшка" здесь, а другой - там". Ну, попрыгал там где-то шаман, побил в бубен - что поделать, это их корни. На одном из международных религиозных собраний видел я индейцев - в национальных костюмах, в перьях, с трубками. Выступала от них одна женщина, говорила, что они, несмотря ни на какие испытания, остались верны обычаям отцов. И столько в ней было чувства собственного достоинства, что нельзя не уважать. Это одна сторона. Но есть и другая.
Недавно в Казани проходил очень интересный симпозиум, организованный президентом Татарстана. Там были представители и Православия, и Ислама. Очень добрые внутренние отношения между ними, но, конечно, целый ряд вопросов остается за скобками, обсуждать их нельзя. И утверждать, что все религии могут примириться - это признак конца света. Не допуская конфликтов с другими конфессиями, ведя с ними богословский диалог, мы тем не менее утверждаем, что "Орто-доксия", "Право-славие", т.е. "правильное прославление Бога", "правильная вера" находится в недрах Восточной Церкви.
В последние годы слово "экуменизм" стало почти что бранным и на наших глазах произошло разрушение того хрупкого взаимного доверия между православными и инославными, которое создавалось трудами наших современников, - я бы сказал, что это была серьезная и тщательно продуманная кампания. А между тем в свое время это движение сыграло очень важную роль в судьбе нашей Церкви. На Западе о Русской Церкви ничего не знали, там бытовало мнение, что Россия - это мертвая пустыня, в которую нужно посылать проповедников, миссионеров всех мастей.
Что же такое экуменизм? Во-первых, исходное, лингвистическое понятие "экумены" или "ойкумены" - в зависимости от произношения. Само слово обозначает населенную часть пространства. Однокоренными являются слова экология, экономика. В корне слово "икос" - "дом". Экономика, экология - это "домостроительство" - т.е. порядок вокруг себя: дом, семья, населенное пространство, и поэтому термин "ойкумена" в начале географически больше всего относился к тем странам, которые греки посещали, плавая на своих кораблях по Средиземному морю. На Востоке границей "ойкумены" был Кавказ, на Западе - Гибралтар, северное побережье Африки и южное побережье Европы. Все остальное пространство было заселено варварами - или же вообще не было заселено.
В XVI-XVII вв. окончательно была проведена граница между вероисповеданиями в Западной Европе, окончательно определились отношения между Восточной Православной и Западной Католической Церквами. Протестанты, естественно, не могли примириться с католиками, но и внутри протестантской конфессии не было мира. Это состояние люди религиозные, конечно, переживали болезненно. На Западе после продолжительных войн между протестантами и католиками люди пришли к мысли о необходимости каких-то униональных союзов. Постепенно стали появляться некие гуманитарные объединения, ставившие целью предотвратить хотя бы физическую вражду между конфессиями. К концу XIX в. экуменическое движение оформилось и выражало определенное стремление христиан разных конфессий к сближению.
В середине XIX в. в Англиканской Церкви возникла примирительная теория ветвей, branchtheory, которая провозглашает толерантные отношения Церквей между собой, исходя из того, что они восходят к общему корню, но затем, развиваясь, образовали ветвистое древо. Согласно этой теории каждая из Церквей, какова бы она ни была, имеет некое отношение к корню, и поэтому они равноценны между собой и должны жить в мире. России это коснулось следующим образом. Некий лорд Палмер, принадлежавший к Англиканской "Высокой" Церкви, человек просвещенный и ищущий, решил войти в контакт с Православной Церковью. В это время митрополитом Московским был святитель Филарет (Дроздов), у них с лордом Палмером состоялась встреча. Затем вопрос перешел на рассмотрение всех восточных Церквей, в основу было положено так называемое "Послание восточных Патриархов о православной вере"-1, которое является одним из центральных документов нашего восточного вероисповедания, и начались поиски взаимного сближения. Высшей точкой в этих отношениях был конец XIX - начало XX в. Из Британии в Россию приехала высокая делегация, из Петербурга в Лондон также направились высокопоставленные лица для ведения переговоров. Это было время молодости моих родителей, и я с детства из их рассказов воспринял настроение тех лет: русское общество жило почти что ожиданием ближайшего воссоединения с нами "Высокой" Англиканской Церкви. Особый вклад в это дело внес Святейший Патриарх Тихон в бытность архиепископом Северной Америки, когда он организовал очень сильную, просвещенную, работоспособную Сан-Францисскую епархию, - впоследствии она переместилась в Нью-Йорк. Очень интересно, что так называемая Ламбертская конференция" призвала Англиканскую Церковь к скорейшему объединению с Православной Церковью.
Потом разразилась Первая мировая война, контакты стали затруднительны, а после 1917 г. этот вопрос для нас уже не возникал. Но тогда пошел поток беженцев-эмигрантов на Запад. В 1922 г. постановлением Совмина из Советского Союза была выслана большая группа деятелей науки и культуры. Среди них были люди, которые, оказавшись на Западе, сразу же стали организовывать там наши православные церковные общества. Так, в Париже был создан Православный богословский институт имени Преподобного Сергия. Этот Сергиевский институт и вошел в контакт с западными кругами, которые были озабочены объединением протестантских Церквей. Надо сказать, что в 10-е гг. у нас и в Петрограде и в Москве существовало христианское молодежное движение. Его родоначальником был американский проповедник Джон Нукс, который в годы Первой мировой войны и после нее создал движение "Вера и действие", объединяющее молодых христиан, мужчин и женщин (ИМКА, ИВКА)", которые проповедовали совместное сосуществование христиан без ссор, без конфликтов. В Советском Союзе действие этой молодежной организации вскоре было прекращено, но на Западе оно довольно быстро развивалось в период между Первой и Второй мировыми войнами. В этом движении участвовали и наши русские люди - профессора-богословы, отдельные священники. Задачей было примирение возбужденного войной европейского общества, не затрагивая - что важно подчеркнуть, - основ веры и никого не призывая менять веру - ни в сторону православия, ни в сторону протестантства.
В 1939 г. разразилась Вторая мировая война. Деятельность международных организаций снова стала затруднительной. Но после окончания войны в 1945 г. это движение возобновилось с особой силой и в 1948 г. в Амстердаме произошло собрание разрозненных ветвей этого молодежного христианского движения (а многие "молодые люди" к тому времени стали уже вполне почтенными и взрослыми). Тогда и был создан Всемирный Совет Церквей - союз, объединяющий протестантские Церкви Западной Европы, Северной и Южной Америки, Канады, Австралии, а также тех христианских центров, которые были расположены на Дальнем Востоке, в Индии и в Африке. Русская Православная Церковь получила приглашение вступить в этот Всемирный Совет Церквей. В 1948 г. обстановка в мире была неблагоприятной, началась холодная война, цели христианского движения были еще неясно сформулированы, и тогда, на совещании глав и представителей Православных Церквей, которое собралось в Москве по случаю празднования 500-летия автокефалии Русской Церкви, - было вынесено постановление, что Русская Православная Церковь, как и все Православные Церкви, не участвует в ВСЦ. Тем не менее отдельные Церкви все-таки послали туда своих представителей - хотя бы в качестве наблюдателей. Это была греческая Элладская Церковь, Константинопольский Патриархат, Александрийская, Антиохийская и Румынская Церкви. Приняла незначительное участие и Болгарская Церковь. Поэтому, хотя заявление было сделано, Церквам была предоставлена свобода изучения и нахождения методов соприкосновения с этой протестантской организацией. Постепенно выяснялось, что цели этой организации все-таки были высокие и благородные: сотрудничество, содружество во имя мира, защиты прав людей, - в то время как после Второй мировой войны осталось множество обездоленных. Постепенно Русская Православная Церковь, изучая это движение, нашла для себя возможным принять в нем участие.
С 1957 г. начались сперва очень осторожные встречи и переговоры, а в 1959 г. произошел обмен делегациями. В ноябре-декабре 1961 г. Русская Православная Церковь послала большую делегацию на генеральную ассамблею ВСЦ. Она проходила в Дели, в новой части города - Нью-Дели - так она и вошла в историю.
Тогда Русская Православная Церковь вступила во Всемирный Совет Церквей. Сразу же наши представители получили различные места в структурных подразделениях этой организации; я, в частности был вице-президентом комитета по коммуникации - поскольку занимался издательской работой. Структура ВСЦ выглядит следующим образом. Главным ее органом является Генеральная Ассамблея, которая собирается раз в 4 года. Генеральная Ассамблея выбирает президентов по конфессиям и по регионам. Поэтому в ней бывает 6 президентов. Но эти высокие должности практически не оказывают влияния на повседневную работу. Среди президентов некоторое время были и наши русские иерархи. Основную работу ведет Генеральный секретарь[1], который руководит работой ВСЦ в целом. ВСЦ содержит 3 больших отдела: Вера и Церковь, Церковь и общество и Коммуникации. Ежегодно происходит собрание Центрального комитета, в который входят президенты (руководители) этих трех отделов, и дважды в год - Исполнительный комитет, который уже конкретно определяет деятельность каждого из отделов. Так продолжалось в течение 25 лет. Мы активно участвовали в работе всех секций ВСЦ, было принято очень много мудрых и высоких решений. В период холодной войны, на грани больших конфликтов, в период расовых волнений в Соединенных Штатах и межнациональных столкновений в Африке, войн во Вьетнаме и в Корее Всемирный Совет Церквей всегда выносил резолюцию высоких нравственных требований к враждующим сторонам - и добивался определенных успехов. Надо сказать, что для нашей Русской Православной Церкви вхождение в Совет Церквей было определенной гарантией ее выживания в тех условиях, когда государственная политика взяла курс на усиление атеистической пропаганды в Советском Союзе.
С начала пятидесятых годов и вплоть до 1987-1989 года шла напряженная так называемая "борьба за мир". Существовала международная организация - Христианская конференция; различные религиозные организации устраивали многочисленные форумы в защиту мира. Помнится, к Пражской конференции мы подготовили сувенирное издание - собрание фраз из Евангелия, в которых речь идет о мире.
Эта работа продолжается и сейчас. Совсем недавно Ватикан собирал Международное совещание религиозных лидеров, которое они назвали "Неделя молитвы за мир". Но никакой молитвы там не было, это было обыкновенное общественное собрание, присутствовало много студентов, которые во время речи Папы громко разговаривали и шумели, потом размахивали флажками и скандировали: "Папа! Папа! Папа Джованни, Джованни Паоло!" Хотя все это проходило в монастыре, настроение там было, как на стадионе.
На недавней конференции Большого форума взаимодействия религий и культур вынесли два постановления: осудить войну в Ираке и решить проблему Кипра, разделенного на исламскую и христианскую части. Я из зала поднял руку в президиум, вышел на трибуну и сказал: "Простите, господа, а вы забыли Косово. На Кипре исчезло пятьсот памятников древней культуры, а в Косово больше ста". Зал аплодировал, но в резолюцию наверняка ведь не включили!
На протяжении всех этих лет у нас был очень активный богословский диалог. Много конференций, богословы доклады писали, поднимали историю в разных направлениях. Результаты, конечно, были очень незначительны, однако поддерживался принцип взаимного уважения. Сейчас, когда и у нас рухнули моральные устои, и на Западе их не стало больше, - все так же как было, если не хуже, - этот межконфессиональный диалог стал очень сложным. Вплоть до того, что у нас основная масса церковного народа требует разрыва всяких отношений с западным христианством, а мы, находящиеся на ответственных постах церковной жизни, знаем, что баланс необходим, но сохранить его очень трудно, ввиду разнообразных негативных воздействий: и конъюнктуры, и рынка, и прессы, и всей той моральной деградации, в которой мы находимся.
Когда мы появились на Западе, нас дергали за бороды, чтобы проверить, не привязанные ли они - это не анекдот, это факт! Помню, на пресс-конференции мы сидели рядом с англиканским епископом из Индии. У них, естественно, сохранились старые обычаи и носили они черную рясу на красной подкладке. Вдруг - вопрос из зала - ко мне: "Покажите нам свою красную подкладку" - То есть - комсомольскую. Я ответил: "К сожалению, не могу - а вот у соседа есть!"
Вспоминаю другой случай. На одном из экуменических собраний пэр Англии лорд Ранси, архиепископ Кентерберийский, - глава Англиканской епископальной Церкви, по поводу нашей делегации (а мы все были с длинными бородами, я тогда был совершенно черный) выразился: "Какой бы вышел замечательный экуменический матрас, если бы собрать все эти бороды православных". Тогда митрополит Никодим сделал очень любезное выражение лица и сказал: "Да, у нас есть различия, но представьте: если бы собрать бритые подбородки протестантов и католиков, какая бы вышла великолепная гладкая экуменическая платформа!"
В этой обстановке ряд наших епископов - в меру своего таланта - открывал Россию христианскую, православную крайне враждебно настроенному по отношению к нам западному миру. И там были страшно удивлены. Тогда на Западе заговорили о феномене Русской Православной Церкви. А Зарубежная Церковь выступила против нас. Я помню, мне за три с половиной минуты надо было опровергнуть выступление архиепископа Иоанна (Шаховского), который был против нашего вступления во Всемирный Совет Церквей. Зарубежная Церковь понимала, что если мы откроем миру свое лицо, то люди поверят нам и увидят, что Русская Церковь выжила, несмотря на совершенно бесчеловечные условия. Ни писать, ни говорить свободно мы не могли. Более тридцати лет я издавал Журнал Московской Патриархии. Мы не могли упомянуть имя преподобного Серафима Саровского, не могли поместить в журнале фотографии детей в церкви и вообще писать о детях. Мы снимали нашу русскую церковную школу в Париже и помещали в журнале патриархии как репортаж из Парижа - это проходило. Потом начались всевозможные выставки за границей, и часто бывало так, что говорить было нельзя, но показывать - надо. Поэтому в Издательском отделе была великолепная служба фотографии. Мы показывали на фотографии лица - и умудренные опытом, и молодые, и детские. И Запад понял, что Русская Церковь жива, что это очень серьезный партнер, у которого можно учиться. У нас, конечно, были свои сторонники за границей - о. Сергий Булгаков, о. Андрей Блум (будущий митрополит Антоний), которые выступили в нашу защиту. Но ведь они встали на нашу сторону не сразу. Я помню митрополита Антония еще молодым круглолицым батюшкой, только приехавшим в Москву, в прошлом он был врач, участник французского сопротивления. Он только юношей пришел в Церковь. Но у нас-то была непрерывная традиция! Поэтому первые наши шаги в области экуменизма были очень важным для западного мира открытием действительной, реальной картины жизни Русской Православной Церкви.
Когда Рейган и Папа Иоанн Павел II окрестили Советский Союз "империей зла", начался поток компромата, нам стали приписывать все самое отвратительное, в чем можно обвинить человека[2]. Помню, приезжаю однажды за границу, а там прямо в аэропорту стоит человек с "гневным" плакатом. Вижу, что он говорит по-русски. Подхожу, спрашиваю: "Давно стоишь?" - "Давно". - "Тебе заплатили?" - "Да". - "Но деньги-то уже получил?" - "Получил". - "Ну, так иди домой!" - "Правда, можно?" - обрадовался он.
Был еще замечательный эпизод в Нью-Йорке. С нами был представитель Армянской Церкви. Звали его Паркев. По душе он человек был очень хороший, но его типично-армянская внешность в сочетании с акцентом и манерой говорить всегда вызывала улыбку. Тогда как раз глушили "Голос Америки". И вот на пресс-конференции с дальних рядов поднимается какой-то шупленький корреспондент и говорит - через микрофон, но еле-еле слышно: "Почему в Советском Союзе глушат "Голос Америки""? А Паркев ему отвечает: "Я твой-то голос еле слышу". Зал грохнул от смеха, корреспондент был сконфужен.
Международные контакты приучили нас к определенной дисциплине мысли и выражения. В начале мы гордо заявляли - так, как привыкли у себя: "Православная Церковь считает..." Но после того, как одному из наших докладчиков был задан вопрос: "Простите, господин, а Вас Ваш Собор уполномочил говорить от лица Вашей Церкви?" - стали осторожнее и предпочитали выражаться иначе: "Моя точка зрения, соответствующая точке зрения Православной Церкви..."
Международный регламент выступлений - три минуты. Помню свой первый в жизни доклад в большом международном собрании. Микрофон включался на три минуты. Потом давалось еще 20 секунд и он просто выключался. Случалось так, что человек входил в воодушевление, что-то говорил, но его никто не слышал, кроме соседа.
Конечно, первые наши выступления носили характер трагикомический. Мы явились к инославным в полном нашем православном великолепии. Вспоминаю наш дебют в Нью-Дели. Когда мы выезжали из Загорска, стоял страшный холод. Я был в своей толстой ватной рясе, в сапогах, меховой шапке. Приехав в аэропорт Внуково, мы оставили свои шубы (потому что в Индии нас ожидала жарища), и остались в легких рясах, но рейс оказался довольно сложным, в Дели нас не принимали, вернули из Ташкента в Свердловск. Ну мы-то ладно, - мы были люди привычные, - но как индианки в легких сари прыгали по снегу, прежде чем добежали до здания аэропорта! Две ночи ночевали мы там. Долетали до Ташкента - и обратно. Наконец, прилетели в Дели. Тогда мы, естественно, светского костюма не надевали и куда бы ни шли: в гостиницу, в зал заседаний, на экскурсию в Тадж-Махал, - всюду являлись во всем величии: в клобуках, в мантиях, в рясах. К моему номеру по утрам было "паломничество" - слышно было, как шлепают по полу босые ноги. В чем дело? Оказывается, в том, что я выставлял чистить свои сапоги - настоящие русские, поповские, с голенищами до колена, - а они решили, что этот ужасный бородатый человек еще и носит гвардейские королевские сапоги. Все наши "экуменические братья" ходили в легких рубашках с коротким рукавом, а мы изнемогали, но "блюли православие". Потом мы несколько смягчили свою строгость[3].
Однажды на первой неделе поста выехали мы - делегация в тридцать человек - в Соединенные Штаты Америки. Сели за стол, а там все мясное - бифштексы всякие и прочее. Ну, поклевали мы гарнир - день, два. В конце концов чувствуем - ноги не держат. Выбирать гарнир из мясных блюд было, конечно, очень трудно - подливка-то все равно мясная! Обходились в основном хлебом и кофе, которого выпили колоссальное количество. По соседству с нами жил старообрядческий епископ - вот ему так до конца и носили в номер огурцы и помидоры. А мы... Пострадали? Да, конечно, пострадали. Приехав в Москву, пошли на покаяние, возместили свое вынужденное "отступление" картошкой без масла. Поэтому, конечно, экуменизм оказал на нас влияние, но не настолько, чтобы - упаси Бог! - в чем-то отступить от своей православной веры.
[1] - Генеральный секретарь ВСЦ, - если читать, как пишется, Виссерт-Хоуфт, но в нашем просторечии он звался "Вис-сертуфт", - был человек замечательный. Я помню его внешность - облик рафинированного интеллектуала. Ему принадлежит такая крылатая фраза: "Человечество прошло три этапа своего становления: сначала был матриархат, потом - патриархат, ныне - секретариат".
[2] - Тогда и среди нашей только что вступившей в Церковь молодежи поднялась волна обвинений, что мы, дескать, искажаем Православие, идем на сближение с инославными и тем самым наносим ущерб нашей Церкви. Не они на нас, а мы на них влияли! И Всемирный Совет Церквей на каждой своей сессии получал уроки Православия, которые приносила им не Зарубежная Церковь, а богословы, приезжавшие из Советского Союза.
[3] - Помню, я стыдил своих студентов: "Как вы можете выходить на улицу с непокрытой головой и без галстука? Это же неприлично!" - а потом и сам - без галстука я, конечно, не ходил, но с непокрытой головой иногда за границей появлялся на улице. Как-то идем мы с переводчиком, а нам вслед кричат: мне - "Хомейни", а ему - "Брежнев".
http://www.pravoslavie.ru/put/051220102549
Однажды мне довелось освящать шахту на приисках в Сибири. Меня спросили: "Вас не шокирует, если эту же шахту освятит шаман?" "Нет, говорю, нисколько, - там же и якуты работают. Но уж, пожалуйста, не вместе, чтобы один "батюшка" здесь, а другой - там". Ну, попрыгал там где-то шаман, побил в бубен - что поделать, это их корни. На одном из международных религиозных собраний видел я индейцев - в национальных костюмах, в перьях, с трубками. Выступала от них одна женщина, говорила, что они, несмотря ни на какие испытания, остались верны обычаям отцов. И столько в ней было чувства собственного достоинства, что нельзя не уважать. Это одна сторона. Но есть и другая.
Недавно в Казани проходил очень интересный симпозиум, организованный президентом Татарстана. Там были представители и Православия, и Ислама. Очень добрые внутренние отношения между ними, но, конечно, целый ряд вопросов остается за скобками, обсуждать их нельзя. И утверждать, что все религии могут примириться - это признак конца света. Не допуская конфликтов с другими конфессиями, ведя с ними богословский диалог, мы тем не менее утверждаем, что "Орто-доксия", "Право-славие", т.е. "правильное прославление Бога", "правильная вера" находится в недрах Восточной Церкви.
В последние годы слово "экуменизм" стало почти что бранным и на наших глазах произошло разрушение того хрупкого взаимного доверия между православными и инославными, которое создавалось трудами наших современников, - я бы сказал, что это была серьезная и тщательно продуманная кампания. А между тем в свое время это движение сыграло очень важную роль в судьбе нашей Церкви. На Западе о Русской Церкви ничего не знали, там бытовало мнение, что Россия - это мертвая пустыня, в которую нужно посылать проповедников, миссионеров всех мастей.
Что же такое экуменизм? Во-первых, исходное, лингвистическое понятие "экумены" или "ойкумены" - в зависимости от произношения. Само слово обозначает населенную часть пространства. Однокоренными являются слова экология, экономика. В корне слово "икос" - "дом". Экономика, экология - это "домостроительство" - т.е. порядок вокруг себя: дом, семья, населенное пространство, и поэтому термин "ойкумена" в начале географически больше всего относился к тем странам, которые греки посещали, плавая на своих кораблях по Средиземному морю. На Востоке границей "ойкумены" был Кавказ, на Западе - Гибралтар, северное побережье Африки и южное побережье Европы. Все остальное пространство было заселено варварами - или же вообще не было заселено.
В XVI-XVII вв. окончательно была проведена граница между вероисповеданиями в Западной Европе, окончательно определились отношения между Восточной Православной и Западной Католической Церквами. Протестанты, естественно, не могли примириться с католиками, но и внутри протестантской конфессии не было мира. Это состояние люди религиозные, конечно, переживали болезненно. На Западе после продолжительных войн между протестантами и католиками люди пришли к мысли о необходимости каких-то униональных союзов. Постепенно стали появляться некие гуманитарные объединения, ставившие целью предотвратить хотя бы физическую вражду между конфессиями. К концу XIX в. экуменическое движение оформилось и выражало определенное стремление христиан разных конфессий к сближению.
В середине XIX в. в Англиканской Церкви возникла примирительная теория ветвей, branchtheory, которая провозглашает толерантные отношения Церквей между собой, исходя из того, что они восходят к общему корню, но затем, развиваясь, образовали ветвистое древо. Согласно этой теории каждая из Церквей, какова бы она ни была, имеет некое отношение к корню, и поэтому они равноценны между собой и должны жить в мире. России это коснулось следующим образом. Некий лорд Палмер, принадлежавший к Англиканской "Высокой" Церкви, человек просвещенный и ищущий, решил войти в контакт с Православной Церковью. В это время митрополитом Московским был святитель Филарет (Дроздов), у них с лордом Палмером состоялась встреча. Затем вопрос перешел на рассмотрение всех восточных Церквей, в основу было положено так называемое "Послание восточных Патриархов о православной вере"-1, которое является одним из центральных документов нашего восточного вероисповедания, и начались поиски взаимного сближения. Высшей точкой в этих отношениях был конец XIX - начало XX в. Из Британии в Россию приехала высокая делегация, из Петербурга в Лондон также направились высокопоставленные лица для ведения переговоров. Это было время молодости моих родителей, и я с детства из их рассказов воспринял настроение тех лет: русское общество жило почти что ожиданием ближайшего воссоединения с нами "Высокой" Англиканской Церкви. Особый вклад в это дело внес Святейший Патриарх Тихон в бытность архиепископом Северной Америки, когда он организовал очень сильную, просвещенную, работоспособную Сан-Францисскую епархию, - впоследствии она переместилась в Нью-Йорк. Очень интересно, что так называемая Ламбертская конференция" призвала Англиканскую Церковь к скорейшему объединению с Православной Церковью.
Потом разразилась Первая мировая война, контакты стали затруднительны, а после 1917 г. этот вопрос для нас уже не возникал. Но тогда пошел поток беженцев-эмигрантов на Запад. В 1922 г. постановлением Совмина из Советского Союза была выслана большая группа деятелей науки и культуры. Среди них были люди, которые, оказавшись на Западе, сразу же стали организовывать там наши православные церковные общества. Так, в Париже был создан Православный богословский институт имени Преподобного Сергия. Этот Сергиевский институт и вошел в контакт с западными кругами, которые были озабочены объединением протестантских Церквей. Надо сказать, что в 10-е гг. у нас и в Петрограде и в Москве существовало христианское молодежное движение. Его родоначальником был американский проповедник Джон Нукс, который в годы Первой мировой войны и после нее создал движение "Вера и действие", объединяющее молодых христиан, мужчин и женщин (ИМКА, ИВКА)", которые проповедовали совместное сосуществование христиан без ссор, без конфликтов. В Советском Союзе действие этой молодежной организации вскоре было прекращено, но на Западе оно довольно быстро развивалось в период между Первой и Второй мировыми войнами. В этом движении участвовали и наши русские люди - профессора-богословы, отдельные священники. Задачей было примирение возбужденного войной европейского общества, не затрагивая - что важно подчеркнуть, - основ веры и никого не призывая менять веру - ни в сторону православия, ни в сторону протестантства.
В 1939 г. разразилась Вторая мировая война. Деятельность международных организаций снова стала затруднительной. Но после окончания войны в 1945 г. это движение возобновилось с особой силой и в 1948 г. в Амстердаме произошло собрание разрозненных ветвей этого молодежного христианского движения (а многие "молодые люди" к тому времени стали уже вполне почтенными и взрослыми). Тогда и был создан Всемирный Совет Церквей - союз, объединяющий протестантские Церкви Западной Европы, Северной и Южной Америки, Канады, Австралии, а также тех христианских центров, которые были расположены на Дальнем Востоке, в Индии и в Африке. Русская Православная Церковь получила приглашение вступить в этот Всемирный Совет Церквей. В 1948 г. обстановка в мире была неблагоприятной, началась холодная война, цели христианского движения были еще неясно сформулированы, и тогда, на совещании глав и представителей Православных Церквей, которое собралось в Москве по случаю празднования 500-летия автокефалии Русской Церкви, - было вынесено постановление, что Русская Православная Церковь, как и все Православные Церкви, не участвует в ВСЦ. Тем не менее отдельные Церкви все-таки послали туда своих представителей - хотя бы в качестве наблюдателей. Это была греческая Элладская Церковь, Константинопольский Патриархат, Александрийская, Антиохийская и Румынская Церкви. Приняла незначительное участие и Болгарская Церковь. Поэтому, хотя заявление было сделано, Церквам была предоставлена свобода изучения и нахождения методов соприкосновения с этой протестантской организацией. Постепенно выяснялось, что цели этой организации все-таки были высокие и благородные: сотрудничество, содружество во имя мира, защиты прав людей, - в то время как после Второй мировой войны осталось множество обездоленных. Постепенно Русская Православная Церковь, изучая это движение, нашла для себя возможным принять в нем участие.
С 1957 г. начались сперва очень осторожные встречи и переговоры, а в 1959 г. произошел обмен делегациями. В ноябре-декабре 1961 г. Русская Православная Церковь послала большую делегацию на генеральную ассамблею ВСЦ. Она проходила в Дели, в новой части города - Нью-Дели - так она и вошла в историю.
Тогда Русская Православная Церковь вступила во Всемирный Совет Церквей. Сразу же наши представители получили различные места в структурных подразделениях этой организации; я, в частности был вице-президентом комитета по коммуникации - поскольку занимался издательской работой. Структура ВСЦ выглядит следующим образом. Главным ее органом является Генеральная Ассамблея, которая собирается раз в 4 года. Генеральная Ассамблея выбирает президентов по конфессиям и по регионам. Поэтому в ней бывает 6 президентов. Но эти высокие должности практически не оказывают влияния на повседневную работу. Среди президентов некоторое время были и наши русские иерархи. Основную работу ведет Генеральный секретарь[1], который руководит работой ВСЦ в целом. ВСЦ содержит 3 больших отдела: Вера и Церковь, Церковь и общество и Коммуникации. Ежегодно происходит собрание Центрального комитета, в который входят президенты (руководители) этих трех отделов, и дважды в год - Исполнительный комитет, который уже конкретно определяет деятельность каждого из отделов. Так продолжалось в течение 25 лет. Мы активно участвовали в работе всех секций ВСЦ, было принято очень много мудрых и высоких решений. В период холодной войны, на грани больших конфликтов, в период расовых волнений в Соединенных Штатах и межнациональных столкновений в Африке, войн во Вьетнаме и в Корее Всемирный Совет Церквей всегда выносил резолюцию высоких нравственных требований к враждующим сторонам - и добивался определенных успехов. Надо сказать, что для нашей Русской Православной Церкви вхождение в Совет Церквей было определенной гарантией ее выживания в тех условиях, когда государственная политика взяла курс на усиление атеистической пропаганды в Советском Союзе.
С начала пятидесятых годов и вплоть до 1987-1989 года шла напряженная так называемая "борьба за мир". Существовала международная организация - Христианская конференция; различные религиозные организации устраивали многочисленные форумы в защиту мира. Помнится, к Пражской конференции мы подготовили сувенирное издание - собрание фраз из Евангелия, в которых речь идет о мире.
Эта работа продолжается и сейчас. Совсем недавно Ватикан собирал Международное совещание религиозных лидеров, которое они назвали "Неделя молитвы за мир". Но никакой молитвы там не было, это было обыкновенное общественное собрание, присутствовало много студентов, которые во время речи Папы громко разговаривали и шумели, потом размахивали флажками и скандировали: "Папа! Папа! Папа Джованни, Джованни Паоло!" Хотя все это проходило в монастыре, настроение там было, как на стадионе.
На недавней конференции Большого форума взаимодействия религий и культур вынесли два постановления: осудить войну в Ираке и решить проблему Кипра, разделенного на исламскую и христианскую части. Я из зала поднял руку в президиум, вышел на трибуну и сказал: "Простите, господа, а вы забыли Косово. На Кипре исчезло пятьсот памятников древней культуры, а в Косово больше ста". Зал аплодировал, но в резолюцию наверняка ведь не включили!
На протяжении всех этих лет у нас был очень активный богословский диалог. Много конференций, богословы доклады писали, поднимали историю в разных направлениях. Результаты, конечно, были очень незначительны, однако поддерживался принцип взаимного уважения. Сейчас, когда и у нас рухнули моральные устои, и на Западе их не стало больше, - все так же как было, если не хуже, - этот межконфессиональный диалог стал очень сложным. Вплоть до того, что у нас основная масса церковного народа требует разрыва всяких отношений с западным христианством, а мы, находящиеся на ответственных постах церковной жизни, знаем, что баланс необходим, но сохранить его очень трудно, ввиду разнообразных негативных воздействий: и конъюнктуры, и рынка, и прессы, и всей той моральной деградации, в которой мы находимся.
Когда мы появились на Западе, нас дергали за бороды, чтобы проверить, не привязанные ли они - это не анекдот, это факт! Помню, на пресс-конференции мы сидели рядом с англиканским епископом из Индии. У них, естественно, сохранились старые обычаи и носили они черную рясу на красной подкладке. Вдруг - вопрос из зала - ко мне: "Покажите нам свою красную подкладку" - То есть - комсомольскую. Я ответил: "К сожалению, не могу - а вот у соседа есть!"
Вспоминаю другой случай. На одном из экуменических собраний пэр Англии лорд Ранси, архиепископ Кентерберийский, - глава Англиканской епископальной Церкви, по поводу нашей делегации (а мы все были с длинными бородами, я тогда был совершенно черный) выразился: "Какой бы вышел замечательный экуменический матрас, если бы собрать все эти бороды православных". Тогда митрополит Никодим сделал очень любезное выражение лица и сказал: "Да, у нас есть различия, но представьте: если бы собрать бритые подбородки протестантов и католиков, какая бы вышла великолепная гладкая экуменическая платформа!"
В этой обстановке ряд наших епископов - в меру своего таланта - открывал Россию христианскую, православную крайне враждебно настроенному по отношению к нам западному миру. И там были страшно удивлены. Тогда на Западе заговорили о феномене Русской Православной Церкви. А Зарубежная Церковь выступила против нас. Я помню, мне за три с половиной минуты надо было опровергнуть выступление архиепископа Иоанна (Шаховского), который был против нашего вступления во Всемирный Совет Церквей. Зарубежная Церковь понимала, что если мы откроем миру свое лицо, то люди поверят нам и увидят, что Русская Церковь выжила, несмотря на совершенно бесчеловечные условия. Ни писать, ни говорить свободно мы не могли. Более тридцати лет я издавал Журнал Московской Патриархии. Мы не могли упомянуть имя преподобного Серафима Саровского, не могли поместить в журнале фотографии детей в церкви и вообще писать о детях. Мы снимали нашу русскую церковную школу в Париже и помещали в журнале патриархии как репортаж из Парижа - это проходило. Потом начались всевозможные выставки за границей, и часто бывало так, что говорить было нельзя, но показывать - надо. Поэтому в Издательском отделе была великолепная служба фотографии. Мы показывали на фотографии лица - и умудренные опытом, и молодые, и детские. И Запад понял, что Русская Церковь жива, что это очень серьезный партнер, у которого можно учиться. У нас, конечно, были свои сторонники за границей - о. Сергий Булгаков, о. Андрей Блум (будущий митрополит Антоний), которые выступили в нашу защиту. Но ведь они встали на нашу сторону не сразу. Я помню митрополита Антония еще молодым круглолицым батюшкой, только приехавшим в Москву, в прошлом он был врач, участник французского сопротивления. Он только юношей пришел в Церковь. Но у нас-то была непрерывная традиция! Поэтому первые наши шаги в области экуменизма были очень важным для западного мира открытием действительной, реальной картины жизни Русской Православной Церкви.
Когда Рейган и Папа Иоанн Павел II окрестили Советский Союз "империей зла", начался поток компромата, нам стали приписывать все самое отвратительное, в чем можно обвинить человека[2]. Помню, приезжаю однажды за границу, а там прямо в аэропорту стоит человек с "гневным" плакатом. Вижу, что он говорит по-русски. Подхожу, спрашиваю: "Давно стоишь?" - "Давно". - "Тебе заплатили?" - "Да". - "Но деньги-то уже получил?" - "Получил". - "Ну, так иди домой!" - "Правда, можно?" - обрадовался он.
Был еще замечательный эпизод в Нью-Йорке. С нами был представитель Армянской Церкви. Звали его Паркев. По душе он человек был очень хороший, но его типично-армянская внешность в сочетании с акцентом и манерой говорить всегда вызывала улыбку. Тогда как раз глушили "Голос Америки". И вот на пресс-конференции с дальних рядов поднимается какой-то шупленький корреспондент и говорит - через микрофон, но еле-еле слышно: "Почему в Советском Союзе глушат "Голос Америки""? А Паркев ему отвечает: "Я твой-то голос еле слышу". Зал грохнул от смеха, корреспондент был сконфужен.
Международные контакты приучили нас к определенной дисциплине мысли и выражения. В начале мы гордо заявляли - так, как привыкли у себя: "Православная Церковь считает..." Но после того, как одному из наших докладчиков был задан вопрос: "Простите, господин, а Вас Ваш Собор уполномочил говорить от лица Вашей Церкви?" - стали осторожнее и предпочитали выражаться иначе: "Моя точка зрения, соответствующая точке зрения Православной Церкви..."
Международный регламент выступлений - три минуты. Помню свой первый в жизни доклад в большом международном собрании. Микрофон включался на три минуты. Потом давалось еще 20 секунд и он просто выключался. Случалось так, что человек входил в воодушевление, что-то говорил, но его никто не слышал, кроме соседа.
Конечно, первые наши выступления носили характер трагикомический. Мы явились к инославным в полном нашем православном великолепии. Вспоминаю наш дебют в Нью-Дели. Когда мы выезжали из Загорска, стоял страшный холод. Я был в своей толстой ватной рясе, в сапогах, меховой шапке. Приехав в аэропорт Внуково, мы оставили свои шубы (потому что в Индии нас ожидала жарища), и остались в легких рясах, но рейс оказался довольно сложным, в Дели нас не принимали, вернули из Ташкента в Свердловск. Ну мы-то ладно, - мы были люди привычные, - но как индианки в легких сари прыгали по снегу, прежде чем добежали до здания аэропорта! Две ночи ночевали мы там. Долетали до Ташкента - и обратно. Наконец, прилетели в Дели. Тогда мы, естественно, светского костюма не надевали и куда бы ни шли: в гостиницу, в зал заседаний, на экскурсию в Тадж-Махал, - всюду являлись во всем величии: в клобуках, в мантиях, в рясах. К моему номеру по утрам было "паломничество" - слышно было, как шлепают по полу босые ноги. В чем дело? Оказывается, в том, что я выставлял чистить свои сапоги - настоящие русские, поповские, с голенищами до колена, - а они решили, что этот ужасный бородатый человек еще и носит гвардейские королевские сапоги. Все наши "экуменические братья" ходили в легких рубашках с коротким рукавом, а мы изнемогали, но "блюли православие". Потом мы несколько смягчили свою строгость[3].
Однажды на первой неделе поста выехали мы - делегация в тридцать человек - в Соединенные Штаты Америки. Сели за стол, а там все мясное - бифштексы всякие и прочее. Ну, поклевали мы гарнир - день, два. В конце концов чувствуем - ноги не держат. Выбирать гарнир из мясных блюд было, конечно, очень трудно - подливка-то все равно мясная! Обходились в основном хлебом и кофе, которого выпили колоссальное количество. По соседству с нами жил старообрядческий епископ - вот ему так до конца и носили в номер огурцы и помидоры. А мы... Пострадали? Да, конечно, пострадали. Приехав в Москву, пошли на покаяние, возместили свое вынужденное "отступление" картошкой без масла. Поэтому, конечно, экуменизм оказал на нас влияние, но не настолько, чтобы - упаси Бог! - в чем-то отступить от своей православной веры.
[1] - Генеральный секретарь ВСЦ, - если читать, как пишется, Виссерт-Хоуфт, но в нашем просторечии он звался "Вис-сертуфт", - был человек замечательный. Я помню его внешность - облик рафинированного интеллектуала. Ему принадлежит такая крылатая фраза: "Человечество прошло три этапа своего становления: сначала был матриархат, потом - патриархат, ныне - секретариат".
[2] - Тогда и среди нашей только что вступившей в Церковь молодежи поднялась волна обвинений, что мы, дескать, искажаем Православие, идем на сближение с инославными и тем самым наносим ущерб нашей Церкви. Не они на нас, а мы на них влияли! И Всемирный Совет Церквей на каждой своей сессии получал уроки Православия, которые приносила им не Зарубежная Церковь, а богословы, приезжавшие из Советского Союза.
[3] - Помню, я стыдил своих студентов: "Как вы можете выходить на улицу с непокрытой головой и без галстука? Это же неприлично!" - а потом и сам - без галстука я, конечно, не ходил, но с непокрытой головой иногда за границей появлялся на улице. Как-то идем мы с переводчиком, а нам вслед кричат: мне - "Хомейни", а ему - "Брежнев".
http://www.pravoslavie.ru/put/051220102549
7. Ответ на 6., Александр Б. :
6. комм. №1: "Да, к сожалению Христос ошибся..."
5. но избави нас от лукавого
4. Воспоминания. Экуменические контакты.
3. Re: Воспоминания. Экуменические контакты
2. Re: Воспоминания. Экуменические контакты
1. Re: Воспоминания. Экуменические контакты